4. Проблема интерпретации данных проективных методов (на примере анализа рассказов таТа и саТа)

4.1. Проблема извлечения полезной информации из всего массива данных. Интерпретация в представлениях г. Меррея.

Эта проблема была поставлена рядом исследователей (Меррей Г, Рапапорт Д., Томкинс С. и др.) в связи с большим массивом данных, поставляемых проективным исследованием, и в устах Г.Меррея звучала как проблема извлечения полезной информации из всего массива избыточных, и в этом смысле лишних, данных, относящихся к полученным рассказам. В качестве наиболее надежных критериев, которые служат основанием для выделения важного в протоколах ТАТа и соответственно, для исключения незначимого содержания, Г. Мерреем выделялись следующие: (далее будут приводиться сами критерии с нашими комментариями и размышлениями).

1. Символическое значение — элемент или тематическая структура, которая некоторым образом похожа на элемент или тему, являющуюся обычно очень важной в детстве. Здесь особенно значимым является обращение к знаниям принципов толкования сновидений в психоанализе.

Таким образом, как представляется, в этом критерии содержится определенная ориентация на некоторое теоретическое представление о личности. Это может быть позитивным, поскольку облегчает задачу поиска "нужного" материала, но с другой стороны, особенно в случае начинающих исследователей, несет опасность штампированности мышления, прямого вычерпывания значимых для психоаналитической теории тем. Помимо обращения к символическому уровню не менее важным представляется и понимание поверхностных уровней функционирования личности, на что в свое время указывала П. Хайманн (1989), критикуя традиционный психоаналитический взгляд на субъекта. Эта точка зрения отстаивается, начиная с работ А, Фрейд и появления психологии Я, и предполагает отказ от одностороннего изучения бессознательного в пользу его исследования в контексте механизмов Я,, формирующих бессознательные компоненты психики (естественно, что в 'проективных методах речь не идет о том виде бессознательного, которое никогда не было сознательным).

При обращении к анализу внутренних диалогов важен, также, весь массив информации, а не только его символический пласт, который мы не .отождествляем исключительно с пихоаналитическим взглядом. С нашей точки зрения важно попытаться понять рассказ субъекта целиком, не накладывая категориальных содержаний, путь даже символического уровня. Важно понять целое исходя из частей, а части, исходя из целого (принцип герменевтики), т.е. понять сознательные и бессознательные пласты самосознания индивида. Сразу отметим, что под самосознанием нами понимается не только сознательное содержание психики, Но всякое психическое содержание (в том числе и бессознательное), которое когда-либо было актом самосознания. Другими словами, в терминах психоанализа, самосознанием является все, что связано так или иначе с Я индивида, то, что включено в это Я, с чем оно борется, то, что оттесняет Я и пр. Такое понимание включает в себя все акты самоидентификаций личности.

2. Повторение темы. Та тема, которая встречается 3 или больше раз в ряде рассказов, имеет безусловное значение для индивида.

Конечно же, тут нельзя не согласиться с Г. Меррем и многими другими интерпретаторами рассказов в проективных методах, неоднократно подчеркивающими, что повторяемость тем имеет большое значение для анализа проективной продукции. Но все же важно и в повторяемости найти определенную уникальность, понять феномен повторения в различных ситуациях и таким образом глубже проникнуть в порождающую его конструкцию, которая повторяется, но варьируется в различном материале, говоря словами Н. Бернштейна, "повторяется без повторения". Таким образом, важно не рассудочно формально выделить повторяемое, но уяснить механизм его воспроизведения.

Эта линия анализа отчасти соприкасается с предложением, высказанным R. Schafer (1968), применительно к защитным механизмам. R. Schafer считает необходимым отойти от машинообразной метафоры в понимании возобновляющихся защитных механизмов, в связи с чем должна произойти и смена исследовательских позиций — из безопасной и удаленной внешней позиции наблюдателя исследователю предлагают переместиться на внутреннюю точку зрения субъекта. Посредством этого удастся осознать смысл работы самосознания, увидеть внутреннюю (в отличие от внешней) механику его функционирования.

3. Уникальность, определяемая через сравнение рассказов отдельного испытуемого с другими рассказами, т.е. поиск отклонения от обычно актуализируемого испытуемыми на данный стимул содержания.

Таким образом, здесь также присутствует указание на прочно укоренившуюся впоследствии в проективной методологии линию анализа, которая описывается структурой оппозиции "среднестатистическая норма — уникальность". Под "уникальностью" обычно понимается некоторое отклонение от "речевых штампов" и "штампированного содержания" вообще. Эта линия анализа была тщательно разработана Д. Рапапортом (1943, 1946), считающим, что сюжеты-клише, которые часто актуализируются разными людьми в ответ на определенную стимульную таблицу, сами но себе диагностически не значимы, значимы лишь "идекаторные содержания" рассказа, т.е. отклонения от стереотипов. Но вместе с тем важно также ставить задачу понимания штампов, поскольку с внутренней точки зрения, штамп может быть очень важным для субъекта (например, у интеллектуально неизощренных людей штампированное содержание явно несет более глубокий смысл, чем просто "штамп"). Кроме того, очень многое в детской речевой продукции представлено в виде штампов, и если мы хотим понять ребенка, то важно видеть смысл различного рода стереотипий с внутренней точки зрения, а также с точки зрения автора, порождающего данный текст.

Кроме того, если мы понимаем как значимую только символическую часть рассказа и часть, отклоняющуюся в сторону уникальности, а остальной материал упускаем, считая его незначительным, то на основании этого можно усомниться и в понимании данной выделенной части, поскольку это речь одного человека. И если мы понимаем ее избирательно, то за этим стоит скорее избирательность самого исследователя и, реализуемая им соответствующая установка, но не способность понимания другого субъекта. Таким образом, важна ориентация на понимание целого рассказа (прежде всего формального целого — рассказа, совокупности всех рассказов, целостность высказывания, рассказа в рассказе и т.д., но в последних двух случаях необходимо учитывать, в какое целое входит эта часть).

Другое дело, если у исследователя есть определенная чувственная феноменологическая норма — чувство "среднего" рассказа, к примеру, для детей определенного возраста, что естественно вызывает ощущение особости даже штампированных элементов рассказа ребенка (через отдельные слова, интонации, переакцентировку даже внутри одного слова и пр.) и указывает на некоторое направление в его понимании. Но этот подход сугубо практический, и в большей мере психотерапевтический, т.к. используется личный опыт исследователя. Вместе с тем, обычно такому исследователю достаточно сложно рефлектированно осознать момент того, на что он опирается при понимании, каким образом он понимает. Как сказал бы Л.С. Выготский, "опыт свернулся", и теперь требуется отдельная самостоятельная работа, чтобы этот опыт развернуть и сделать осознанным. Еще одной сложностью рефлексии такого опыта является тот факт, что это часто "стихийный опыт" конкретного исследователя, образование которого шло неконтролируемо, и поэтому его осознание представляет значительные трудности.

4. Взаимосвязь, т.е. выделяется элемент или тема, которая, как стало известно, должна быть связанной с элементом или темой уже определенной как значимая.

Подводя своеобразный итог, можно сказать, что в предыдущих пунктах, вводятся критерии значимости материала, которые затем распространяются на весь материал, т.е. в сущности, накладываются условия интерпретации другого материала, содержащегося в протоколах. Материал, который вписываемся в эти критерии, интерпретируется как значимое смысловое ядро. Через него необходимо рассматривать и иные содержания, или, по крайней мере, через это ядро ищутся другие значимые элементы по принципу связности материала, значение которого установлено, с иным. Более значимым критерием было бы, как представляется, объяснение всего другого материала через выделенные смысловые ядра, но Г. Меррей такой задачи не ставит, поскольку отстаивает точку зрения, что значение имеет лишь часть проективного материала, но не весь он целиком.

5. Эмоциональная вовлеченность рассказчика, затронутость его интересов или защит, что является индикатором значимости.

Этот признак, однако, может указывать на самое различное отношение к спроецированному содержанию, т.е. это скорее лишь указатель в отношении значимости материала, но сам по себе он не говорит о ее структуре, которую необходимо еще реконструировать.

Таким образом, выделенные признаки могут явиться ориентирами в поиске: эмоционально-значимых элементов проективной продукции, но они не указывают тот способ реконструкции, который позволит понять проявленное, увидеть характер трансформаций выделенного содержания в проективной продукции, и тем более, они не определяют подход к пониманию целостной личности, личностной организации через проективный материал. Из этого можно сделать вывод, что проективная методология развивалась со значительной ориентацией на общую психодиагностику, где существует четкое определение предмета диагностики и стремление получить совокупность непосредственных частичных ответов об особенностях личности (ее параметрах), которые затем уже подвергаются толкованию и различного рода умозаключениям. Во многом была не реализована возможность непосредственного подхода к анализу текста и понимания посредством этого анализа личности в ее целостном проявлении. Вместе с тем подход, опирающийся на непосредственное погружение в текст, имеет то преимущество, что здесь можно говорить не просто о различных чертах или компонентах личности, но о целостной динамике и структуре функционирования личностной организации.

Г. Меррей отмечает также и тот факт, что паттерны поведения и воображения часто контрастны, и смысл рассказа часто может быть установлен спустя определенное время после знакомства с субъектом, когда психолог освоится в потоке сознания своего пациента, и обнаружит, что многое скрывалось в рассказе "между строк". Таким образом, это не столько временное отстояние, сколько погружение рассказа в определенный контекст самосознания индивида (в контекст его коммуникации, поведенческих реалий и т.д.). Как нам представляется, в данном случае Г.Мерреем формулируется проблема условий понимания рассказа, поскольку новые, поступающие в наше распоряжение материалы, дают расширение возможностей для понимания. К примеру, они предоставляют материал прямых высказываний, поведения, сравнение которого с косвенными выражениями в проективных тестах, весьма значимо (Л. Беллак, Д. Рапапорт, Е.Т. Соколова). Но это вместе с тем не означает, что невозможен непосредственный анализ проективной продукции.

Как считает Г.Меррей, содержание рассказов можно приписывать трем периодам жизни субъекта:

1. тестовому периоду — указания на тестовую ситуацию целиком;

2. текущему периоду, куда включаются оценки, эмоциональные реакции пациента и ожидания в отношении текущих событий, которые в последнее время наиболее часто и интенсивно воздействуют на субъекта;

3. прошлым периодам, среди которых наиболее важен период детства.

Отметим, что само это разделение не является принципиальным. Все же важнее другое — выделение некоторых структур самосознания, которые неподвластны контролю со стороны субъекта. Мы разделяем точку зрения, согласно которой самосознание (куда включается и бессознательное) является структурным образованием, (указание на это содержится и у 3, Фрейда, и у К. Леви-Строса и у Ф; Перлза), и всегда проявляет себя, будь то ситуация прошлого или ситуация реагирования на предоставляемый стимул. Исследователю важно лишь научиться видеть эти неосознаваемые структуры и аналитически реконструировать их, идентифицировать в текстовой продукции.