2.4. Проекция и реальность

Дальнейшее свое обсуждение у Д. Рапапорта получает вопрос и о соотношении проекции и реальности. Так, механизм контроля, наиболее совершенный из механизмов регуляции, и определяющий индивидуальный подход к разрешению аффективно нейтральной задачи, по логике Д. Рапапорта обеспечивает максимально объективное восприятие реальности. В этой связи возникает вполне закономерный вопрос о том, откуда же берутся не опосредованные аффектом произвольные состояния? Это опосредованные защитными механизмами рациональные структуры восприятия, которыми мы действительно можем определенным образом оперировать, и являющиеся одновременно социально конформистскими структурами поведения, т.е. не требующими подавления, и не связанные с аффектом, или же это нечто другое? В этой связи возникает и более широкая проблема, связанная с пониманием того, что же такое реальность? Ведь, как мы видели из реконструкции методических взглядов Г. Меррея, проективное восприятие противоположно реалистическому, а выполнение в реальных условиях, реализация противоположны процессам проекции. Именно поэтому процесс проекции и является постоянно возобновляющимся и повторяющимся, нуждающимся в систематическом воспроизводстве в силу своей цикличности, т.к. реализация желания, его осуществление в реальности будет предполагать появление другого желания, а не того же самого.

В качестве попытки ответить на вопрос о том, а что же все-таки является проективным поведением (понятие апперцептивное искажения весьма широкое, а что же является именно проективным поведением), Л. Беллак (1950 и др.) (вслед за Г. Олпортом) предлагает различать адаптивное поведение, апперцептивное и экспрессивное. В частности, адаптивное поведение предстает как соответствующее объективным аспектам реальности стимула. Степень его выраженности изменяется обратно пропорционально степени точности при определении раздражителя (впрочем, подчеркнем, что стремление к точности может представать и в качестве реакции на тревогу, отражать страх неопределенности). Кроме того, степень адаптации обусловлена установкой. Так, если субъекта просят описать картинку, то это в большей мере адаптивное поведение, чем если бы он должен был рассказать по ней историю, в которой может быть игнорирование многих объективных аспектов стимула. И последнее, чем определяется адаптивное поведение и его соотношение с проективным поведением — это состояние воспринимающего организма, куда входит, к примеру, состояние сна или бодрствования, процессы сенсибилизации и т.д.

Экспрессивные аспекты поведения Л. Беллак определяет как индивидуальные особенности стиля и организации (манера говорить, скорость речи, характер пауз и др.). В таком случае, адаптация и апперцептивное искажение определяют, что делает человек, а внешняя экспрессия обусловливает то, как он это делает. При этом адаптивное, апперцептивное и экспрессивное поведшие всегда сосуществуют.

Как видно, понятия апперцептивного, экспрессивного и адаптивного поведения друг другу не противоречат, и тогда смысл их выделения непрозрачен. Так, экспрессивное поведение может, быть адаптивным, и апперцептивное поведение может быть адаптивным, таким образом, это разделение кажется оправданным на эмпирическом уровне. Л. Беллак, проводя это различие, по сути дела пытается ответить на вопрос, что есть проективное поведение, но сделать это четко не удается. Выход из этого трудного положения кажется возможным при переходе на холистическую и структурную точку зрения. Забегая вперед, скажем, что проекция понимается нами как некоторое структурное «образование. Проекция существует всегда в том смысле, что всегда присутствует экспликация структур внутреннего опыта на ситуацию проективного эксперимента, на восприятие и др. виды активности. В этой связи мы отказываемся и от понятия "объективности" восприятия (в смысле правильного, адекватного или неправильного, неадекватного), говоря в том числе и о нормах развития.

Продолжая рассмотрение вопроса о соотношении проекции и реальности, приведем точку зрения З. Фрейда в ответ на этот вопрос. Есть принцип удовольствия, который является принципом организма, и есть принцип реальности, противостоящие друг другу, причем принцип реальности является социальным принципом. Таким образом, реальность в понимании З. Фрейда — это исключительно социальная реальность, носящая преимущественно формирующий и агрессивный характер по отношению к индивидуальному принципу удовольствия, организующая подавление, и определяющая появление защитных механизмов. Реальность в буквальном смысле в противоположность иллюзорности появляется у 3. Фрейда также в значительной мере в социальном контексте. В этой связи реалистическое восприятие для родоначальника психоанализа во многом синонимично рассудительности, умению осознать и примирить враждующие силы, и в этой связи оно также социально опосредованно.

Интересно, что такая диагностическая категория как "тестирование реальности" (Кернберг О.), активно используемая в современном психоанализе, во многом связана с фокусировкой внимания на "измерении" рефлективности, т.е. того, насколько человек способен осознать, как его поведение видится и воспринимается другими людьми, и в особенности, как им осознается негативная оценка этого поведения.

Таким образом, феномен "реальности" пропитан способностью воспринимать чужие оценки, и видеть себя чужими глазами. В этом смысле реальное восприятие предполагает возможность дистанциирования (в том числе и временного) от себя, а также способность контролировать социально нежелательные импульсы.

В последующей послефрейдовской психологии (преимущественно в психотерапевтическом контексте) появляется другое представление о реальности, как о чем-то противоположном социальному обусловливанию, рациональной рассудительности. Осуществляется выход за пределы социальных условностей, а реальность предстает как принцип некоторой подлинности в противоположность ложности и иллюзорности. Это видение во многом характерно, на наш взгляд, для взглядов К. Роджерса, Ф. Перлза, у которых ценность подлинного и в этом смысле реального существования становится во главу угла. В этом отношении реальность не противостоит принципу удовольствия, а ее противоположным полюсом является иллюзорное, защитное существование. Неслучайно поэтому Ф. Перлз расширяет понятие проекции, и видит в ней перенос внутренних, пристрастных содержаний на реальность. В этом смысле любое самоотчуждение, по сути, является проекцией. Теперь феномен реальности осознается как "подлинность", прежде всего как подлинность себя, самоощущения и ощущения собственного существования. Таким образом, проблема реальности переносится внутрь, реальность становится, прежде всего, внутренней проблемой, становится проблемой понимания самого себя.

Иллюзорность, иллюзорное существование является защитным механизмом, но защитным механизмом самого Я, и тогда принцип реальности скорее противоположен принципу Я. Таким образом, сказанное выше можно суммировать и свести к следующему выводу: чем больше нарциссической заостренности, сопровождающей Я по определению, тем меньше реальности, а чем меньше нарциссизма (понимаемого в широком смысле), тем в большей мере можно говорить о реалистическом видении. Нарциссический же радикал: связан со структурой внутреннего диалога.

В дальнейшем мы рассмотрим, наиболее продуктивный, с нашей точки зрения, подход Л. Франка к описанию проективной ситуации, основывающийся в большей мере на идеях гештальтпсихологии. В нем подчеркивается не оппозиция "субъективность — объективность", но важность описания самой ситуации проективного исследования, изучение ее структурных особенностей, стимулов для проекции, а также ставится проблема контролирования условий получения материала.