Культура и политика.

На основе учения о воле к власти Ницше разрабатывал новую концепцию “большой политики”, главной задачей которой является управление хозяйством всей земли. Ницше считал образцом большой политики Римскую империю, которую он считал антиподом тенденциям современной Европы. Действительно, есть империи и империи. Для нас это слово стало символом колониализма или тоталитаризма. На самом деле империализм 19 века имеет мало общего с задачами империи времен Рима, главная из которых состояла в цивилизации, а не покорении и эксплуатации народов, населяющих Европу. Точно также Российская империя строилась не для эксплуатации и колонизации народов, а с целью укрепления собственной безопасности. Поэтому многие добровольно входили в ее состав.

Как реакция на империализм возникает вопрос об управлении будущим Земли, вопрос о "мировом правительстве". Его задача состоит в том, чтобы решать и брать на себя ответственность за последствия выбор будущего. Собственно, главное назначение "мирового правительства" и состоит в осуществлении переоценки ценностей. Деятельность же всемирных организаций, в смысле Канта или интернационалистов, может оказаться губительной. По Ницше, никакое планомерное, сознательное управление человечеством вообще невозможно, если не решен вопрос о том, каковы условия культуры.

Ницше писал о насильственной природе социальных организаций и сравнивал политика с художником. Но для описания “общего управления Землей” этот образ уже не используется. Ницше разрабатывал новый язык, в котором центральную роль играет понятие не насилия, экономии, На него повлияла работа Е. Германа – профессора политической экономии в Вене, на которой он оставил множество пометок. Автор трактовал организацию хозяйства как продолжение эволюционного и культурного процессов и опирался на экономическую интерпретацию теории эволюции Дарвина. Благодаря этой книге Ницше смог избавиться от механистического понимания эволюции и дать ей “экономическую” интерпретацию. Сложные системы организованы на основе принципов экономии. Точно также “экономически” интерпретировались культурные феномены. Например, религиозную мечтательность Ницше расценивал с хозяйственной точки зрения и интерпретировал как залог того, чтобы легче переносить страдания в этом мире. Эти “небесные фантазии” характеризуются как разновидность неправильных инвестиций. Таким образом, порядок дискурса теологии сопоставляется с режимом экономии. Точно также государство расценивается как промежуточная формы организации мирового хозяйства, как определенная машина, управляемая вождем. Герман считал, что экономическая конкуренция, в конце концов, приведет к всеобщей гармонии. Ницше оспаривал эту точку зрения и предрекал, что инструменталистская позиция приведет к катастрофе. Он видел совсем иные последствия реализации законов экономии для будущего человечества. Они аналогичны последствиям нигилизма. Экономика, по мнению Ницше, будет все сильнее определять деятельность людей. Люди станут подобными зубцам шестерен больших механизмов и все меньше станут стремиться к тому, чтобы вырасти до “сверхчеловека”. С моральной точки зрения машинерия уравняет людей подобно тому, как подогнаны друг к другу зубчатые механизмы. В этом направлении будут действовать и государства, заменяющие воспитание дисциплиной.

“Мировое хозяйство” рассматривается Ницше с внеморальной точки зрения как целое. Его масштабом становится не длительность отдельного, а сохранение существования рода. С точки зрения этого сверхморального суждения преобразуется и идея Бога: из “движущей силы” он превращается в максимум воли к власти. Но, полагал Ницше, с этой точки зрения ничего не волящий Бог как сумма всего нелогичного бесполезен и, к счастью, такая суммирующая сила отсутствует.

Следует определить отличие "большой политики" Ницше от идей Канта о мировом правительстве. Разграничение проходит по линии признания общечеловеческой морали. Если посмотреть, как Кант обосновывал необходимость всемирно-гражданского состояния человечества, то можно сказать, что его предложение о мировом правительстве последовательно развивает теорию общественного договора во всемирном масштабе. Наоборот, Ницше исходит из неэффективности стандартизации жизни на основе морали и идеологии. Большая политика – это принципиально новая форма власти, опирающаяся не на военную силу, а на символическую власть: "Понятие политики, - пророчествовал Ницше, - совершенно растворится в духовной войне, все формы власти старого общества взлетят на воздух – они покоятся все на лжи: будут войны, каких еще никогда не было на земле. Только с меня начинается на земле большая политика".⁵ Речь идет о конце старой политики, которая велась военными средствами (война - это продолжение политики) и начале новой стратегии воли к власти – борьбе идеологий. Современность Ницше описывал не только черными красками. Он понимал невозможность возвращения "прекрасного прошлого" и видел перспективу в развитии новой культуры. Расценивая прошлую историю как стихийный, неуправляемый процесс, он считал возможным создание лучших условий для существования людей. Они, полагал Ницше, "могут рассудительно управлять миром как целым, взаимно оценивать и распределять общие силы человечества."⁶

В деполитизации понятия власти состоит наиважнейший вклад Ницше в подготовку современной философии. Вместе с тем, вопрос о соотношении политики и культуры, музыки и мышления, хотя первичен логически, но не исторически. Конкретная, вовсе не метафизическая, но жизненная проблема, которой был озабочен Ницше, состояла в исследовании угрозы обществу со стороны все растущего индивидуализма. Автономизация и разобщение людей – вот что заботит Ницше. Но что это значит "быть вместе"? Является общество совокупностью граждан, раз в четыре года принимающих участие в выборах, или нечто большее – например, народ, нация или просто соотечественники, существующие по формуле: живи сам и не мешай жить другим. Ницше был озабочен распадом близких, интимно-дружеских связей, так сказать, сильных взаимодействий, характерных для обществ, где еще сохранялись остатки кровнородственных отношений. Не удивительно, что нынешние философы, заявившие о "смерти человека", тоже грезят о той дружбе, которая связывала свободных мужчин в единую ткань греческого полиса.

Сама мысль о том, что солидарность достигается на почве философии или при ее посредничестве является заблуждением. В основе гуманизма лежит вера в то, что воспитывает и цивилизует чтение книг и слушание лекций. На самом деле все эти интеллектуальные занятия требуют уединения. Философ – это индивидуалист-аполлониец, противопоставляющий волнам бытия свой разум. Таким образом, философия как форма жизни не собирает, а разъединяет людей. Исходя из приоритета музыки над мыслью, Ницше размышлял о том, какая музыка способствует воспитанию "политического" существа, и нашел ответ на этот вопрос в хоровом искусстве греков. В качестве средства преодоления дезинтеграции людей он предлагал искусство. Но это не то искусство, которое культивируется рынком и выступает либо дорогим товаром для наслаждения богатых, либо дешевым суррогатом для управления беднотой. Необходимо возрождение искусства по греческому образцу.

Можно сделать попытку "заземления" утопии Ницше, опробовать возможность "быть с другими". Насколько эффективно такое лекарство от одиночества и, насколько, опасны его побочные последствия? Как показывает опыт урбанизации, люди стремились в большие города в поисках куска хлеба, но были и такие, кто тяготился постоянным присмотром со стороны родственников и знакомых. Коммунальная идиллия на самом деле сопровождается ужасными раздорами и, прежде всего, вокруг собственности. Быть вместе хорошо только в детстве: родительский дом, школа, улица, если они пронизаны атмосферой дружественности, действительно, составляют некое подобие древнегреческой ойкумены. Однако мир взрослых организован совсем по-другому, он мало напоминает мир детства и не нуждается в качествах, воспитанных в рамках коллективов с тесными контактами. В мире длинных дистанций и сложных расчетов, в мире анонимных не знающих жалости и сочувствия сил, дружба выступает такой же иллюзией, как истина и красота. Когда Кант заявлял, что общество основано не на солидарности, а на злобно-недоверчивых отношениях людей друг к другу, то он, конечно, тоже не заблуждался. Очевидно, что кругом царят вражда и злоба, подогреваемые конкуренцией. И эта правда подрывает проекты не только социалистический солидарности, но и либеральной свободы. Отвратительное чувство ressentiment не только разъединяет, но и намертво связывает автономных индивидов.

Современная история и тем более рационалистическое мировоззрение, в основе которого лежат представления об объективном мире, как он смоделирован в науке, и о познающем субъекте, обладающем автономностью и самостью, являются кратким и недавно начавшимся отрезком антропогенеза. Сегодня человеческие объединения строятся не на душевном единстве, а на организационной основе и все меньше полагаются на солидарность. Но вот что парадоксально: в рамках чисто вымытых, очищенных от всего человеческого, функционирующих на основе служебных отношений институтов и предприятий, люди пытаются создать оазисы дружественности, культивируют корпоративный дух.

По мере неудач реализации демократического проекта общественность склоняется к необходимости сильной власти. Но что значит «сильная власть»: идет речь о возврате к сталинским методам или к институтам традиционного общества, основанного на неравенстве и подчинении низших высшим? На самом деле тоталитарный режим не является сильной властью. В то время, когда Бисмарк успешно занимался возрождением рейха, Ницше указал на тупиковый характер милитаризма и искал выход на пути культурного возрождения. Традиционное государство воспитывало героев, способных жертвовать собою ради высшей цели. Сильное государство покровительствует культуре, способствует становлению нации и процветанию свободной индивидуальности.

Наоборот, современное государство враждебно по отношению к народу и культуре. Оно культивирует посредственность, превращает народ в массу и приводит к элиминации свободного индивида. Ницше рисует картину эволюции власти: первые государства имели сакральный характер; отмирание религии привело к тому, что таинство власти заменяется "волей народа". Падает значение сословий происходит расслоение общества на имущих и неимущих. Ницше противник либерализма. Он считает, что богатство – привилегия умных. Поэтому собственность буржуа не имеет оправдания, она социально опасна. Государство должно заставить буржуазию жить скромно и обложить ее налогами. Но Ницше далек и от социализма, ибо не менее опасной ему кажется идея равенства, реализация которой привела бы к господству глупых и ничтожных личностей. Социалистический идеал Ницше считал продуктом плохо понятой христианской морали. "Смерть государства, разнуздание частного лица (я остерегаюсь сказать: индивида) есть последствие демократического понятия государства".⁷ Было бы поспешным решением отнесение Ницше к фашизму. На самом деле он усматривал в правильной демократии фундамент лучшего будущего, которое он видел как союз европейских народов, в котором будет господствовать среднее сословие, разумный порядок, где политикам придется стать знатоками культуры и хозяйства.

Если отвлечься от моральных и демократических критериев, осмыслить происходящее в более архаичных терминах, тогда смерть и жертва, сексуальное возбуждение и отвращение, смех и плач, трагедия и комедия, разного рода несчастья, потрясения, страхи и связывают людей в прочную социальную ткань. Ницше писал: «Только великое страдание есть последний освободитель духа… Я сомневаюсь, чтобы такое страдание "улучшало", но я знаю, что оно углубляет нас.»⁸ Все эти утверждения, несмотря на растущий формализм и бездушие официальной социологии и политологии, конечно, сомнительны. Все-таки кроме темных культов существовали и светлые мифы. Кроме завывания трагических хоров у греков были и героические песни.