Философия и политика.

Считается, что фундаментальная роль философии в развитии общества обеспечивается государством, которое для консолидации людей нуждается в национальной идее. На самом деле никто не надеется, что философия будет способствовать только обоснованию идеологии. Как известно, ее отношения с властью складываются отнюдь не идиллически. И вместе с тем, несмотря на критическое отношение к действительности, философия сохраняется как важнейшая часть образования. Уважение к ней со стороны общества базируется не столько на верноподданических чувствах, сколько на вере в решающую роль слова в деле цивилизации и облагораживания людей. Вместе с тем в последние десятилетия все чаще ведутся разговоры о радикальной трансформации метафизики, раздаются призывы к ее преодолению, звучат, правда, несколько преждевременно, объявления о ее смерти.

Государственная нужда в философии отмирает. Она становится либо частным делом – формой заботы о себе, либо ей остается еще левая сторона дискурса в форме критики происходящего. Многие считают, что для философии будет благом, если она перестанет ссылаться на знаки бытия и указывать всем место. Свято место пусто не бывает. Если на него не претендует философия, то оно активно осваивается разного рода консультантами, которые охотно дают советы на все случаи жизни. В “обществе контроля” никто никому ничего не приказывает, а все советуют и рекомендуют.

Задача философии состоит в том, чтобы подвергать политику оценке. Однако рассуждения о хорошей политике предполагают допущение о хорошем демократическом государстве. Поэтому более корректным является философское осмысление политики как сингулярной деятельности. Соотношение философии и политики активно обсуждается французскими интеллектуалами. По мнению Альтюссера, политика – это процесс гомогенной мысли революционного активиста, не определяемый научной объективностью (экономическим детерминизмом или историческим материализмом) и не захваченный идеологическим воздействием на субъект. Место политики – сверхдетерминированные события – катастрофы, революции, нововведения, обнаруживающие сферу возможного, порядок которого не зависит от объективного порядка экономики и государственного управления. Эта военно-поджигательная философия и политика популярна среди радикально настроенной молодежи, которая занимается созданием экстремистских теорий. И это не просто регистрация того, чего пока не замечают остальные, а событие, в том числе и политическое. Если политические активисты могут мыслить политическую новизну, то философ может лишь ее регистрировать. По мнению А. Бадью, философия – это прояснение политики, как условия своего существования, это ответ на вопрос, что является мыслимым в политике после Сталина.

Политика возникает в эпоху государств. Политика как искусство управления направлена не только на экономику, но и на более высокие цели. Античное понятие политического как достижения социальной справедливости, является для нас уже малопонятным.

Исторический анализ не дает ответа на вопрос, как сегодня понимать политическое. Макиавелли определял его как заботу о совершенствовании государства, и это подхватил Ницше, который сравнивал политика с художником, Кант подчинял политику морали, а Маркс редуцировал ее к социальному и экономическому. Практическая политика Ленина была прагматичной, а Мао в период культурной революции сделал её достоянием масс. Однако в целом политика является уделом специалистов, а массы постепенно утрачивают к ней интерес. В России, несмотря на систему политпросвещения навязывавшую народу официальную точку зрения, общественный интерес к ней не угасал довольно долго. Ещё 70-е годы у каждого пивного ларька люди говорили о политике.

Сегодня понятие политического стало синонимом «государственного». Но если мы говорим "государственная политика", то предполагаем, что есть какая-то иная. В узком смысле это словосочетание означает межгосударственные отношения. Но в широком смысле всякая политика является государственной. Кто является субъектом политики: государь, бюрократический аппарат, народ, сословие, класс? По идее, глава государства, включая администрацию, не могут быть ни субъектом, ни целью политики. Но что значит "интересы народа"? Понятие интереса является не слишком определенным. Привязка к нему политического приводит к подчинению политики аксиологии и морали. Но, как показал Макиавелли, политика не моральна и даже Кант очень осторожно говорил о соотношении морали и политики. Если политик иногда вынужден прибегать к неморальным действия, например, наказывать, объявлять войну и т.п., то все-таки высшая цель политики абсолютно моральна, ибо направлена на достижение блага. Наша мораль завязана не столько на содержание блага, сколько на регулировку формы его достижения: неморально то, что наносит вред другому. Беда российской политики в ее грубости, доходящей до бесчеловечности, а ведь сегодня можно добиваться поставленных целей более деликатными средствами. Совсем необязательно лупить людей резиновыми дубинками, ибо те, кто протестуют, настолько "гуманизировались", что уже не строят баррикады, а всего лишь объявляют голодовку. Конечно, у власти есть более серьезные противники – это криминалитет, террористы и т.п. По отношению к ним необходимы жесткие меры, но и в этом случае следует думать о наименьшем числе жертв.

Определяя "политическое" как искусство примирения разнородного, нельзя устранить философию. В частности, "политический либерализм" есть не что иное, как философская доктрина. Существует своеобразное "разделение труда" между политическим и метафизическим. Возможно такое политическое, которое не является разумным и наоборот. В связи с этим необходимо модифицировать понятие "разумности", чтобы, с одной стороны, оторвать его от моральности, а с другой стороны, не редуцировать исключительно к инструментально понимаемой эмпирической проверяемости. Для этого приходится философствовать, т.е. размышлять о том, как соединить истинность и моральную значимость, справедливость и солидарность.

В этой связи привлекает внимание необычное понятие политического Д. Ролза, который связывает с ним скорее нейтральность, чем ангажированность. Он утверждает, что его теория справедливости является не философской, а "политической". Однако продукты "политики" в интеллектуальной деятельности оказываются более или менее нейтральными по отношению к тем или иным фундаментальным идеологиям, которых придерживаются члены общества. Если в него входят представители разных конфессий, люди склонные опираться в своей жизни на научное мировоззрение, автономные индивиды, сами решающие, что такое хорошо, а что такое плохо, словом, сторонники самых разных верований, моральных ценностей и идей, то руководитель подобного "человеческого стада" вынужден волей неволей искать пути хоть мирного сосуществования.

Философский анализ направлен на выявление таких предпосылок и возможностей современности, которые приводят к деструктивным последствиям. И они имеют место не только в идеологиях, но и в иных формах воздействия на поведение людей, например, в рекламе. Уже очевидно, что новые формы жизни, революции в сфере секса, лицевой хирургии, питания, жилища, моды и даже парфюмерии, активно устраняющей натуральные запахи, нуждаются в осмыслении. В связи с этим нужно указать на опасные последствия лицевой хирургии, современной поп-музыки, изменения культуры еды, дефицит общения. Особенно тщательно и всесторонне следует обсудить проблемы рекультивации традиций. Потеря родины, дома, лица, музыки, речи, которые среди прочих выполняют иммуннную функцию, оборачиваются утратой идентичности, нарастанием неуверенности и страха. Уже давно идет процесс запустения традиционных коллективных пространств, в рамках которых люди совместно проживали, говорили на одном языке, сообща вырабатывали коллективные чувства, представления и даже понятия. Мысли одного резонировали с мыслями других, и это было основой солидарности. Не ясно, как возможно сегодня единство автономных индивидов торопящихся после работы в свои отдельные квартиры в спальных районах. Не ясно, существуют ли какие-то общие проблемы, заставляющие принимать их участие в общественной жизни. Аполитичность, апатия, конформизм, омассовление – об опасности этого постоянно напоминают гуманитарии.

Кажется, что это и есть отрицание философии и можно смело констатировать ее смерть. По инерции книги пишутся и даже читаются, но конец уже близок: молодежь не способна их читать. Поэтому вопрос об изменении форм философии, о близости ее искусству, в том числе и массовому – это и есть вопрос о ее выживании в новых условиях. Пока мы не поймем, как функционирует этот “прекрасный новый мир”, пока мы не научимся пользоваться видеознаками и не противопоставим взгляду Медузы зеркало, пока мы не поймем тайны сладкоголосых Сирен, мы не можем рассчитывать на выполнение интеллектуального призвания философа.