Революция и политика.

Почему все революционные начинания, в конце концов, вырождаются в форме государства. Например, демократия – власть народа, способность его самостоятельно осуществлять принуждение становится формой государственного устройства. В связи с этим и возникает вопрос о том, что происходит с государством и народовластием. Главная проблема, по Бадью, в том, чтобы различать оценку демократии с точки зрения философии или политики. Для Ленина целью политики было отмирание государства, включая и его демократическую форму. Бадью видит в этом проявление "родового коммунизма": эгалитарное общество, свободная ассоциация рабочих, в котором деятельность регламентируется не инструментально, а коллективным покорением необходимостей. Поскольку нет нужды ни в государстве, ни политике, постольку целью коммунистов было их самоуничтожение.

На деле сегодня все мечтают о хорошем, демократическом государстве, которое должно удовлетворять трем критериям: высокий уровень экономического развития, реализация национальных интересов, парламентская демократия. По мнению Бадью, философия оценивает конечную цель политики критерием равенства, а не демократии. Поэтому он выдвигает допущение о политике, как независимой деятельности, стимулирующей проекты, которые невозможно оценить посредством норм, определяющих функционирование государства.

Обычно различают государственную и антигосударственную политику, к последней относится подготовка революции, т.е. свержение режима неконституционными средствами. Конечно, в конституции не может быть записано право на восстание, иначе, как полагал Кант, никто бы не согласился быть королем. Но в принципе приходится признать и право народа на восстание, как и право короля на его подавление. Таким образом, политика может стать полем свободной игрой сил.

Хотя в качестве альтернативы демократии Бадью предлагает политику, которая независима от государства, тем не менее, он не может обойтись при ее определении без понятия государства. Он оставляет за политикой вопросы, неразрешимые на основе функционирующих в государстве норм. Такое определение является слишком широким. Вопросов, на решение которых у государства не хватает рук, слишком много и вряд ли их можно отнести к сфере политики.

Если философия использует понятие демократии для анализа политики, то ее следует определить как негосударственную форму. По мнению Бадью массовая демократия соединенная с диктатурой мыслима лишь исходя из "исчезновения государства", т.е. с точки зрения "родового коммунизма". Романтический дискурс о демократии описывает ее как политическую деятельность масс. Однако разного рода собрания, коллективные сборища и беспорядки также обнаруживают их относительность к диктатуре: это и "учреждающее действие" Руссо и "священное насилие" В. Беньямина. Учреждение правительства не относится к пространству общественного договора и не является законом. В данном случае можно говорить о диктатуре, как связи политики и демократического предписания, отличающегося от программы государства.

Бадью опирается на понятие "массовое движение". Он определил его как "множественность на краю пустоты", как место исторического события, представляющее своими неопределенными возможностями интерес для политика. При этом политическая деятельность направлена на расщепление связанности массы. С одной стороны, такое отношение к народному восстанию кажется инструментальным: политик использует движение масс в своих интересах. С другой стороны, народ поднимается на восстание либо призывами политиканов, которые используют его всегдашнее недовольство, либо из-за ущемления своих естественных прав. Поэтому видеть в польской "Солидарности" возрождение революционной политики, по меньшей мере, недальновидно. Это чисто профсоюзное движение, которое было использовано в политических целях. Сегодня "оранжевые" революции дают немало поводов для сомнения в том, что народ знает, чего хочет.

Поэтому вызывает сомнения допущение о том, что массы или партии отцеплены от государства и представляют собой множество сингулярностей. По мнению Бурдье, коммунисты и рабочий класс должны были разорвать связь с вековыми материальными и национальными интересами. Конечно, первоначальное понимание партии у Маркса и Ленина отличалось от сталинской партийной бюрократии. Во времена Ленина она не была единой, и он даже сам угрожал выйти из партии. Здесь партия подчиняется политике, а не наоборот. Судя по тому, что главным врагом политики для Бадью является государство, он исповедует старый анархистский тезис. На деле он никогда не воплощался. Уже Ленин говорил о необходимости "железной дисциплины" внутри партии. Сталин распространил это требование на все общество.