
- •Б. В. Марков Понятие политического.
- •Введение.
- •Что такое политическое?
- •Идеология современной России.
- •Человек и общество.
- •Трансформация политического в Европе и в России.
- •Тени Маркса.
- •Культура и политика.
- •Сакральность власти.
- •Критика идеологии.
- •Революция и политика.
- •Реквием по политике.
- •Политическая антропология.
- •Делиберативная политика.
- •Государство и общество в России и на Западе. Государство и права человека.
- •Идея вечного мира сегодня.
- •Национальное и национализм.
- •Понятие народа.
- •Классы и сословия.
- •Политика и современность Знание и власть.
- •Мораль и политика.
- •Философия и политика.
- •Телекратия и развитие коммуникативной культуры.
- •Заключение: Хватит быть бедными (против политики нужды).
Б. В. Марков Понятие политического.
Б. В. Марков 1
Понятие политического. 1
Введение. 1
Что такое политическое? 5
Идеология современной России. 8
Человек и общество. 10
Трансформация политического в Европе и в России. 12
Тени Маркса. 13
Культура и политика. 15
Сакральность власти. 18
Критика идеологии. 20
Революция и политика. 22
Реквием по политике. 24
Политическая антропология. 25
Делиберативная политика. 27
Государство и общество в России и на Западе. 33
Государство и права человека. 33
Идея вечного мира сегодня. 37
Национальное и национализм. 38
Понятие народа. 40
Классы и сословия. 43
Политика и современность 45
Знание и власть. 45
Мораль и политика. 47
Философия и политика. 49
Телекратия и развитие коммуникативной культуры. 51
Заключение: Хватит быть бедными (против политики нужды). 56
Введение.
Писать о политике, как и заниматься ею, – неблагодарное дело, потому что это занятие предполагает ценностные предпочтения, которые зависят от места в бытии, определяющие интересы того, кто в нем существует. В вопросе о ценностях вряд ли может быть достигнуто общее согласие. Ведь благо – это то, что хорошо для меня. Означает ли это, что люди или государства должны вести постоянную борьбу друг с другом? Скорее всего, вечный мир является утопией, и в случае ее реализации означал бы стагнацию. Именно борьба, как учил Гераклит, – отец всего, т.е. принцип развития. Вместе с тем люди и народы могут соревноваться без применения военной техники. Это и спорт, и экономика, и культура, и образование и, конечно, политика. Это не значит, что надо отказаться от тезиса, что политика – это продолжение войны иными средствами, или, что война – это продолжение политики иными средствами. Пока существуют воинственные соседи, мирные народы должны держать ухо востро. Но сегодня подготовка к войне уже не является целью большой политики, главная задача которой, по Платону, состоит в облагораживании человеческой породы. Это значит, что люди являются главным капиталом общества. Между тем наследие прошлого состоит не только в военном мышлении, но и в отношении к человеку, как винтику государства. Правда, тот, кто занимается политикой, или хотя бы является руководителем небольшого коллектива, понимает, что люди самая ненадежная деталь общественного механизма, и что поэтому у каждого человека должен быть свой начальник.
Человек – это такое существо, которое, как образно выразился М. Шелер, основоположник философской антропологии, перехлестывает самого себя. Это значит, что он не является самоцелью и видит смысл своего существования в чем-то большем нежели собственное благополучие. Он озабочен всем, что происходит в бытии. Именно поэтому наши предки терпеливо и мужественно несли на своих плечах тяжелый груз служения Отечеству. Антипатриотизм вызван еще и тем, что государство утратило человеческое лицо. Возможно, оно и не должно маскироваться под Родину или Отечество. На самом деле государство необходимости и рассудка существует из-за того, что каждый индивид оценивает справедливость исходя из собственных интересов, и не способен совершить акт самоограничения своей воли во имя соблюдения прав других людей. Но и эта правоохранительная функция государства оказывается извращенной, ибо на практике государство всегда защищало интересы определенной группы людей. То, что у государства так мало защитников, вряд ли может служить решающим аргументом в пользу анархизма. Речь должна идти не о разрушении, а о спасении государства от использования его в интересах небольшой части людей.
Моралисты, правозащитники и сторонники замены государства гражданским обществом, несомненно, имеют важные заслуги в деле эмансипации людей. Однако они создали некий комплекс вины, из-за которого не только наказания, но и любые попытки управления, воспитания, опеки расцениваются как проявления тоталитаризма. На самом деле технологии управления сегодня позволяют обходиться без кнута (но, конечно, не без пряника), и они мирно стыкуются с моралью и, прежде всего, со справедливостью. Институты современного государства и социальные технологии могут быть не только репрессивными, запретительными, но и креативными, защищающими права слабых или не имеющих достаточного финансового и культурного стартового капитала людей. Поэтому главным тормозом политики является отсталое, пещерное сознание тех, кто ее занимается или о ней размышляет. Даже если не приводить в качестве примеров высказывания актуальных политиков, а просто прислушаться к застольным разговорам интеллигентных людей, то в них присутствует изрядная доза либо квасного патриотизма и шовинизма, либо наоборот космополитизма и ненависти к государству. Возможно, оно того заслуживает. Люди, попавшие во власть, слабо понимают свои задачи. Отсутствие аскетизма, использование государственной машины в целях личного обогащения, коррумпированность – все это хорошо известные недостатки аппаратчиков. Если это утешит, можно напомнить, что эти недостатки присущи любому правительству. Прежде всего чиновники международных организаций ведут поистине изумительный образ жизни, которая по своему качеству весьма резко отличается от условий существования тех, о ком они должны заботиться. А ведь использовать власть для личных целей – значит рубить сук, на котором сидишь.
Есть два фактора, вызывающие кризис политического: апатия масс и коррумпированность власти. При этом аполитичность населения способствует злоупотреблению власти и наоборот. Отсюда политическое тело гниет одновременно с хвоста и с головы. В этих условиях даже создание местного самоуправления, на деле приводит лишь к увеличению аппарата, работники которого также используют власть в собственных целях. Попытка создать такую систему управления, которая бы не зависела от моральных и интеллектуальных достоинств управленцев, вряд ли осуществима. Бюрократ недолюбливает людей, в которых видит источник беспорядка, но и люди не любят чиновника, который принимает решения, руководствуясь интересами государства. Это вызвано тем, что разные подсистемы государственного аппарата склонны к автономии и перестают соответствовать своей главной задаче – способствовать улучшению жизни людей. Решения идеального чиновника, блюдущего интересы своего ведомства, приходят в противоречие с действиями сотрудников других министерств. Это приводит к дезинтеграции государства и общества. Разделение законодательной и исполнительной власти, которое считается большим достижением, на самом деле также не способствует социальному единству. Те, кто реализуют законы – выносят судебные приговоры и приводят их в исполнение – не могут не видеть, что они сами могли бы оказаться на скамье подсудимых при аналогичном стечении обстоятельств. Понимая несовершенство законов, исполнители сваливают ответственность на законодателей. Но на самом деле выбор правильного способа применения закона – это ответственный и творческий акт не менее важный, чем принятие того или иного закона. Отсюда размышления о путях совершенствования государственной политики без учета моральных и антропологических факторов являются бесперспективными. Но если все упирается в человека, то и политика должна быть чем-то вроде воспитания государственных добродетелей людей.
Трудность анализа политики в современной России связана с крайне запутанной ситуацией, в которой мы пока еще не можем разобраться. Для значительной части населения современная Россия – это не просто другая, но и чужая страна. Поскольку мы не понимаем, в какой стране мы живем, то не имеем и четкого представления о политике. Для большинства наших сограждан политика – это способ обмана населения. Это старое, по сути дела, марксистское понимание политики, как осуществления интересов господствующего класса, не преодолено до сих пор. Поэтому для нормальных людей заниматься политикой кажется чем-то непристойным.
Если раньше государство требовало значительных жертв, но при этом защищало людей, то сегодня оно лишь собирает налоги, и производит кажущееся совершенно бесполезными бумажно-бюрократические манипуляции. А ведь политика – это род ориентирования. Для того, чтобы прийти к заданной цели, которая состоит в разработке и применении современных более гуманных социальных технологий для управления людьми, необходимо знание местности. Ландшафт современной России напоминает заброшенный полигон с остатками мин замедленного действия. И если сегодня мы пришли к необходимости восстановления разрушенного хозяйства, то не следует ограничиваться реконструкцией заводов, фабрик и сельхоз предприятий. Необходима конверсия институтов науки, культуры, образования и воспитания. Во-первых, главный капитал общества – это люди, причем не только здоровые телом, но и сильные духом, т.е. способные грамотно принимать ответственные решения и мужественно проводит их в жизнь. Элита элитой, но и остальных не следует превращать в быдло. Во-вторых, главным направлением мирного соревнования между народами становится не столько финансовый, сколько символический капитал. Если уж экономисты стали изучать философию и культурную антропологию, учитывая трансформацию современной экономики, которая, может быть, излишне категорично определяется как производство впечатлений (все-таки реальный сектор экономики и производительность труда остаются базисом общества), то это тем более пристало и политологам.
Все это предполагает анализ понятия политического. Это не означает, что на первый план выходит наука, которая установит объективную истину, и ученые по совместительству будут управлять страной. На самом деле соотношение науки, морали, экономики и политики должно быть сбалансированным, и ни одна из этих подсистем общества не должна абсолютизироваться. Поэтому эпистемология политических и моральных суждений не означает их анализ с позиции «нейтрального наблюдателя», каковым мог бы быть только Бог. Речь идет о разных определениях понятия политического, о разных способах описания мира, среди которых следует выбрать такое, которое дает наибольшие преимущества. Это не значит, что оно не может быть оспорено. Каждый человек и каждый народ имеет право открыто заявить о своих интересах и использовать имеющие в его распоряжении средства их реализации, и точно также другие люди и другие народы могут и должны просчитать как позитивные, так и негативные последствия реализации такого рода планов. В ходе дискуссии и всестороннего обсуждения социально значимых решений должен быть достигнут консенсус в отношении того, что можно и что нельзя. Например, учитывая колониалистское прошлое, нельзя запретить угнетенным народам добиваться политической автономии. Но если при этом будут ущемляться права других, то следует ограничить борьбу за независимость рамками культурной автономии. Разумеется, для этого потребуется нечто вроде «мирового правительства», способного применить санкции. Важно, чтобы оно не превратилось в мирового жандарма, а, главное, не выходило за рамки ограниченных задач мирного сосуществования. Упрекая международные организации в том, что они проводят политику "Семерки", пока трудно сказать, что должно прийти им на смену. Политика, проводимая международными организациями, предполагает взаимное признание и предназначена для достижения иных целей, нежели достижение мирового господства. Но надо помнить о том, что благие намерения приводят в ад, ибо извращаются способами их достижения и чаще всего оказываются прикрытием жестоких машин власти.
После распада Советского Союза и блока европейских стран, входивших в сферу его влияния, возник вопрос о новой Европе. Особенно ярко это переживалось в Германии в результате разрушения Берлинской стены. При этом в разных странах употреблялись примерно одинаковые слова: "возрождение" в России "Wiederbegegnung" в Германии и "retrouvailles" во Франции. Если раньше речь шла сначала о развитии, а затем о закате, то под влиянием политических обстоятельств, в связи с восстановлением прежних границ, встал вопрос о новой форме идентичности и культурного единства.
Вместе с тем процесс перестройки, демократизации России, сопровождавшийся восстановлением Европы в прежних границах, начал сегодня внушать некую неуверенность и даже страх самим европейцам. Крушение Стены привело к кризису европейской идентичности. Когда пали идеологические барьеры и уменьшилась военная угроза, возник вопрос об иных основах порядка. Для самоопределения необходим другой. Идентичность не может быть установлена по отношению к самой себе. Поэтому Европа, тем более, если она меняет самопонимание, должна по-новому воспроизводить и другого, на фоне которого она осознает свое единство и целостность, идентифицирует себя как целое. Необходимо заключить старое имя "Европа" в кавычки и отказаться говорить о ней в терминах как европоцентризма, так и антиевропоцентризма. Если Европа в период очередного потрясения основ, вызванных распадом СССР, стремится к восстановлению, то этот шанс должен использоваться по-новому. Проект восстановления предполагает память и верность традиции, ответственность перед прошлым. Однако эта память содержит и много дурного. Поэтому прошлое может восприниматься как "ужасное" и вызывать отвращение. Отсюда новый проект должен обладать свойствами неожиданности, непредвиденности и даже беспамятства; он не должен слепо продолжать ось традиции, а искать новый курс.
Модель современности следует строить в гештальте не сферы, а сети, состоящей из тонких каналов, по которым циркулируют люди, товары, знания и капиталы (включая культурный и символический). Речь идет о "молекулярном" подходе и это сразу меняет общую стратегию борьбы, если это слово еще пригодно. Так называемая глобализация протекает весьма по-разному в зависимости от конкретных условий. Необходимо описание каналов, по которым циркулируют информация, деньги, культурные артефакты и иные ценности. Важно знать, какие организации и люди обслуживают эти сети. К каким последствиям приводят те или инъекции европейских культурных образцов (экономика, политика, права человека, искусство и др.) в "тело" неевропейских народов. И наоборот, могут ли, и если могут, то как, те, кого представляют другие, представлять себя сами и тем самым влиять на другие "цивилизованные" народы. Тут тоже мало разговоров о взаимодействии культур, необходимо проследить трансформации культурного и иного капитала. Например, насколько велики изменения менталитета японцев и других азиатских народов, успешно конкурирующих с Западом в сфере производства. Наконец, каковы на самом деле последствия модернизации в истории России, удастся ли и на этот раз, несмотря на затянувшиеся реформы сохранить самобытность, как это было раньше.
Необходимо скорректировать сложившиеся представления о глобализации и фундаментализме. Глобализация понимается как процесс формирования единого экономического, информационного, политического и культурного пространства и оценивается как «лекарство» от автономизации, регионализма и т. п. тенденций. Но на самом деле она сопровождается обособлением национальных государств и не только не стирает, а даже порождает межэтнические, межнациональные, межрелигиозные и межкультурные конфликты. «Сетевые» структуры, взламывающие границы национальных государств, создают новые трудно преодолимые барьеры. Место империй, ведущих борьбу за колонии, занимают международные кампании, бюджет которых превосходит совокупный доход некоторых государств.
Это заставляет под особым углом зрения посмотреть на другие процессы, например, в сфере масс медиа, информации, образования. Если раньше люди положительно относились к развитию транснациональных кампаний в этих сферах, то сегодня возникают сомнения относительно тех надежд, которые на них возлагались. Достигшие невиданного технического уровня они связывают людей в единое информационное пространство и формируют единое общественное мнение. Опасения вызывает не столько то, что они перестали быть институтами национального государства, сколько то, что сфера информации, которая всегда была информацией о чем-то и таким образом определяла поведение людей, сегодня автономизировалась подобно миру денег. Политика также приобретает спектакулярный характер, отрывается от защиты интересов нации. Опасность состоит в том, что эти формы глобализации начинают резонировать, "разогревать" мир до точки каления. Опасными признаками являются технические и экологические катастрофы, экономические и финансовые кризисы, акты терроризма и, наконец, компьютерные вирусы, к опасности которых многие относятся еще слишком легкомысленно. В таких условиях плыть всем в одной лодке чрезвычайно опасно. Для безопасности гораздо эффективнее существование относительно автономных (замкнутых, но взаимосвязанных) хозяйственных систем и культурных сфер. Человечество прогрессировало тогда, когда удавалось создать эффективные условия конкуренции и соперничества культур, когда между ними и внутри их осуществлялись инновационные и репродуктивные процессы.
При анализе трансформации понятия политического, прежде всего, необходимо изменить содержание и тональность исторической реконструкции. Популярная хайдеггеровская деструкция современности как истории утрат страдает от апокалипсической тональности оценок современности, отсюда все опирающиеся на нее реконструкции прошлого оказываются синдромом фантазма "золотого века". Поскольку окружающая среда, в которой жил человек, в ходе глобализации подверглась сильнейшему удару, вполне разумно искать формы инсталляции в современное общество традиционных гомотехнологий формирования человека. Однако, предлагая в качестве лекарства лечения современности архаичные формы солидарности, философы недооценивают положительные качественные изменения коммуникативных трансформаций, не только вытесняющих близкие взаимодействия, но и смягчающих социальную ткань. Социальная реальность становится более сложной, дифференцированной, в ней возможна игра и свобода.