Феодорит Кирский. Гонения нечестивого Юлиана

Феодорит (386/393 – ок. 466) – епископ Кирский, богослов, экзегет, церковный писатель родом из Антиохии Сирийской. Ок. 416 г. принял монашество, в 423 г. был хиротонисан во епископа Кирского (Сирия). На III Вселенском соборе в Эфесе (431) выступил против отлучения Нестория, желая достичь примирения с еретиками, в 449 г. низложен с кирской кафедры и полностью реабилитирован лишь на IV Вселенском соборе в Халкидоне (451), хотя отдельные его произведения были позднее осуждены Церковью. Перу епископа Феодорита принадлежит «Церковная история», написанная на основе церковной традиции и документальных материалов, охватывающая ранний период христологических споров в Церкви 323–428 гг. III книга «Истории» целиком посвящена описанию гонений на христиан при императоре Юлиане Отступнике (360–363). Печатается по изд.: Феодорит, епископ Кирский. Церковная история. М., 1993. С. 118-121, 123–126,134-136.

1. Констанций оставил эту жизнь со скорбью и сокрушением, что уклонился от веры отеческой. Между тем Юлиан на пути из Европы в Азию узнал о его смерти и, представляя, что нет более уже противника ему, сделался смелее и вступил на престол.

2. Еще не достигнув зрелого возраста и находясь в летах отро­ческих, Юлиан вместе со своим братом Галлом питался млеком благочестивого учения²³. Того же учения держался он и тогда, когда вступал уже в возраст юношеский и приближался к совер­шеннолетию; даже боясь Констанция, который с ужасным тиран­ством убивал его родственников²⁴, причислен был к сонму чтецов и при богослужебных собраниях читал народу священные книги. Мало того, он построил было и храм в честь мучеников, только мученики, предвидя уклонение его в нечестие, не приняли его дара: храм, по непрочности основания, сообразной с непрочностью мыслей самого строителя, пал еще прежде, чем был освя­щен. Так прошел первый и второй его возраст.

3. Когда Констанций, увлекаемый войной против Магненция, должен был переехать на Запад, тогда кесарем Востока объявил он Галла²⁵, который и в то время соблюдал благочестие, и после, до конца жизни был благочестив. Этот случай расположил Юли­ана рассеять спасительный страх души, и он с предосудительной самонадеянностью начал домогаться царского скипетра: обходя Элладу, выискивал провещателей и гадателей – с намерением узнать, сбудется ли его желание. Наконец он напал на человека, который обещал ему предсказать это. Приведя Юлиана в одно идольское капище, тот человек указал ему место внутри самого святилища и начал вызывать лукавых демонов. Когда же демоны явились в обыкновенном своем виде, ужас невольно сообщился Юлиану и заставил его положить на челе крестное знамение²⁶. Увидев это знамение Христовой победы и собственного пораже­ния, они мгновенно исчезли. Волшебник узнал о причине их бег­ства и стал укорять Юлиана, но Юлиан признался ему в своем испуге и при этом выразил изумление, как велика сила креста, если демоны не устояли перед его изображением и разбежа­лись. Не думай так, добрый человек, отвечал обманщик, они уш­ли не по боязни, как ты говоришь, а по отвращению к тому, что сделано тобою. Обольстив таким образом этого бедняка, он ввел его в таинства и исполнил беззакониями. Страсть сделаться ца­рем совлекла с несчастного ризу благочестия. Впрочем, Юлиан, даже и приняв правление, долго еще скрывал свое нечестие, по­тому что боялся особенно проникнутого благочестием войска <…>

4. Понимая все это очень ясно, Юлиан отнюдь не открывал ду­шевного своего нечестия – даже чтобы приобрести общее бла­горасположение, повелел сосланных Констанцием и рассеянных по пределам государства епископов возвратить каждого в свою церковь. В силу этого-то повеления святой Мелетий²⁷ возвратился в Антиохию, а всехвальный Афанасий – в Александрию <…>

6. Как скоро нечестие Юлиана сделалось явным, города наполни­лись смятениями²⁸. Преданные заблуждению идолопоклонства снова ободрились, растворили идольские капища и начали совер­шать свои нечистые и достойные забвения таинства, зажгли жер­твенный огонь и заразили воздух курением и дымом, а землю ос­кверняли кровью жертв. Быв приводимы в исступление демона­ми, которым служили, они неистовствовали, бегали по площадям, как помешанные, преследовали христиан проклятиями и насмеш­ками, направляли против них все роды ругательств и наглостей. А чтители благочестия, не имея силы сносить их богохульство, сами отвечали им поруганиями и обличали их заблуждение. Негодуя на то и ограждая свою дерзость благоволением державного, деятели нечестия наносили христианам нестерпимые побои. А безбожный царь вместо того, чтобы заботиться о спокойствии подданных, еще более разжигал борьбу в народе и как бы не заменял обид, наносимых людьми дерзкими людям кротким. Все гражданские и военные должности вверил он самым жестоким и самым нечести­вым из граждан, которые, хотя явно не принуждали ревнителей благочестия к отступничеству, тем не менее, всячески бесчестили их. Он отнял также и преимущества, какие великим Константином дарованы были духовенству <…>

8. В то время повсюду, на суше и на море, люди нечестивые на­носили множество и других обид людям благочестивым, потому что богоненавистный отступник начал явно уже издавать законы против благочестия. Во-первых, он запретил детям Галилеян, на­зывая этим именем верующих в Спасителя нашего, учиться поэ­зии, риторике и философии; нас колют, говорил он, по послови­це, нашими же стилями, то есть ведут против нас войну, воору­жившись произведениями наших же писателей. Потом издал и другой закон, повелевавший изгонять всех Галилеян из военной службы <…>

10. Намереваясь вступить в войну с персами, Юлиан разослал более доверенных своих слуг ко всем бывшим в римской импе­рии прорицалищам, а сам об открытии будущего просил дафнийского оракула²⁹. Оракул отвечал, что прорицать препятствует ему соседство мертвецов, что тела их сперва надобно перенести в другое место; тогда-то уже предскажет он: «не могу прорекать, пока не будет очищена моя роща». А в это время лежали там ос­танки победоносного мученика Вавилы³⁰ и вместе с ним подви­завшихся отроков: явно, что благодатная его сила возбраняла лжепрорицателю давать обыкновенно-лживые предречения. Так понял это и Юлиан. Во времена прежнего своего благочестия он знал могущество мучеников и потому не вынес оттуда никакого мертвого тела, а приказал исповедникам Христа перенести толь­ко останки победоносных мучеников. Согласно с этим повелени­ем, верные радостно собрались в рощу и, возложив гроб на колесницу, всенародно сопровождали его и, воспевая песнь Да­видову, каждый стих псалма заключали словами: «да постыдятся вси кланяющиися истуканом»³¹, ибо перенесение му­ченика почитали свидетельством победы его над диаволом.

11. Юлиан не стерпел посрамления, причиненного ему этим тор­жеством, и на другой день приказал схватить главных виновни­ков его <…>

12. … Нечестив­цы вооружились против Бога всяческих. Тиран повелел церков­ные сосуды предать в царские казнохранилища, заколотить две­ри построенной Константином великой церкви и сделать ее не­доступной для христиан, собиравшихся в ней на молитву. Этой Церковью владели тогда ариане <…>

22. … Мне хотелось показать … то, что много было людей, презиравших могущество тирана.

23. Таков между прочими в Антиохии был один отличный чело­век, бравший на себя труд учить детей, но понимавший в на­уках гораздо более, нежели сколько нужно для учителя, и по­тому пользовавшийся знакомством тогдашнего главы препода­вателей, знаменитейшего софиста Либания. Будучи язычником, ожидая победы над персами и мечтая об угрозах юлиановых, Либаний насмешливо расспрашивал этого детского учителя о наших делах и сказал: «Что-то делает теперь сын плотника!» При сих словах учитель исполнился божественной благодати и предрек скоро последовавшее за тем событие. «Содетель вся­ческих, которого ты, софист, в насмешку называешь сыном плотника, делает теперь гроб», – отвечал он. По прошествии нескольких дней в самом деле разнесся слух о смерти Юлиана, и он привезен был в гробе: его хвастливые угрозы оказались пустыми, а Бог прославился.

25. Его³² безумие еще яснее доказано его смертью. Перейдя реку, отделяющую римские владения от персидских, и пере­правив войско, он тотчас сжег все суда и через то принудил, а не убедил воинов сражаться. Отличные полководцы обыкно­венно воодушевляют подчиненных мужеством, если же и за­мечают в них малодушие, то все-таки успокаивают и ободряют их надеждами; а этот, сожегши перевозные суда, с первого ра­за отнял у войска всякую надежду на отступление. При том к войскам надлежало отовсюду доставлять и подвозить необ­ходимое содержание, а этот мудрец и из своего государства не велел ничего брать, и в изобильной неприятельской стране не старался найти добычу, но, оставив населенные места, повел войско по пустыне. Вследствие сего, терпя недостаток в пище и питье, не имея проводников и блуждая по пустынной стране, воины теперь, конечно, узнали всю нерассудительность мудрей­шего царя. Они скорбели и стенали, как вдруг увидели, что бес­нующийся противник Божий лежит раненый. Не сдержал обе­щания и не помог ему могущественный в брани Арей, ложным оказалось пророчество Локсия³³, и молниеносец не поразил пе­рунами убийцы. Вот хвастовство угроз простерто на земле! Кто нанес Юлиану этот праведный удар, и доселе еще никому не­известно. Одни говорят, что поразила его невидимая сила, дру­гие, что кто-нибудь из кочевых жителей пустыни, называемых исмаильтянами, а иные думают, что убийцей был его же воин, доведенный до отчаяния голодом и трудностью похода в пус­тыне. Но человек ли, ангел ли простер свой меч, кто бы это ни сделал, очевидно, он был только исполнителем воли Божией. Рассказывают, что, получив рану, он тотчас набрал в горсть крови и, бросив ее на воздух, сказал: «Ты победил, Галилея­нин!» В одно и то же время признать победу над собою и де­рзнуть на богохульство? Какое безумие!

28. Узнав об убиении Юлиана, город Антиохия совершал народ­ные праздники и делал торжественные собрания. Антиохийцы не только в церквах и храмах мучеников выражали свою радость, но проповедовали победу креста и смеялись над языческими прорицалищами в самых театрах <…>