Ксенофонт. Битва при Левктрах и падение Спарты

Ксенофонт (о нем см. выше) не был столь же тщательным историком, как его старший современник Фукидид, и в его «Истории», охватывающей период с 411 по 362 гг. имеются пропуски, неточности и умолчания. Писатель идеализировал Спарту и монархический образ правления, поэтому его произведения носят проспартанский характер. В нижеследующем фрагменте из «Истории» (книга VI) дана более благоприятная для спартанцев трактовка битвы при Левктрах 371 г. до Р. Х., чем в биографии Эпаминонда Корнелия Непота (см. выше). Печатается по изд.: Ксенофонт. Греческая история. СПб., 1993 (сер. «Античная библиотека»). С. 205–209. Перев. с древнегреч. С. Я. Лурье.

(4.3) Однако народное соб­рание ... отправило к Клеомброту гонцов с предписанием не распускать войска, а вести его немедленно против фиванцев, если они не согласятся на автономию беотийских городов. Узнав, что фиванцы не только не склонны предоставить городам автономию, но даже не распускают войска и стоят выстроившись против него, Клеомброт⁶³ повел войско в Беотию. Он не вторгся через то ущелье из Фокиды, где ожидало его стоящее наготове фиванское войско, а прошел по гористой дороге, ведущей мимо Фисбы, и неожиданно вышел к Кревсии, завладел этой крепостью и захватил двенадцать фиванских триер. (4.4) После этого он двинулся вглубь материка и расположился лагерем в Феспийской области, близ Левктр. Фиванский лагерь находился против них, на холме, в недалеком расстоянии; у фиванцев не было никаких союзников, кроме беотийцев. Друзья Клеомброта стали обращаться к нему с такими заявлениями: «Клеомброт, если ты не сразишься теперь с фиванцами, можно опасаться, что ты подвергнешься самой суровой каре со стороны государства. (4.5) Они не забыли еще, что ты, прибыв в Киноскефалы, вовсе не опустошал фиванской территории и что впоследствии ты был отражен от проходов, ведущих в Беотию, тогда как Агесилаю всегда удавалось вторгнуться через Киферон. Поэтому, если тебе дорого собственное благополучие или если ты печешься о благе государства, ты должен выступ против них». Так говорили ему друзья, противники же замечали друг другу: «Теперь Клеомброт покажет, справедлива ли молва, что он доброжелатель фиванцев». (4.6) Услышав об этом, Клеомброт пришел в ярость и решил вступить в бой. Главари фиванцев принимали в соображение то, что, если они не выступят в áîé, то окрестные города отпадут от них, а Фивы будут осаждены; если же фиванский народ будет вынужден голодать, то он может выступить против правящих. Кроме того, многие из них прежде были в изгнании и считали, что лучше пасть в бою, чем снова стать изгнанниками. (4.7) Вдобавок, в них поднимало бодрость духа предсказание, по которому лакедемоняне должны были быть побеждены в том месте, где находится гробница девушек, про которых рассказывают, что они покончили самоубийством, будучи обесчещены лакедемонянами. Пред битвой фиванцы украсили эту гробницу. В это же время к ним пришло известие из города, что двери всех храмов открылись сами собою; и жрецы дали этому такое истолкование, что боги предсказывают победу. Из храма Геракла исчезло священное оружие; это считали признаком того, что и Геракл отправился на это сражение. Некоторые, однако, утверждают, что все это были происки фиванских правителей. (4.8) В этой битве, казалось, все соединилось против лакедемонян, тогда как противники во всем имели удачу. После завтрака Клеомброт созвал последний военный совет; в полдень все подвыпили, полагая, что вино возбуждает отвагу. (4.9) Затем воины – и спартанские, и беотийские – об­ла­чи­лись в боевое снаряжение, и стало ясно, что сейчас начнется битва. Заметив это, маркитанты, кое-кто из обозных и те, которые не желали сражаться, стали удаляться из беотийского войска; но наемники, предводимые Иероном, фокейские пельтасты и из числа всадников гераклейские и флиунтские напали на уходящих, заставили их повернуть тыл и бежать обратно к беотийскому войску; таким образом, благодаря им беотийское войско стало гораздо более многочисленным и сплоченным, чем прежде. (4.10) Так как оба войска были отделены друг от друга равниной, лакедемоняне выставили перед строем конницу; то же сделали и фиванцы. Однако фиванская конница получила надлежащий опыт во время походов на Орхомен и Феспии, (4.11) тогда как лакедемонская конница в это время стояла крайне низко в отношении боеспособности: содер­жание лошадей поручалось богатейшим из граждан; когда же объявлялся поход, тогда являлись те, кто был назначен в эту часть войска, брали первого попавшегося коня и вооружение и отправлялись на войну без всякой подготовки. Поэтому в конницу шли наименее развитые телесно и наименее стре­мящиеся отличиться люди. Такова была конница тех и других. (4.12) Пехота же у лакедемонян, как передавали, была выстроена так, что от каждой эномотии находилось по три человека в ряду⁶⁴, следовательно, в глубину лакедемонское войско имело не больше двенадцати рядов. Строй фиванцев был тесно сомкнут и имел в глубину не менее пятидесяти щитов, так как они полагали, что, если они победят часть войска, собравшуюся вокруг царя, одолеть остальную часть войска уже будет не­трудно⁶⁵. (4.13) Как только Клеомброт повел войско в атаку, прежде даже чем его войско узнало о переходе в наступление, произошел конный бой, и через самое короткое время лакедемонская конница была разбита. При отступлении она врезалась в ряды своих же гоплитов, а вслед за ними налетела и фиванская пехота. Первоначально верх взяло все же войско Клеомброта. Несомненным доказательством этого может служить то, что лакедемоняне оказались в состоянии подобрать Клеомброта и живым унести с поля битвы; это было бы невозможно, если бы сражавшиеся впереди него в этот момент не одерживали верх. (4.14) Однако после того как были сражены сам полемарх Динон, царский сотрапезник Сфодрий с сыном Клеонимом и так называемые конюшие и спутники полемарха, – войско, не выдержав натиска массы врагов, стало отступать; дрогнули и те, которые были на левом фланге лакедемонян, заметив, что враг теснит правый фланг. Но, несмотря на огромный урон и поражение, лакедемоняне, перейдя назад через ров, ока­завшийся пред их лагерем, удержали отступление и оста­новились на тех самых пунктах, откуда начали наступать (ла­герь их был сооружен на не совсем ровном месте, у склона горы). Тогда некоторые из лакедемонян, считая, что нельзя примириться с поражением, говорили, что необходимо помешать врагу поставить трофеи и что не следует просить перемирия для уборки трупов, а надо пытаться завладеть ими с боя. (4.15) Однако же полемархи видели, что весь урон лакедемонян достигает тысячи человек, что из спартиатов, которых всего было в бою около семисот, пало приблизительно четыреста; они замечали также, что союзники крайне не расположены к сражению, а кое-кто из них даже злорадствует. Поэтому они собрали наиболее влиятельных людей и стали совещаться, как быть. Единогласно было постановлено просить перемирия для уборки трупов, и затем был послан вестник с предложением перемирия. После этого фиванцы поставили трофеи и сог­ласились на перемирие для уборки трупов.

(4.16) Вслед за тем был отправлен вестник в Лакедемон, чтобы известить лакедемонян о постигшем их несчастье. Он прибыл туда в последний день Гимнопедий, когда выступал хор мужчин. Эфоры, узнав о случившейся беде, были, конечно, очень огор­чены; тем не менее, они не распустили хора, а дали ему исполнить полагающееся до конца. Имена погибших были со­общены только ближайшим родственникам каждого; при этом женщинам было предписано не подымать крика и переносить горе молча. На следующий день тех женщин, у которых погибли родственники, можно было повсюду видеть на людях наряжен­ными и с сияющими лицами, те же, которые получили известие, что их близкие живы, только изредка показывались вне домов и имели нахмуренный и унылый вид <...>

(4.19) Сейчас после битвы фиванцы послали в Афины увенчанного вестника с известием о блестящей победе и просьбой прийти на помощь. При этом они указывали, что теперь наступило время, когда можно отомстить лакедемонянам за все содеянное. (4.20) Афинский совет в это время заседал в Акрополе. Когда им было доложено о случившемся, для всех стало ясно, что они были очень огорчены полученным известием: они не пригласили вестника даже на казенный обед в пританее и ничего не ответили на вопрос о присылке помощи. Итак, из Афин вестник вернулся ни с чем <...>