Затемнение.

Сцена залита солнечным светом. На сцене Агата и Офелия вяжут. Входит Гюнтер. Он подталкивает кресло с бабушкой.

Гюнтер . Она совершила хорошую прогулку.

Агата (не оборачиваясь). Что еще? (Повернувшись.) А, мама!

Гюнтер . Должен заметить, погода исключительно теплая. Птицы щебетали у нас над головой, шелестели деревья, и ветер казался долетевшим до нас дыханием жарких стран.

Агата . Замечательно. Поставьте ее все‑таки у камина.

Гюнтер . Нет ничего лучше, чем тепло очага. Она права, надеюсь, он скоро появится здесь.

Агата . Кто – он?

Гюнтер (лукаво). Я не знаю пока его имени, (Показывает на Офелию.) Но он родится в то пленительное время, когда зацветает шиповник. (Кланяется и выходит.)

Агата . Интересно, чего начитался бедняга Гюнтер, пока сидел в заточении. Во всяком случае, чтение не прошло для него бесследно. Впрочем, это очень хорошо. У бедняков тоже есть право мечтать.

Офелия . Вы коммунистка, Агата?

Агата (изумленно). Что с вами случилось, милочка?

Офелия . Ничего. Просто я спросила. Ха‑ха. (С лукавым видом.) Агата, вы уверены в том, что вы мне сказали?

Агата . Конечно. А о чем?

Офелия . О распашонке… Один стежок с лица, один с изнанки…

Агата . И что дальше?

Офелия . Не знаю, по‑идиотски получаются. Один с лица, один с изнанки. Чушь какая!

Агата . Чушь! Так теперь говорят? Не вам спорить о вязании! Правила вязания установлены тысячу лет назад, а вы в них ничего не смыслите.

Офелия . Нужно всегда и во всем сомневаться.

Агата . Ах, прошу! Хватит подражать Себастьяну, не будьте обезьяной.

Входят Себастьян и Элеонора. Они в костюмах для верховой езды.

Себастьян . Час скачки по весеннему прозрачному лесу. Восхитительно!

Агата . Вы хоть раз задумались, какое имя следует дать ребенку?

Себастьян (мечтательно). Что вы скажете о Реми?

Агата . Реми? Реми? Почему?.. Вы хотите дать французское имя ребенку, в жилах которого потечет чистейшая шведская кровь?..

Себастьян . Чистейшая?.. Наконец‑то я слышу комплимент! Агата… Первый раз за три года. Ах, позвольте я… (Бросается к Агате и целует ее.)

Агата (взволнованно). Дорогой Себастьян… наши распри – ничто по сравнению с грядущим событием… Эти… с позволения сказать… ссоры между нами, эта…

Элеонора (подсказывает). Клоака…

Офелия . О! Клоака… какое красивое имя для девочки. Клоака Фальсен.

Себастьян . Нет, дорогая. Клоака фон Мильхем. Не будучи твоим супругом, я остаюсь ее отцом.

Офелия . Мне хочется есть. Мне все время хочется есть. Как это приятно.

Агата . А что здесь приятного?

Офелия . У меня есть занятие: мне хочется есть. Когда я вижу солнце, я хочу есть. Вижу Гуго – хочется есть, хожу – хочется есть, болит сердце – хочется есть.

Входит Гуго.

Гуго . Великолепный уродился нынче хмель!

Элеонора . Надо надеяться, у вас родятся близнецы: Клоака и Хмель.

Офелия . Да, Клоака и Хмель Фальсен.

Себастьян . Ну уж нет. Клоака и Хмель фон Мильхем.

Гуго (добродушно). А вам‑то что?

Себастьян (сухо). Я буду расстроен.

Элеонора . Брат, мой братик расстроен. (Целует его.)

Входит Гюнтер с письмом в руке.

Гюнтер . Ей письмо.

Агата (читая). Ах ты… Это уж слишком! К нам едет еще один родственник – Эрик Эттинген. Три года назад – бедняга Гунд, два года назад – Владимир, в прошлом году – Кристиан, зимой – несчастный Фредерик. Помните, в каком виде его нашли на опушке Земского леса? Одни косточки… В Швеции скоро не останется ни капли свежей крови.

Долгое молчание.

Элеонора (мечтательно). А какой он, этот Эрик?

Все смотрят на нее. Бабушка воздевает руки к небесам.