Сцена 9. Обед

Таня, сидя на стуле, пишет на коленях в блокноте. Мама с дядей Васей за столом.

Таня (читая вслух, выводит): Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г

Мама (тихо): Ну что Танюш, давай обедать?

Таня нехотя встает. Обедают.

Мама (Тане): Витамин свой выпила? (дает Тане в руке стакан) Надо, доча. Кроме хвойного настоя, ничего у нас от цинги нету. Нам еще ох как зубы нужны. Смотри, сколько мяса принесла. Две месячных пайки, почти что целый фунт. И макароны. Такой суп будет! Лучку бы, капустки, моркови... Но и без этого и того сытный супчик получится. Факт.

Таня (тихо): Голодно-холодно… Вот бы на острове жить!

Мама (хмурясь): Мы и так на острове живем. На Васильевском.

Таня (вздыхая): Там, где кокосы… Помнишь, довоенное туалетное мыло «Кокосовое»?

Мама: На обертке еще пальмы были нарисованы.

Таня (закрывая глаза): Знаешь, что я сейчас вижу? Пустынный остров в океане, широкую полосу кораллового песка и, чуть поодаль от уреза синей воды, согнутые ветром пальмы. Под веерными листьями висят крупные кокосовые орехи… Мам…

Мама (задумчиво): Что?

Таня (печально): У Иннокентия Петровича, дворника, карточки украли. Он даже не жаловался, просто сообщил мне о своем несчастье. Ничего, что я ему хлебушка чуть-чуть отломила? Совсем немного, крошечку. Ведь карточки не возобновляются…

Мама (кивая головой): Ты правильно поступила, Таня, человеку, попавшему в беду, помогать надо. (смотря в зрительный зал, вдаль) Только как он теперь будет? Без карточек в блокадном городе не жизнь…

Сцена меркнет.

Сцена 10. Смерть Леки и Васи.

Квартира Савичевых. Полумрак. Таня, трясущаяся от голода и холода, выводит дрожащей рукой.

Таня:

«Лека умер 17 марта в 5 час утр в 1942 г.»

«Дядя Вася умер в 13 апр 2 ч ночь 1942 г»

Дядя Леша 10 мая в 4 ч дня 1942 г

Таня: Сегодня 322 день войны. А мне иногда кажется, что война была всегда. Голод, холод, бомбежки, обстрелы, дистрофия, тревоги, очереди — все стало таким обыкновенным. И то, что смерть вошла в наш дом, в дом Савичевых, не исключение, а само правило, правило войны.

Дядя Вася сказал, что ни одна семья не может рассчитывать на снисхождение или милосердие. Судьбы людей, при всей их непохожести и самоценности, на войне делаются безымянными заложниками. Молодые и старые, женщины и мужчины, дети и калеки, гении и рядовые — все сгорают в пламени войны.

322 Дня… Более девяти месяцев длится война. Всего десять месяцев, а в одной лишь семье столько потерь!

Четыре человека убиты блокадой, два пропали без вести... Это я про Нину с Мишей… Где они, живы ли? Разве это нормально, не знать, где находятся близкие тебе люди? Неужели у фашистов совсем нет сердец? Неужели они никогда не любили и не понимают, каково это, когда любимый человек умирает на твоих глазах?

Нам нечего есть. Мы с Машкой и Борькой уже всю акацию объели в нашем дворе. Никогда не думала, что акация такая вкусная…

Оказывается, не только мы ее ели. Наверное, на Васильевском острове больше совсем не будет акаций…

Сцена 11. Нина и майор Раков.

Нина и майор Раков идут по сцене. Нина держит в руках блокнотик Тани, вытирает слезы.

Майор Раков: Нельзя так, милая. Надо держаться.

Нина (дает блокнотик): Вот, майор, все, что осталось от нашей семьи. Проклятая война…

Майор листает листки, исписанные тушью.

Майор Раков: Чья эта рукопись, Нина?

Нина: Тани, моей младшей сестры. Из всей нашей огромной семьи остались только я да брат Миша. О судьбе Тани мне ничего не известно.

Майор разглядывает дневник.

Майор Раков: Да это же!.. (ошеломленно) Этому дневнику место в нашем музее! Сорок одна строка, написанная девочкой-школьницей, вместила в себя трагедию великого блокадного города! (прижимает дневник к груди) Отдайте мне этот дневник, Нина! Он станет историей, я Вам обещаю…

Нина (долго не решаясь): Но как же… Ведь это все, что осталось от нашей семьи…