40.4. Похороны

Жизненный путь человека завершается смертью... Сибиряки относились к ней уважительно, мудро и спокойно. Достойно умереть в глубокой старости означало то же, что и жизнь прожить «в чести» общества. Величайшим благом было умереть, не намаявшись самому и не доставив маеты и страданий родным и близким. Обычно, вступая в преклонные годы, люди заранее готовили материал для домовины-гроба, считалось вполне естественным, если крестьянин сам любовно и аккуратно мастерил себе домовину. И стояла она потом на амбаре или под крышей сарая «до востребования» многие годы.

Как и везде на Руси, умершего человека — «грешно тело» — обмывали и одевали в чистые, жела­тельно новые одежды. Омовение умершего рассматривалось как очистительный обряд. Омовение ни в коем случае не должны были совершать родственники. В Сибири было принято, чтобы «смертное» шилось только из холста и не было покупным. Домовину с покойником ставили в горнице, в переднем углу, на лавку или стол, украшенный полотном, кисеей или ковром. Покойник обязательно должен был лежать головой к «бож­ни­це». Пол устилали еловыми или, чаще, пихтовыми «лапками»-веточками. У тела непременно сидели дети, внуки, близкие усопшего. Обряд обмыва­ния, прощания сопровождался причетами, причитаниями, рыданиями, плачем, приговорами. Если в семье покойника были девушки, они распускали по плечам волосы и повязывали голову черным платком.

В традиционной похоронной обрядности старой Сибири важное место занимали старинные причеты. Печальная песня-плач служила средством психологической разрядки в страшном горе. Долгие длинные причитания безутешных вдов, матерей, родных складывались с древности в прошальные песнопения: горестные, торжественные и строгие, берущие за душу. Услышанный однажды плач запоминается на всю жизнь…

Плач матери по умершей дочери

Ой, да ты моя доченька!

Ой, да ты моя милая!

Где ты моя красавица?

Куда ты делась, пташечка?

Да за што же ты на меня обиделась?

Да за што же ты рассердилась?

Ой, да зачем ты меня покинула,

Сироту-то меня горе-горькую.

К кому я теперь пойду?

Кому печаль мою расскажу?

Ой, да ты моя доченька…

Из плача по умершему мужу

На кого же ты нас оставил, сокол ты наш ясный?

Отлетаешь ты от нас в дальную сторонушку,

ничего ты не ведаешь,

не чувствуешь, как мы здесь, горькие,

в слезах убиваемся!

Не воротишься ты к нам к горе-горьким, не поглядишь ты больше

на нашу жизнь несчастную.

Не придешь-то ты больше на пиры и беседушки,

не взглянешь-то ты больше на свои поля-на колосыньки,

на свою на скотинку на сиротскую,

не войдешь-то ты больше в свою избу теплую…

Избрал-то ты себе холодное гнездышко…

…Соберутся-то у нас сейчас гости званые,

гости званые-приглашенные,

не на радость-то они соберутся к нам,

а на слезы-то, да на сетованья, все родны наши, все знакомые…¹

В Енисейской губернии был еще ряд общепринятых обрядовых действий на похоронах. Многие старушки завещали похоронить себя в венчальных платьях. Обувь покойника называлась «калишки», «босовики» и шилась из 2 – 3 слоев плотного белого холста. Покойника хоронили опоясанного поясом. К внешнему углу дома умершего сразу после смерти прикрепляли маленький лоскуток из белой ткани, чтобы «душа могла в 40 дней прилетать к дому и вытирать слезы». У покойника ни в коем случае нельзя было стричь ногти и волосы. После похорон одежда усопшего раздавалась друзьям и близким. Покупались также новые платья и дарились для поминовения.

К усопшему ходили все, знакомые, чужие, обязательно съезжались из окрестных селений даже дальние родственники. Все выражали чувство сострадания, соболезнования близким, соблюдали традиционное прили­чие. Современники отмечали, что в Сибири прощаться приходит множе­ство чужих, посторонних людей, приходят, чтобы «посмотреть, как одет, какою парчою покрыт, плачут ли родные». Всякому входящему в дом пода­вали рюмку водки или стакан чаю. Все трое суток, пока покойник лежал дома, ворота обязательно оставляли открытыми. Несколько человек обслу­живали приходящих, помогали раздеться, подавали с утра до вече­ра чай, грели самовар, а один из них подавал милостыню нищим.

Икону в Сибири было принято ставить не на грудь усопшему, а в голове. Покойника прикрывали полотном, парчою. На столик или полку в изголовье обязательно ставили чашку с водой: «Чтобы душа смогла умыться», — гово­рили знающие люди. Свечку ставили в сосуд с зерном. В гроб стелили кудель и веничные листья.

Хоронили покойника на третий день. «Вязки» от рук и ног покойника клали в гроб с левой стороны. Из дома гроб выносили на ру­ках, а особо чтимого несли на руках до «могилок». После выноса тела тут же переворачивали скамью, а в передний угол, где лежал усопший, клали камень — «серовик», верили — «покойника в этом доме больше в ближай­шее время не будет». Камень лежал 6 недель. Сразу после выноса тела в доме мыли полы, а ворота дома сразу закрывались.

Шествие на «могилки» строилось определенным образом: впереди шел человек с иконой, за ним священник, потом несли крышку, покрытую ковром, затем гроб, обшитый бархатом или атласом (красной тканью). Если по­зволяло состояние, гроб накрывали парчой. Нужно отметить, что в Европейской России, в отличие от Сибири, гроб обычно не обшивался тканью. Умершего отпевали в церкви, а затем несли на кладбище. В могилу гроб опускали на холсте, который затем делился пришедшим нищим. По старинному полуязыческому обряду в Сибири священник-батюшка первым бросал на крышку гроба горсть земли, затем все пришедшие на кладбище бросали по три горсти: «Царствия Небесного; пусть земля будет пухом». На крест по обычаю повязывали холщевое полотенце. По завершении обряда погребения служили панихиду, раздавали милостыню нищим, одаривали всех платочками или полотенцами и возвращались домой.

Далее в доме покойного проходил обряд поминок, «горячий обед». Сюда мог прийти любой, никому не отказывали. А все, кто был на кладби­ще во время похорон, обязаны был прийти. Величайшим «грехом» сибиря­ки считали говорить об умершем «худое». Поминать начинали с кутьи или меда. Потом подавались кушанья «во множестве». Перемен блюд было мно­го, но обязательны были блины. Если покойника хоронили в «постный день», то пода­вали холодную рыбу, рыбный студень, похлебку, пряженики, каши и разные кисели. В «скоромные дни» подавали на столы холодное мясо, студень мясной, студень рыбный, разнообразные каши и кисели, молоко. Поминки обязательно сопровождались разнообразием подаваемых каш. Перед каждой переменой блюд молились Богу и желали усопшему «Царства Божьего». По­дача на стол киселя, часто со сливками, означала завершение «горячего обеда».

Этнографами отмечается, что нигде более в России не существовало обряда посещения кладбища на второй день. Сибиряки же на второй день обязательно шли на «могилки», причем только близкие родственники. «Нич­то, самое удивительное, не удержит их от поездки на могилу: ни проливной дождь, ни метель, ни сильный мороз». Данный обряд сохраняется и поныне…

По православному обряду лишались церковного отпевания и даже погребения на общем кладбище лица, сознательно лишившие себя жизни — самоубийцы. Это считалось величайшим грехом. К таковым относили и погибших участников «разбойного нападения» — преступников.

Те, кто был на «горячем обеде», в течение шести недель по 1 – 2 раза в день били поклоны покойнику. В домах многих зажиточных крестьян в течение 40 дней после похорон родного человека кормили всех приходящих нищих. На 9-й день поминали умершего только близкие родственники, а на 40-й день устраивался «званый обед». Во многих селениях на Ангаре было принято поминать в 6, 9, 20, 40-й дни. Повсеместно в Сибири поминали в день именин и в годовщину смерти. В течение года близкие родственники носили траур.

В годовщину смерти также подавались традиционные перемены блюд: холодная рыба, рыбный студень, кутья пшеничная, кутья черемуховая, пирог рыбный, блины, пряженка, кисель. Все ритуальные каши и в дни поминок и по иному поводу готовились из цельных немолотых зерен.