Методические рекомендации к 6 вопросу семинарского занятия:

Исследова­тели неоднозначно оценивают электоральное поведение в России. При всей неоднозначности и видимой противоречивости российского политического выбора накопленная электоральная стати­стика, данные социологических опросов дают возможность говорить о появлении некоторых устойчивых тенденций в электоральном поведе­нии российских граждан. Так, Г.В. Голосов на основе анализа резуль­татов региональных выборов пришел к заключению, что все три ос­новные теории электорального поведения, разработанные в западных демократиях, «работают» и в российских условиях: наиболее эффек­тивным оказывается «социально-психологический подход», далее следует теория «экономического голосования», и, наконец — «социо­логический» подход.

Разумеется «социологический подход» был сформулирован для обществ с устоявшимися, хорошо изученными связями между соци­альными структурами, а также с предсказуемыми связями между со­циальным положением индивида и его политическими установками. Как показывают исследования, в России эти связи носят весьма неус­тойчивый и часто непредсказуемый характер. Неустойчивость и не­предсказуемость связей между социальным положением индивидов и их электоральными предпочтениями привели некоторых аналитиков к заключению о том, что во многих новых демократиях, например в Рос­сии, известные социальные факторы не оказывают существенного влияния на голосование, а сам этот выбор делается исходя из сооб­ражений идеологического характера, персональных качеств кандида­та. Действительно, в посткоммунистических обществах практически не прослеживается наиболее популярный в западных электоральных исследованиях «раскол» между собственниками и рабочими.

Следует, однако, отметить, что новые типы связей между избира­телями и политическими институтами в этих странах находятся на стадии становления. Россия только начала делать серьезные шаги на пути построения экономической модели, напоминающей рыночные условия. Поэтому при дальнейшем развитии демократических инсти­тутов и рыночной экономики можно ожидать некоторого укрепления социальных основ формирования политических предпочтений. Такой прогноз позволяет сделать то обстоятельство, что продолжение эко­номических преобразований сопряжено с ростом социального нера­венства, результатом чего является различный или даже полярный опыт социальных групп в условиях рыночной экономики.

Вместе с тем в России существует «раскол», отошедший на вто­рой план как фактор электорального поведения в большинстве запад­ных стран, – разница между избирательскими предпочтениями город­ского и сельского населения. Наличие подобного раскола было впер­вые зафиксировано в 1989 г. при анализе результатов выборов депу­татов Съезда народных депутатов СССР, показавшем, что «продемократический» субэлекторат концентрируется севернее 55-й паралле­ли, а «прокоммунистический» – южнее. Поэтому при анализе электо­ральных процессов в России сложилась устойчивая традиция связы­вать результаты голосования с процентной долей горожан в населе­нии региона. Именно этот показатель соотношения числа горожан и сельских жителей берет Г. Голосов в качестве центрального понятия социологического подхода. В то же время Ю. Шевченко исключает из электоральной формулы категорию социологического «раскола», объ­ясняя это тем обстоятельством, что специфика посткоммунистическо­го общества избавляет избирателя от багажа социальных связей и предопределенных решений, предоставляя ему широкие возможнос­ти для индивидуального выбора.

Обращение в странах посткоммунистического блока к централь­ной категории социально-психологического подхода – категории «партийной идентификации» сопряжено с большими методологическими и техническими проблемами. В странах развитой демократии партийная идентификация формируется в процессе политической социализации личности. Исследования, проведенные в ряде демократий в 60-е гг., показали, что дети уже в возрасте 10-11 лет проявляют партийные предпочтения, определенные родительской приверженностью, которая оказывает продолжительное влияние в течение всей его жизни. В России же единственно возможной партией, способной оказывать долгосрочное влияние на избирателя, была Коммунистическая партия. Что же касается новообразованных политических партий, то их крайняя нестабильность влечет за собой и неустойчивость электората, что делает невозможным применение понятия «партийная идентификация» в чистом виде.

Значит ли это, что социально-психологическая модель голосования неприменима в России? Как отмечает Ю.Д. Шевченко, современный российский электорат пока еще находится на той стадии, когда идентификация возможна исключительно на базе идеологии, следствием чего является электоральная неустойчивость в стране. Данный процесс осложняется и неустойчивостью позиций самих партий,

многие из которых также существуют от выборов до выборов. В то же время, исследования показывают, что субэлектораты каждого из идеологических блоков довольно стабильны, тогда как электоральная неустойчивость в самих этих блоках (перетекание избирателей от одной партии к другой) чрезвычайно высока. Это означает, что для избирателя важна не сама партия, а идейно-политическая позиция, что на следующих выборах он может предпочесть другую партию, но его приверженность исходной идеологической ориентации сохранится.

Как отмечают Р. Роуз и У. Мишлер, в странах посткоммунистической Европы превалирует негативная партийная идентификация. Это означает, что избирателям гораздо легче понять, за какую партию они никогда не будут голосовать. Исследования, проведенные в 1995 г. в Венгрии, Польше, Румынии и Словении, показывают, что 77% опрошенных имели негативную идентификацию и только 30% опрошенных – позитивную. Данное обстоятельство объясняется тем, что за долгие годы существования единственно возможной Коммунистической партии сама идея партии была существенно дискредитирована. Исследователи выделяют 4 типа партийной идентификации, характерные для стран посткоммунистического блока, – негативный, за­крытый, апатичный и открытый.

При негативном типе идентификации избиратель может сказать, за какую партию он никогда не будет голосовать, при этом он затруд­няется выбрать партию, за которую бы он проголосовал. Этот тип идентификации демонстрируют 52% опрошенных. Закрытый тип под­разумевает наличие и негативной и позитивной идентификации у из­бирателей и существует в поляризованном мире электоральных отно­шений. Закрытая идентификация характерна для 25% респондентов. Открытый тип демонстрируют избиратели, идентифицирующие себя с определенными партиями, и при этом они не могут назвать партий, за которые бы не стали голосовать. Подобный тип характерен для об­ществ со стабильной партийной системой. Г. Алмонд и С. Верба ха­рактеризовали 82% американцев как избирателей с открытым типом идентификации. Результаты исследования, проведенного на материа­ле стран посткоммунистического блока, показали, что только 5% изби­рателей относятся к этому типу. И, наконец, апатичный тип представ­ляют собой избиратели, не имеющие ни негативной, ни позитивной идентификации. Данный тип характерен для 18% респондентов.

Наиболее разумным для объяснения факторов электорального поведения российских избирателей, казалось бы, является примене­ние теории экономического голосования. Одна из проблем, связанная с использованием данного подхода, заключается в том, что практиче­ски повсеместно в странах Восточной Европы и в России в частности, падение коммунистического режима и приход демократии сопровож­дался значительным ухудшением экономического положения как от­дельных граждан, так и государства в целом. Общество привыкло жить в перманентном кризисе, и оценка деятельности любых органов власти невозможна с позиций, свойственных западным избирателям. Между тем электоральный успех зачастую сопутствовал реформато­рам и сторонникам еще более глубоких преобразований. Данное об­стоятельство побудило Г. Китчельта сформулировать гипотезу о том, что, в отличие от населения западных стран, граждане новых демо­кратий голосуют, во-первых, эгоцентрично, во-вторых, перспективно. Имеется в виду, что избиратель ориентируется в своем выборе на ос­нове оценки того, как он лично сможет улучшить собственное эконо­мическое положение с приходом того или иного политика.

Ю. Шевченко предлагает иной подход для объяснения электораль­ных предпочтений избирателей поставторитарных стран. Этот подход исследователь называет институциональным. Основой такого подхода является представление, согласно которому характер властных полно­мочий избираемого института оказывает существенное влияние на по­ведение избирателей. «Неравномерное распределение властных пол­номочий между исполнительной и законодательной ветвями власти по­рождает раздельное голосование. При выборе политического институ­та, чьи полномочия ограничены, ведущей мотивацией оказывается ин­струментальная, тогда как на выборах политически более сильного ин­ститута доминирует идеологическая идентификация».

Подобный подход находит некоторое подтверждение в России. На выборах в Государственную Думу, являющуюся слабым политическим институтом, побеждают «оппозиционные» силы, что, согласно инсти­туциональному подходу, является следствием «наказания» за неудач­ный курс правительственных реформ. Тогда как при выборе Прези­дента РФ одной из мотиваций остается идеологическая идентифика­ция, мало связанная с текущим экономическим положением избирате­лей. В качестве примера данного положения Ю. Шевченко рассматри­вает итоги голосования в Госдуму в 1993 и 1995 гг., где наибольшее число голосов избирателей получили ЛДПР и КПРФ, и президентских выборов 1996 г.

Остается невыясненным вопрос, почему в 1999 г. на выборах в Госдуму проправительственный партийный блок «Единство» не толь­ко не был «наказан» за неудавшиеся экономические реформы, а вы­ступил более чем успешно, и на выборах президента в 2000 г. также победил ставленник Ельцина В. Путин. По мнению Ю. Шевченко, «важнейшим фактором, повлиявшим на обе избирательные кампа­нии, стали антитеррористическая операция в Чечне и вызванный ею подъем «патриотических» эмоций в стране. Влияние социально-эко­номических и институциональных условий на электоральные процес­сы имеет смысл изучать лишь в том случае, если на выборы не влия­ют проблемы терроризма и насилия. В этом случае, структурные и ин­ституциональные факторы отступают в тень».

Вместе с тем существует и другое объяснение данной ситуации. Некоторые исследователи рассматривают голосование на парламент­ских выборах в России как наиболее идеологически окрашенное и многовариантное, что не исключает возможности протестного поведе­ния (Мелешкина Е., Малютин М. и др.). Одним из факторов, влияющих на возникновение такой ситуации, является именно второстепенность выборов, обусловленная особенностями разделения властей, а также спецификой правил электоральной игры. Рядом исследователей от­мечается, что в России «политические традиции придают властным отношениям такую конфигурацию, когда диспозиции политических сил превращаются в основные критерии электорального поведения... Ориентации избирателей, в свою оче­редь, отмечены поисками «настоящей власти» — с одной стороны, от­вечающей традиции подчинения самодержцу (тоска по «доброму ца­рю»), а с другой стороны, способной продемонстрировать свою властность («грозу», «крутость»)». Именно этими факторами объясняется победа «Единства» на парламентских выборах 1999 г. и в целом успех идеологически безликих партий власти, а также результаты президентских выборов 2000 г.