Информация по оценке знаний обучающихся

Общая шкала оценки знаний

Аттестационная буквенная оценка	Цифровой эквивалент баллов	%-е содержание степени усвоения учебной дисциплины	Оценка по традиционной системе
А	4,0	95-100	отлично
А-	3,67	90-94
В+	3,33	85-89	хорошо
В	3,0	80-84
В-	2,67	75-79
С+	2,33	70-74	удовлетворительно
С	2,0	65-69
С-	1,67	60,64
D+	1,33	55-59
D	1,0	50-54
F	0	0-49	неудовлетворительно

Итоговая оценка по дисциплине в процентном содержании определяется:

В случае если модуль состоит из одной дисциплины, то итоговой оценкой по модулю является результат итогового контроля по данной дисциплине. При этом итоговая оценка включает оценки по видам работ, предусмотренных учебной программой дисциплины (практические, лабораторные, расчетно-графические, курсовые), рассчитывается по формуле:

,где

Р1 и Р2 – оценки первого и второго рубежного контроля;

Э – оценка за экзамен;

ИМ – итоговая экзаменационная оценка за модуль дисциплин

0,4 и 0,6 – соответственно коэффициенты весомости экзаменационной оценки и оценок рубежного контроля.

В случае если модуль состоит из нескольких компонентов, то экзамен проводится по основному компоненту (Эок), а по другим компонентам формой итогового контроля являются реферат, эссе, проектная работа или курсовая работа (Эдк), рассчитывается по формуле:

,где

Эок – экзамен по основному компоненту;

Эдк – экзамен по другим компонентам;

ККМ – количество компонентов модуля

0,4 и 0,6 – соответственно коэффициенты весомости экзаменационной оценки и оценок рубежного контроля.

ИМ – итоговая экзаменационная оценка за модуль дисциплин

ЛЕКЦИЯ 1. ПОНЯТИЕ, ПРЕДМЕТ И МЕТОДОЛОГИЯ СРАВНИТЕЛЬНОГО ПРАВОВЕДЕНИЯ

Развитие сравнительного правоведения — это объективный по своей сути, естественный по своему характеру и эволюционный по своей форме процесс. Это процесс познания с помощью сравнитель­ного метода существующей в различных странах, частях мира и регионах правовой материи. История развития сравнительного пра­воведения, справедливо отмечается в западной литературе, это весь­ма значимая составная часть общей истории развития идей. В от­личие от истории развития права как таковой, представляющей собой адекватное отражение процесса естественного развития пра­вовых институтов во времени, история развития сравнительного права выступает главным образом как история развития сравни­тельно-правовых идей продуцируемых в основном отдельными индивидумами или группами индивидумов. Правда, при этом делается оговорка, свидетельствующая о коренном изменении положения дел, происшедшим за последнее столетие, о том, что эти идеи сравни­тельно недавно получили широкое распространение и вполне реаль­ное воплощение в явлениях окружающего нас мира.

Говоря об объективности и естественности процесса развития сравнительного правоведения, следует обратить внимание, по край­ней мере, на три важных для его общей характеристики и более глубокого понимания истории его развития момента.

Во-первых, развитие сравнительного правоведения — это не стихийный, а вполне осознанный и целенаправленный процесс, обус­ловленный необходимостью и потребностью отдельных людей и все­го общества в глубоком и разностороннем познании не только своей собственной, но и существующей за пределами своей страны правовой материи. Элементы стихийности в развитии сравнитель­ного правоведения значительно уменьшились, а соответственно осо­знанности и целенаправленности — увеличились особенно за пос­леднее столетие, когда в различных странах мира, как и на уровне мирового сообщества, были созданы различные институты и учреж­дения, занимающиеся проблемами сравнительного правоведения.

По вполне обоснованному мнению отечественного ученого В. А. Туманова, сравнительное правоведение оказалось в центре внимания в силу множества причин.

Как отмечал автор еще в 80-е годы, в методологическом, тео­ретическом и практико-прикладном аспектах неоднократно указы­валось на необходимость его развития. Данные вопросы активно обсуждаются во многих работах, на конгрессах, в научных учреж­дениях.

В самом общем плане, объективные предпосылки всего этого могут быть сформулированы следующим образом: сложность и мно­гообразие правовой карты современного мира; появление на ней ряда новых правовых систем; динамика уже сложившихся право­вых систем в результате их приспособления к изменяющимся усло­виям; «важная роль правовой проблематики в соревновании двух противостоящих общественно-политических систем, в идеологичес­кой борьбе современности»; широкое развитие международных эко­номических, научно-технических, культурных и иных связей. «При­менительно к сравнению в рамках государств одного и того же типа важным стимулирующим фактором являются интеграционные про­цессы, широкое взаимное использование опыта».

Указанные объективные предпосылки усиления внимания к сравнительному правоведению имели место более пятнадцати лет назад. В настоящее время представляется более правильным ука­зать вместо идеологической борьбы двух противостоящих друг другу систем на несовпадение, а в ряде случаев и противопоставление экономических, социальных, идеологических и иных объективно присущих каждому отдельно взятому государству интересов.

Вместо интеграционных процессов, которые имели место лишь в пределах государств и общественно-политических систем одного типа, в настоящее время все больше обращается внимание также на интеграционные процессы разных типов. Справедливости ради сле­дует сказать, что нередко эти процессы существуют лишь в умах масштабно мыслящих, а точнее — космополитически настроенных исследователей, теоретически, но не в реальной жизни. Но это уже другой вопрос, который требует особого рассмотрения.

Во-вторых, процесс развития сравнительного правоведения не изолирован от других, происходящих в обществе — экономических, политических, идеологических событий и явлений. Право и сравни­тельное правоведение как социальный феномен не могут существо­вать и развиваться сами по себе, не будучи взаимосвязанными и взаимообусловленными другими социальными феноменами.

Это — аксиома, многократно подтвержденная не только и даже не столько теоретически, сколько практически. Очевидным является тот факт, что чем выше уровень развития экономики, материаль­ной сферы жизни общества, тем выше должен быть и уровень об­служивающей ее идеологии, права и политики. И наоборот. Соответ­ствующим образом должна определяться необходимость и потреб­ность во взаимодействии друг с другом экономических, государ­ственно-правовых и общественно-политических институтов различ­ных стран. А вместе с тем — необходимость и потребность в их сравнительном исследовании и использовании совместного опыта, накопленного в процессе их взаимодействия, а также правового и иного опыта отдельных стран.

Из факта взаимосвязи процесса развития сравнительного пра­воведения с процессами развития других общественно-политичес­ких и государственно-правовых явлений, институтов и учреждений следует, что история и закономерности развития первого в значи­тельной степени обусловливаются историей и закономерностями развития последних. И наоборот. История и закономерности разви­тия неправовых явлений, институтов и учреждений подвергаются определенному, порою весьма сильному влиянию со стороны процес­са эволюции правовых и сравнительно-правовых явлений, институ­тов и учреждений.

В равной мере это же относится и к соответствующим идеям, предшествующим возникновению или же сопутствующим процес­су развития правовых и сравнительно-правовых явлений, институ­тов и учреждений. Они также не существуют сами по себе. Право­вые, равно как и сравнительно-правовые, идеи возникают и разви­ваются, как правило, в тесной связи с политическими, национальны­ми, расовыми, экономическими и иными идеями, возникающими и развивающимися в рамках того или иного отдельно взятого обще­ства, или же на основе всего мирового сообщества.

И в-третьих, процесс развития сравнительного правоведения — это многомерный (многоаспектный), сложный, далеко не прямоли­нейный и весьма противоречивый процесс.

На основе ранее приведенных примеров прямого и косвенного противодействия сравнительному правоведению в разные времена

можно сделать вывод о том, что его формирование и развитие про­ходило достаточно сложно. Вплоть до конца XIX — начала XX в., а в некоторых странах и гораздо позднее, доминировало стойкое предубеждение против идеи развития сравнительного правоведения, сопровождающееся негативным к нему отношением, а также полным или частичным его отрицанием.

Разумеется, это не могло не сказаться негативным образом на процессе становления и развития сравнительного правоведения. От­рицательное отношение к процессу развития сравнительного пра­воведения, равно как и к самому сравнительному правоведению, его полное или частичное отрицание — это, несомненно, крайность. Од­нако это лишь одна сторона процесса развития сравнительного пра­воведения, порожденная непониманием учеными и политическими, деятелями, отрицательно относящимися к сравнительному правове­дению, своих собственных национальных интересов, а также — при­роды и закономерностей его становления и развития Государствен­ный и правовой изоляционизм, ассоциирующийся с национальным и общественно-политическим провинциализмом, никогда еще не приводили ни один народ даже к среднему уровню развития.

Но в истории формирования и развития сравнительного пра­воведения есть и другая, не менее пагубная для его успешной эво­люции сторона. А именно — искусственное форсирование процес­са развития сравнительного правоведения, готовность ускорить его, наряду с интеграцией различных наций и народов, чуть ли не на­сильственным путем.

Характерны в этом плане рассуждения известного немецкого юриста второй половины XIX в. Р. Иеринга. Автор в принципе пра­вильно ставил вопрос о необходимости и целесообразности заимство­вания лучших правовых и иных институтов одних народов у дру­гих, о важности международного культурного, научного и торгово­го обмена и, как следствие этого, о необходимости развития сравни­тельного права.

В своей не утратившей и поныне актуальности работе «Дух римского права на различных ступенях его развития» Иеринг пи­сал: «Кто хочет удержать нас от принятия чужих законов и учреж­дений, пусть также запретит нам заимствовать что бы то ни было из чужой культуры, пусть прикажет, чтобы влияние, которое ока­зало изучение древности на новую культуру, получило обратный ход. Вопрос об усвоении чужих учреждений права не есть вопрос национальности, но просто вопрос пользы и нужды. Никто не будет доставать издалека то, что у него дома так же хорошо или лучше.

Но только глупец отвергнет хинную кору на том основании, что она выросла не на его капустнике».

Выступая против исторической школы права, проповедовавшей тезис о том, что право должно развиваться только на основе «сущ­ности национальности», автор резонно замечал, что в таком случае мы не должны были бы вводить суды присяжных, поскольку они произрастали не на нашей почве. Конституционную же форму прав­ления как чужеземное явление следовало бы нам не применять, что мы и делаем, а осуждать. Как будто мы сомневаемся, ввозить ли чужое вино только потому, что не мы его выжимали из винограда, употреблять ли хинную кору, потому что она не у нас выросла.

В данных рассуждениях Иеринга есть огромная доля правды и убедительности. С ними трудно спорить. Нельзя не согласиться, в принципе, и с тезисом о том, что «преуспеяние народа, точно так­же, как и преуспеяние единичной личности» есть непрерывное за­имствование извне. Что его язык, искусство, право, нравы, вся его культура, одним словом, вся его индивидуальность и национальность являются, «как и телесный и душевный организм единичной лич­ности, продуктом бесчисленных влияний и заимствований из внеш­него мира».

Однако нельзя согласиться с утверждением Иеринга о том, что торговля, обмен материальными и духовными ценностями между народами «не есть только дело интереса и свободной воли народов, но есть право и обязанность», и что «сопротивление исполнению этой обязанности есть возмущение против порядка природы, про­тив заповеди истории».

Иеринг явно разделял имперские, колониалистские по своему духу и характеру устремления и идеи великих, «цивилизованных» держав того времени, когда писал, что если какой-нибудь народ оказывается неспособным пользоваться землей, вверенной ему при­родой, то он должен уступить ее другому народу. Земля принадле­жит руке, умеющей ее возделывать. В силу этого, по мнению авто­ра, кажущаяся несправедливость, оказываемая англосаксонской нацией в Америке туземным индейцам, «с точки зрения всемирной истории есть право». И не менее правы, считает автор, те европей­ские народы, которые, открывая силой реки и гавани Небесной Им­перии и Японии, принуждают эти земли и населяющие их народы к торговле.

Разумеется, подобное «сближение народов, сводящееся по сути к насильственному насаждению торговых обычаев и порядков одних народов другим, правовых предписаний и традиций одних, наций другим, ничего общего не имеет с объективным, естественноисторическим процессом обмена материальными и культурными ценно­стями, включая правовые, с процессом свободного, чуждого какому бы то ни было насилию, развития сравнительного правоведения».

Также спорным является тезис автора, согласно которому на­роды должны принуждаться к взаимному общению, поскольку «выс­ший закон истории есть общение». Народ, который запирается от других, рассуждает Иеринг, совершает не только грех против самого себя, лишая себя средства воспитания, но в то же время допуска­ет несправедливость против других народов. Такой народ, не выно­сящий соприкосновения с чуждой ему культурой, не терпящий «вос­питания путем истории», теряет «свое право на дальнейшее суще­ствование, его погибель приносит пользу миру».

Подобные радикальные выводы и суждения, противоречащие здравому смыслу, не только не способствуют, а наоборот, в макси­мальной степени препятствуют как материальному и духовному сближению народов, так и дальнейшему развитию на этой основе сравнительного правоведения.

Развитие последнего не имеет ничего общего ни с насилием, ни даже с самыми легкими и кажущимися на первый взгляд безобид­ными формами принуждения. Это — с объективной стороны самый обычный для нормального развития человеческого сообщества есте­ственный процесс, а с субъективной стороны — процесс сугубо доб­ровольный, не терпящий никаких форм давления, а тем более — принуждения и насилия. Таким он был в течение всего периода сво­его развития — в прошлом и настоящем. Таким же он должен оста­ваться и в будущем. Это — один из основных принципов процесса становления и всего последующего развития сравнительного право­ведения. В этом — залог его жизнестойкости, долговечности и эф­фективности.

Из сказанного следует, что, изучая историю развития сравни­тельного правоведения, рассматривая его сложную и противоречи­вую эволюцию, для глубокого и разностороннего понимания иссле­дуемой материи весьма важным представляется держать в поле зрения не только традиционные для такого случая вопросы, каса­ющиеся движущих сил, мотивов, условий, основных этапов разви­тия и факторов торможения или ускорения, но и принципы форми­рования и развития сравнительного правоведения.Это поможет глубже понять не только историю развития сравнительного правоведения, но и его сущность, содержание, задачи, стоящие перед ним, пределы его применения, роль и назначение. Это поможет точнее определить особенности, специфику сравнительного правоведения по отношению к другим институтам и отраслям права.

Например, теоретически и практически важным представляет­ся понять, ради чего, для решения каких задач и достижения каких целей формируется и развивается сравнительное правоведение. Каковы формы и методы их разрешения. Существуют ли какие-либо ограничения или пределы применения этих форм и методов. И так далее.

Эти и другие им подобные вопросы на первый взгляд могут показаться простыми, даже тривиальными. На самом же деле все выглядит гораздо сложнее. Не случайно, что по каждому из них, как правило, предлагается не одно, а два и более решений.

В частности, в отношении метода сравнительного правоведе­ния, пределов его применения одни авторы склонны считать, что данный метод не имеет никаких ограничений ни во времени, ни в пространстве. Другие же, наоборот, полагают, что он эффективен лишь до определенной степени. Такого мнения придерживается, на­пример, видный английский ученый-историк А. Тойнби, использу­ющий сравнительный метод при изучении различных цивилизаций.

В своей широко известной работе «Цивилизация перед судом истории», а точнее — в ее фрагменте под названием «Греко-рим­ская цивилизация», написанном в послевоенный период, автор де­лал следующее заключение. Итак, писал он, покончим с нашими сравнениями. Это образный метод, позволяющий несколько ярче представить себе историю различных цивилизаций, но он эффекти­вен только до определенной степени. Если отнестись к этому мето­ду слишком серьезно и не отставить его своевременно в сторону, он может стать препятствием к более глубокому проникновению в ис­торию. «Метафорическое приложение законов и процессов мира неживой природы к описанию жизненных процессов, в особеннос­ти человеческой жизни, сейчас, видимо, особенно опасно, хотя бы из-за того, что стало чересчур модным».

Неоднозначно обстоит дело и с решением других вопросов, та­ких, например, как цели и задачи развития сравнительного право­ведения, а также изучение его весьма непростой и противоречивой истории. Здесь также нет единства мнений. Ибо если одни авторы склонны акцентировать внимание на академической значимости данных вопросов, то другие — на их прикладной, практической зна­чимости. Третья же группа исследователей исходит из необходимо­сти и важности их рассмотрения как в академическом, так и в при­кладном, прагматическом плане.

Не касаясь сейчас данных вопросов по существу, следует лишь заметить, что методологически важным, адекватно отражающим ре­альную действительность, представляется их решение по аналогии. Необходимо исходить из того, что история развития сравнительного правоведения — это не только часть истории развития правовых идей, но и неотъемлемая составная часть всеобщей истории.

Из этого следует что, если не все, то, по крайней мере, неко­торые стороны и аспекты всеобщей истории, включая ее основные цели и задачи, в определенной мере отражаются и на истории раз­вития сравнительного правоведения. Смысл использования анало­гии при этом заключается в том, что история развития сравнитель­ного правоведения условно приравнивается по отношению к всеоб­щей истории как история отдельно взятого государства, права (пра­вовой системы), народа, нации, общества.

Аналогия эта — весьма несовершенная, условная. Но она по­могает лучше понять рассматриваемую проблему. По аналогии с це­лями и задачами изучения общей (национальной) и всеобщей исто­рии, с учетом специфики исследуемой материи можно глубже и об­стоятельнее понять цели и задачи изучения сравнительного право­ведения.

"Начиная курс русской истории", — обращался к студентам Московского университета ученый-историк В. О. Ключевский, — "я предпошлю ему несколько самых общих элементарных соображе­ний, цель которых — связать сделанные вами наблюдения и выне­сенные впечатления по всеобщей истории с задачей и приемами изучения истории России".

Преломляя цели и задачи изучения всеобщей истории приме­нительно к задачам и приемам изучения истории России, автор утверждал: "Понятен практический интерес, побуждающий нас изучать историю России, особо выделяя ее из состава всеобщей истории: ведь это история нашего отечества". Но этот практический, он же — воспитательный интерес не только не исключает, а наобо­рот, всячески предполагает и научный интерес. Благодаря практи­ческому интересу последнему придается по мере развития общества "все более дидактической силы".

Вдумаемся в суть рассуждений ученого и попытаемся, исполь­зуя с известными оговорками и исключениями аналогию, мыслен­но перенести его умозаключения со всеобщей истории и истории развития российского общества, государства и права на историю сравнительного правоведения.

Если смысл и содержание, основные цели и задачи изучения всеобщей истории, так же как, впрочем, и истории России, в конеч­ном счете сводятся к научному, практическому и воспитательному интересу, то не в этом ли заключаются основной смысл, цели и задачи развития и изучения истории сравнительного правоведения? Ведь история развития последнего является хотя и не основной, но тем не менее неотъемлемой составной частью первых.

Ответ на эти и другие вопросы, касающиеся сравнительного правоведения, будет дан при последующем изложении материала.

По мнению французского компаративиста Рене Давида «сравнение правовых систем, соседствующих на географической карте, — дело такое же давнее, как и сама правовая наука». Изучение 153 конституций греческих и варварских городов лежит в основе трактата Аристотеля о политике; Солон, как говорят, действовал так же, создавая афинские законы, а децемвиры, как гласит легенда, составили Законы 12 таблиц лишь после изучения законов городов Великой Греции. В средние века сравнивали римское право и право каноническое, а в Англии в XVI ве­ке также обсуждали в сравнительном плане достоинства каноничес­кого права и общего права. Позднее на сравнении обычаев основыва­лись труды тех, кто пытался создать во Франции общее обычное право, в Германии — немецкое частное право. Наконец, Монтескье стремился путем сравнения изучить дух законов и определить при­нципы хорошей системы правления.

Можно привести еще множество примеров из прошлого; тем не менее развитие сравнительного права как науки относится к недав­нему времени. Только в последние сто лет важность сравнительного изучения права была признана, методы и цели сравнительного права систематически изучались, и сам термин «сравнительное право» был признан и вошел в научный оборот.

Причины, объясняющие столь позднее признание сравнительного права как науки, легко установить. В течение веков наука права была направлена на выявление принципов и положений справедливого права, соответствующего воле бога, человеческой природе и разуму.

Лишь в XIX веке вследствие национальных кодификаций идея «всеобщего права» сошла со сцены и как результат этой «культурной революции» появилась возможность, а затем и необходимость срав­нивать законодательство различных европейских стран. И наука пра­ва в целом, и университетское преподавание основывались на нацио­нальных законодательных системах. Развитие сравнительного права было логическим следствием придания праву национального харак­тера и соответственно изменения концепции права. С другой сторо­ны, развитию сравнительного права способствовало последователь­ное расширение самых различных международных связей.

Сравнительное правоведение, сложившись на рубеже ХХ века, развивалось быстрыми темпами. Еще четверть века назад оно рас­сматривалось как узкая сфера, где подвизались несколько дилетан­тов. В наши же дни в нем видят необходимый элемент науки и право­вой культуры.

Первые шаги сравнительного правоведения отмечены дискуссия­ми, направленными на определение и уточнение его сущности и предмета, места среди других отраслей правовой науки, его методов, возможной сферы применения сравнительного изучения права, целей такого изучения. Дискутировалось, следует ли рассматривать сравни­тельное право как самостоятельную отрасль науки права или как ме­тод — сравнительный метод, — используемый этой наукой; сравни­тельное право стремились разграничить со сравнительной историей права, общей теорией права, социологией права; уточняли, в какой отрасли права сравнение особенно эффективно, какие системы пра­ва полезно, целесообразно или просто возможно сравнивать между собой; подчеркивались и опасности, подстерегающие юристов на пути изучения сравнительного права. Эти дискуссии составляют основу первых трудов по сравнительному праву, появившихся в различ­ных странах, и именно эти проблемы стояли на повестке дня первого Международного конгресса по сравнительному праву, состоявшегося в Париже в 1900 году. Запоздалое эхо этих проблем звучит еще и се­годня в некоторых трудах, опубликованных недавно.

Именно в этом аспекте сравнительное право в XIX веке приобре­тает свою значимость. Вслед за Монтескье, которого иногда не без некоторого преувеличения называют прародителем сравнительного права, становится модным создавать широкие историко-философские картины развития права, основанные на господствовавших тогда представлениях о социальном прогрессе и эволюции. Для этой цели использовалось право самых различных народов. Начиная с обычаев примитивных племен (чтобы показать происхождение права), юрист с восторгом созерцал затем право наиболее развитых стран в совре­менной цивилизации. Мэн в Англии, Колер в Германии — наиболее видные представители этого направления. Такова же была ориента­ция созданной в 1831 году в Коллеж де Франс первой кафедры срав­нительного права.

Сравнительное право показывает нам множество правопониманий. Оно знакомит нас с обществами, в которых отсутствует наше понимание права; с обществами, в которых право тесно связано с религией и составляет ее сокровен­ную часть. История философии права может, конечно, ограничиться описанием взглядов и представлений о природе и роли права, сущес­твовавших в каком-либо одном национальном праве. Однако филосо­фия требует универсализма; нет нужды говорить, об убожестве и узос­ти философии права, которая базировалась бы лишь на изучении своего национального права. Сравнительное право, совершенно оче­видно, способствует тому, чтобы преодолевать такие барьеры.

Сравнительное право дает возможность лучше узнать национальное право и совершенствовать его.

Законодатель всех времен использовал сравнительное право. Не случайно в прошлом веке говорили о сравнительном законодательстве. Заботой тех, кто создал в 1869 году во Франции Общество срав­нительного законодательства, было изучение новых кодексов, приня­тых в разных странах, с тем, чтобы составить о них представление и сравнить с французскими кодексами, подсказать законодателю необходимость тех или иных изменений. Поскольку в странах Европы были сходные экономические и общественно-политические усло­вия, то они порождали исходные требования и установки к законодателю. Торговое, уголовное, трудовое право и право социального обеспечения, семейное, процессуальное и административное право имеют сходство в многочисленных законодательных тенденциях, совпаде­ние не только в крупных вопросах, но и в юридических частностях. В течение двадцати, десяти лет и даже в более сжатые сроки реформа, проведенная в какой-либо стране и доказавшая свою целесооб­разность, повторялась в других странах с некоторыми модификация­ми, отражающими специфические условия этих стран или направленными на ликвидацию пробелов и недостатков первого законодательного решения. Английские положения о чеках, бельгийс­кий закон об отсрочке исполнения наказания, немецкая компания с ограниченной ответственностью — вот лишь немногие широко известные примеры институтов, заимствованных Францией из законов других стран. Обращение законодателя к помощи сравнительного права может только расширяться в наше время, когда от права не только ждут обеспечения стабильности правопорядка, а хотят посредством новых законов более или менее радикально преобразовать общество.

Сравнительное право полезно для взаимопонимания меж­ду народами и создания наилучшего режима отношений в междуна­родной жизни.

Этот — третий — аспект сравнительного права стал, может быть, главным в нашу эпоху. Он затрагивает, прежде всего, международное публичное право. Условия современного мира требуют полного обнов­ления международного права: надо, чтобы между государствами уста­новились, помимо просто мирного сосуществования, новые отношения сотрудничества, как региональные, так даже и всемирные. Ясно, что эти отношения не могут быть или развиваться должным образом при незнании правовых систем, которые отражают понимание справедли­вости и регулируют, с учетом политических взглядов, структуры раз­личных государств. Устав ЮНЕСКО (ст.З) предусматривает укрепле­ние взаимопонимания между народами путем развития во всемирном масштабе изучения иностранного права и использования сравнитель­ного метода.

Кафедры римского права были созданы в Англии королем Генри­хом VIII в XVI веке, чтобы способствовать образованию дипломатов, которым предстояло представлять Англию в странах континенталь­ной Европы, где право основывалось на римских традициях. Фран­цузские дипломаты — составители завтрашних торговых договоров или международных конвенций — также должны быть готовы пони­мать точки зрения других, знать, как и какими аргументами они смо­гут убедить своих контрагентов. Они не будут на высоте в выполне­нии своих задач, если в переговорах с США, СССР или Китаем будут рассуждать только на французский манер, говорить и действовать так, как если бы стремились апеллировать к общественному мнению своей страны. В переговорах США надо знать конституционное пра­во этой страны. Надо, в частности, отдавать себе отчет в наличии за­конодательных ограничений полномочий федеральных властей. В беседах с представителями Дальнего Востока следует учитывать об­раз мышления в понимании права и международных отношений со­всем не так, как на Западе. Сравнительное право не менее необходи­мо, если мы хотим более тесного сотрудничества между разными странами в рамках регионального сообщества, политических или экономических образований, которые создаются в Европе и на дру­гих континентах.

Одним из источников международного публичного права, предусмотренных Статусом Международного Суда, являются «общие принципы права, признанные цивилизованными нациями»; толкование этой формулы можно осуществлять только на основе сравнительного права.

Сравнительное право, необхо­димое для развития и применения международного публичного пра­ва, должно сыграть не меньшую роль в сфере международного час­тного права. В настоящее время международное частное право находится в сложном положении. Оно состоит в основном из колли­зионных норм, призванных определять, компетентно ли данное национальное право рассматривать то или иное правоотношение с инос­транным элементом и какое именно национальное право следует к нему применять. Такой 'метод мог бы быть приемлемым, если бы в различных странах пришли к единообразным решениям. Но на деле коллизии законов и юрисдикции в каждой стране решаются без уче­та того, что в этом плане делается в другой стране, в результате чего для отношений с иностранным элементом в разных странах установ­лены различные режимы. Эта ситуация чревата двумя опасными пос­ледствиями: непредсказуемостью решений и расхождением в реше­нии одной и той же проблемы.

Одна из главных задач юристов нашей эпохи — положить конец этой анархии. В мире, где международные связи расширяются из года в год, важно создать для них прочную правовую основу. Разным стра­нам следует достичь согласия и установить, что повсюду к тому или иному виду отношений будут применяться одинаковые нормы. Госу­дарства должны выработать и принять в каждой области единообраз­ные нормы. Для этой цели могут быть заключены международные конвенции, а, кроме того, судебная практика каждой страны должна принимать во внимание, создавая коллизионную норму, как данная проблема решена законом или судебной практикой в других странах.

Вместо попытки унифицировать коллизионные нормы с практической точки зрения более предпочтительно выработать единые материальные нормы, регулирующие те или иные категории правоотношений.

Сравнительное право призвано сыграть огромную роль в обновлении правовой науки и в выработке но­вого международного права, отвечающего условиям современного мира. Однако для компаративистов недостаточно выявить ту роль, ко­торая принадлежит сравнительному праву. Вторая их цель — сделать юристов способными выполнить, каждому в своей отрасли, возло­женные на них задачи. Сравнительное право — это не область деятельности отдельных юристов, интересующихся данной областью права. Все юристы должны заинтересоваться сравнительным правом, для того чтобы лучше выполнить стоящие перед ними задачи. Для одних сравнительное право — это только метод, точнее, сравнительный метод; для других, напротив, сравнительное право —это автономная отрасль науки познания права. Рядом с юристами, которые просто используют сравнительное право, есть место и для компаративистов, задача которых ограничивается подготовкой почвы, с тем чтобы дру­гие смогли успешно использовать в своей работе сравнение.

Сравнение различных правовых систем действительно иногда очень сложно: надо знать, прежде чем этим заняться, об опасностях, которые подстерегают, и о необходимых мерах предосторожности.

Потребности в особой компаративистской подготовке не было до тех пор, пока во Франции интересовались только европейскими пра­вовыми системами, более или менее близкими праву французскому по их традициям, структуре, методам, сфере действия. И сегодня можно оставаться на тех же позициях, если интересоваться только правовыми системами, принадлежащими к той же «семье», что и пра­во Франции. В этом случае не надо обращаться к компаративистам.

Обратим теперь внимание на формальные источники права. В системах права закону, обычаю, судебной прак­тике, доктрине, справедливости придается разное значение. При изу­чении иностранного права надо исходить из того, что наши представления об иерархии различных источников права неприменимы к дру­гим странам; что методы и рассуждения, используемые юристами для установления норм права и развития права в целом, весьма разнооб­разны. Одна система может носить религиозный характер, и никакой законодатель не может изменять нормы такого права. В других стра­нах законы — лишь модель, которую считают естественным нару­шать, если того требует обычай. Где-либо еще судебному решению придается значение, выходящее за рамки данного процесса. Исполь­зование общих принципов и формул также может в некоторых пра­вовых системах служить для того, чтобы подправить применение формально неизменных норм действующего права. Все это надо знать в отношении правовых систем, которые предполагается изучать на сравнительной основе. Дело усложняется тем, что выводы теоретиков об источниках права или способах толкования закона не всегда дают точное представление о реальном положении. Так, доктрина во Франции утверждает, что судебная практика не является источником права; тем не менее в действительности при определенных обстоятельствах решения Кассационного суда или Государственного совета часто играют роль не меньшую, чем закон. Еще и сегодня в Англии закон охотно изображают как исключительный феномен в системе, которая является классической системой судейского права. Однако законы в Англии столь же многочисленны, и они играют там роль ни­чуть не меньшую, чем во Франции. Их перестали толковать букваль­но и ограничительно, как это предписывалось старинными канонами. Остается верным лишь то, что английские юристы по-прежнему плохо чувствуют себя в присутствии норм, сформулированных законода­телем, и стремятся как можно скорее растворить их в судебных ре­шениях, вынесенных в ходе применения этих норм. Доктрина ислама не допускает, чтобы законодатель мог изменять нормы права, состав­ляющие священное мусульманское право; это запрещение не препятствует тому, чтобы различными путями — полицейскими или про­цессуальными — властитель в мусульманских странах фактически парализовал действие той или иной нормы или подчинил ее приме­нение различным условиям, не затронув ортодоксальных принципов.

Обратимся теперь к последнему различию между правовыми системами, которое компаративисту важно выявить. Каждая правовая система пользуется понятиями, при помощи которых формулируются ее нормы; при этом норма права данной системой права может пониматься по-своему. Кроме того, в структурном отношении система норм может быть построена по-разному, и соответственно изучение данной системы права предполагает понимание структурных различий, существующих между нашим правом и изучаемым.

Сравнительное право должно сыграть первостепенную роль в правовой науке. Оно стремится, прежде всего, разъяснить юристам роль и значение права, используя для этого опыт всех народов. С другой стороны, в практическом плане оно стремится спо­собствовать развитию международных отношений. В-третьих, срав­нительное право позволяет юристам разных стран улучшать свое на­циональное право.

В современном мире каждое государство имеет свое право, а бывает и так, что в одном и том же государстве действуют несколько конкурирующих правовых систем. Свое право имеют также и негосударственные общности: каноническое право, индусское право, мусульманское право, индусское право, иудейское право. Существует также и международное право, призванное регулировать во всемирном или региональном масштабе межгосударственные и внешне торговые отношения. Право разных стран сформулировано на разных языках, использует различную технику и создано для обществ с различными структурами, нравами, правилами, верованиями. В современном мире существует множество правовых систем. Правовая система - понятие более широкое и объемное, чем просто понятие "право".

Правовая система - это совокупность взаимосвязанных, согласованных и взаимодействующих правовых средств, регулирующих общественные отношения, а также элементов, характеризующих уровень правового развития той или иной страны. Правовая система-это вся "правовая действительность" данного государства. В этом широком понятии выделяются активные элементы, тесно связанные между собой: собственно право как система обязательных норм, выраженных в законе, иных, признаваемых государством источниках; правовая идеология - активная сторона правосознания; судебная (юридическая) практика. Понятие "правовая система" имеет существенное значение для характеристики права той или иной конкретной страны. Обычно в этом случае говорится о "национальной правовой системе", например, Великобритании, Германии, и так далее. Различия между правом разных стран значительно уменьшаются, если исходить не из содержания конкретных норм, а из их более постоянных элементов, использованных для создания, толкования, оценки норм. Сами нормы могут быть бесконечно разнообразны, но способы их выработки, систематизации, толкования показывают наличие некоторых типов, которых не так уж много. Поэтому возникла группировка правовых систем современности в правовые семьи, подобно тому, как это делают и другие науки, оставляя в стороне второстепенные различия и выделяя семьи, как, например, в лингвистике - романские, славянские, семитские языки; в религии - христианство, ислам, буддизм и так далее; в естественных науках - млекопитающие, пресмыкающиеся, птицы, земноводные и так далее. Категория "правовая семья" служит для обозначения группы правовых систем, имеющих сходные юридические признаки, позволяющие говорить об относительном единстве этих систем. Это сходство является результатом их конкретно-исторического и логического развития. Заслуживает внимания подход западных компаративистов, отрицающих типологию правовых систем единственно по признаку их классовой сущности. При классификации они используют различные факторы, начиная с этнических, расовых, географических, религиозных и заканчивая юридической техникой и стилем права. Отсюда множество классификаций. Одна из самых популярных - классификация правовых семей, данная Рене Давидом. Она основана на сочетании двух критериев: идеологии, включающую религию, философию, экономические и социальные структуры, и юридической техники, включающие в качестве основной составляющей источники права. Р.Давид выдвинул идею трихотомии - выделения трех основных семей: романо-германской, англо-саксонской, и социалистической. К ним примыкает остальной юридический мир, который получил название "религиозные и традиционные системы". Другая классификация была предложена К.Цвайгертом и Г.Котцем в книге "Введение в правовые сравнения в частном праве", вышедшей в 1971 году. В основу этой классификации положен критерий "правового стиля" ('стиль права'), учитывающий пять факторов: 1) происхождение и эволюцию правовой системы; 2) своеобразие юридического мышления;3) специфические правовые институты; 4) природу источников права и способы их толкования; 5) идеологические факторы. На основе этого различаются следующие "правовые круги": романский, германский, скандинавский, англо - американский, социалистический, право ислама, индуистское право. По существу, получен тот же результат, что и у Р.Давида. При этом, во всех случаях, не учитывается марксистско - ленинская типология права, в основе которой лежит критерий общественно-экономической формации (рабовладельческое право, феодальное право, буржуазное право, социалистическое право). А.Х.Саидов полагает, что только единство глобальной марксистско-ленинской типологии и внутритиповой классификации правовых систем, дает возможность составить целостное представление о правовой карте мира. Он выделяет внутри буржуазного типа права восемь правовых семей: романо - германскую, скандинавскую, латино-американскую, правовую семью "общего права", и дальневосточную правовую семью. Они рассматриваются наряду с семьей социалистического права. В пределах социалистической правовой семьи, теперь уже в историческом аспекте, существовали относительно самостоятельные группы: советская правовая система, правовые системы соцстран Европы, правовые системы соцстран Азии, и правовая система республики Куба. Таким образом, существует несколько точек на классификацию правовых систем настоящего и недалекого прошлого.

В основу классификации, во-первых, могут быть положены более широкие или, наоборот, более узкие исходные географические сферы. Во-вторых, критерии могут носить не географический, а исторический характер. И, наконец, в третьих, в качестве таковых могут выступать собственно юридические институты и отрасли права. В поисках развернутой классификации правовых систем современности используемые критерии могут принимать в расчет самые различные факторы, начиная с этнических, культурных, географических, религиозных и кончая «правовой техникой», «стилем права», поэтому классификаций существует почти столько же, сколько и ученых-юристов. Однако при всем многообразии позиций и точек зрения можно выделить (разумеется, весьма условно) два основных направления классификации правовых систем современности, каждое из которых в свою очередь имеет несколько разновидностей, обладающих определенными особенностями. Первое направление наиболее ярко представлено в работах известного французского ученого Р. Давида, выдвинувшего идею трихотомии – выделения трех «правовых семей» (романо-германской, англосаксонской, социалистической), к которым примыкает весь остальной юридический мир, охватывающий четыре пятых планеты и названный «религиозные и традиционные системы». В основе этой классификации лежат два критерия - идеологический (сюда Р.Давид относит факторы религии, философии, экономической и социальной структуры) и критерий юридической техники, причем оба они должны быть использованы «не изолированно, а в совокупности». Классификация Р. Давида пользуется значительной популярностью в современной юридической науке. Преподавание, например, учебного курса «Основные правовые системы современности» во французских университетах ведется в соответствии именно с этой классификацией. Наиболее известным представителем второго направления является немецкий юрист К. Цвайгерт. В качестве критерия классификации у него взято понятие «правовой стиль» («стиль права»), учитывающий пять факторов: 1)происхождение и эволюцию правовой системы; 2) своеобразие юридического мышления;

3) специфические правовые институты; 4) природу источников права и способы их толкования; 5) идеологические факторы. На этой основе К. Цвайгерт различает восемь «правовых кругов»: романский, германский, скандинавский, англо-американский, социалистический, право ислама, индусское право, дальневосточное право. Система и иерархия источников права характеризуют состояние правовых семей и представляют собой важнейшие критерии их классификации. Если для романо-германской правовой семьи характерно писаное, кодифицировано право, получившее законодательное выражение, где постоянное и обширное нормотворчество находит дорогу к закрепляемым законом общим принципам, то англо-американское общее право противостоит континентальному праву в том смысле, что в основе его лежит судебный прецедент: оно представляет собой систему некодифицированного права. Система источников права каждой правовой семьи прежде всего определяется своеобразным историческим развитием. В этой связи особый интерес представляют источники скандинавского права: вот уже свыше ста лет большинство законодательных актов принимается здесь в результате сотрудничества Скандинавских стран, одной из целей которого является унификация их законодательства. Если раньше это законодательное сотрудничество касалось только частного права, то ныне оно охватило и сферу публичного права. Особенности исторического развития, система источников права определяют и так называемый образ юридического мышления. Характерным, например, для романо-германского юриста является склонность к понятийной абстракции, понятийной конструкции, к возможно более полной систематизации всех правовых областей и к дедуктивно-логическому рассмотрению логических связей. Английский юрист не утруждает себя обобщениями и абстракциями. Он импровизирует лучше и успешнее, опираясь на свой собственный юридический опыт. Классификация возможна и на уровне ведущих отраслей права. Специфика отраслевой классификации определяется задачей как можно более дифференцированного подхода к правовой карте мира. При этом в каждом отдельном случае достаточно одного или двух критериев. Таковыми могут выступать специфические правовые институты, источники права (кодексы), сфера правоприменения и т.д. Одна и та же правовая система может оказаться отнесенной к разным правовым семьям в зависимости от того, какая отрасль (или отрасли) права берутся в качестве критерия. Безусловно, что все отраслевые классификации в той или иной мере содержат признаки, характеризующие классификацию и на уровне правовых систем. При классификации правовых систем в целом следует принимать во внимание места отраслей права - особенно ведущих, таких, как конституционное, гражданское, торговое, уголовное, процессуальное. Одна и та же правовая система может оказаться отнесенной к разным правовым семьям в зависимости от того, какие отрасли права берутся в качестве критерия. К примеру, правовые системы латиноамериканских стран при классификации, разработанной на основе частного права, окажутся, с некоторыми отклонениями, в романо-германской правовой семье. Однако при классификации, основанной на конституционном праве, большинство этих стран попадает в группу американского права в системе общего права. Что же касается скандинавского права, то оно тяготеет к романо-германским правовым системам, но если исходить из того, что здесь значительно менее рельефна граница между частным и публичным правом, то оно окажется ближе к «общему праву». Для выделения основных правовых семей наиболее существенными являются следующие взаимосвязанные три группы критериев: во-первых, исторический генезис правовых систем; во-вторых, система источников права; в-третьих, структура правовой системы - ведущие правовые институты и отрасли права. На основе этих трех взаимосвязанных критериев, на наш взгляд, можно выделить следующие основные правовые семьи: романо-германская правовая семья; социалистическая правовая семья; правовая семья общего права; скандинавская правовая семья; латиноамериканская правовая семья; мусульманская правовая семья; индусская правовая семья; дальневосточная правовая семья.

ЛЕКЦИЯ 2. РОМАНО-ГЕРМАНСКАЯ ПРАВОВАЯ СЕМЬЯ

Романо-германская правовая семья, или система континентального права (Франция, Германия, Италия, Испания и т.д.) имеет длинную юридическую историю. Она сложилась в Европе в результате усилий ученых европейских университетов, которые выработали и развили, начиная с 12 века на базе кодификации императора Юстиниана общую для всех юридическую науку, приспособленную к условиям современного мира. Р.Давид подчеркивает, что романо-германская правовая семья в своем историческом развитии не была продуктом деятельности феодальной государственной власти (в этом ее отличие от формирования английского "общего права"), а была исключительно продуктом культуры, независимым от политики. Это в какой-то мере верно по отношению к первой, доктринальной стадии рецепции. О следующей стадии, когда римское право (а точнее право, основанное на римском), воспринималось законодателем, этого сказать нельзя.

Общепризнанным центром развития романо-германской право­вой семьи считается континентальная Европа. Однако бурное раз­витие ее за последние столетия наблюдалось и в других частях све­та и регионах. С учетом этого романо-германскую правовую семью иногда подразделяют на латиноамериканскую, скандинавскую, ла­тинскую и другие правовые подгруппы, хотя это и вызывает со сто­роны ряда авторов далеко не всегда однозначное отношение.

Свое историческое и генетическое начало романо-германская правовая семья берет в Древнем Риме, в римском праве. Это прежде всего отличает данную правовую семью от англосаксонской и всех других существующих в современном мире правовых семей. Именно в этом заключается ее главная особенность.

Последующее развитие и распространение за пределы конти­нентальной Европы романо-германская правовая семья получила за счет колонизации европейскими странами других стран, насиль­ственной экспансии романо-германской правовой семьи, а также за счет добровольной рецепции, усвоения и перенесения ряда положе­ний этой правовой семьи в другие страны и правовые семьи.

Случаи такого усвоения и добровольного перенесения некото­рых положений из романо-германской правовой семьи в англо-сак­сонскую правовую семью можно наблюдать, в частности, на примере развития правовых систем отдельных штатов США. Правовые си­стемы Луизианы, Невады, Техаса и ряда других штатов, бывших под властью Франции, Испании и иных метрополий, после получе­ния ими статуса штатов США органически сочетали в себе наряду с элементами англосаксонского общего права элементы романо-германского, континентального права. Аналогичная ситуация сохраня­ется и по сей день.

Рассматривая процесс становления и развития романо-герман­ской правовой семьи, следует заметить, что на протяжении многих веков она продолжала развиваться и развивается вплоть до насто­ящего времени в тесной взаимосвязи и взаимодействии, а нередко и в противодействии с другими правовыми семьями и отдельны­ми правовыми системами.

Речь, разумеется, идет, в первую очередь, о тесно связанной и взаимодействующей с ней англосаксонской правовой семье.

Вполне понятным и объяснимым является тот факт, что эти самые мощные и влиятельные правовые семьи появились в одной и той же части света, в Европе, имея в виду, что последняя была и остается до сих пор общепризнанным центром мировой цивилиза­ции.

Однако не может не вызывать удивления и тем самым не мо­жет не стимулировать глубокое и разностороннее исследование то обстоятельство, что географические центры данных, значительно отличающихся друг от друга правовых систем находятся совсем рядом, в непосредственной близости друг от друга. Иное дела, если бы речь шла, скажем, о далеко стоящих друг от друга центрах воз­никновения романо-германской правовой семьи — в континенталь­ной Европе и мусульманской правовой семьи — в районе Ближне­го Востока.

Разные географические и иные условия жизни общества в этих регионах не могли не породить и соответствующие значительно от­личающиеся друг от друга правовые семьи и правовые системы.

Совсем по-другому выглядит ситуация с близлежащими цен­трами возникновения и развития романо-германской и англосаксон­ской правовых систем. Их географическая, а вместе с тем и их кли­матическая, политическая и иная близость, наряду со значительны­ми правовыми различиями политических систем, не могла не обус­ловить и весьма заметные элементы их сходства.

Анализ последних дал основание одним авторам говорить о некой единой ("западной") правовой семье, вбирающей в себя все другие частные правовые системы и семьи. В основе этой правовой семьи лежит, по их мнению, прежде всего общая "западноевропей­ская культура", которая проявляется как в различных правовых и "общих либерально-демократических политических ценностями, так и в существующих нормах права, правовых институтах, отраслях права, в правотворческой, правоохранительной и правопримени­тельной деятельности".

Другим авторам анализ общих черт романо-германской и анг­лосаксонской правовых систем дал возможность вести речь об их постепенной конвергенции, слиянии их друг с другом как равно­значных правовых семей или же о "новых перспективах развития общего права в Европе", в рамках существующего романо-герман­ского права.

Наконец, третьей группе авторов исследование общих черт двух основных правовых семей позволило сделать вывод об их од­новременном взаимодействии и противодействии друг другу, об их конвергенции в одних отношениях и дивергенции — в других.

Больше того — об их взаимном, хотя и весьма неодинаковом влия­нии друг на друга в различных регионах мира.

Считается, например, что в пределах Европейского Союза, чле­ном которого, наряду с Германией, Францией и другими странами романо-германского права, является и Великобритания — родина англосаксонского права, проявляется очень сильное влияние, при­нимающее иногда форму открытого давления первого на второе. В то же время, как в других регионах мира, таких, например, как штат Луизиана в США или провинция Квебек в Канаде, которые являются своего рода анклавами романо-германского права в сис­теме англосаксонского права, все обстоит как раз наоборот.

Отмечая это обстоятельство, К. Цвайгерт и X. Кетц вполне ре­зонно констатировали, что в Северной Америке, несмотря на повсеместное доминирование общего права, сохраняются также до сих пор островки и романо-германского права. Это — территория Лу­изианы (США) и Квебека (Канада). Можно себе представить, "ка­кое сильное влияние оказывает общее право на эти островки роман­ской правовой традиции в наши дни постоянно растущей экономи­ческой и культурной взаимозависимости". И в этой связи возника­ет вопрос, "в состоянии ли гражданское право, сохраняющееся в этих регионах, противостоять влиянию общего права в долгосроч­ной перспективе".

Есть также иные позиции и взгляды на характер отношений романо-германской и англосаксонской правовых семей. Часть из них, например, сводится к тому, что о некоторых регионах мира, а имен­но — о тех, где данные правовые системы действуют, находясь в наиболее тесных отношениях друг с другом, таких как Луизиана, Квебек, Шотландия или Южная Африка, можно и нужно говорить как о "регионах со смешанной юрисдикцией".

Не углубляясь в анализ характера отношений этих двух наи­более распространенных и влиятельных в современном мире пра­вовых семей, отметим лишь, что процесс становления и развития системы романо-германского права не проходит изолированно от аналогичных процессов, касающихся других правовых семей и, в особенности, общего права, и что он неизбежно сопряжен не толь­ко с их перманентным взаимодействием, порождающим и стимули­рующим конвергенцию, но и с их противодействием друг другу, по­рождающим противоречия и дивергенцию.

Кроме того, следует добавить также, что и сама романо-герман­ская правовая семья в структурном и содержательном плане далеко не так однозначна и монолитна, как это иногда представляется в литературе. В силу этого практически на протяжении всего пери­ода существования данной правовой семьи не прекращаются споры о ее структуре и содержании, о принадлежности к ней той или иной национальной правовой системы.

Особенно острые дискуссии продолжают вестись вокруг вопро­сов, касающихся отнесения к романо-германскому праву националь­ного права подавляющего большинства латиноамериканских и аф­риканских стран, Японии, скандинавских стран и др.

Многие из них имеют весьма солидную основу. Суть ее — в осо­бых исторических, национальных и иных условиях возникновения и существования различных национальных правовых систем, отно­сящихся к романо-германскому праву, в особенностях их правовой культуры, а также — в особенностях их правовой традиций. Пос­ледние нужно понимать "не как систему правовых норм, правил по­ведения, касающихся, например, контрактов, корпораций или же различных правонарушений", а как "глубоко укоренившиеся, исто­рически обусловленные представления людей о природе и характере действующих правовых норм, роли права в жизни общества и по­литической системе, о процессах его формирования, реализации и изучения".

Кроме того, говоря о неоднозначности романо-германской пра­вовой семьи, не следует упускать из виду также фактор мобильно­сти и изменчивости ее под влиянием самых различных причин и ус­ловий.

Указывая на это обстоятельство, К. Цвайгерт и X. Кетц утвер­ждали, что если сравнительно-правовое исследование мало зависит от росчерка пера законодателя, так как "поднимается над позитив­ным материалом, черпая свои оценки в сравнении, то классифика­ция правовых систем по правовым семьям, равно как и образова­ние последних, в значительной степени обусловлена временем и постоянно подвержена влиянию законотворческой деятельности и других факторов".

В связи с этим вполне логично со временем может возникнуть вопрос, к какой правовой семье следует отнести японское право. Ибо, с одной стороны, стремительное экономическое развитие этой стра­ны и его последствия дают основание предположить, что было бы разумно отнести ее правовую систему к правовой семье, "основан­ной на европейских источниках, а не к дальневосточной правовой семье". А с другой стороны, "многочисленные японские кодексы, скроенные по образцу европейского права, остаются мертвой бук­вой в условиях правовой действительности этой страны".

Аналогичная проблема возникает также в отношении правовой системы Китая, с той лишь разницей, что "его правопорядок, по-видимому, все более тяготеет к семье социалистического права"; с правовыми системами африканских стран, многие из которых в настоящее время стоят перед дилеммой формирования своих пра­вовых семей и др.

Неоднозначность состава романо-германской правовой семьи, а также ее многоаспектность самым непосредственным образом сказываются не только на ее структуре и содержании, но также и на самом названии.

Чтобы убедиться в этом, достаточно глубже ознакомиться с различными западными отечественными источниками, где рассмат­риваемая правовая семья именуется в одних случаях весьма тра­диционно — "романо-германская правовая семья". При этом иног­да поясняется, что термин "романо-германская" был выбран для того, чтобы "отдать должное совместным усилиям, прилагавшимся одновременно университетами латинских и германских стран", сыг­равшим решающую роль в процессе становления и развития романо-германского права.

При этом отдельными авторами предпринимаются попытки проведения некой жесткой грани между романским правом ("роман­ская правовая семья") и германским правом ("германская правовая семья"), что не может не вызывать вполне справедливых возраже­ний и споров. Вопрос о том, следует ли проводить различие "меж­ду германской и романской правовыми семьями в рамках правовых систем стран континентальной Европы (за исключением стран Во­сточной Европы), является спорным".

В других случаях рассматриваемая правовая семья называется не иначе, как семья цивильного (гражданского) права или просто — "цивильное право" (civillaw). Термин "цивильное право" происхо­дит от латинского "juscivil", означавшего распространение римского права лишь на римских граждан "cives". На всех остальных жите­лей Рима распространялось другое право — "jusgentium".

Наконец, в третьих случаях рассматриваемая правовая семья нередко именуется семьей континентального права. Данное назва­ние призвано подчеркнуть принципиальное различие романо-германского (цивильного) права, возникшего на Европейском континен­те, от общего права, возникшего также в Европе (в Великобритании), но за пределами этого континента. Обычно, когда мы говорим о ци­вильном, или континентальном, праве, то мы тут же, почти интуи­тивно стремимся отграничить его от общего права.

Рассматривая вопрос о названии той или иной правовой семьи, включая систему романо-германского (цивильного, континентально­го) права, следует думать прежде всего о его сущности, формах проявления, источниках, выполняемых им функциях и о его содер­жании. Следует иметь в виду, что любая правовая система или се­мья — это "живой организм, который растет, дышит и развивает­ся, как неотъемлемая составная часть жизни общества вместе с са­мим обслуживаемым им обществом".

В силу этого в качестве первого шага для глубокого и разносто­роннего познания этого организма должно быть "хотя бы краткое ознакомление с историей его возникновения и развития". Романо-германская правовая семья в этом отношении не является исклю­чением. В своем развитии она проходит весьма длительный путь. Исследователи выделяют три основных периода ее эволюции.

Первым периодом становления и развития романо-германской правовой семьи хронологически считается период до XIII в. По мне­нию ученых-юристов, именно XIII в. следует считать временем, ко­гда с научной точки зрения появилась система романо-германско­го права. До этого времени шел процесс накопления соответствую­щего терминала, изучения его и обобщения, создания предпосылок для формирования единой системы романо-германского, континен­тального права.

Чем отличается данный период с точки зрения источников и самого характера права? Прежде всего, тем, что существовавшие в тот период элементы, из которых постепенно складывалась романо-германская правовая семья, носили характер обычного права. Ши­роко использовались кодекс, дигесты и институции Юстиниана, а также другие приспособленные к новым условиям источники рим­ского права. На территории нынешних европейских стран применя­лись разнообразные обычаи, а также "законы" германских, славян­ских, нордических и иных племен — законы варваров. Они были весьма пестры и разрозненны. Не было их единого собрания или книги. Не предпринимались даже попытки их систематизации, юри­дической компиляции их комплексного изучения и обобщения.

Система правосудия в этот период, если можно говорить о та­ковой, была разобщена и аморфна. В судебных процессах господ­ствовало обращение к сверхъестественному с применением инкви­зиционной системы доказательств. Исполнение судебных решений никак не обеспечивалось.

Для чего было "знать и уточнять правовые нормы, если успех дела зависел от процедуры очищения, судебного испытания или просто от произвола местных властей?" Для чего было добиваться судебного решения, если никакая власть, располагающая силой, не обязана была и "не готова предоставить эту силу в распоряжение выигравшего процесс?"

В этот период право существовало лишь формально, но реаль­ное "господство его прекратилось". Ведь на данном этапе развития западного общества и даже в более позднем средневековье право даже не преподавалось. И это было вполне естественно, ибо в нем как таковом, исходящем от государственных структур и регулирующем общественные отношения ни принципах справедливости, не было особой нужды. Споры между частными лицами и социальны­ми группами разрешались в этот период "по закону сильного или произвольной властью вождя".

Несомненно, более важное значение, чем право, в данный пе­риод имел арбитраж, "который стремился не столько предоставить каждому то, что ему принадлежит по справедливости, сколько со­хранить солидарность группы, обеспечить мирное сосуществование между соперничающими группами и установить мир в обществе. Отброшен сам идеал общества, основанного на праве".

Христианское общество основывалось в рассматриваемую эпо­ху "скорее на идеях братства и милосердия", чем на праве. Данное предположение подтверждалось, в частности, тем, что Святой Па­вел в своем первом послании коринфянам, как известно, призывал верующих "подчиняться посредничеству своих пасторов или своих святых братьев, а не обращаться в суды". К тому же призывали и другие религиозные деятели.

Второй период развития романо-германской правовой семьи хронологически определяется с XIII по XVIII в. Он непосредствен­но ассоциируется с Ренессансом или Возрождением, появившими­ся в начале в Италии на рубеже XIII—XIV вв., а позднее распрос­транившимися и на всю Западную Европу.

Возрождение, символизировавшее собой обращение к культур­ному наследию античности, проявлялось во многих планах, в том числе и юридическом. Идея обращения к великому прошлому, в частности к правовым традициям и к самой правовой системе Древ­него Рима, распространявшейся в свое время практически на всю Западную Европу, некоторые страны Африки и Ближний Восток, способствовала развитию правовой культуры общества в новых ус­ловиях и осознанию необходимости существования права.

Характеризуя этот период в развитии романо-германской пра­вовой семьи, Р. Давид писал, что "новое общество вновь осознало необходимость права". Оно начало понимать, что только право мо­жет обеспечить порядок и безопасность, которых "требует боже­ственный замысел и которые необходимы для прогресса".

В это же время идеал христианского общества, основанного только на милосердии, был отброшен; стали отказываться от идеи создания на земле "града божьего". Сама церковь, признав это, стала более отчетливо различать религиозное общество — общество веру­ющих и светское общество — суд совести и правосудие.

В XIII в. "уже перестали смешивать религию и мораль с граж­данским порядком и правом". За правом опять были признаны зна­чимость в обществе, его собственная роль и определенная автоно­мия. Передовые слои общества и, в первую очередь, юристы и фи­лософы требовали отвласть имущих, чтобы все общественные от­ношения строились только на праве и чтобы был положен конец режиму анархии и произвола, господствовавшему в обществе на протяжении многих предшествовавших веков.

Идея, согласно которой "общество должно управляться правом и подчиняться нормам разума, не была совершенно новой". В отно­шениях между частными лицами она допускалась еще римлянами. Но возврат и этой идеи в XII—XIII вв. — это был, несомненно, ре­волюционный шаг. Требования построения общества только на осно­ве права и справедливости, осуждение царившего веками произвола, отказ от обращения в решении сугубо гражданских дел к сверхъе­стественным силам, наконец, требования "замены личной власти демократией" — все это и многое другое, что происходило в данный период в общественно-политической и юридической жизни Европы, столь же революционным, как и более позднее движение XX в., которое стремилось заменить "анархию капиталистического строя марксистской общественной организацией".

Говоря об особенностях становления и развития романо-гер­манской правовой семьи, следует особо подчеркнуть, что в отличие от англосаксонской системы права она не является результатом расширения и усиления королевской или любой иной власти, след­ствием их централизации. Система романо-германского права на­бирает силу на Европейском континенте как раз в то время, когда расположенные на нем страны не только не были объединены друг с другом в единое целое, но когда сама идея о создании такого объе­динения казалась несбыточной.

Романо-германская правовая семья изначально набирала силу и развивалась безотносительно тенденций усиления централизации власти и осуществления каких бы то ни было политических целей. Ее фундаментом с самого начала служила общность культуры и традиций западноевропейских стран. Основными средствами углуб­ления и распространения идей, лежащих в основе романо-герман­ского континентального права, стали европейские университеты.

Именно в них впервые была осознана и проведена в жизнь идея рецепции римского права, его нового осмысления, "очищения" и приспособления к радикально изменившимся условиям. Была выра­ботана университетская концепция права, трактовавшая его как должное (то, что нужно делать), а не как сущее (то, что делается на самом деле).

Были выработаны свои подходы к изучению права, в соответ­ствие с которыми рекомендовалось рассматривать право не столько в чисто практическом, сколько в академическом плане, исследовать его в широком социальном аспекте, с точки зрения "наполняющих" его принципов гуманизма, добра и справедливости.

В университетской правовой науке преобладала тенденция изучения права не столько самого по себе, сколько в тесной связи и взаимодействии с другими "моральными науками" и дисциплина­ми — философией, религией и теологией. При этом утверждалось, что изучение права преследует не узко практическую, прагматичес­кую, а глобальную, сугубо социальную, гуманистическую цель.

Изучение права, утверждалось в тот период, не ставило своей целью показать, например, какое решение вынесут суды по тому или иному делу. Право учило судей, как, руководствуясь его поло­жениями, они должны решать тот или иной вопрос. Право устанав­ливало нормы, которыми должны руководствоваться судьи в их профессиональной и общественной деятельности. Преподавание пра­ва "похоже на преподавание морали, при котором не ограничиваются только изложением повседневных правил поведения, а заботят­ся и о том, чтобы преподавать общий урок" и указать, как следует жить дальше.

Наряду с изучением и попытками частичного внедрения в практику римского и "университетского" права значительное вни­мание в этот период уделялось каноническому праву. Оно представ­ляло собой совокупность решений церковных соборов, а также по­становлений и других актов, исходящих от Папы римского. С помо­щью норм канонического права регулировались вопросы внутрен­ней жизни церковных организаций, а позднее — и некоторые семей­ные, брачные и имущественные отношения. Каноническое право по мере своего развития подвергалось кодификации². Наиболее изве­стным актом такой кодификации явился Свод канонического пра­ва 1582 года.

Говоря об этой разновидности права как средства регулирова­ния внутрицерковных связей и отношений, возникающих внутри религиозных сообществ, нельзя не упомянуть о печально известной инквизиции, действовавшей с XIII по XIX в. и ставшей в этот пе­риод основным орудием борьбы католической церкви за свою не­ограниченную власть и свое повсеместное влияние.

В строгом соответствии с церковными канонами инквизиция представляла собой судебно-полицейское учреждение, предназна­ченное для борьбы с ересями. Однако фактически она держала под своим неусыпным контролем все общество и оказывала огромное влияние на все слои населения.

Соответственно, процессуальные и иные акты, которые пред­назначались только для регулирования отношений, возникающих в ходе осуществляемых инквизицией следственных действий, дозна­ния и судопроизводства, оказывали психологическое и иное воздей­ствие на все общество.

Особенно верным это оказалось для Испании, где на протяже­нии многих веков с предельной яркостью проявлялась зловещая роль католической церкви и ее всесильного орудия — инквизиции. Ни в какой другой стране, писал по этому поводу известный иссле­дователь истории инквизиции, доктор канонического права, бывший главный секретарь испанской инквизиции X. Льоренте, инквизиция не достигла такого расцвета, как в Испании. "Нигде она не пусти­ла таких глубоких корней, как в этой стране, опутанной со всех сторон церковной паутиной". Своей чудовищной кровожадностью, таинственностью, которой она окружила все свое судопроизводство, произвольностью своих решений, "утонченным сладострастием сво­их пыточных приемов", "расчетливой жестокостью своих застенков и секретных тюрем" инквизиция нагоняла на людей панический страх, держала в оцепенении все общество.

На примере испанской инквизиции и методов ее воздействия на окружающую жизнь можно изучать данное явление и в других странах. Конечно, во всех них, так же как и в Испании, строго на­саждался принцип таинственности в отношении деятельности дан­ного института, из поколения в поколение передавалось неписаное правило — "молчи о короне и об инквизиции".

Однако имеющийся документальный материал, включая мно­гочисленные нормативные акты, позволяет создать полную и объек­тивную картину не только о политической и психологической атмос­фере, царившей в Западной Европе в то время, но и об особеннос­тях развития системы романо-германского права на данном этапе.

По мере дальнейшего развития европейского общества претер­певало соответствующую эволюцию и право. Менялось не только представление о нем, но и отношение к нему. В университетских программах и курсах приоритетное отношение к римскому праву постепенно сменялось стремлением сформулировать такие принци­пы права, которые были бы выражением не только академических, но и рационалистических начал. Это новое течение, называемое доктриной естественного права, окончательно побеждает и укореня­ется в университетах Европы в XVII—XVIII вв.

Третий период в развитии системы романо-германского права, в значительной мере подготовленный школой естественного права, ассоциируется с усиленным развитием законодательства в европей­ских странах и кодификацией. Данный период, согласно принятой хронологии, продолжается и в настоящее время.

Характерным для конца второго и начала третьего периода является то, что победившие в это время в странах континенталь­ной Европы буржуазные революции коренным образом изменили или полностью отменили феодальные правовые институты. Они внесли существенные коррективы в представление о самом праве и превратили закон из второстепенного в основной источник романо-германского права.

Была преодолена бытовавшая до этого теория, согласно кото­рой глава государства — суверен (царь, король, император) не мог отменить или изменить право. Он не обладал правотворческими функциями. Право существовало помимо государственных властей.

Однако суверен обладал полномочиями вмешиваться в дела, связанные с отправлением правосудия, мог сам создавать суды и устанавливать регламенты или процедуры их деятельности. Не об­ладая правом на принятие законов, он издавал ордонансы, эдикты и другие административные акты.

Характеризуя данный период в развитии системы романо-германского права как период законодательного права, Рене Давид не без оснований подчеркивал, что именно в этот период в Европе "впервые возник интерес к позитивному праву". Впервые стало допускаться, что "суверен может создавать право и пересматривать его в целом".

Теоретически считалось, что эти полномочия даются суверену "для закрепления принципов естественного права". В то же время как практически допускалось, что получив соответствующие полно­мочия, он мог уклоняться от данной цели и даже использовать власть для изменения основ государственного и общественного строя, нисколько не заботясь при этом о "естественных правах".

Причины, обусловившие повышение роли позитивного права закона и законодательства, предопределили также по мере накоп­ления законодательных актов необходимость и возможность их си­стематизации, а точнее — кодификации. Кодификация позволила упорядочить действующее законодательство, избавиться от изжив­ших себя, но укоренившихся повсюду нормативно-правовых и иных архаизмов. Она способствовала преодолению существовавшей дроб­ности права, множественности и разношерстности обычаев, разрыва между правовой теорией и практикой.

Кодификация символизировала собой окончательное заверше­ние процесса формирования системы романо-германского права как целостного явления. Во многих странах Европейского континента была проведена систематизация действующих законодательных актов, и как результат ее были приняты кодексы — вбирающие в себя все жизнеспособное в романо-германской правовой семье норматив­но-правовые акты. Так, во Франции (1804 г.), в Германии (1896 г.), Швейцарии (1881—1907 гг.) и других странах первоначально были приняты гражданские кодексы, а в последующем — уголовные, уго­ловно-процессуальные, административные, гражданско-процессу­альные и другие аналогичные им нормативно-правовые акты.

В настоящее время кодексы, наряду с другими нормативными актами и, в первую очередь, с обычными, текущими законами, ре­гулирующими практически все наиболее важные сферы обществен­ной жизни, выступают в романо-германской правовой семье в ка­честве ведущих источников права

Формирование романо-германской правовой семьи было подчинено общим, закономерным связям права с экономикой и политикой, и не может быть понято вне учета сложного процесса развития капиталистических отношений в недрах феодального общества, прежде всего отношений собственности, обмена, перехода от внеэкономического к экономическому принуждению. Здесь на первый план выдвинуты нормы и принципы права, которые рассматриваются как правила поведения, отвечающие требованиям морали и прежде всего справедливости. Юридическая наука видит свою основную задачу в том, чтобы определить, какими должны быть эти нормы. Рецепция римского права привела к тому, что еще в период феодализма правовые системы европейских стран - их правовая доктрина, юридическая техника приобрели определенное сходство. Начиная с 19 века основным источником (формой) права, где господствует эта семья является закон. Буржуазные революции коренным образом изменили классовую природу права, отменили феодальные правовые институты, превратили закон в основной источник права. "Закон образует как бы скелет правопорядка, охватывает все его аспекты, а жизнь этому скелету, в значительной степени придают иные факторы. Закон не рассматривается узко и текстуально, а зачастую зависит от расширительных методов его толкования, в которых проявляется творческая роль доктрины и судебной практики. Юристы и сам закон теоретически признают, что законодательный порядок может иметь пробелы, но пробелы эти практически не значительны".

Во всех странах романо-германской семьи есть писаные конституции, за нормами которых признается высшая юридическая сила. Она выражается как в соответствии конституции законов и подзаконных актов, так и в установлении большинством государств судебного контроля за конституционностью обычных законов. Конституции разграничивают компетенцию различных государственных органов в сфере правотворчества и в соответствии с этой компетенцией проводят дифференциацию различных источников права.

В романо-германской юридической доктрине и, главным образом, в законодательной практике различают три разновидности обычного закона: кодексы, специальные законы (текущее законодательство) и сводные тексты норм. В большинстве континентальных стран приняты и действуют: гражданские (либо гражданские и торговые), уголовные, гражданско-процессуальные, уголовно-процессуальные и некоторые другие кодексы. Система текущего законодательства также весьма разнообразна. Законы регулируют отдельные сферы общественных отношений, например, акционерные законы. Число их в каждой стране велико. Особое место занимают сводные тексты налогового законодательства.

Среди источников романо-германского права велика (и все более возрастает) роль подзаконных актов: регламентов, административных циркуляров, декретов министров и других. В романо-германской семье достаточно широко используются некоторые общие принципы, которые юристы могут найти в самом законе, а в случае необходимости и вне закона. Эти принципы показывают подчинение права велению справедливости в том виде, как последнее понимается в определенную эпоху и в определенный момент. Сам законодатель своим авторитетом закрепляет некоторые новые формулы (например, ст.2 швейцарского гражданского кодекса устанавливает, что осуществление какого-то права запрещается, если оно явно превышает пределы, установленные доброй совестью, или добрыми правами, или социальной и экономической целью права).

В наши дни, как и в прошлом, в романо-германской правовой семье доктрина составляет весьма жизненный источник права. Она влияет как на законодателя, так и на правоприменителя (например, используется в толковании законов). Своеобразно положение обычая в системе источников романо- германского права. Он может действовать не только в "дополнение к закону" но и "кроме закона". Возможны ситуации, когда обычай занимает положение "против закона" (например в Италии, в навигационном праве, где морской обычай превалирует над нормой гражданского кодекса).

В целом, однако, сегодня за редким исключением обычай потерял характер самостоятельного источника права. По вопросу о судебной практике, как источника романо-германского права позиция доктрины весьма противоречива. Несмотря на это можно сделать вывод о возможности отнесения судебной практики к числу вспомогательных источников. В первую очередь это касается "кассационного прецедента". Кассационный суд - это высшая инстанция. Поэтому, в сущности и "простое" судебное решение, основанное, например, на аналогии или на общих принципах, благополучно пройдя "кассационный этап", может восприниматься другими судами при решении подобных дел, как фактический прецедент. Здесь можно говорить о судебном прецеденте как о некотором исключении, не затрагивающем исходного принципа господства закона. Является принципиально важным, что суды не превращаются в законодателя.

Мы рассмотрели общие признаки правовых систем стран, принадлежащих к романо-германской правовой семье. Но наряду с общими признаками, эти системы имеют и свои существенные отличия. Рассмотрим в сопоставительном плане системы двух стран, принадлежащих к этой семье: Франции и ФРГ (Германии).

Французская правовая система с одной стороны и германская с другой послужили той моделью, на основании которой внутри романо-германской правовой семьи выделяют две правовые группы: романскую, куда входят Франция, Бельгия, Люксембург, Голландия, Италия, Португалия, Испания; и германскую, включающую кроме Германии Австрию, Швейцарию и некоторые другие страны. Внутри романо-германского права группа "римского" (романского) права, которая наиболее сильно отражена во французском праве, отличается от группы германского права, на которое оказала значительное влияние германская правовая наука. Франция имеет длительную правовую историю и в основе ее современной системы источников права до сих пор лежат кодексы наполеоновской эпохи. Общепризнанно, что несмотря на многочисленные поправки, кодексы эти устарели, а в современный этап своего правового развития страна вступила с огромной массой правовых актов, лежащих за пределами традиционной кодификации. Основным направлением упорядочения этой массы актов стала разработка кодексов по типу отраслевых сборников, включающих как законодательные так и подзаконные акты.

Начиная с 50-х годов, принято несколько десятков таких кодексов, которые по своей правовой природе являются актами систематизации, консолидации действующего права. Французские юристы отмечают два момента, отличающие эти кодексы от наполеоновских кодификаций. Во-первых, они затрагивают весьма узкие области (кодекс сберкасс, лесной кодекс и т.д.). Во-вторых, эти кодексы не преследуют цель "переосмыслить" совокупность норм той или иной отрасли права, а направлены на логическую перегруппировку уже принятых законодательных актов и регламентов. Эта новая кодификация ослабила принцип верховенства законов- кодексов в его традиционном понимании. Второй удар по престижу закона нанесла Конституция 1958 года, перевернувшая "классическое" распределение компетенции между законодательной и исполнительной властями. Конституция перечислила круг вопросов, входящих в компетенцию парламента и тем самым ограничила сферу его законодательной деятельности. И, наоборот, компетенция исполнительной власти существенно расширилась, и соответственно возросли удельный вес и значение ее актов в системе источников права.

Весьма своеобразное место в системе источников французского права занимает обычай. Он может действовать как secundumlege так и praeterlege. В первом случае обычай в качестве источника права применяется наиболее часто в вопросах собственности и договора, где необходимо использовать нормы права при решении конкретных дел определенного географического региона или профессиональной среды. Во втором случае он применяется, чтобы дополнить писаное право, если оно недостаточно или неясно выражено. Это применение наиболее часто встречается в трудовом и торговом праве. Во французской правовой системе в качестве самостоятельного источника права признаются и общие принципы права. Их роль особенно важна тогда, когда в законодательной структуре имеются существенные пробелы, что наиболее наглядно прослеживается в области административного права. Административные суды и Государственный совет в силу не кодифицированности административного законодательства наиболее часто отсылаются на общие принципы права.

Во французской юридической литературе источники права делятся на две основные группы: первичные (основные) и вторичные (дополнительные). В первую группу (основных) источников права входит государственный нормативный акт. К вторичным (дополнительным) источникам относят судебные решения. Судебная практика сыграла важную роль в развитии французского права, а современная законодательная практика еще более широко открывает ей дорогу для правотворчества в виде индивидуальных и общих норм. Из простого толкователя закона и унификатора собственных решений - а именно такую роль отводит судебной практике теория разделения властей - она превратилась сегодня в источник французского права, хотя и дополнительный, по мнению французских авторов, "источник в рамках закона".

Решения Кассационного суда, Государственного совета, Конституционного совета в определенной степени начинают играть роль, близкую английскому прецеденту. Судья хотя и не обязан жестко следовать существующей практике и сохраняет в определенной степени свободу решать иначе, все же находится под сильным влиянием авторитета предыдущих судебных решений.

В ФРГ, как и во Франции, костяком, основой, действующего права являются кодексы. Как и во Франции они не молоды, неоднократно изменялись, в частности после 2-й мировой войны, когда из них были исключены новеллы, внесенные во времена нацизма. Однако, значительная часть изменений в праве ФРГ внесена не через кодексы, а с помощью специальных законов, регламентирующих различные сферы жизни общества. Большинство из этих законов принято после образования ФРГ в 1949г., но есть и такие, которые подобно кодексам восходят к более давним временам. Как и в других капиталистических странах, в ФРГ наблюдается постоянная тенденция к увеличению удельного веса среди источников права подзаконных актов, прежде всего правительственных. Однако, в отличие от Франции, Основной закон ФРГ 1949г. не признает за исполнительной властью право на автономную регламентацию и запрещает практику декретов-законов. Правительственные и иные подзаконные акты в ФРГ могут быть изданы только в рамках исполнения законов, хотя на практике встречались и исключения из этого правила.

ФРГ не знает консолидированных кодексов "нового типа" подобных тем, которые так распространены во Франции.

Роль обычая в частном праве Германии примерно такова же как и во Франции. Он имеет значение только в узкой среде, не охваченной кодификацией. Что касается публичного права, то здесь его роль меньше чем во Франции, что связано, во-первых, с более широкой конституционно- правовой регламентацией в сфере действия государственного права, а во- вторых с тем, что государственные структуры Германии имеют не столь значительную историю как во Франции, где соответственно более значительна роль исторически сложившихся обычаев и обыкновений в сфере конституционного права.

Как и во Франции судебная практика приобретает в Германии характер источника права, когда какая-то правовая проблема однозначно подтверждена при решении ряда аналогичных дел и данное решение подтверждено авторитетом высшей судебной инстанции. Однако о более или менее полном совпадении ситуации в обеих странах можно лишь применительно к общей судебной системе.

Что касается административного права, то поскольку оно в Германии разработано значительно шире, чем во Франции, то соответственно и роль судебной практики в этой области далеко не столь значительна как в этой стране. Особенно большие различия обнаруживаются в свете той весомой роли, которую в государственных структурах Германии Конституционный Суд. Его решения - это источник права, стоящий наравне с законом. Его толкования законов, изданных парламентом, обязательны для всех органов, в том числе и для суда. Если у обычного суда возникают сомнения в конституционности подлежащей применению нормы, он приостанавливает дело, обращается с запросом в Конституционный Суд, а затем решает дело в соответствии с заключением Конституционного Суда. Во Франции нет ничего подобного. Конституционный Совет, существующий в этой стране, имеет более ограниченную компетенцию. Ему предоставлено право предварительного контроля за конституционностью еще не вступивших в силу законопроектов и, следовательно, он не может оказать влияние на применение уже действующих законов и иных нормативных актов, как это имеет место в Германии, а тем самым и на судебную практику. Суды не имеют права обращаться в Конституционный Совет.

Система источников права в Германии - и здесь еще одно отличие от французской системы - отражает федеральный характер государственного устройства страны. В составе Германии (до воссоединения с Восточной Германией) девять земель и каждая из них имеет свое законодательство. Это усложняющий систему источников права фактор. Федеральное право имеет приоритет над правом земель (ст.31 Основного Закона ФРГ 1949г.) Однако приоритет федерального права не следует переоценивать, так как, с одной стороны, земли участвуют через бундесрат в федеральном нормотворчестве, а с другой - законодательная компетенция федерации ограничена определенными рамками. Так, по Основному Закону, вопросы, не отнесенные к исключительной или совместно действующей законодательной компетенции федерации, остаются в компетенции земель. На другую группу вопросов распространяется так называемая ограниченная законодательная компетенция федерации. Здесь речь идет о "каркасном" законодательстве, то есть федерация может издавать только общие положения (законы-рамки), а право издания детальных законодательных актов закреплено за землей. В целом, однако, действует правило, согласно которому в случае расхождения федерального закона и закона земли, превалирует первый.

Отличия между французской и германской системами существуют и в международном праве. Так, согласно статье 25 Конституции ФРГ 1949г. "общие нормы международного права являются составной частью права Федерации. Они имеют преимущество перед законом и непосредственно порождают права и обязанности для жителей федеральной территории". Влияние международного права отражено в праве Германии значительно более четко, чем во Франции, где оно также признается, но выражено Конституцией в более умеренной форме, ибо Конституция говорит (ст.55) не о нормах международного права, а "о договорах и соглашениях, должным образом ратифицированных или одобренных".

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что различные страны романо-германской правовой семьи объединены в настоящее время единой концепцией, согласно которой, первостепенная роль принадлежит закону. Тем не менее наблюдаются и существенные различия между системами этих стран, которые касаются конституционного контроля, кодификации, различной роли закона и регламента, толкования закона.

ЛЕКЦИЯ 3. АНГЛО-АМЕРИКАНСКАЯ ПРАВОВАЯ СЕМЬЯ ИЛИ СИСТЕМА «ОБЩЕГО ПРАВА»

Глубокое и разностороннее изучение общего права с неизбеж­ностью предполагает знание его истории.

Исторический подход к общему праву позволяет глубже понять основные причины и условия его возникновения и тенденции его развития, характер и особенности его применения. Рассмотрение общего права сквозь призму его истории дает возможность иссле­довать его не только в статике, но и в динамике, проследить эволю­ционные изменения общего права, глубже понять, чем это право было раньше и чем оно стало сейчас.

Разумеется, исторический подход важен в процессе исследова­ния любой национальной правовой системы и правовой семьи. Но особенно он необходим при изучении такой богатейшей своими ис­торическими, национальными, правовыми и иными традициями и обычаями правовой семьи, какой является общее право. При изуче­нии английского права — своеобразной модели общего права, писал в связи с этим Давид Р., "знание истории еще более необходимо", чем при изучении, скажем, французского права.

Именно исторический подход к общему праву позволяет мыс­ленно охватить его единым взглядом и исследовать весь процесс его возникновения и развития как естественный, целостный процесс; помогает определить те движущие силы, объективные и субъектив­ные факторы, которые лежали в основе эволюции общего права и которые оказывали на него решающее влияние на всем пути его становления и развития.

Наконец, исторический подход дает возможность установить те наиболее важные и наиболее характерные для всего общего права особенности и черты, которые способствовали его многовековому развитию и совершенствованию.

В научной литературе указывается, в частности, на такие три его характеристики, обеспечившие многовековую "экспансию и раз­витие системы общего права", как: а) "его жизнестойкость и способ­ность ксущественным изменениям" и приспособлению к изменяющейся среде; б) "прагматичность и качественность" системы обще­го права, обеспечиваемые повседневной правотворческой и право­применительной деятельностью судов; в) неразрывная связь норм общего права с нормами морали, широкая опора его в процессе раз­вития и применения на моральные императивы.

Наряду с данными, безусловно, имеется ряд и других особен­ностей и черт общего права, обеспечивающих на протяжении мно­гих веков его непрерывное развитие и совершенствование. Наиболее глубоко и разносторонне они познаются в историческом аспекте.

Как уже было отмечено, история общего права — история его возникновения и развития в значительной мере была и остается ис­торией английского права. И дело не только в том, что вплоть до XVIII в. общее право развивалось в пределах территории Велико­британии, а затем было "перенесено" в США, Канаду, Австралию и другие страны. Суть вопроса еще и в том, что даже после подоб­ной экспансии общего права английское право в качестве историчес­кой модели, "образца" продолжало доминировать в системе обще­го права.

Исходя из этого всю историю общего права в значительной ее части следует рассматривать исключительно как историю англий­ского права, а затем, со времени распространения общего права на другие страны, и как историю общего права других стран.

В научной литературе всю историю развития общего права ус­ловно подразделяют на четыре основных периода. Первый период — период формирования предпосылок возникновения общего права, хронологически исчисляется вплоть до 1066 г. Второй — период становления и утверждения общего права с 1066 г., когда Англия была завоевана нормандцами, по 1485 г., когда в стране была уста­новлена династия Тюдоров. Третий период — период расцвета об­щего права в Англии — охватывает исторический отрезок време­ни с 1485 по 1832 г. Наконец, четвертый период развития общего права — период его сосуществования с быстро развивающимся ста­тутным правом и приспособления его к радикально меняющейся официальной (государственной) среде (повышение роли парламен­та, усиление государственной администрации и т. п.), хронологичес­ки определяется с 1832 г. и до настоящего времени. Рассмотрим каж­дый из этих периодов.

Первый период — период возникновения общего права и его развития, предшествовавший нормандскому завоеванию Англии в 1066 г. Этот период собственно и называют англосаксонским пери­одом. Характерным для него является наличие многочисленных за­конов и обычаев варварских племен германского происхождения (саксов, англов, ют, датчан), населявших в этот период территорию Англии. В стране не было общего для всех права. Действовали не связанные между собой в единую систему сугубо местные, локаль­ные акты (обычаи).

Римское господство хотя и длилось в этой стране около четы­рех веков, тем не менее оставило в Англии "не больше следов, чем кельтский период во Франции или иберийский период в Испании".

Бесспорно, что римская культура оказала определенное влия­ние на развитие английской культуры рассматриваемого периода. В наследство от римлян Англия получила "розу (как символ госу­дарства), развитую дорожную систему, латинский язык и систему центрального отопления". Однако римляне "не наградили", да и не могли "наградить" население этой страны своей правовой системой.

Основная причина такого расхождения между общим культур­ным наследием римлян, с одной стороны, и их правовым наследи­ем — с другой, заключается в том, что римляне в Англии на про­тяжении всего своего господства, будучи более развитым и более ци­вилизованным по сравнению с населявшими ее племенами, народом, никогда не ассимилировались с местным населением. Они всегда выступали по отношению к нему не иначе, как в роли завоевателей. Соответственно, и их право рассматривалось в основном как атри­бут механизма власти завоевателей. К тому же с помощью норм римского права регулировались преимущественно отношения между самими же римлянами.

Уход римских легионов в начале V в. с территории Англии, естественно, означал одновременно и начало исхода римского права с территории этой страны. Однако как в рассматриваемый период, так и на протяжении последующих веков косвенное влияние бога­тейшей римской общей и правовой культуры, несомненно, сохраня­лось. Это сказывалось, в частности, как на различных принципах по­строения и развития английского права, так и на отдельных его ин­ститутах.

С уходом римлян в Англии вновь стали доминировать различ­ные племена и зародившиеся в их среде многочисленные традиции и обычаи.

Отмечая слабую исследованность и "малую известность" англосаксонского права или "права англосаксонской эпохи", многие авторы тем не менее выделяют такие его особенности, как его "пре­имущественно неписаный характер", влияние на процесс его становления и развития одновременно со стороны римского права и со сто­роны привнесенных германскими племенами "тевтонских обычаев и традиций", неупорядоченный характер англосаксонского права.

С принятием в конце VI в. (696 г.) Англией христианства и по­степенным превращением королевской власти в "высший источ­ник правосудия и справедливости" все большее значение для анг­лосаксонского права стали приобретать церковные акты, а также "судебные решения" и "законы короля".

После обращения Англии в христианство "законы составлялись так же, как и в континентальной Европе", с тем лишь различием, что писались они не на латыни, а на англосаксонском языке. Как и другие варварские законы, они регулировали лишь очень ограничен­ные аспекты тех общественных отношений, на которые распростра­няется современное право.

Так, Законы короля Этельберта, составленные около 600 г., укладываются всего лишь в 90 коротких фраз. Вместе с существо­вавшими в тот период местными обычаями и традициями они отра­жают родоплеменной характер общества и особенности децентрали­зованного государства.

В то же время составленные в более поздний период Законы короля Кнута (1017—1035 гг. ) являются гораздо более разработан­ными и знаменуют собой переход от родоплеменного, общинного строя к феодальному государству.

С помощью подобных законов закреплялись и развивались от­ношения господства и подчинения в обществе, создавались и закреп­лялись основы местного самоуправления, возвышалась и укрепля­лась в стране королевская власть.

Созданное в IX в. англосаксонское государство под названием Англия объединяло в своем составе семь ранее существовавших с XII в. королевств (таких как Кент, Сессекс, Уэссекс и др.) и, соот­ветственно, вбирало в действовавшие на ее территории право зако­ны, обычаи и традиции, сложившиеся ранее на территории этих государств.

Несмотря на то, что со времени обращения в христианство вергельд епископа на территории Англии был выше вергельда короля, последний обладал, тем не менее, весьма широкими и к тому же постоянно возрастающими властными прерогативами.

Так, постепенно монарх утвердил свое право верховной соб­ственности на землю, монопольное право на чеканку монеты, на взимание натурального налога со всего свободного населения, на военную службу со стороны свободных, на назначение в каждом из графств, на которые в X в. была разделена вся территория Англии, своих представителей — королевских министериалов, наконец, — на верховное право отправления правосудия.

Королевский двор Англии в англосаксонский период постепенно превращался таким образом в центр управления всей страной, а королевские приближенные — в должностных лиц государства. Со­здавались объективные предпосылки для возникновения в стране единого централизованного государства, а вместе с тем — и для формирования общего для всей территории страны права.

Однако, как отмечают источники, этого не случилось вплоть до нормандского завоевания Англии в 1066 г. и до возникновения в связи с этим жизненно важной необходимости в создании системы централизованного управления всей страной и формировании об­щего для всей страны права.

Второй период в истории общего права характеризуется завер­шением процесса формирования предпосылок, а также началом процесса становления и утверждения общего права.

Данный период, начинающийся с нормандского завоевания (XI в.) и заканчивающийся с приходом к власти династии Тюдоров (XV в.), некоторыми авторами собственно и считаются началом "истории сугубо английского права". А все то, что имело место в правовой сфере жизни общества на территории Англии раньше, в англосак­сонский период — решения судов, "часть из которых существова­ла даже в письменной форме", наличие обычаев и традиций, — все это было лишь предтечей английского права.

Однако данная позиция оспаривается другими авторами, с пол­ным основанием полагающими, что эра "сугубо английского права" начинается задолго до нормандского завоевания Англии в период англосаксонского права. Что же касается второго периода, то здесь имела место лишь преемственность в развитии "сугубо английско­го (англосаксонского) права", сочетающаяся одновременно с процес­сом возникновения и становления на территории всей страны обще­го, судейского по своей природе и характеру права.

Данное положение подтверждается, во-первых, тем, что нор­мандский король Вильгельм Завоеватель, претендуя на господство в Англии в силу наследственного права, а не в силу права завоева­теля, придавал особое значение сохранению и функционированию в стране после 1066 г. англосаксонского права. В связи с этим Да­вид Р. резонно замечал, что и в наши дни английские юристы и судьи в ряде случаев не только упоминают, но и даже применяют тот или иной обычай или закон англосаксонской эпохи.

А во-вторых, тем, что как в англосаксонский период, так и на последующих этапах развития английского общества местные суды использовали одни и те же по своему характеру обычаи и другие локальные акты. В первый период это были Суды графств (CountryCourts) и Суды сотен (HundredCourts), а позднее, после нормандс­кого завоевания Англии — постепенно вытеснившие их суды баро­нов, суды помещиков и др.

Существовавшие наряду со светскими судами церковные суды действовали исключительно на основе канонического права, которое играло в жизни общества в данный период, особенно после норман­дского завоевания, весьма значительную роль.

Это даже побудило некоторых исследователей общего права утверждать, что "сама концепция общего права" как права, появив­шегося в Англии после нормандского завоевания, а именно — в пе­риод пребывания у власти короля Эдуарда Первого (1272—1307) или "немного позже", была взята "из канонического права Христианс­кой церкви, выступающего в качестве общего права по отношению ко всему Христианству".

Это право если и не противопоставлялось, то, по крайней мере, весьма значительно отличалось от действовавшего в рассматрива­емый период на территории Англии канонического права. Оно так­же отличалось по своим специфическим признакам и чертам от по­явившегося позднее статутного права, "права справедливости" и от "локального права", в основе которого всегда лежали местные обы­чаи и традиции.

Общее право потому и есть "общее", что оно, в отличие от ме­стных обычаев и всех иных актов подобного рода, охватывает всю территорию Англии, а не только отдельные ее части. В этом смыс­ле общее право противостоит местному, "специальному" праву, рав­но как и другим "специфическим" актам.

Разумеется, такое противопоставление зачастую носит, по мне­нию исследователей, довольно условный характер, особенно в отно­шении местных обычаев и традиций, ибо эти обычаи и традиции лежали в первоначальный период в основе деятельности королев­ских судов, являющихся исключительными творцами общего права.

Появление общего права, этого творения королевских судов, распространявшегося на территорию всей страны, именно в данный период — период нормандского завоевания и покорения Англии не было ни случайным, ни стихийным явлением. Здесь прослеживается определенная историческая логика и своеобразная закономерность.

Суть ее заключается в том, что иностранная оккупация Англии, господство "нормандских сеньоров" в этой чуждой им и презирае­мой ими стране, где французский язык оставался несколько столе­тий придворным, а латинский — церковным языком, объективно требовали от английских подданных объединения вокруг трона и единения с троном, создания сильного централизованного государ­ства, сосредоточения законодательной, исполнительной и судебной власти в одних королевских руках.

Нормандское завоевание явилось "серьезнейшим событием в истории английского права", поскольку оно принесло в Англию вместе с иностранной оккупацией "сильную централизованную власть, богатую опытом административного управления, испытанную в герцогстве Нормандия". С нормандским завоеванием в Англии "закончилась общинно племенная эпоха" и в стране установился феодализм.

Английский феодализм имел весьма специфические черты по сравнению с европейским "континентальным" феодализмом. Бла­годаря проводимой Вильгельмом Завоевателем политике на созда­ние централизованного государства и укрепление основ королевс­кой власти, в Англии практически отсутствовала феодальная раз­дробленность.

После завоевания Англии большая часть конфискованной у англосаксонской знати земли вошла в состав королевского домена. Аналогично обстояло дела и с лесными массивами, объявленными в соответствии с нормандским "пресным правом" королевскими заповедниками. Между английскими и нормандскими феодалами зем­ля и лесные угодья распределялись не сплошными массивами, а разрозненными участками. Эго мешало в известной мере объедине­нию усилий феодалов в их противостоянии королевской власти.

Владение значительной частью земли и лесных угодий позво­лило королю объявить себя "верховным собственником" всей зем­ли и на этом основании потребовать от всех свободных землевла­дельцев принесения ему присяги верности. Такая присяга юриди­чески и морально сделала феодалов всех рангов вассалами короля, обязанными ему прежде всего военной службой.

В отличие от континентальной Европы, в Англии не утвердился средневековый принцип "вассал моего вассала — не мой вассал". Все феодалы делились на две основные группы: непосредственные вас­салы короля (крупные землевладельцы — графы, бароны) и подвассалы (средние и мелкие землевладельцы). Все они обязаны были нести службу в пользу короля и беспрекословно следовать всем его повелениям.

Таким образом, в Англии по сравнению с континентом феода­лы не имели ни той огромной самостоятельности, ни тех иммуните­тов, которыми они пользовались во Франции, Германии и других странах. Право верховной собственности короля на землю, дававшее ему возможность перераспределять участки земли и вмешиваться в отношения землевладельцев, послужило укреплению основ коро­левской власти и утверждению принципа верховенства королевского правосудия по отношению к судам феодалов всех рангов.

Однако данный процесс — процесс создания сильной королев­ской власти в Англии и утверждения верховенства королевского правосудия проходил далеко не гладко (свидетельство этому мятеж баронов в XI—XII вв., обвинявших корону в злоупотреблении "се­ньориальными правами") и достаточно медленно.

Достаточно сказать, что вплоть до середины XII в. большинство судебных дел решалось в рамках местного правосудия. Что же ка­сается королевского правосудия, то оно имело исключительный ха­рактер и могло быть даровано лишь в случае отказа в правосудии в местных судах или же в случае особого обращения за "королев­ской милостью".

Кроме того, "высший" королевский суд мог иметь место и тогда, когда рассматриваемые споры несли угрозу миру и спокойствию в стране, а также тогда, когда в силу особых обстоятельств дело не могло быть решено в обычном порядке.

Поскольку в это время в Англии не было еще профессиональ­ных административно-судебных органов, то "высший" суд осуще­ствлялся или лично королем в отношении наиболее знатных баро­нов или же через Curiaregis — Совет наиболее знатных и прибли­женных к королю людей.

Со временем, по мере развития английского общества и увели­чения числа обращений к "высшему" королевскому суду возникла объективная необходимость в выделении из всей совокупности вла­стных прерогатив, которыми обладал Curiaregis, "чисто" судебных функций. Выполнением их занимались автономные по отношению к Curiaregis высокие королевские суды.

Одним из первых среди них был так называемый "личный" Суд короля, действовавший при непосредственном его участии. С 1175 г.

в его состав назначались постоянные светские и духовные судьи. Местом пребывания этого, так же как и других высоких ("высших") королевских судов, был Вестминстер.

Важное место среди высоких королевских судов занимал Суд казначейства (theCourtofExchequer). По выражению исследовате­лей, это был суд, "отражавший юридическую сторону финансовой деятельности Curiaregis". В его компетенцию входило рассмотрение финансовых споров, возникших между различными сторонами — феодалами, а также между последними и короной. Особое внимание при этом уделялось разрешению налоговых споров, которые Суд казначейства принимал к рассмотрению лишь тогда, когда они не могли быть разрешены в Суде общих тяжб.

Суд общих тяжб, в отличие от других высоких королевских судов, занимался рассмотрением всех тех гражданских дел, касаю­щихся земельной собственности, недвижимости и др., которые не затрагивали непосредственно интересы короля. В силу своей отно­сительно широкой доступности этот суд называли Судом "общих тяжб" (Commonpleas). Со временем Суд общих тяжб стал основным судом общего права.

Большую роль в отправлении королевского правосудия в рассматриваемый период играл Суд королевской скамьи. Он являлся своеобразной трансформацией "личного" Суда короля. Свое назва­ние этот суд получил в силу того, что по обычаю король "лично" сидел на судейской скамье во время отправления правосудия. Суд королевской скамьи рассматривал как гражданские, так и уголов­ные дела, непосредственно затрагивающие интересы короны. Со временем он стал высшей апелляционной и надзорной инстанцией для всех других судов, включая Суд общих тяжб.

Наряду с названными судами, отправлявшими правосудие в Вестминстере, широкое распространение в Англии в рассматрива­емый период получила система королевского разъездного судопро­изводства. Со временем она, однако, в силу сложности и громоздко­сти процедуры, а также высоких затрат, которые требовались для регулярных судебных объездов страны, уступила место специали­зированным разъездным комиссиям, таким как комиссия о мятежах, по рассмотрению споров, касающихся преимущественного права владения леном, и т. п.

Вся система королевского судопроизводства и в особенности вестминстерские суды (Суд казначейства, Суд общих тяжб и Суд королевской скамьи) сыграли решающую роль в процессе возникновения, а затем становления и развития той правовой системы, которая получила название общего права в силу своего охвата всей территории страны. Эти судебные органы по-своему собственно и были теми органами, которые породили это право и которые нуж­дались в этом праве.

Необходимость в создании права, которое бы признавалось и действовало на любой части английского королевства, вызывалось целым рядом как "чисто" юридических, так и политических причин.

Среди первых следует указать, прежде всего, на разнород­ность, архаичность и раздробленность местного права, выступающе­го в основном в виде обычаев; неспособность его выйти за пределы "своей" традиционной территории, а тем более — охватить терри­торию всей страны. В условиях становления нового централизован­ного государства, естественно, требовалось новое право.

Другой, не менее важной юридической причиной, вызвавшей необходимость формирования общего права в Англии, было то, что вестминстерские суды, в отличие от аналогичных судебных инстан­ций континентальных стран, не могли также использовать и римс­кое право. Известно, что римское право по природе своей и харак­теру — это преимущественно частное право, тогда как споры, рас­сматриваемые вестминстерскими судами, были в основном публич­но-правовыми.

Среди политических причин, обусловивших необходимость со­здания системы общего права, следует обратить внимание, прежде всего, на те, которые связаны с правовым закреплением и усилением королевской власти, с обеспечением ее доминирующей роли в госу­дарственно-правовом механизме Англии, с прямым выражением и защитой интересов английской (в начале завоевания — фактичес­ки нормандской) короны.

Если местные обычаи, на основе которых строилась, а неред­ко и противопоставлялась короне деятельность судов баронов, су­дов сотен и других местных судов, использовались для защиты ин­тересов местной знати, то общее право с самого начала выступало как средство выражения и защиты интересов короля.

Совершенно прав был Давид Р., когда писал, что вестминстер­ские суды, "возникшие из Curiaregis, по происхождению своему органы скорее политические, чем судебные, так как целью их дея­тельности было разрешение проблем, затрагивающих интересы ко­роля и королевства. Для разрешения новых задач, вставших перед этими судами, потребовалось и новое право".

Вестминстерские суды, таким образом, в силу сложившихся политических (необходимость защиты власти короля), юридических (невозможность использования местных обычаев и римского права), идеологических (противодействие церкви и ее судов) и других об­стоятельств оказались в таких условиях, когда от них потребовалось формирование совершенно нового права.

С юридической точки зрения, а точнее — с точки зрения ле­гитимности принимаемых вестминстерскими судами актов, призна­ния их в качестве правовых, общеобязательных актов, это стало воз­можным благодаря тому, что вестминстерские суды по своей при­роде и происхождению никогда не были обычными, органами тра­диционно занимающимися лишь правоприменительной деятельно­стью.

Возникнув на основе Curiaregis, этого всевластного законода­тельного, исполнительного и судебного органа, выйдя в прямом и пе­реносном смысле из него, они фактически, уже в силу этого были не столько правоприменительными, сколько правотворческими органа­ми. Соответственно, принимаемые ими акты рассматривались, ис­пользуя современную терминологию, не только как акты примене­ния, индивидуальные акты, но и как нормативно-правовые общеобя­зательные акты.

По мере развития системы вестминстерских судов и расшире­ния их юрисдикции публично-правовой характер высоких королев­ских судов не только не уменьшался, а наоборот, еще более укреп­лялся. С одной стороны, этому способствовало придание централи­зованной королевской власти, не без помощи Curiaregis и судов, публичных начал. Ведь в Англии после нормандского завоевания в течение длительного времени централизация власти и управления обеспечивалась не за счет признания "публичной" власти короны, а за счет "сеньориальных, частных прав англо-нормандских коро­лей и зависела от их способности выступать авторитетным главой феодально-иерархической системы и местной церкви. Судебные и фискальные права короны в отношении своих подданных были лишь правами высшего сеньора по отношению к своим вассалам и осно­вывались на присяге верности".

продолжается до настоящего времени. Этот период отли­чается значительной трансформацией как государственного меха­низма, так и правовой системы Англии. В начале этого периода были проведены довольно радикальные правовые и судебные реформы. В результате этого юристы перенесли акцент с процессуального на материальное право. Была проведена также огромная работа по расчистке законодательства, освобождению его от архаичных, давно не действующих актов. Подверглись систематизации целые масси­вы нормативных актов, существующие в ряде областей английского права. В результате осуществленной судебной реформы все англий­ские суды были уравнены в своих правах. В отличие от всех пред­шествующих периодов, они получили возможность применять как нормы общего права, так и нормы "права справедливости".

Оценивая характер изменений, произошедших в английском праве в результате проведенных в рассматриваемый период право­вой и судебной реформ, специалисты в области сравнительного пра­воведения отмечают, что реформы XIX в. "не лишили английское право его традиционных черт". Они не были адекватны аналогич­ным реформам, проводившимся в этот период в других странах, в частности, кодификации, осуществлявшейся во Франции. Англий­ское право по-прежнему развивалось с помощью судебной практики. Законодатель лишь открыл судам новые возможности и дал им но­вую ориентацию, но сам не создал нового права.

Тем не менее в этот период в результате усиления роли пар­ламента и государственной администрации резко возрастает значе­ние законодательных и административных актов, наблюдается быст­рое развитие английской правовой системы в направлении ее сбли­жения с континентальной правовой системой. В настоящее время, особенно после вступления Великобритании в 1972 г. в Европейское сообщество, данный процесс не только не замедлился, а скорее, на­оборот, еще более усилился.

Вплоть до второй мировой войны не стоял на месте и процесс экспансии общего права в другие страны — бывшие колонии Вели­кобритании, полуколонии, доминионы. Начавшись одновременно с территориальными захватами чужих стран и народов еще в пери­од средневековья, процесс насаждения "своего" права, приспособ­ленного к новым условиям, продолжался Великобританией в разных формах вплоть до середины XX в.

Наиболее крупными регионами "усвоения" английского обще­го права были Австралия, США и Канада. Разумеется, изначаль­но общее право в том виде, как оно применялось в метрополии, рас­пространялось в основном лишь на самих "цивилизованных" при­шельцев. Аборигены продолжали жить по своим обычаям.

Однако по мере "ассимиляции" местных жителей и их посте­пенной "цивилизации" различные нормы и институты общего пра­ва со временем распространялись и на них.

Система общего права была создана в Англии после нормандского завоевания главным образом в процессе деятельности королевских судов. Семья общего права включает, кроме английского права, правовые системы всех стран английского языка, за некоторыми исключениями.

Влияние общего права было значительным также во многих странах, которые политически были связаны с Англией. В отличие от государств романо-германской правовой семьи, где основным источником права является введенный в действие закон, в странах англосаксонской правовой семьи основным источником права служит норма, сформулированная судьями, и выраженная в судебных прецедентах.

Судебный прецедент - судебное решение по конкретному юридическому делу, которому придается общеобязательное юридическое значение. Англо-американское общее право, как и римское право, развивалось руководствуясь принципом: "Право там, где есть и защита". Поэтому, несмотря на все попытки кодификации английское "общее право", дополненное и усовершенствованное положениями "права справедливости", в основе своей является прецедентным правом, созданным судами. Но это с другой стороны не исключает возрастания роли статутного (законодательного) права. Таким образом, английское право обрело как бы тройную структуру: "общее право" - основной источник; "право справедливости"- дополняющее и корректирующее этот основной источник, и статутное право - писаное право парламентского происхождения. Это разумеется несколько упрощенное, схематизированное изображение.

В англо-американской правовой семье следует различать группу английского права, и связанного с ним по своему происхождению права США. В группу английского права входят наряду с Англией Северная Ирландия, Канада, Австралия, Новая Зеландия, а также право бывших колоний Британской империи. Как известно, Англия была крупнейшей колониальной державой, и английское "общее право" получило распространение во многих странах мира. В результате сегодня почти треть населения мира живет в значительной мере по нормам английского права. Вторую группу образует право США, которое имея своим источником английское "общее право", в настоящее время является вполне самостоятельным.

"Общее право" - это система, несущая на себе глубокий отпечаток его истории, а история эта до 17 века - исключительно история английского права. В связи с этим, рассмотрим историю его развития, которое шло тремя путями: формированием "общего права", дополнением его "правом справедливости", и толкованием статутов. Английское право своими корнями уходит далеко в прошлое. Есть дата, которая является основополагающей в истории английского права, как и в истории самой Англии и Европы, - это 1066 год, когда Англия была завоевана норманнами. Основная роль в осуществлении правосудия была возложена на королевские суды, находившиеся в Лондоне. Частные лица, как правило, не могли обращаться непосредственно в королевские суд. Они должны были просить у короля, а практически у канцлера выдачи приказа, позволяющего перенести рассмотрение спора в королевский суд. Первоначально даже приказы издавались в исключительных случаях. Но постепенно список тяжб, по которым они издавались, расширялся.

В ходе деятельности королевских судов постепенно сложилась сумма решений, которыми и руководствовались в последующем эти суды. Сложилось правило прецедента. Однажды сформулированное судебное решение в последующем становилось обязательным и для всех других судей. Поскольку основная сложность заключалась в том, чтобы получить возможность обратиться в королевский суд, сложилась формула "Средство судебной защиты важнее права", - которая и до сих пор определяет характерные черты английского правопонимания.

К концу 13 века возрастает роль и значение статутного права. В связи с этим правотворческая роль судей некоторым образом сдерживается принципом, согласно которому, изменения в праве не должны происходить без согласия короля и парламента. Но одновременно с этим устанавливается право судей интерпретировать статуты - право, которое судьи присвоили себе, ссылаясь на то, что участвуя в парламенте при обсуждении статутов, они лучше других могут пояснить их содержание. Так прецеденты распространялись на дополнительную сферу - толкование законов.

В 19-20 веке в связи с большими социальными изменениями в феодальном обществе Англии (развитие товарно - денежных отношений, рост городов, упадок натурального хозяйства) возникла необходимость выйти за жесткие рамки закрытой системы уже сложившихся прецедентов. Эту роль взял на себя королевский канцлер, решая в порядке определенной процедуры споры, в связи с которыми их участники обращались к королю. Так рядом с "общим правом" сложилось "право справедливости".

До 1873г. в Англии на этой почве существовал дуализм судопроизводства: помимо судов, принимающих нормы "общего права", существовал суд Лорда - канцлера. "Право справедливости", как и "общее право", является составной частью прецедентного права, но прецеденты здесь созданы иным путем, и охватывают иные отношения чем "общее право". Несмотря на общие черты "общего права" и "права справедливости", прецеденты их судов фиксировались раздельно, что и привело к дуализму английской правовой системы, который продолжался более двух веков вплоть до судебной реформы 1873-1875 гг. Эта реформа слила "общее право" и "право справедливости" в единую систему прецедентного права.

В то время, как юристы континентальной Европы рассматривают право как совокупность предоставленных правил, для англичанина право - это в основном то, к чему придет судебное рассмотрение. На континенте юристы интересуются прежде всего тем, как регламентирована данная ситуация; в Англии внимание сосредотачивается на том, в каком порядке она должна быть рассмотрена, чтобы прийти к правильному судебному решению. В странах романо-германской семьи правосудие всегда осуществлялось судьями, имеющими университетский диплом юриста. В Англии даже судьи в "Высших" судах до 19 века не обязательно должны были иметь юридическое университетское образование; они овладевали профессией, работая адвокатами и изучая практику судопроизводства.

Лишь в наше время наличие университетского диплома стало важной предпосылкой для того, чтобы стать адвокатом или судьей; профессиональные экзамены, позволяющие заниматься юридическими профессиями, стали очень серьезными и могут рассматриваться сегодня как эквивалент юридического диплома. Однако и сегодня, в глазах англичан главное то, чтобы дела разбирались в суде добросовестными людьми. Соблюдение основных принципов судопроизводства, составляющих часть общей этики, по их мнению, достаточно для того, чтобы "хорошо судить". Судья в отличии от доктрины и законодателя не создает решения общего характера в преддверии серии случаев, которые могут произойти в будущем; он занимается тем, что требует правосудия именно в этом, конкретном случае; его роль в том, чтобы довести до конца судебный спор. С учетом правила прецедента такой подход делает нормы "общего права" более гибкими и менее абстрактными, чем нормы права романо-германской семьи, но одновременно делает право более казуистичным и менее определенным. В Англии благодаря "общему праву" и правилу прецедента различие права и закона носит несколько иной, и одновременно более ярко выраженный характер, чем различие права и закона на континенте. Структура права в англо-американской правовой семье (деление на отрасли и институты права), сама концепция права, система источников права, юридический язык, совершенно иные, чем в романо-германской правовой семье. В английском праве отсутствует деление права на публичное и частное, здесь его заменяет деление на "общее право" и "право справедливости".

Отрасли английского права выражены не столь четко как в континентальных правовых системах, и проблемам их классификации уделялось гораздо меньше внимания. Отсутствие резко выраженного деления права на отрасли обусловлено преимущественно двумя факторами. Во-первых, все суды имеют общую юрисдикцию, то есть могут разбирать разные категории дел: публично и частноправовые, гражданские, торговые, уголовные и т.д. Разделенная юрисдикция ведет к разграничению отраслей права, а унифицированная юрисдикция действует очевидно в обратном направлении. Во-вторых, английское право развивалось постепенно, путем судебной практики и законодательных реформ по отдельным вопросам.

В Англии нет кодексов европейского типа, поэтому английскому юристу право представляется однородным. Английская доктрина не знает дискуссий о структурном делении права. Укажем некоторые черты прецедентного права и, прежде всего, самого прецедента в английском праве. Основной принцип, который должен соблюдаться при отправлении правосудия, состоит в том, что сходные дела решаются сходным образом. Почти везде судебный прецедент в той или иной степени обладает убеждающей силой, поскольку staredecisis (решить так, как было решено ранее) - правило фактически повсеместного применения. В английской системе доктрина прецедента отличается сугубо принудительным характером. Нередко английские суды обязаны следовать более раннему решению даже в тех случаях, когда имеются достаточно убедительные доводы, которые в иных обстоятельствах позволили бы не делать этого. Английское право в широкой степени основано на прецеденте.

Прецедентное право - это прежде всего правило, что рассматривая дело, суд выяснил, не было ли аналогичное дело рассмотрено ранее и в случае положительного ответа, руководствовался уже имеющимся решением. Другими словами, однажды вынесенное решение является обязательной нормой для всех последующих рассмотрений аналогичных дел. Судья при рассмотрении последнего по времени дела обязан принимать во внимание эти нормы и принципы, в то время как в романо-германской правовой системе и других системах они служат всего лишь материалом, который судья может учитывать при вынесении собственного решения. То, что английское право является в значительной степени правом прецедентным, означает, что решение английского судьи по какому-либо конкретному делу образует прецедент. Судья, разбирающий более позднее по времени дело, как правило сталкивается с большим числом различного рода прецедентов. Он вынужден либо просто учесть ранее вынесенное решение как часть материала, на основании которого он может разрешать рассматриваемое им дело, либо разрешить это дело так, как было разрешено предыдущее, если только он не найдет достаточно убедительных доводов, чтобы не поступать таким образом. Наконец, судья может быть обязан решить дело так же, как и предыдущее, несмотря на то, что он сумел бы привести достаточно убедительные доводы против такого решения. Правило прецедента нуждается в детализации, поскольку степень обязательности прецедентов зависит от места в судебной иерархии суда, рассматривающего данное дело, и суда, чье решение может стать при этом прецедентом.

При нынешней организации судебной системы, ситуация выглядит следующим образом: решения высшей инстанции - Палаты лордов - обязательны для всех других судов; апелляционный суд, состоящий из двух отделений (гражданского и уголовного) обязан соблюдать прецеденты Палаты лордов и свои собственные, а его решения обязательны для всех нижестоящих судов;высокий суд (все его отделения, в том числе и апелляционные) связан прецедентами обеих вышестоящих инстанций, его решения обязательны для всех нижестоящих инстанций, но, не будучи строго обязательны, влияют на рассмотрение дел в отделениях Высокого суда; окружные и магистральные суды обязаны следовать прецедентам всех вышестоящих инстанций, а их собственные решения прецедентов не создают. Не считаются прецедентами и решения Суда короны, созданного в 1971 г. для рассмотрения особо тяжких уголовных преступлений. Правило прецедента традиционно рассматривалось в Англии как "жесткое". В отличие, например, от США, судебная инстанция не могла отказываться от созданного ранее прецедента, который мог быть вменен только вышестоящей инстанцией или парламентским актом. Даже высшая судебная инстанция - Палата лордов - до середины 60-х годов, считалась связанной своими собственными прежними решениями, что в конечном итоге создавало иногда тупиковую ситуацию. В 1966г. Палата лордов отказалась в отношении себя от этого принципа. Представление о том, что правило прецедента сковывает судью, также во многом обманчиво. Поскольку полное совпадение обстоятельств разных дел бывает не так уж часто, то усмотрением судьи решается, признать обстоятельства сходными или нет, от чего зависит применение той или иной прецедентной нормы. Судья может найти аналогию обстоятельств и тогда, когда на первый взгляд они не совпадают. Наконец, он вообще может не найти ни какого сходства обстоятельств и тогда - если вопрос не регламентирован нормами статутного права - судья сам создает правовую норму, становится как бы законодателем. Сказанным отнюдь не исчерпываются возможности судебного усмотрения в рамках прецедентного права. Такому усмотрению способствует и традиционная структура судебного решения. Оно, как правило, развернуто и включает анализ доказательств, мнение судьи по поводу спорных фактов, мотивы, которыми руководствовался суд при вынесении решения и, наконец, правовые выводы - прецедентом является лишь та часть судебного решения, которая со времен Остина именуется "основные решения" - правоположение на котором основано решение. Лишь оно носит обязательный характер: остальная часть судебного решения именуется "попутно сказанным", и не может рассматриваться как нечто обязательное.

Ежегодно английский парламент издает до 80 законов. За многовековую деятельность законодательного органа общее число принятых им актов занимает около 50 увесистых томов. Закон формировался под воздействием требований судебной практики, которая диктовала определенную структуру, характер изложения норм. Отсюда казуистический стиль законодательной техники. Здесь также следует отметить, что Англия - одно из немногих государств, которое не имеет писаной конституции. Ее заменяют акты парламента - старейшего в мире (существует более 700 лет). Рост числа законов обострил проблему систематизации.

Английская правовая система - традиционный представитель правовых систем, определяемых как "не кодифицированные". Здесь до сих пор речь идет лишь о систематизации путем консолидации процесса соединения законодательных положений по одному вопросу в единый акт. В Великобритании, в отличие от романо-германских правовых систем, исполнительные органы были изначально лишены полномочий принимать акты "во исполнения закона". Для того, чтобы создать подобный акт, исполнительный орган должен быть наделен соответствующим полномочием, которое ему делегирует парламент. Поэтому нормотворчество исполнительных органов в Англии именуется делегированным.

Пожалуй, ни в одной стране проблема соотношения закона и судебной практики не приобретала такого специфического характера, как в Англии. На первый взгляд эта проблема решается просто: действуют правила, согласно которым закон может отменять прецедент, а при коллизии закона и прецедента, приоритет отдается первому. Однако действительность во многом сложнее, ибо огромна роль судебного толкования закона, правила, согласно которому, правоприменительный орган связан не только самим текстом закона, но и тем его толкованием, которое дано ему в предшествующих судебных решениях, именуемых "прецедентами толкования".

Законодательство, как источник права, находится в менее выгодном положении в том смысле, что акт парламента требует судейских толкований, которые сами становятся судебными прецедентами. Поэтому было бы упрощением, относиться к парламентскому законодательству как к источнику права, стоящему выше прецедента. Несмотря на это, в последние десятилетия английское законодательство приобретает все более систематизированный характер. В 1965г. была создана Правовая комиссия для Англии, которой поручено готовить проекты крупных консолидированных законодательных актов в различных отраслях права, с тем, чтобы в перспективе "провести реформу всего права Англии вплоть до его кодификации". Параллельно с ней действуют комитеты по пересмотру гражданского и уголовного законодательства, а также различные королевские комиссии, которым поручается подготовка отчетов о состоянии законодательства по определенному вопросу и вынесение предложений по его совершенствованию. В результате осуществления ряда весьма последовательных реформ, крупными консолидированными актами ныне регулируется подавляющее большинство правовых институтов, хотя до сих пор ни одна отрасль английского права не кодифицирована полностью.

В заключение по английской системе хотелось бы отметить, что в Англии суд наделен широкими возможностями усмотрения в отношении статутного права. Эти возможности еще более возрастают, если от законодательной части статутного права, обратиться к его подзаконной части. Что касается делегированного законодательства то, как отмечалось выше, суд официально имеет право отмены, признав акт ultruvires. В отношении остальных исполнительных актов, суд может отменять их и не обращаясь к доктрине ultruvires по самым различным основаниям.

Особенности правовой системы США. Английские поселенцы, обосновавшиеся на территории США, принесли с собой и английское право. Начиная с 1607г. - даты образования первой колонии- оно считалось единственным действующим правом; обычай и традиции местного вытесняемого населения игнорировались как нечто нецивилизованное и враждебное. Однако, английское право претерпело в колониях (всего их было 13) известное изменение. Это было обусловлено тем, что социально-экономические условия и порядки в колониях были свободны от феодальных наслоений, существенно отличались от ситуации в метрополии. Потребность в регламентации новых отношений складывавшихся колониях при отсутствии централизованной судебной власти, способствовала утверждению идеи о необходимости писаного кодифицированного права. По тем же основаниям - специфика общественных отношений - английское право применялось с оговоркой "в той мере, в какой его нормы соответствуют условиям колоний". Американская революция выдвинула на первый план идею самостоятельного национального американского права, порывающего со своим "английским прошлым".

Принятие писаной федеральной конституции в 1787г., и конституций штатов, вошедших в состав США - был первым и важным шагом на этом пути. Предполагался полный отказ от английского права, а вместе с ним от правила прецедента и других характерных черт "общего права". В ряде штатов были приняты уголовные, уголовно- процессуальные и гражданско-процессуальные кодексы, были запрещены ссылки на английские судебные решения, вынесенные до провозглашения независимости. Однако перехода американской правовой системы в романо- германскую правовую семью не произошло. Лишь некоторые штаты, бывшие ранее французскими или испанскими колониями (Луизиана, Калифорния) приняли кодексы романского типа, которые, однако, в дальнейшем постепенно оказались как бы поглощены "общим правом". В целом же в США сложилась система, сходная с английской: прецедентное право во взаимодействии с законодательством.

В Англии и США одна и та же общая концепция права; в обеих странах существует в общем одно и то же деление права, используются одни и те же понятия и трактовка нормы права. Для американского юриста, как и для английского, право - это прежде всего право судебной практики; нормы, выработанные законодателем, по-настоящему входят в систему американского права лишь после того, как они будут неоднократно применены и истолкованы судами, когда можно будет ссылаться не на сами нормы, а на судебные решения, их применившие. Право США, следовательно, в целом имеет структуру, аналогичную структуре "общего права". Однако только в целом: стоит приступить к рассмотрению той или иной проблемы, как выявляются многочисленные структурные различия между американским и английским правом, многие из которых действительно существенные и не могут сбрасываться со счетов. Одно из таких различий, причем весьма существенное, связано с федеральной структурой США.

Штаты, входящие в состав США, наделены весьма широкой компетенцией, в пределах которой они создают свое законодательство и свою систему прецедентного права. В этой связи можно сказать, что в США существует 51 система права - 50 в штатах и одна федеральная. Суды каждого штата осуществляют свою юрисдикцию независимо один от другого, и поэтому совершенно не обязательно, что решениям, принятым в судах одного штата, будут следовать суды других штатов. Как ни сильна тенденция к единообразию судебной практики, тем не менее не редки случаи, когда суды разных штатов принимают по аналогичным делам не сходные, а иногда и прямо противоположные решения. Это создает коллизии, которые усугубляют возможность расхождения решений судов штатов (рассматривающих подавляющее большинство дел) и федеральных судов, которым подведомственны определенные категории дел.

Ежегодно в США публикуются свыше 300 томов судебной практики и, несмотря на широкое использование современной компьютерной техники, поиск прецедентов продолжает оставаться нелегким делом. Не меньше, а пожалуй даже больше чем суды, различий и расхождений в право страны вносит законодательство штатов. Так, в одном установлен режим общности имущества супругов, а в другом - раздельности; различны основания развода; меры уголовного наказания за одно и тоже деяние и т.д. Все это делает правовую систему США еще более сложной и запутанной, чем английская. Еще одно отличие американского права от английского - это несколько иное, более свободное действие привила прецедента. Высшие судебные инстанции штатов и Верховный Суд США ни когда не были связаны своими собственными прецедентами. Отсюда их большая свобода и маневренность в процессе приспособления права к изменяющимся условиям общественной жизни. Это более свободное обращение с прецедентом приобретает особое значение в свете правомочий американских судов (неизвестного английским судам) осуществлять контроль за конституционностью законов. Верховный Суд штата и Верховный Суд США могут таким образом отказаться от прецедента конституционного толкования.

Право конституционного контроля, особенно активно используемое Верховным Судом, подчеркивает роль судебной власти в американской системе правления. Большие возможности судебного воздействия на законодательство не отменяют того факта, что законодательство в правовой системе США имеет больший удельный вес и более значимо, чем статутное право в Англии. Это связано прежде всего с наличием писаной конституции, а точнее целой системы конституций: федеральной, существующей уже двести лет и играющей значительную роль, и разных по возрасту конституций штатов. Но дело не только в наличии конституций. Как уже отмечалось выше, штатам представлена достаточно широкая законодательная компетенция и они активно пользуются ею. Отсюда значительный по масштабам массив законодательства - статутного права на штатном уровне.

Централизация, которой характеризуется развитие американской федерации, усиление государственного вмешательства в условиях государственно - монополистического капитализма привели и значительному увеличению объема федерального законодательства, а также к росту нормотворчества высших звеньев исполнительной власти: президента, федеральных служб и т.д.

В статутном праве США встречается и немало кодексов, которых не знает английское право. В нескольких штатах действуют гражданские кодексы, в 25 штатах - гражданско-процессуальные, во всех штатах - уголовные, в некоторых - уголовно-процессуальные. Но за исключением штатов французского происхождения, упоминавшихся выше, во всех остальных кодексы отнюдь не напоминают европейские. В кодексах видят плод консолидации, более или менее удачной, а не основу для выработки и развития нового права, как в странах романо-германской семьи. Презюмируется, что законодатель хотел воспроизвести в кодексе прежние нормы, созданные судебной практикой.

Особой формой кодификации в США стало создание так называемых единообразных законов и кодексов, цель которых установить возможное единство в тех сторонах права, где это особенно необходимо. Подготовку проектов таких законов и кодексов осуществляет Общенациональная комиссия представителей всех штатов совместно с Американским институтом права и Американской Ассоциацией адвокатов. Для того, чтобы проект стал законом, он должен быть принят в качестве такого штатами. Среди таких кодексов первым и наиболее известным является Единообразный торговый кодекс, который был официально одобрен в 1962г. В нем 10 разделов и 400 статей. Он не охватывает все торговое право, но то, что вошло в него, регламентировано достаточно детально, особенно нормы о продаже товаров, об оборотных документах, обеспечении сделок. Не трудно понять, почему в первую очередь обратились к унифицированной кодификации торгового права.

Интересы бизнеса, "делового мира" страны предопределили как основное направление унификации частного права, так и содержание кодекса. Его не случайно называют "кодексом банкиров". Не следует забывать, что в США, как и в Англии применение закона зависит от судебных прецедентов его толкования, и нет гарантий, что единообразные законы или кодексы не следует смешивать с частными систематизациями прецедентного права и прежде всего многотомным изданием "RestatementoftheLaw". Несмотря на то, что это издание не является нормативным актом (его готовит Американский институт права), оно пользуется авторитетом и на него часто ссылаются в судебных решениях, в том числе Верховного Суда США.

Как и в Англии, значение обычного права в США велико в области функционирования государственной власти. Конституция США стара, она не охватывает многие существенные стороны государственной организации, и этот пробел восполняется не только с помощью текущего законодательства, но и путем признания сложившихся обыкновений, устоявшихся традиций. Значительно меньше роль обычая в сфере частного права, где он выступает в виде так называемых "торговых обыкновений", которые определяются как сложившаяся практика или порядок деловых отношений, и в таком качестве оказывают нормативное воздействие не только на развитие соответствующих общественных отношений, но и на решение возникающих в этой связи споров.

Можно констатировать, что процесс американизации правовой системы, позаимствованной у Англии - это процесс придания ей свойств, благодаря которым она еще в большей степени стала приспособлена к текущим потребностям американского государства.

ЛЕКЦИЯ 4. МУСУЛЬМАНСКОЕ ПРАВО.

Мусульманская правовая система принадлежит к семье так называемого религиозно-традиционного права, свойственного странам Азии и Африки. Правовые системы этих стран не обладают той степенью единства, которая свойственна ранее охарактеризованным правовым системам. Однако у них много общего по существу и форме, все они основываются на концепциях, отличающихся от тех, которые господствуют в западных странах. Конечно, все эти правовые системы в какой-то мере заимствуют западные идеи, но в значительной мере остаются верны взглядам, в которых право понимается совсем иначе и не призвано выполнять те же функции, что в западных странах.

Считается, что принципы, которыми руководствуются не западные страны, бывают двух видов: 1) признается большая ценность права, но само право понимается иначе, чем на западе, имеет место переплетение права и религии; 2) отбрасывается сама идея права и утверждается, что общественные отношения должны регламентироваться иным путем. К первой группе относятся страны мусульманского, индусского и иудейского права; ко второй - страны Дальнего Востока, Африки, и Мадагаскара.

Мусульманское право - это система норм, выраженных в религиозной форме и основанных на мусульманской религии-исламе. Ислам исходит из того, что существующее право произошло от Аллаха, который в определенный момент истории открыл его человеку через своего пророка Мухаммеда. Оно охватывает все сферы социальной жизни, а не только те, которые подлежат правовому регулированию. Мусульманское право - сложное социальное явление, имеющее долгую историю развития. Оно возникло в период разложения родоплеменного строя и становления раннефеодального государства на западе Аравийского полуострова.

Мусульманское право как система юридических норм образовалась не сразу. В начальный период развития ислама и мусульманской общины юридические и иные правила поведения практически не различались. Не случайно в это время мусульманская догматика (богословие) и правоведение - тесно переплетались и не составляли самостоятельных направлений мусульманской идеологии.

Мусульманское право оказывает глубокое влияние на историю развития государства и права целого ряда стран Востока. Сфера его действия как юридического и идеологического фактора в наше время остается весьма широкой, что определяется тесными связями мусульманского права с исламом, как религиозной системой, которая до сих пор имеет едва ли не определяющее значение для мировоззрения самых широких слоев населения в этих странах.

Из всех мировых религий ислам, пожалуй, наиболее тесно соприкасается с государством и правом. Важное значение мусульманского права в качестве нормативного регулятора и идейно - политического фактора заставляет обратиться к исследованию его специфических черт, как самостоятельной правовой системы. На основе тезиса о неразрывном единстве в исламе "веры и государства", религии и права, многие исследователи приходят к выводу, что исламу свойственна лишь религиозная догматика (теология), мораль и правовая культура, а юридические нормы как таковые, если и имеются, то по существу совпадают с указанными правилами, и не играют самостоятельной роли.

Среди многих ученых утвердилось мнение о неразрывном единстве религиозных и правовых норм. Основными источниками мусульманского права - как и не юридических норм ислама - признаются Коран и сунна, в основе которых лежит "Божественное откровение", которые закрепляют прежде всего основы веры, правила религиозного культа и морали, определяющие в целом содержание мусульманского права в юридическом смысле.

Многие исследователи придерживаются мнения, что поведение мусульманина получает прежде всего религиозную оценку, а главным средством обеспечения норм мусульманского права является религиозная санкция за их нарушение. Наказание за нарушение норм мусульманского права, даже если оно исходит от государства, воспринимается в конечном счете как "Божественная кара", поскольку важнейшей задачей мусульманского государства "есть исполнение воли Аллаха на земле". Но однако соотношение в исламе правовых и не правовых нормативных предписаний сложнее и тоньше, чем может показаться на первый взгляд. Подход к мусульманскому праву, только как религиозному явлению не учитывает того обстоятельства, что несмотря на прочную связь юридических норм ислама с религиозными и нравственными, их переплетения, а иногда и слияния, между данными категориями норм в целом имеются и существенные отличия.

Анализ нормативного содержания мусульманского права позволяет сделать вывод, что не все юридические нормы в равной степени основаны на исламе как религиозной догме, или системе чисто религиозных нормативных предписаний. Наиболее прочно связаны с религией лишь те немногочисленные, конкретные правила поведения, которые установлены со ссылкой на Коран или сунну. К ним относятся, например, отдельные стороны брачно-семейных отношений или вопросы наследования, несколько условно-правовых предписаний. Они отличаются от других норм мусульманского права тем, что по существу совпадают по определенным образцам поведения с соответствующими религиозными нормативными положениями и (в отдельных случаях) нравственными требованиями, освещенными исламом. Именно потому, что их религиозные "дубликаты" закреплены в Коране и сунне, сами нормы мусульманского права этой разновидностью рассматриваются как имеющие непосредственно "Божественное произношение" и неизменяемые. Однако подобные предписания - весьма скромная часть мусульманского права, большая часть норм, которого была введена в оборот правоведами на основе чисто логических, рациональных приемов толкования (иджтихад). По признанию самих мусульманских исследователей, если Коран и сунна содержат все правила религиозного культа (ибадад), то норм взаимоотношения людей (муамалат), закрепленных этими источниками, очень мало по сравнению с нормативным составом мусульманского права в целом. Это значит, что большинство норм "муамалат" не связано непосредственно с "Божественным откровением" и не имеет аналогов в системе мусульманских религиозных правил поведения. Главное их качество (норм муамалат) заключается в рациональной обоснованности и способности изменяться (развиваться).

Юридические правила поведения тесно связаны с религиозными нормами и взаимодействуют с ними. Однако относительно небольшое число норм мусульманского права возникло на основе соответствующих религиозных предписаний, а преобладающая их часть имеет к религии лишь косвенное отношение. Поэтому связи мусульманского права с религией характеризуются противоречивыми моментами: с одной стороны имеется немало правовых и религиозных норм, совпадающих по своему содержанию и осуществляемых через деятельность как религиозных учреждений (которые являются одновременно элементом государственного механизма), так и собственно государственных органов, участвующих в выполнении регулятивной функции религиозной системы; с другой - наблюдаются существенные различия между религиозной и правовой системами социально-нормативного регулирования.Эти различия проявляются как в том, что государство поддерживает возможностью своего принуждения отнюдь не все религиозные нормы, так и в формировании большинства норм мусульманского права без непосредственной связи с религиозными предписаниями, в применении юридических норм не только мусульманскими судами (выполняющими функции религиозных норм в качестве чисто религиозных учреждений), но и светскими (государственными) судебными органами (полиция, светские суды). Можно поэтому говорить о своеобразном различии и единстве правовых не правовых норм в исламе. В целом мусульманское право не сливается с религией и не выступает частью ислама, как религиозной системы, хотя многие его нормы совпадают с религиозными правилами поведения.

В 19 веке в положении мусульманского права произошли существенные изменения. В наиболее развитых странах оно уступило главенствующие позиции законодательству, основанному на заимствовании буржуазных правовых моделей.

К началу 20 века лишь в странах Аравийского полуострова и Персидского залива мусульманское право сохранило свои позиции и действовало универсально в своем традиционном виде. Правовые системы наиболее развитых арабских стран, с некоторыми отступлениями стали строится по двум основным образцам: романо-германскому (французскому) - Египет, Сирия, Ливан; и англо-саксонскому - Ирак, Судан. За мусульманским правом здесь сохранилась роль регулятора брачно-семейных, наследственных и некоторых других отношений среди мусульман (иногда и не мусульман), что объяснялось все еще сохранившимся пережитком феодализма и глубоким влиянием ислама на общественное сознание.

В настоящее время ни в одной из указанных стран мусульманское право не является единственным действующим правом. Но в то же время ни в одной мусульманской стране оно не потеряло своих позиций в качестве системы действующих правовых норм. Исключение составляет лишь Турция, где в 20 годы мусульманское право во всех отраслях было заменено законодательством буржуазного типа, составленным на основе заимствованных с западно-европейских моделей.

В конечном счете направление и глубина воздействия мусульманского права на современные правовые системы той или иной страны обусловлены достигнутым ею уровнем экономического и культурного развития. Взяв за основу масштабы применения норм мусульманского права и степень их влияния на действующие законодательства, можно предложить следующую классификацию современных правовых систем стран Востока. Первую группу составляет правовые системы Саудовской Аравии и Ирана, где мусульманское право продолжает применяться максимально широко. Прежде всего его нормы и принципы оказывают глубокое влияние на конституционное законодательство и сложившуюся здесь форму правления.

Конституция Ирана, например, закрепляет положение об обязательном соответствии шариату (шариат - предписание верующим: чего они должны и чего они не должны делать) всех принимаемых законов. Во исполнение данного положения здесь изданы законы, ориентирующиеся на закрепление в своих статьях общих принципов и конкретных норм той или иной школы мусульманского права: ханбалистской в Саудовской Аравии и джафаритской в Иране.

Если в Саудовской Аравии мусульманское право никогда не уступало своей роли явно преобладающего источника права, то в Иране оно вновь заняло ведущее место только после свержения шахского режима, в результате проводимого руководством исламской республики курса на исламизацию всех сторон общественно-политической, экономической и государственной жизни страны и даже сферы личных интересов граждан. В подтверждение этого можно указать на введение системы строгих, а порой жестоких наказаний за малейшее нарушение не только юридических, но и моральных норм, относящихся в частности к одежде и формам проведения досуга мусульман. Действующие в стране мусульманские суды, вопреки элементарным требованиям справедливости и демократической законности, строго придерживаясь мусульманских норм при рассмотрении дел нередко допускают явные нарушения и творят произвол. Отметим также, что в Иране и Саудовской Аравии функционируют специальные учреждения мусульманского контроля и инспекции (хисба), которые без суда и следствия могут наложить мусульманское наказание за отклонение от правил торговли, общественного порядка или норм морали.

Вторую группу составляют правовые системы Ливии, Пакистана, Судана. Хотя сфера действия мусульманского права не является здесь столь всеобъемлющей как в первой группе, но все же остается весьма существенной, в последние десятилетия даже обнаруживают тенденцию к расширению. Прежде всего принципы и нормы мусульманского права оказывают заметное влияние на основные акты конституционного характера и деятельность государственного механизма этих стран. Так военный режим Пакистана оправдывал отказ от всеобщих выборов тем, что они якобы "не отвечают принципам ислама". В Ливии в 1977 году Коран вообще был объявлен "законом общества", заменяющим обычную конституцию. Во всех перечисленных странах второй группы, мусульманское право без каких-либо изъятий продолжает регулировать отношения личного статуса, сохраняются мусульманские суды.

Еще одну многочисленную группу составляют правовые системы большинства арабских стран: Египта, Сирии, Ирака, Ливана, а также ряда стран Африки (Сомали, Мавритании) и Азии (Афганистан). Их конституционное право закрепляет, как правило, особые положения ислама и мусульманского права. Так конституции многих из них предусматривают, что главой государства может быть только мусульманин, а мусульманское право является источником законодательства. Данное конституционное положение практически реализуется в других отраслях права и судоустройства. Но с другой стороны в некоторых из стран (Ирак, Сирия) наблюдается определенная демократизация мусульманско-правовых положений семейного законодательства. И, наконец, особое положение занимают правовые положения Туниса и Народно-Демократической республики Йемен (НДРЙ). Их брачно-семейные законодательства отказываются от ряда основополагающих институтов мусульманского права: например, в Тунисе законодательно запрещена полигамия, а семейный кодекс НДРЙ в 1974 году, по существу наделил женщину равными правами с мужчинами в семейных отношениях. Мусульманская правовая форма неразрывно связана с религией, оказывающей до сих пор громадное воздействие на народные массы.

Из всех современных мировых религий ислам, пожалуй, наиболее тесно соприкасается с политикой, государством и правом. Связывающим звеном здесь и выступает мусульманское право. При этом оно отказывает воздействие на современное правовое развитие стран Востока прежде всего через правовую идеологию и правовую психологию. Можно сказать, что сфера действия мусульманского права как идеологического фактора оказывается значительно шире, нежели рамки применения его конкретных нормативных предписаний. Иными словами нормативистский подход к мусульманскому праву, изучению его как совокупности норм, порождающих конкретные права и обязанности, в действительности оказываются недостаточным для понимания того места, которое мусульманское право занимает в современных правовых системах и во всей правовой надстройке рассмотренных стран. Не случайно, в ряде стран был взят курс на конкретизацию норм мусульманского права и их закрепление в действующем законодательстве. Так в Иране, Пакистане, Ливии, Судане сфера его действия охватывает не только "личный статус", но и уголовное право и процесс, отдельные виды финансово экономических отношений и даже институты государственного права. Подобная практика развития правовых систем ряда стран в последние годы вносит известные коррективы и в структуру действующего здесь мусульманского права, отдельные нормы и институты которого, ранее вытесненные законодательством, заимствующим западные правовые модели, вновь возрождаются и начинают применяться на практике. Теперь, вкратце, хотелось бы упомянуть об индусском праве, праве Дальнего Востока и Африке.

История мусульманского права начинается с Корана – собрания изречений Пророка Мухаммеда, составленного через несколько лет после его смерти. Коран состоит главным образом из положений, касающихся нравственности и носящих слишком общий характер, чтобы быть точными и целенаправленными. Например, Коран поучает мусульманина выказывать сострадание слабым и неимущим, честно заниматься предпринимательством, не предлагать взятку судьям, уклоняться от ростовщичества и азартных игр. Однако в нем Hi. указывается, каковы правовые санкции за нарушение этих заветов, правила поведения касаются большей частью молитвенных ритуалов, поста и паломничества. Даже в тех случаях, когда Коран затрагивает проблемы права в узком смысле, относящиеся, например, к семейному праву, он не содержит единой системы правил, а лишь предлагает решение нескольких проблем, которыми занимался Пророк Мухаммед, будучи судьей. Согласно Корану, в этой роли Пророк Мухаммед всегда исходил из положений обычного права, изменяя его только тогда, когда оно казалось ему недостаточным или противоречило его политической цели заменить старый арабский трайбализм сообщностью людей, связанных верой в Аллаха. Так, в обычном праве арабов Мухаммед нашел правило, согласно которому право наследования имели только родственники покойного мужского пола. Мухаммед изменил это правило, признав, что дочери, вдовы и сестры умершего имеют определенные права наследования наравне с наследниками мужского пола. Этим обозначился переход от традиционной патриархальной организации племени к новой модели, в которой семья являлась основной ячейкой общества.

Вторым по значимости источником права после Корана является сунна – собрание преданий (хадисов) о поступках и высказываниях о Пророке Мухаммеде. Сунна явилась итогом толкования Корана в первые десятилетия после смерти Пророка и отражала политическую и религиозную борьбу вокруг его наследства.

Юридические нормы, содержащиеся в Коране и сунне, мусульманские ученые-юристы считают имеющими божественное происхождение и в принципе неизменными в отличие от правил поведения, сформулированных на основе других источников мусульманского права.

В период правления Омейядов (662–750 гг.) в Арабском халифате произошли социально-экономические изменения, которые привели к упрочению феодальных отношений у населявших его народов, в том числе и у арабов. С появлением новых общественных структур в экономической и культурной жизни халифата возникла необходимость совершенствования мусульманского права, трансформации старых юридических представлений и институтов, создания новых правовых норм, которые отражали бы потребности развивающихся феодальных отношений, охраняли бы интересы богатых купцов, мусульманского духовенства. Одновременно такие нормы должны были сочетаться с постулатами самого ислама, а в какой-то мере и с правовыми традициями завоеванных народов. Тогда-то и появились многочисленные суннитские и шиитские правовые школы (мазхабы), которые оказали огромное влияние на дальнейшую эволюцию мусульманского права.

Аббасиды, правившие Арабским халифатом с 750 г., всемерно способствовали усилению влияния мусульманского права в государстве, признали авторитет ведущих правоведов-факихов и призвали многих из них в высшую судебную инстанцию. Между тем в огромном Арабском халифате возникло и разрослось несколько центров по изучению божественного откровения. Школа Куфы была названа ханифитской по имени Абу Ханифа – одного из первых ее создателей, а школа Медины – маликитской по имени ее основателя Ибн- Малика. Со временем разногласия между этими школами становились все значительнее. Тем более что высказывание, приписываемое Пророку Мухаммеду, гласило: «Различия мнений в моей общине – признак благорасположения Аллаха».

К концу IX в. появились еще две правовые школы, до сих пор имеющие большое значение: шафиитская школа, названная так в честь знаменитого ученого Аш-Шафии, и ханбалитская школа, названная именем своего основателя Ибн-Ханбала.

Со временем эти четыре школы права стали доминировать в отдельных частях мусульманского мира: маликитская, ханифитская – на Ближнем и Среднем Востоке (особенно в Египте, Ливии и Афганистане) и в долине Инда, в Северной, Западной и Центральной Африке, шафиитская – в Восточной Африке, Малайзии и Индонезии, ханбалитская – в Саудовской Аравии. Каждая из этих школ права признавала законность других.

Тем не менее многочисленные точки зрения отдельных ученых-юристов и правовых школ на доктрину породили опасение, что мусульманское право распадется из-за изобилия частных мнений. Чтобы избежать этого риска, Аш-Шафии создал учение о четырех корнях – источниках мусульманского права. В результате юристы получили твердое общее обоснование правовой оценки. Первым корнем – источником мусульманского права, естественно, является Коран. Второй корень – сунна, т.е. рассказы о жизнедеятельности Пророка, столь важные для интерпретации и прояснения правил Корана. Третий корень – иджма: согласие, достигнутое всем мусульманским сообществом по вопросу об обязанностях правоверного. Четвертый корень – кияс – аналогии, т.е. применение к новым сходным случаям правил, установленных Кораном, сунной или иджмой. В ходе дальнейшего развития исламского правового учения в эту схему было внесено лишь одно изменение – изменение идеи иджма, существенно повысившее ее практическое значение: предложение, принятое однажды правоведами всех или даже одной правовой школы, считается правилом. Этот принцип имеет в историческом плане что-то общее с древнеримскимcommunisopinioprudentium («единое мнение ученых-специалистов»).

Из четырех корней-источников важнейшее значение имеет согласованное заключение правоведов-факихов, поскольку в конечном счете именно оно определяет с использованием аналогии и без нее, какое справедливое правило закона можно извлечь из Корана или сунны. Появление этих источников мусульманского права было в юридическом плане обусловлено тем, что Коран не был полным сводом юридических норм, а сунна, наоборот, представляла собой громадное множество (многие тысячи) хадисов, которые зачастую противоречили друг другу и в которых простые мусульмане и даже судьи практически не могли самостоятельно разобраться.

После того как все исламские правовые школы приняли классическое учение о корнях – источниках мусульманского права, созидательная деятельность мусульманских юристов пошла на убыль. Бытовавшая прежде практика решения сомнительных вопросов в относительно свободной форме, придерживаясь вместе с тем духа Корана, теперь считалась неправильной; следовало ограничиваться объяснением и толкованием книг по мусульманскому праву, почитаемых в отдельных исламских правовых школах. Таким образом, мусульманская правовая мысль постепенно стала весьма догматической, что вероятно, способствовало в дальнейшем развитию некоторых отраслей права вне шариата.

Все еще безоговорочно признавалось, что халиф как глава государства полномочен передавать административные конфликты на рассмотрение специализирующихся в этих отраслях судей и указывал им правила, которыми они должны пользоваться. Кроме того, административные правонарушения и земельные конфликты по политическим соображениям рассматривались в специальных судах, где не было, как в обычных судах, громоздкой процедуры получения доказательств, главным образом свидетельских. Таким образом, хотя теоретически считалось, что мусульманское право регулирует целиком и полностью жизнь человека, его практическая значимость была, по существу, ограничена сферой частного права.

Непреложность догматов исламской веры и фактическая неподвижность мусульманской юридической науки побудили суды прибегать к многочисленным уловкам. Например, Коран не допускал ссуды под проценты, запрещая ростовщичество. Чтобы обойти этот запрет, изобрели систему «двойной продажи»: заемщик «продавал» тот или иной предмет кредитору и тот сразу же «перепродавал» его заемщику по цене, завышенной на оговоренный ссудный процент и выплачиваемой только по истечении срока ссуды. Такие «правовые уловки» (хиял) позволяли мусульманским судам не нарушать установившиеся обычаи и вместе с тем придерживаться установлений шариата.

Да начала XIX в. социально-экономическое положение народов мусульманского мира изменялось очень медленно и шариат, несмотря на неизменность его положений, вполне отвечал их потребностям. Однако с упадком Османской империи на Ближнем Востоке усилилось политическое влияние западноевропейских государств. Мусульманские лидеры после контакта с внешним миром осознали, что для того, чтобы выдержать политическую и экономическую конкуренцию с европейскими государствами, необходима модернизация государственной и правовой систем.

Естественно, все предложения о реформе в мусульманском государстве и праве противоречили традиционной исламской доктрине, согласно которой божественные предписания непреложны и не должны укладываться в законодательные рамки. Тем не менее процесс законодательных реформ начался, и в сферу отношений, которые раньше регламентировало лишь мусульманское право, вторглись нормативные источники европейского происхождения. Этот процесс, начавшийся в середине XIX в., затронул прежде всего сферы, в которых конфликт с традиционным мусульманским правом был не слишком острым: торговое право и процесс, морское право. Однако власти Османской империи пошли еще дальше. Была принята Маджалла (Ма-jalla 1869–1876 гг.) – закон из 1851 статьи. Это была попытка создать Свод мусульманско-правовых норм в области права собственности и обязательственного права на основе выводов ханифитской школы. Семейное и наследственное право не было кодифицировано.

Необходимость такого шага обусловливалась тем, что светские суды, только что получившие полномочия на рассмотрение споров, касающихся собственности и обязательств, едва ли могли опираться на средневековые своды законов. Новшество же состояло в том, что впервые правила шариата облекались в форму параграфов в европейском стиле и вводились в действие с санкции государства.

Маджалла применялась в Турции до середины 20-х годов, а в ряде арабских стран – до середины XX в. В настоящее время она почти нигде не действует, но продолжает считаться одним из авторитетнейших источников мусульманского права.

В регионах, непосредственно контролируемых колониальными властями, развитие мусульманского права шло иным путем. Там по-прежнему считалось, что споры между мусульманами должны разрешаться на основе норм мусульманского права. Однако в Британской Индии, например, решение выносили судьи, являвшиеся по рождению или образованию британцами, а последней инстанцией в спорах были судьи Тайного совета в Лондоне. Таким образом, со временем мусульманское право так много заимствовало из общего права, что даже появилась возможность говорить об «англо-магометанском праве». Это обусловливалось тем, что всякий раз, когда судьи считали правила шариата неполными, туманными, устаревшими или не соответствующими «справедливости, равенству и чистой совести», они обращались к более знакомым принципам и концепциям английского общего права.

Во Французском Алжире религиозные суды сохранили полномочия расследовать дела из сферы семейного и наследственного права, но даже там под влиянием апелляционных судов, укомплектованных французскими судьями, чистое мусульманское право маликитской школы постепенно превратилось в право алжирских мусульман. Примерно такое же положение сложилось в Марокко и Тунисе.

В 1876 г. в Египте начал действовать Гражданский кодекс, составленный по романскому, в частности французскому, образцу. В тот же период Египет перенял в общих чертах Французский торговый кодекс. Так появилась отрасль торгового права, ранее неизвестная в мусульманском праве. Первоначально этими кодексами руководствовались только так называемые смешанные суды, в которых разбирались иски между египтянами и подданными других стран. В 1883 г. после незначительной редакции эти кодексы, почти идентичные первоначальным вариантам, стали использоваться для разрешения споров между египтянами. И в других государствах, за исключением Иордании, Кувейта и некоторых других стран Аравийского полуострова, были приняты гражданские кодексы романо-германского образцаЭти кодексы, если не считать нескольких включений и фрагментарных правовых понятий, имели мало общего с нормами права собственности и обязательственного права, которые отстаивает ханифитская школа мусульманского права. Однако кодексы не затрагивали вопросы ни семейного права, ни личного статуса в широком смысле.

Позднее, в XX в., реформы коснулись семейного и наследственного права. В 1917 г. при одном из последних султанов был принят Османский закон о семейном праве. Египет и Судан, бывшие тогда совместным англо-египетским доминионом, последовали этому примеру, издав в 20-х и 30-х годах схожие законы. После Второй мировой войны законы, регулирующие наследование и семейные отношения, были приняты или предложены почти во всех арабских государствах. Иордания приняла такой закон в 1976 г., Сирия – в 1953 г., Тунис – в 1956 г., Марокко – в 1958 г. и Ирак – в J959 г.

Эти законы предусматривают несколько новшеств: во-первых, дают женам определенные права на развод; во-вторых, ограничивают возможности родителей и опекунов по устройству несовершеннолетних; в-третьих, ограничивают полигамию, определяют условия развода мужа с женой в одностороннем порядке. Ни в одной из указанных стран не посчитали, что эти реформы требуют отказа от шариата как основы семейного права и замены его чем-то совершенно новым. Только Турция сочла необходимым пойти на следующий решительный шаг: Швейцарский гражданский кодекс, заимствованный ею в 1926 г., привел к резкому разрыву с традиционными мусульманскими представлениями в семейном и наследственном праве и с большим трудом воспринимался населением; он был затем довольно существенно подправлен законодателем и судебной практикой.

Чтобы оправдать законодательные новшества в глазах правоверных-мусульман, пришлось доказывать, что новые источники права гармонируют с принципами шариата. Постепенно был найден выход, который сводился к тому, что изменялись процессуальные нормы (это входило в компетенцию законодателя) при сохранении старых материальных норм. Так, в Египте не запрещен брак несовершеннолетних, разрешаемый Кораном, но в соответствии с новым процессуальным законом суды могли выносить решение по семейным делам лишь в случае, если брак был зарегистрирован, а брак регистрировался только по достижении сторонами определенного возраста.

Еще большее практическое значением имел другой принцип: если точки зрения мусульманских правовых школ расходились, то законодатель, исходя из формального права, был полномочен предписывать судьям, какую точку зрения принимать. Благодаря этому даже в Маджалле законодатель далеко не всегда выбирал точку зрения, преобладающую среди сторонников ханифитской школы, и иногда отдавал предпочтение точке зрения меньшинства. Османский закон о семейном праве 1917 г. пошел в этом отношении еще дальше, так как он иногда принимал точку зрения, преобладающую в других правовых школах. Постепенно для обоснования законодательного акта стало достаточным ссылаться на соответствующее мнение того или иного ученого юриста-факиха, известного в истории мусульманского права. Порой даже для одного предписания основную предпосылку брали у одного автора, второстепенную – у другого, а заключение – у третьего.

Вторжение источников права европейского типа оказалось в немалой мере необратимым процессом, затронувшим все исламские страны, где ранее господствовало мусульманское право во всем своеобразии его источников. Правовые системы этих стран претерпели существенные изменения в том плане, что значение, сфера действия и удельный вес мусульманского права уменьшились, а само это право, по своей внешней форме во всяком случае, также восприняло кое-что от европейских кодификаций. Однако обе эти тенденции не следует преувеличивать, особенно в свете той волны активизации ислама, которая в последней четверти двадцатого столетия харакгеризует политическую жизнь многих мусульманских государств. Эта активизация сопровождалась и требованиями отказа от западных правовых моделей, полного восстановления всех норм и принципов мусульманского права.

ЛЕКЦИЯ 5. ИНДУССКОЕ ПРАВО.

В настоящее время индусское право распространяется приблизительно на миллиард индусов. Подавляющее большинство их проживают в Республике Индия. Большая часть остальных индусов представлена национальными меньшинствами в Пакистане, Бирме, Сингапуре и Малайзии, а также в странах на Восточном побережье Африки – преимущественно в Танзании, Уганде и Кении. Отсюда видно, что индусское право применяется независимо от национальной принадлежности или местожительства ко всем индусам, т.е. к тем, кто принимает сложную и весьма оригинальную совокупность религиозных, философских и социальных взглядов, кратко именуемую индуизмом. Можно считать, что индусское право распространяется на всех выходцев из Индии, исключая приверженцев ислама, христианства, иудаизма и парсизма.

Классическое индусское право отличается глубочайшими религиозно-нравственными истоками. Индуизм признает первенствующую роль заповедей и нравоучений для разных каст – слоев общества. Духовные книги служили важнейшими путеводителями людей и способствовали внедрению в их сознание и поведение представлений о справедливости, совести. Обычаи и решения каст, подкаст, общин служили разрешению споров. Послушание человека как части целого формировалось изнутри, вследствие чего правовые нормы, судебные споры и прецеденты долгое время не играли заметной роли.

В отличие от других религий индуизм не требует от своих последователей верности одному-единственному вероучению. Индусу не возбраняется верить в того или иного Бога, в несколько богов одновременно или быть атеистом. Хотя индуизму недостает четко сформулированной теологической доктрины, он все же выдвигает определенные основные убеждения религиозно-философского порядка, так или иначе разделяемые большинством индусов. В процессе исторической эволюции из этих убеждений выделилось несколько вероучений, таких, как буддизм, джайнизм и сикхизм. Их можно считать либо самостоятельными религиями, либо сектами в индуизме. Однако по современному законодательству Индии положения индусского права распространяются па буддистов, сикхов и приверженцев других верований.

Основу индуизма составляют учения о перевоплощении души и о карме. Согласно этим учениям, все хорошие и плохие поступки человека, совершаемые им на земле, образуют зародыш его следующего существования, которое определяется моральным качеством истекшей жизни. Если человек испытывает лишения в нынешней жизни и занимает низкое положение в обществе, то он тем самым искупает грехи, совершенные его душой в прежних воплощениях. Если же человек занят благими помыслами и его поведение отличается поразительными добродетелями и благочестием, то он может питать надежду, что родится заново в более благоприятных обстоятельствах, возможно, как член высшей касты. Он может также надеяться, что его душа освободится из вечной круговерти жизни и смерти и станет частью божественной природы в виде высшего духовного бытия. Это учение является основой, вернее, оправданием кастовой структуры индусского общества, которая присуща индуизму, будучи его религиозной, философской и социальной системой.

Каста – группа людей, объединенных специфическими занятиями или профессиями. Они подчиняются своду правил, регулирующих их поведение в общении между собой и, что еще важнее, по отношению к членам других каст. Существует несколько тысяч каст и под-каст. Традиционно выделяются четыре большие группы: брахманы (первоначально священнослужители), кшатрии (воины), вайшья (торговцы) и шудра (слуги и ремесленники).

Переход из одной касты в другую невозможен, несмотря на служебные успехи, богатство и политическую власть. Касты образуют иерархию, подкрепляемую идеей о том, что каждая из них обладает своей «чистотой», которая не должна быть запятнана контактом с некоторыми предметами, общением с членами низших каст.

Нарушение этих правил на протяжении длительного времени влекло за собой правовые последствия, признаваемые в судах. Так, индийские суды пользовались сложной системой правил, определяющих, когда смешанный брак между членами разных каст признавался действительным и каково правовое положение детей, родившихся от таких браков. Такая практика сохранялась до принятия в ] 949 г. закона о действительности индусских браков, который гласит, что «брак между индусами не будет признаваться недействительным в будущем или в прошлом только на том основании, что стороны исповедовали разные религии или принадлежали к разным кастам, подкастам или сектам».

На основе положений индийской Конституции 1950 г. к настоящему времени отменены все правила, регулировавшие привлечение к ответственности за нарушение понятий о кастовой принадлежности. Но многие индусы, особенно в сельской местности, и сегодня придерживаются традиционных правил поведения. До сих пор крайне редко заключаются браки между членами разных каст, особенно если женщина принадлежит к высшей касте. Нечасто и вдовы вторично выходят замуж (по крайней мере такая закономерность наблюдается в высших кастах), хотя в 1956 г. было отменено старое правило индусского права, по которому такой брак признавался недействительным, а дети от него – незаконнорожденными.

В целом сегодня в стране, имеющей современную политико-правовую структуру, кастовая система переживает глубокие перемены.

Главная особенность классического индусского права – тесное сплетение с религией. Индусское право не имеет относительной самостоятельности и является по сути своей неотъемлемой частью индуизма – своеобразнейшего феномена, в общем представлении – некой синкретичной, традиционной системы, в содержание которой (помимо права) входят различные религиозные верования и обряды, моральные, философские и другие идеологические ценности, предполагающие определенный образ жизни, определенный общественный порядок, социальную организацию и структуру.

Классическая индусская система прада – одна из древнейших в мире. Веды – сборники индийских религиозных песен, молитв, гимнов и присловий, созданные на разных отрезках II тысячелетия до н.э. и раньше, – содержат древнейшие тексты, отдельные строки которых можно истолковать как правила поведения. Но хотя индусы считают веды божественным откровением и источником религии и права, их практическое влияние на духовную жизнь индусского населения было весьма незначительным.

Древнейшие произведения индусской литературы, часть которых можно охарактеризовать как юридические справочники, называются «смрити», что в переводе с санскрита означает «дарованная» мудрость старых жрецов и ученых. Их возраст установить чрезвычайно трудно, так как строгий хронологический порядок исторических событий не соответствует индусскому верованию, согласно которому мировой процесс не имеет ни начала, ни конца. Поэтому приходится полагаться на предположения, что смрити созданы в интервале между 800 и 300 гг. до н.э. Древнейшая из них состоит из кратких изречений о магических и религиозных обрядах, которые должны сопровождать важнейшие события человеческой жизни. Резкое отличие смрити друг от друга объясняется тем, что вопреки ортодоксальной точке зрения они были записаны в разное время разными авторами, пытавшимися учесть более поздние обычаи.

Затем появились дхармасутры – первые книги по вопросам права, детально разъясняющие, как члены различных каст должны вести себя по отношению к богам, царю, жрецам, своим предкам, родственникам, соседям и животным. Однако эти правила – на санскрите дхарма – не делают четкого различия между требованиями религии, морали и права.

Дальнейшее развитие классического индусского права связано с дхармашастрами – обширными сводами правил дхарма, которые приписывают известным ученым. Дхармашастры, пишет О.А. Жидков, представляли собой своеобразную ступень в развитии формы права, когда неписаные правовые обычаи сменяются не государственными установлениями (законами), а сборниками религиозно-правовых предписаний, санкционированных государственной властью. Из этих творений особенно хорошо известныдхармашастры Ману – дошедший до нас из II в. до н.э. сборник правил, приписываемых царю Ману. В дхармашастрах впервые можно найти относительно упорядоченную сумму правил, которые можнр назвать юридическими.

Дхармашастры обычно называют кодексами или законами, употребляя при этом эпитет «священные», «брахманские». Такое название, однако, не совсем удачно. Слово «дхарма» далеко не соответствует слову «закон». Дхарма – сложное, не имеющее никаких аналогий в европейских языках понятие. В самом широком смысле оно означает всеобщий порядок в мире, пронизывающий и организующий всю живую и неживую материю. В более же узком и распространенном значении дхарма – это долг, обязанности, правила поведения, одним словом, образ жизни идеально благочестивого и добродетельного индуса, причем образ жизни во всех деталях. Понятие «дхарма» охватывает своим значением одновременно и правовые, и религиозные, и моральные феномены.

Таким образом, дхармашастры – это произведения довольно разнопланового характера, прежде всего религиозно-моральные трактаты и правовые наставления, учебники, но вместе с тем и сборники, имеющие практическое значение, включающие нормы действующего обычного права. Дхармашастры свидетельствуют о довольно высоком уровне развития правовой культуры в индийском обществе еще в древности. Это ставит под сомнение вывод французского компаративиста Р. Давида, согласно которому индусское право к моменту появления английских колонизаторов не получило достаточного развития. Ярким показателем сравнительно высокой степени развития классического индусского права еще в древний период служит наличие в дхармашастрах вполне зрелых по содержанию логических правовых определений.

Если в Древнем Риме появление достаточно зрелых правовых конструкций, т.е. развитие права, сопровождалось освобождением его от религиозных форм, то в древней Индии формирование правовых институтов и норм, как и в мусульманском праве, совершалось в религиозной оболочке. Для эволюции индусского права характерным был не процесс секуляризации, а, как правильно пишет НА. Крашенинникова, изменение характера связи с религиозными формами, перемена в соотношении правовых и религиозных форм. Связующим звеном между правовым и религиозным выступает государственная власть.

Как и в мусульманском мире, в XI–XII вв. постепенно сформировались основные школы индусского права, отличающиеся различным подходом к решению трех важных вопросов: права наследования, правового режима имущества отдельных членов нераздельной семьи и раздела семейного имущества.

В индусском праве существуют две главные школы: Митакшара и Дайябхата. Эти школы вместе с их подшколами и разветвлениями господствуют, подобно мусульманским правовым мазхабам, каждая в определенных географических районах, хотя личный статус индивидов следует за ними и не зависит от того, где они проживают. Школа Дайябхата преобладает в Бенгалии и Ассаме, школа Митакшара – в других штатах Индии и Пакистане.

Индусское право всегда признавало, что обычаи, которых издавна придерживаются в определенном регионе, касте, клане или семье, должны рассматриваться как источник права.

В ходе борьбы за национальную независимость обсуждался план полной кодификации индусского права, и вскоре после провозглашения государственной независимости в 1947 г. правительство Индии представило на рассмотрение парламента проект Индусского кодекса, который должен был охватить семейное и наследственное право. Однако в результате сопротивления консервативных сил проект был снят с повестки дня и правительство пошло по пути подготовки отдельных законопроектов. Такая тактика удалась. Первым в 1955 г. вступил в силу закон о браке, унифицировавший брачное право индусов и приспособивший его к современному мировоззрению.

По традиционному учению дхармашастры, брак – таинство, означающее начало нерушимого союза супругов. Поэтому ортодоксальные индуисты смотрели на развод как на нечто недопустимое, хотя во многих областях Индии и среди низших каст он разрешался обычаем. Расторжение брака в принципе воспрещалось, но в определенных условиях муж мог взять вторую жену, если, например, первая не выполняла супружеских обязанностей. Однако полигамия никогда не была широко распространена среди индусов. Брак обычно заключался по указанию родителей будущих супругов. Такое положение во многом сохранилось и по сегодняшний день. По правилам дхармашастры, для вступления в брак не требовалось ни согласия будущих супругов,) ни достижения определенного минимального возраста. Вместе с тем' индусское право создало удивительно много препятствий к браку: запрещались браки между членами разных каст, даже между очень дальними родственниками. Эти правила соблюдаются и сегодня, особенно в сельских районах Индии. В этом отношении закон о браке по степени родства, отменивший запрет на брак между членами разных каст, возможно, несколько опередил социальную действительность.

В 1956 г. вступили в действие еще три закона: закон о несовершеннолетних и опекунстве, закон о наследовании, закон об усыновлении и о выплате средств на содержание членов семьи.

Таким образом, к настоящему времени проделана большая работа по кодификации индусского права, судьи руководствуются прежде всего новыми законами и прецедентами.

В последующем произошли дальнейшие преобразования индусских правовых институтов, в результате чего резко сократилась сфера действия обычаев. Было разрешено усыновление сирот. Усыновленный ребенок был полностью уравнен в наследственных правах с законнорожденным. Была запрещена полигамия, узаконен развод по суду, реформировано наследственное право в сторону расширения наследственных прав женщины, в результате чего уменьшились юридические различия между правами мужчин и женщин.

Юридические справочники по индусскому праву, как правило, н(освещают кастовый вопрос, поскольку он не относится к личном) праву. В стране принято говорить о кастовых институтах и кастовой автономии. Они сохраняются ст. 26 Конституции: «Всякое религиозное течение или секта, если они не нарушают общественный порядок мораль и здравоохранение, имеют право: а) основывать и содержать заведения в религиозных или благотворительных целях; б) осуществлять руководство в вопросах религии...»

Итак, каста может накладывать наказание на своих членов, нарушивших религиозные предписания. Если разногласие носит религиозный характер, нарушители могут быть отлучены за отказ подчиниться. Следовательно, касты могут поддерживать внутреннюю дисциплину в вопросах поклонения, питания, брака и в других вопросах веры. Суд не полномочен пересматривать кастовые правила, он лишь следит за их соблюдением и правильным применением. Суд может аннулировать решение касты, если оно содержит вызов национальному правосудию.

Итак, под современным индусским правом понимают личное право индусов, видоизмененное законами и обычаем, еще действующим, например, в Бирме, Малайзии, Сингапуре. Индусское право применяется непосредственно и косвенно в указанных выше странах и в Восточной Африке, где оно также видоизменено законодательством (Кения, Уганда).

Современное индусское право непосредственно используется при рассмотрении следующих вопросов:

1. семейное право – законность детей, опекунство, усыновление, брак, семья из трех и более поколений и раздел имущества, наследование имущества умершего, включая неделимое, пережившими его родственниками;

2. семейные общественные вопросы – религиозные и благотворительные пожертвования;

3. вопросы чисто общественного характера – дамбупат, преимущественное право на покупку, клятвы, операции с беиами и (в не значительной степени) передача имущества посредством завещания или другого документа;

4. кастовое право и отлучение.

Индусские идеи сохранились также в концепции государственного землевладения.

ИУДЕЙСКОЕ ПРАВО.

ИУДЕЙСКОЕ ПРАВО – совокупность норм и пра­вил, регулирующих социальные отношения в сообще­стве иудеев.

Иудейское право является одной из древнейших религиоз­ных правовых систем, существующих в современном мире. Изуче­нию его уделяется определенное внимание как в зарубежной так, отчасти, и в отечественной литературе. Однако с учетом его глубо­кой исторической возможности и значимости не только для еврей­ского народа, но и для ряда других соседних народов, его огромно­го влияния на их общую и правовую культуру, а также на разви­вавшуюся в пределах их воздействия на экономическую и социаль­но-политическую жизнь, правовую теорию и правоприменительную практику, этого представляется крайне недостаточно.

Необходимость и важность глубокого и разностороннего изуче­ния иудейского права наряду с другими правовыми системами и семьями обусловливаются не только причинами философского или религиозно-этического порядка, о чем периодически упоминается в научных исследованиях. Наряду с этим они предопределяются так­же причинами сугубо прикладного, прагматического плана.

Речь идет, в частности, о том, что без глубокого понимания сущности и содержания иудейского права, его социальной роли и значения в жизни древнего еврейского общества практически невозможно до конца понять современное израильское право, в особенно­сти семейное право, которое создавалось и развивалось на основе многовековых религиозных, национальных, исторических и соци­альных традиций и обычаев.

Невозможно также обстоятельно понять и другой, более широ­кий, значительно выходящий за рамки рассмотрения иудейского права, но традиционно обсуждающийся во многих странах мира, так называемый "еврейский вопрос".

Все говорят о еврейском вопросе, писал по этому поводу еще в первой половине XX в. граф Д. Граббе— переводчик книги "Ев­реи и Талмуд", написанной известным французским исследовате­лем Ф. Бренье, "все трактуют его вкривь и вкось, но мало кто зна­ет, в чем же состоит этот вопрос и что же представляет из себя этот еврей, которого так ненавидят". Думаю, заключал автор, что "что­бы понять еврея, надо, хотя бы вкратце, ознакомиться с его историей и его мировоззрением...".

По аналогии можно сказать, что для того, чтобы понять совре­менную правовую систему Израиля — право исторической Родины евреев, необходимо "хотя бы вкратце" ознакомиться с правовой системой древних евреев, иудеев — ее исторической и религиозно-этической предшественницей.

В свете сказанного весьма трудно согласиться с позицией Р. Да­вида, К. Жоффре-Спинози и ряда других авторов — компаративи­стов, выделяющих среди "основных систем современного права", наряду с англосаксонской, романо-германской и социалистической правовой семьей, мусульманское и индусское право — религиозные системы права и в то же время "оставляющих в стороне" иудейское право лишь на том основании, что сфера влияния этого права "зна­чительно уже" ("куда более ограниченна"), чем сфера влиния дру­гих правовых систем и семей.

Развивая свою мысль, авторы поясняют, что "интернациональ­ная солидарность евреев, в той мере, в какой она существует, ни­когда не выражалась в стремлении поставить иудейское религиоз­ное право выше, чем действующее право страны, в которой они об­ладают влиянием. В этом плане иудейское право не играет такой ро­ли, как, например, мусульманское право".

С последним нельзя спорить, если принимать во внимание лишь современные и к тому же "количественные" параметры пра­вовых семей и систем — степень охвата ими современных стран и народов. Однако подобную позицию трудно воспринять, если исхо­дить из "качественных параметров" иудейского права, рассматри­ваемого в историческом аспекте, а именно — беспрецедентной дли­тельности его исторического существования и глубины его непре­рывного влияния в течение этого времени на различные страны и народы.

Основным принципом И. п. является пол­ное равенство всех членов общины перед Богом неза­висимо от имущественного и социального положения. История И. п. насчитывает ок. 3 тыс. лет. И. п. берет свое начало в правовых системах народов Древнего Восто­ка. Особенность его заключается в том, что оно с само­го начала было одновременно как религиозным, так и национальным. Даже после ликвидации древнего го­сударства Иудеи в 1 в. н .э. до эпохи эмансипации в 18 в. И. п. продолжало не только существовать, но и разви­ваться в автономных иудейских общинах на территори­ях многих государств под покровительством светских властей. Теократический характер общины исключал для иудеев возможность обращаться за решением внут­ренних споров в неиудейские суды (см. Теократия). В такой ситуации в компетенции И. п. находились все гражданские споры между членами иудейских общин, а Нередко и уголовные дела. Поскольку в И. п. зачастую невозможно разделить ритуальные, правовые и мораль­ные аспекты, оно регулирует все стороны жизни и дея­тельности иудея постоянно, кроме часов сна. Наиболее полное отражение И. п. нашло в нормативной части Устного Писания (Талмуда) – Галахе, а также в Агаде, представляющей собой совокупность преданий и ле­генд, нравоучительных историй, притч и поучений авторитетных мудрецов. Уже в десяти заповедях, наряду с первыми заповедями о почитании имени Бога и суб­боты, находятся чисто уголовно-правовые положения: «не убивай» и «не кради». Страхом перед Божеством подкрепляются положения как административного: «Не делайте неправды в суде, в весе и в измерении, да будут у вас весы верные, гири верные...», так и мораль­но-поучительного характера: «Перед лицом седого вста­вай и почитай в лице старца, и бойся Бога твоего. Я, Гос­подь, Бог ваш». В библейский период сформировалась и судебная система в форме Божьего повеления: «Во всех жилищах твоих, которые Господь Бог даст тебе, поставь себе судей и надзирателей по коленам твоим, чтобы они судили народ судом праведным». После разрушения Иерусалимского Храма в 70 н. э. иудей­ская судебная система сохранилась во всех иудейских общинах и стала основой их автономии. Передавае­мые вначале устно законы И. п. были со временем за­фиксированы в Мишне Иегудой Ганаси (нач. 3 в. н. э.), затем, к кон. 6 в. н. э, в Вавилонском и Иерусалимском Талмудах (состоят из общей Мишны и различных ком­ментариев к ней – Гемар). В отличие от кодексов рим­ского права, в Талмуде изложение норм не строго упо­рядочено. Каждый случай разбирается отдельно и формально, без четкого определения юридических тер­минов. Однако в послеталмудической литературе уже выстраивается стройная система талмудического зако­нодательства и правовых принципов. Поэтому юри­дическими источниками И. п. признаются: Мидра-ши – толкования и комментирования Галахи, Такана – законодательство иудейских законоучителей, обычаи, конкретные судебные решения (прецеденты), правовая и общечеловеческая логика мудрецов Гала­хи. В И. п. четко различались законы, непосредствен­но следующие из Священного Писания (ми-де-орай-та), и постановления законоучителей от своего имени (ми-де-раббанан). Принципиальное различие между этими группами законов заключается в том, что всякие сомнения в случаях применения ми-де-орайта тракту­ются в сторону ужесточения, а в случаях использова­ния ми-де-рабаннан в сторону смягчения. Строгого правила различения этих категорий не существовало. Считалось, что этому может способствовать глубокое изучение всей совокупности талмудической и после­талмудической литературы. Однако, принимая разли­чия в законах ми-де-орайта и ми-де-рабаннан, И. п. требовало равную обязательность их применения. Обосно­ванием этого было безусловное признание того, что источником законов Галахи является «Тора с небес», да­рованная Моисею из уст Всевышнего. Но вместе с тем за 40 дней пребывания на Синае Моисею были даны так­же основные правила, знание которых необходимо дляпонимания и разъяснения этих законов. В дальнейшем мудрецы и законоучители в каждом новом поколении извлекали из Святого Учения новые подробности и уточнения в связи с усложнением самой жизни, что соответствовало другому принципу – «Тора не на не­бесах». Следует отметить, что правильным считалось решение последнего (по времени) мудреца – знатока Галахи, но при этом он должен был изучить мнения законоучителей предыдущих эпох. Важным в И. п. было разделение дел, объединяемых общими понятиями «мамон» (богатство) и «иссур» (запрет). К первым от­носились дела имущественно-финансового характера, а ко вторым все прочие. Сущность различия между эти­ми категориями заключалась в том, что хотя всякого рода условия, противоречащие законам Учения, счита­лись недействительными (иссур), вместе с тем призна­валось, что в делах чисто имущественных возможно компромиссное решение по соглашению сторон, даже если оно не совсем соответствует указаниям Торы. Напр., контракт, заключенный в субботу, сохраняет свою силу, однако Галаха обязывала суд не оказывать содействия в реализации такого контракта. Важным принципом И. п. является принцип «Дина малхута – дина», гласящий, что законы государства, где прожи­вают иудеи, обязательны для исполнения. Вместе с тем считали, что этот принцип имеет силу только в делах имущественных и не распространяется на дела риту­альных запретов и разрешений. Следует особо подчер­кнуть тесную связь И. п. с моралью. В приговоре судьи указывается не только юридический, но и моральный аспект совершаемого акта правосудия. В делах о воз­мещении убытков нередко выносится приговор; «не­наказуем людьми, но наказуем Небесами». При разбо­ре дел сложных И. п. полагает, что справедливый суд – это не обязательно суд строго «по букве закона», но все­гда следует учитывать обстоятельства места и времени. В частности, религиозный судья в соответствии с И. п. становится на сторону неимущих в тяжбах с богачами, даже если последние формально не были обязаны пла­тить. Пониманию справедливости придавалось на­столько большое значение, что законоучители Талму­да высказывали мнение: Иерусалим был разрушен по­тому, что там судили только на основе формально точного соответствия законам Торы. Особое внимание уделяет И. п. защите прав обездоленных. Раб никогда не рассматривался как полная собственность хозяина, жестокое обращение с рабом вело к его освобождению, были установлены мягкие правила взыскания долга, при расторжении договора между трудящимися и хо­зяевами размер ответственности был больше для хо­зяев, весьма часто применялись ограничения права частной собственности для общего блага. Вообще судья по И. п. являлся для судящихся не только правове­дом, но и духовным руководителем, который мог при­нудить своим авторитетом непримиримых спорщиков к компромиссу. После эпохи эмансипации обращение иудеев к И. п. стало делом добровольным и потеряло обязательную силу. В современном государстве Изра­иль делаются попытки совместить правовую систему демократического государства с И. п. Поскольку рели­гия в стране не отделена от государства, то элементы И. п. сохраняют свои позиции, особенно в области семейно-брачных отношений, определения статуса субботы как единого выходного дня, установления в ар­мии обязательного соблюдения кошерного питания, определения ответа на вопрос «кто является евреем?» и т. д. Сторонники введения в стране только И. п. составляют 15-20% населения. Большинство полагает, что наряду с современной системой правосудия необ­ходимо сохранить ряд традиций И. п., рассматривая их только как национальные, а не религиозные.

ЛЕКЦИЯ 6. ПРАВОВАЯ СИСТЕМА ЯПОНИИ

Правовая система Японии построена на основе модели нормативно-судебной, англосаксонской правовой системы (доминирующее значение имеет судебная, юридическая практика, прецедент). Однако, отдельные элементы функционирования данной системы не совпадают с основными принципами построения вышеуказанной модели. Не так активно, например, как это происходит в США в рамках прецедентного права, ведется законотворческий процесс, проверка конституционности законов и законопроектов, суды очень осторожно подходят к возбуждению дел, в которых участвуют административные органы. Основные принципы функционирования Японской правовой системы закреплены в Конституции: Вся полнота судебной власти принадлежит Верховному суду; создание особых судов запрещено; Независимость осуществления административных полномочий в рамках судебной системы (автономность осуществления кадровой и финансовой деятельности Верховным судом в отношении других судов); Разделение 3-х ветвей власти - законодательной (Парламент), исполнительной (Кабинет министров, возглавляемый Премьер-министром) и судебной власти (Верховный суд и вся система судов низших инстанций). Система сдержек и противовесов между ветвями власти проявляется в следующем: Судебной власти принадлежат полномочия по решению вопроса о конституционности любого закона, приказа, предписания или другого официального акта; Главный судья Верховного суда назначается Императором по представлению Кабинета министров; судьи Верховного суда назначаются Кабинетом министров и утверждаются на должность Императором Японии; судьи судов низших инстанций назначаются также Кабинетом министров по представлению Верховного суда. Парламент рассматривает вопросы отстранения судей от должности в порядке импичмента. Судебная система Японии является "унифицированной" в сравнении с достаточно сложной структурой Российской судебной системы. В соответствии с Конституцией РФ и ФКЗ РФ "О судебной системе" судебную систему Российской федерации составляю федеральные суды, конституционные (уставные) суды и мировые судьи субъектов РФ. К федеральным судам относятся: Конституционный суд РФ, суды общей юрисдикции и арбитражные суды.

Схематично судебную систему Японии можно изобразить следующим образом: Верховный суд (1)

Высшие суды (8)

Суды по семейным делам (50)

Местные суды (50)

Суммарные суды (суды упрощенного производства) (438)

Суммарные суды

В Японии таких судов насчитывается 438 (по состоянию на август 2002г.) В качестве суда первой инстанции рассматривает гражданские дела с суммой иска не превышающей 900 тыс. иен и уголовные дела, предусматривающее наказание в качестве незначительного штрафа.Рассмотрение дел ведется единолично судьей.Суды по семейным делам Таких судов на территории Японии действует 50. Кроме основных судов, на территориях районных судов федерального значения действуют Отделения семейных судов. Всего таких судов и их отделений 77.Семейные суды были созданы в 1949 г. как специализированные суды по разрешению семейных споров и рассмотрению дел по преступлениям несовершеннолетних в возрасте до 20 лет. Кроме того, эти суды осуществляют судебный надзор за лицами, склонными к нарушению уголовного законодательства <имеется ввиду приговоренных к условной мере наказания (для несовершеннолетних в возрасте 14-19 лет) или ранее привлекаемых к уголовной ответственности, но не осужденных (для малолетних в возрасте до 14 лет).Местные суды. Всего существует 50 судов. Разграничение компетенции между судами этого звена ведется на основе территориальной подсудности. Территории совпадают с префектурами (за исключением Хоккайдо, который поделен на 4 судебные территории). Кроме основных судов действуют их филиалы в 203 населенных пунктах Японии. Местные суды рассматривают все дела в первой инстанции за исключением дел, отнесенных к компетенции суммарных судов.В апелляционной инстанции местные суды рассматривают жалобы на решения суммарных судов по гражданским делам, а также жалобы kokoku на решения и приказы суммарных судов. Дела рассматриваются единолично либо коллегиально в составе 3-х судей.На практике большинство дел рассматриваются единолично судьей. Коллегиальное рассмотрение предусмотрено для следующих категорий дел:

- дела, в отношении которых суд принял решение о коллегиальном рассмотрении; - уголовные дела с мерой наказания - смертной казнью, пожизненным заключением или сроком заключения не менее одного года; - апелляционные жалобы kokoku на решения и приказы суммарных судов; - дела, коллегиальное рассмотрение которых установлено законом. Высшие суды. Всего 8 Высших судов. Расположены в крупнейших городах Японии: Токио, Осаке, Нагои, Хиросиме, Фукуоке, Сендае, Саппоро и Такаматсу. Внутри судов этого звена компетенция разграничивается на основе территориальной подсудности, т.е. кроме префектур территория Японии поделена на 8 частей <округов>, каждая из которых находится под юрисдикцией отдельного Высшего суда.Некоторые из Высших судов учреждают свои филиалы. Таких филиалов в Японии 6. Состав суда образуют Президент суда и судьи. Президенты назначаются Кабинетом министров и утверждаются Императором. В основном Высшие суды рассматривают дела в апелляционной инстанции по жалобам на решения местных судов, семейных судов, а также апелляции kokoku, за исключением апелляций kokoku, отнесенных к компетенции Верховного суда. Высшие суды также рассматривают апелляции на приговоры по уголовным делам, первоначально рассмотренным в суммарных судах. Апелляционные жалобы на решения суммарных судов по гражданским делам рассматриваются местными судами, а затем передаются в Верховный суд в порядке апелляции jokoku.В первой инстанции Высшие суды рассматривают административные дела (выборы, общественные беспорядки и т.п.). В порядке исключительной компетенции Токийский Высший суд может пересматривать решения Комиссии по соблюдению справедливости в торговле и Патентного бюро. Как правило, все дела в Высших судах рассматриваются коллегиально из трех судей. Коллегиями из пяти судей рассматриваются административные дела и дела, связанные с пересмотром решений Комиссии по соблюдению справедливости в торговле и Патентного бюро. Верховный судНаходится в Токио.К ведению Верховного суда отнесено рассмотрение апелляционных жалоб <обращений о пересмотре судебных актов>jokoku и kokoku в порядке, установленном гражданским Процессуальным кодексом.К апелляционным жалобам jokoku относятся: - апелляционные жалобы, подаваемые Высшим судом на решение судов первой и второй инстанций;

- так называемая "прямая" апелляционная жалоба, которая подается местным или семейным судом на решение, вынесенное судом первой инстанции или на решение по уголовному делу принятое в первой инстанции суммарным судом; - апелляционная жалоба, поданная в Высший суд или Верховный суд в случаях, предусмотренных законом;

- так называемая "особая" апелляция по решению, вынесенному Высшим судом, как судом третей инстанции;

- "чрезвычайная" апелляция, подаваемая Генеральным прокурором на решение, принятое по уголовному делу.

Основания для подачи таких жалоб. По гражданским и административным делам наличие признаков нарушения Конституции; Безусловным основанием для подачи считается серьезное нарушение процедуры судопроизводства в судах низших инстанций. Кроме того, Верховный суд может принять к рассмотрению дело в порядке jokoku, если установит важность данного дела для судебной практики или, что принятые по делу судебные акты нарушают единообразие в толковании и применении судами норм права.

По уголовным делам основанием для подачи жалобы jokoku является нарушение Конституции, а также несоответствие принятых по делу судебных актов прецедентным решениям Верховного суда. К апелляционным жалобам kokoku относятся:

- апелляционные жалобы, поданные на решение суда по гражданскому делу, связанные с нарушением Конституции, либо с необходимостью изменения прежнего решения Верховного суда, нарушающего единообразия в толковании и применении норм права;

- апелляционные жалобы, поданные на решение суда по уголовному делу с участием несовершеннолетних, связанные с нарушением Конституции или несоответствие принятых по делу судебных актов прецедентам. Процедура рассмотрения дел в Верховном суде. Слушание дела и вынесение решений производится либо коллегией из 15 судей Верхней палаты, либо коллегией из 5 судей одной из Нижних палат. Девять судей Верхней палаты или трое судей в каждой из Нижних палат составляют кворум, необходимый для слушания дела и вынесения решения. Апелляционное производство в Верховном суде начинается с подачи уведомления об апелляции стороной, несогласной с решением судов низшей инстанции, обычно Высших судов. Решение Верховным судом принимается после изучения документов (материалов дела). Если апелляция признана необоснованной, суд может отклонить ее, не проводя дальнейшего слушания. Если же суд сочтет, что жалоба обоснована, решение по делу выносится после проведения устных слушаний (стороны не вызываются). На первом этапе каждая апелляция направляется на рассмотрение в одну из Нижних палат Верховного суда. В случае если рассматривается жалоба на не конституционность законодательных или административных актов, она направляется в Верхнюю палату для рассмотрения и принятия решения. Необходимо отметить сходства и различия, как в построении, так и в основах функционирования наших судебных систем.Существующая в Японии система обжалования, хотя и рассматривается как определенная гарантия обеспечения обоснованности и законности принимаемых судебных решений, но все же решающую роль в оценке эффективности и качества правосудия играет отношение общества к принимаемым судьями решениям, так называемый общественный контроль.

Число судебных инстанций отличается от существующих, к примеру, в системе арбитражных судов России, однако то обстоятельство, что каждая из инстанций выполняет только присущую ей функцию не подменяя друг друга, роднит наши системы.

Так первая инстанция рассматривает дела по существу. Именно в ней формируется дело, которое завершается принятием решения, основанного на имеющихся в деле доказательствах.

Апелляционная инстанция входит в систему суда, рассматривающего дела по первой инстанции (напоминает существующую в настоящее время структуру арбитражного суда субъекта РФ (хотя развитие отечественного законодательства идет по пути выделения апелляционной инстанции в отдельный суд).

Основное предназначение апелляционной инстанции Японии, как и в России, состоит в устранении ошибок и недостатков путем проверки обоснованности и законности его решений.

Третьей и последней судебной инстанцией по проверке законности обжалованных судебных актов является Верховный суд, который, впрочем, может выступать в качестве суда первой и второй судебной инстанции для определенной категории дел. Кроме этого, как и Высший Арбитражный Суд и Верховный суд РФ, Верховный суд Японии выполняет особую, исключительную роль, которая состоит в обеспечении единообразия в толковании и применении всеми судами норм права, в формировании единой судебной практики. На Верховный суд Японии также возложена функция судебного администрирования, т.е. решение всех административных вопросов в отношении нижестоящих судов.

В системе судоустройства сходство также наблюдается в существовании отдельных специализированных коллегий по рассмотрению дел определенных категорий. Однако в перспективе, развитие Японского законодательства идет по пути создания специализированных судов на базе существующих общих судов. Так реформа предполагает создание отдельного суда по рассмотрению дел во второй инстанции по спорам связанными с интеллектуальной собственностью (в первой инстанции такие дела рассматриваются в рамках существующих специализированных коллегий в двух окружных судах - Токийском и Осакском).

Различие в институтах обжалования проявляются и в системе оплаты государственной пошлины. Так в Японии при подаче каждой последующей жалобы, гос. пошлина увеличивается в 1,5 раза. В России же при обжаловании во второй и третьей инстанциях гос. пошлина исчисляется в размере 50% от гос. пошлины, уплаченной при подаче иска. 3. Особенности судопроизводства.Компетенция общих судов Японии широка - они рассматривают гражданские, уголовные, административные, налоговые дела, дела о банкротстве и т.п. Процедура рассмотрения дел, как и в Российских судах, дифференцирована с учетом различий в характере. В большинстве судов дела рассматриваются на основе принципа территориальной подсудности. Большинство дел в судах первой инстанции рассматриваются единолично. При этом проверка в вышестоящих судебных инстанциях осуществляется только коллегиальным составом из 3 или 5 судей. Хотелось бы отметить некоторые достижения Японской судебной реформы, касающиеся гражданского судопроизводства.

Поскольку в Японии (как и в России) наиболее длительно рассматриваются дела, по которым требуется раскрытие большого числа необходимых доказательств, то для ускорения судебного процесса японские реформаторы предусмотрели следующие новации.

В систему судопроизводства по гражданским искам вводится так называемое проектное планирование (напоминает п.1 ч.1 ст.135 АПК РФ, но с некоторыми нюансами). Судья совместно со сторонами, составляет план проведения разбирательств по делу. Определяет время необходимое для выяснения позиций сторон, время для раскрытия доказательств, для вынесения решения. Кроме того, судья устанавливает график предоставления сторонами необходимых доказательств. Данный документ не является процессуальным документом, но на практике сложилось так, что он имеет обязательную для сторон силу. В случае невыполнение стороной установленного графика суд, выяснив и оценив причины такого невыполнения, может вынести решение по имеющимся документам. Такое решение не может быть отменено в вышестоящей инстанции по причине его принятия по неполно исследованным доказательствам. В Японии широко используется привлечение граждан к участию в судебном процессе. Лица, не имеющие юридического образования, но обладающие широким знаниями, большим опытом работы и авторитетом могут быть членами комитетов по примирению, членами судебных комитетов (в судах по рассмотрению дел в порядке упрощенного производства), представителями в семейных судах, членами экспертных комитетов, а также членами комитетов прокурорского надзора (подобно суду присяжных). Кроме того, японская реформа в области совершенствования гражданского правосудия предполагает создание в судах комиссий специалистов, задача которых помочь судье разобраться в особенностях той или иной проблемной области. Проводимая судебная реформа в России создала предпосылки для появления подобных институтов в отечественной правовой системе. Так в ходе реализации ФЗ "Об арбитражных заседателях арбитражных судов субъектов Российской Федерации" в 2003 г. в Арбитражном суде Приморского края зарегистрировано 14 заседателей, восемь из них имеют высшее юридическое образование, 3 - экономическое, 3 - имеют ученую степень. Однако рассмотрение дел арбитражным судом с участием заседателей пока не так популярно, как в Японии. В 2003г судом рассмотрено всего 3 дела. На мой взгляд, это объясняется низким уровнем правосознания населения, проводимые в стране реформы не находят адекватного отражения в обществе. Меняется законодательство, но механизмы повышения уровня правовой воспитанности людей остается по прежнему несовершенны. Отчасти в этом виноваты суды. Низкий уровень разъяснительной работы. Государство уделяет большое внимание развитию альтернативных способов разрешения споров и в ходе осуществления реформ совершенствование этих механизмов является одним из приоритетных направлений. Институты посредничества и арбитража в Японии имеют давнюю историю, являются привычными и потому достаточно прочно закрепившимися в деловом обороте.

В среднем в стране таким путем разрешается 318 тыс. гражданских споров, в то время как число рассмотренных исков данной категории в судах первой инстанции составляет 465 тыс. (по состоянию на 2000 г.) Таким образом, более 40% гражданских дел не доходят до суда, получая свое разрешение через негосударственные формы урегулирования споров. Негосударственные институты разрешения конфликтов предусмотрены и для споров, вытекающих из административных правоотношений: "Организация по урегулированию конфликтных ситуаций, связанных с промышленным разрушением окружающей среды"; "Комитет по рассмотрению конфликтов, связанных со строительством"; "Центры быта и жизни граждан". Ими в 2000г. рассмотрено более 8 тыс. споров. Для урегулирования частных споров существуют следующие институты: "Центр урегулирования конфликтных ситуаций, связанных с дорожно-транспортными происшествиями";

"Арбитражный совет по вопросам международной торговли" - рассмотрели 7 тыс. споров.

В российской практике в качестве механизмов, альтернативных государственным судам существуют третейские суды. Однако доля участия этих судов в работе всей системы органов, осуществляющих правозащитную деятельность очень не значительна. Это объясняется недостаточностью знаний о третейском разбирательстве, его процедурах, слабой информационной обеспеченностью перспектив развития этого института. Совершенствование японского законодательства позволило внедрить новые методы защиты гражданских прав. Совмещение государственного инструмента урегулирования конфликтов с элементами альтернативных механизмов привело к созданию с 01.01.2004 г. новой формы - института внештатных судей. Это система, в которой адвокаты в качестве членов судебной коллегии (адвокат и два не профессиональных юриста) принимают участие в проведении посреднической процедуры по гражданским или семейным делам. Основной обязанностью адвокатов в данном случае является ведение примиренческой процедуры в суде, содействие выработке приемлемого решения конфликта путем предложения своего варианта или формулирования такого решения. Такое решение не является судебным актом. Адвокаты-судьи, наравне со штатными судьями, имеют право на независимое осуществление своих обязанностей. Государственная пошлина по рассмотрению дела коллегией с внештатным судьей составляет половину пошлины, взимаемой в случае подачи такого иска в суд.

Однако, если стороны не пришли к компромиссному решению, примирение не состоялось, то обращаясь в суд за принудительным разрешением конфликта истец оплачивает лишь недостающую часть гос. пошлины. Внештатные судьи, занимающиеся гражданскими делами, работают в суммарных и местных судах, занимающиеся семейными - в семейных судах раз в неделю и в течение всего рабочего дня. Остальные дни они работают в качестве адвокатов в своем бюро.

На должность внештатного судьи Верховный суд назначает адвокатов, имеющих стаж адвокатской деятельности не менее 5 лет. Срок назначения - два года, с правом переназначения через 2 года. В настоящее время назначено всего 30 внештатных судьей, в том числе 22 из них занимаются посредничеством в гражданских делах в семи городах, а 8 посредничеством в семейных делах в двух городах. В ближайшие несколько лет планируется увеличить число таких судей до ста. По мере принятия системы обществом будет возрастать и число городов их деятельности. Существующий в государственных судах Японии способ ведения примирительных процедур позволяет порядка 33% гражданских дел завершать заключением мирового соглашения. В то время как этот показатель в арбитражном суде Приморского края в 2002г. и 2003г. немногим больше 4%.

Примирительная процедура осуществляется специальным органом - Комитетом по гражданскому примирению. В состав Комитета входит один судья и два или более членов Комитета. Члены Комитета избираются из числа граждан, обладающих широкими познаниями в разных областях науки, опытом работы и авторитетом в обществе. Комитет заслушивают заявления обоих сторон, рекомендует пойти на взаимные уступки, либо убеждает стороны принять условия компромиссного соглашения. Проект такого соглашения готовит сам Комитет, что с субъективно-психической точки зрения имеет для сторон определяющее значение. В случае успешного завершения примирительных процедур, исполнение условий мирового соглашения является обязательным для сторон. Исполнение судебных актов входит в систему судопроизводства по гражданским делам и является ее заключительным звеном. Роль судьи не заканчивается вынесением решения. Судья активно участвует в исполнении судебного акта - назначает торги, распределяет между кредиторами вырученные денежные средства и т.п. Исполнительные коллегии по гражданским делам входят в составы судов. Кроме судебных приставов-исполнителей в коллегиях работают судьи. Они рассматривают бесспорные дела, например реализация заложенного имущества, на которое у залогодержателя имеются все юридически правильно оформленные документы, освобождение помещения из чужого владения в случае, если законный владелец представит все необходимые правоустанавливающие документы на это помещение (этот вопрос требует дополнительного изучения). Такое построение судебного процесса, по мнению японцев, является наиболее эффективным, поскольку приводит к реальному исполнению более 60 % судебных актов (в Токийском окружном суде исполнение судебных актов, связанных с реализацией объектов недвижимости составляет 83%, в Осаке -79%).

Следует отметить участие общественности в любой из стадий функционирования судебной системы Японии, начиная с процедуры назначения судьи (Конституцией предусмотрена возможность пересмотра в порядке референдума судей Верховного суда Японии), открытостью принимаемых судьями любого уровня судебных актов и результатов их исполнения и заканчивая отстранением судьи от должности - путем публичного разбирательства в парламенте.

Информационное обеспечение судебной власти и эффективность работы механизмов доведения до общества сведений о деятельности судов, о ходе проводимых реформ, судебных решений определяется приоритетом общественного мнения в оценке качества отправляемого правосудия. Наиболее популярными в Японии являются периодические печатные издания, издаваемые судебными органами и министерством юстиции такие как: "Сборник прецедентов по гражданским и уголовным делам", "Сборник прецедентов по административным делам", "Оперативный бюллетень", "Новости о судебных прецедентах" и т.п. Информация по всем делам кроме уголовных публикуется через 3 месяца после вступления решения в законную силу, по уголовным делам - через 1 год. Институт помощников судей Японии в основных чертах напоминает аналогичный институт в Российской судебной системе. В обязанности помощника входит подготовка теоретического и практического материала по поступившему иску, и на основе этого материала формирование отчета. Отчет представляется судье для дальнейшего разрешения дела. Сейчас рассматривается вопрос о расширении полномочий помощника судьи путем добавления функций советника - научного консультанта по специфике разрешения дел определенных категорий. Представляет интерес ряд обновленных или вновь созданных институтов правовой системы Японии:

- система подготовки профессиональных юристов и система повышения их квалификации; - единая сеть юридических услуг, позволяющая оказывать помощь гражданам на территории всей страны (система общественных защитников), роль государства в реализации малообеспеченными гражданами своего права на юридическую помощь;

Положительный опыт функционирования этих институтов может быть использован в реформировании правовой системы России.

ПРАВОВАЯ СИСТЕМА КИТАЯ.

Понятие «правовая система» теоретиками права связывается с понятием «государство» в целом. Алексеев С.С. писал о «правовых системах разных государств». А.С. Пиголкин в соавторстве с А.Х. Саидовым отмечал, что «национальных правовых систем, как и государств, в современном мире много ». Н.И. Матузов уточнял: «В современном мире существует поразительное многообразие правовых систем. Каждая страна имеет свою систему». При этом каждый из этих авторов включал либо не исключал из содержания понятия «правовая система» три основных компонента: «писаное право как систему норм, юридическую (судебную) практику, правовую идеологию».

Можно ли говорить о том, что правовая система государства состоит из нескольких правовых систем? В работе Р. Давида и К. Жоффре-Спинози «Основные правовые системы современности» дается положительный ответ на этот вопрос: «В современном мире каждое государство имеет свое право, а бывает и так, что в одном и том же государстве действуют несколько конкурирующих правовых систем». Однако, в работе не раскрывается понятие «правовой системы», существующий внутри государства. Обладает она теми же элементами, что и правовая система государства или нет? Совпадает ли содержание понятия «правовая система государства» с понятием «правовая система, существующая внутри государства »? Можно ли говорить, что на территории одного государства действуют несколько правовых систем, характеризующихся разными системами права, юридической практикой и правовой идеологией?

Как показывает практика, несколько правовых систем может быть не только в федеративном, но и в унитарном государстве. Например, как вытекает из Конституции КНР, Китайская Народная Республика является унитарным государством, а его территория состоит из административно – территориальных единиц (ст. 30), в том числе особых административных районов (ст. 31). После возвращения Гонконга в 1997 г. в состав Китая, можно говорить о том, что Китай стал государством с множественностью правовых систем. Основанием для такого утверждения является то, что Гонконгу, Макао в качестве административных районов предоставлено право принимать законы, независимого судопроизводства с вынесением окончательных решений. На этих территориях по-прежнему действуют нормативно-правовые акты, принятые до их возвращения КНР.

Между законодательством КНР и особых административных территорий: Гонконга и Макао, при применении норм права могут возникнуть коллизии межрегионального законодательства. Очевидно, что основной причиной возникновения таких коллизий является последовательное проведение КНР политического курса «одно государство - две системы». Этот политический курс подразумевает наличие в одном государстве образований двух социальных систем: социалистической (КНР) и капиталистической (Гонконг и Макао), а также наличие составных территорий КНР, которые пользуются широкими правами самоуправления. В процессе реализации курса «одно государство – две системы» разрушается единство системы КНР, возникают конфликты межрегионального законодательства.

При возвращении государственных территории КНР последовательно восстановила суверенитет над Гонконгом и Мака о. Поскольку законодательство этих двух регионов испытало сильное влияние, соответственно, английского и португальского права, с целью сохранения их экономического процветания и стабильности правительства Великобритании, Португалии сделали совместные с КНР заявления, а на территории Гонконга и Макао были приняты специальные законы КНР, которые, по сути, стали их конституциями: Основной закон особого административного района Гонконга Китайской Народной Республики и Основной закон особого административного района Макао Китайской Народной Республики. Указанные нормативные документы позволяют в основном сохранить прежнее законодательство Гонконга и Макао, предоставляют этим административным районам право принимать законы и осуществлять независимое судопроизводство с вынесением окончательных судебных решений.

Конституция КНР действует на всей ее территории, однако, ее юридическая сила не одинакова в отношении особых административных районов. Поскольку законодательство Гонконга и Макао после возвращения КНР в связи с этим не изменялось, то нельзя говорить о том, что оно было принято в соответствии с действующей Конституцией КНР. В отношении особых административных районов имеют обязательную юридическую силу нормы Конституции КНР, которые защищают суверенитет и единство государства, а также целостность его территории. Нормы других основных законов КНР действуют на территории особых административных районов только в том случае, если ими регулируются отношения, касающиеся обороноспособности и дипломатических отношений. Кроме того, Конституция КНР не определяет законодательную компетенцию центральных органов власти КНР и органов власти особых административных районов. Законодательные полномочия Гонконга и Макао определены соответствующими международными договорами и основными законами особых административных районов, которые, по сути, являются законами КНР.

Каждый из регионов КНР, имеющих самостоятельную правовую систему, пользуется полной самостоятельностью в сфере принятия и применения норм гражданского и коммерческого права. Это приводит к тому, что гражданское и коммерческое законодательство континентального Китая не имеет приоритета над соответствующим законодательством особых административных районов. Поэтому, гражданское и коммерческое законодательство континентального Китая и особых административных районов одинаково по юридической силе.

Каждому рассматриваемому региону Китая принадлежит право независимого судопроизводства и право высшей судебной инстанции. Такая ситуация в мире встречается крайне редко. В государствах с множественностью правовых систем центральный верховный судебный орган, как правило, пользуется правом окончательной инстанции по отношению ко всем судебным органам регионов, имеющих самостоятельное законодательство. На основании этого и других фактов, не рассмотренных в данной работе, можно говорить, что Гонконг и Макао являются территориями с самостоятельными правовыми системами, а КНР можно отнести к категории государств с множественностью правовых систем. Причем, три правовые системы можно отнести к правовым системам разных видов: социалистической (правовая система континентального Китая), романо-германской (правовая система Макао) и англо-саксонской (правовая система Гонконга).

ЛЕКЦИЯ 7. ПРАВОВЫЕ СИСТЕМЫ СКАНДИНАВСКИХ СТРАН И СТРАН ЛАТИСНКОЙ АМЕРИКИ

Скандинавское право — в сравнительном правоведении выделяется как самостоятельная правовая семья, в которую включаются Швеция, Норвегия, Дания, Исландия и Финляндия (не скандинавская страна). Римское правосыграло несомненно менее заметную роль в развитии правовых систем в скандинавских странах, чем во Франции и в Германии. В северных государствах нет и не было кодексов, подобных Гражданскому кодексу Франции или Германскому гражданскому уложению. Судебная практика играет здесь более значимую роль, чем в странах континентальной Европы. В то же время, право Скандинавии нельзя отнести и к англо-американской системе общего права, поскольку в Скандинавии почти нет таких характерных признаков общего права, как правило прецедента, техника различий, особая роль процессуального права.

Несмотря на то, что страны Северной Европы – Швеция, Норвегия, Дания, Исландия, Финляндия географически куда более близки странам романо-германской правовой семьи, чем Латинская Америка или Япония, тем не менее при отнесении их права к данной семье возникает значительное количество сложностей, а некоторые европейские авторы вообще отрицают их принадлежность к этой семье, утверждая самобытность и автономность скандинавского права.

Большинство ученых-юристов считают скандинавское право разновидностью (причем особой) романо-германской правовой семьи или отдельной сферой континентальной системы права. Дело в том, что право стран Северной Европы активно пользуется юридическими конструкциями и понятиями романо-германской правовой семьи. Скандинавское право придерживается принципа верховенства закона. Норма права в скандинавских странах имеет более общий характер, чем норма англо-американского права. Эти особенности правовых систем Скандинавии и используются в качестве решающих аргументов в пользу отнесения права стран Северной Европы к романо-германской семье. Многие компаративисты настаивают на «промежуточном» положении скандинавского права. А.Мальмстрём помещает его между романо-германской правовой семьей и общим правом. А Ф.Шмидт, разделяя эту позицию, ссылается на то, что европейское континентальное право более догматично по сравнению с правовыми системами Скандинавских стран, а англо-американское право более прагматично. Третьи юристы относят право стран Северной Европы к «третьей системе» западного права. А.Юзинг утверждает, что нордическое право все же ближе к общему праву, чем к романо-германской правовой семье. Наконец, некоторые ученые-юристы считают споры по поводу классификации скандинавского права совершенно бесполезными. Действительно, есть некоторые обстоятельства, побуждающие ктакого рода выводам. Римское право сыграло несомненно менее заметную роль в развитии правовых систем в Скандинавских странах, чем во Франции и в Германии. В северных государствах нет и не было кодексов, подобных Гражданскому кодексу Франции или Германскому гражданскому уложению. Судебная практика играет здесь более значимую роль, чем в странах континентальной Европы.

К англо-американской системеобщего права скандинавское право также отнести нельзя. Историческое развитие правовых систем северных стран происходило совершенно независимо от английского права. К тому же скандинавское право почти не имеет таких особенностей общего права, как правило прецедента, техника различий, особая роль процессуального права. Однако нельзя полностью исключать и недооценивать воздействие на скандинавское право английского общего права и романо-германской правовой семьи. Оно было различным на протяжении истории и по-разному проявлялось применительно к различным отраслям права.

Европейская колонизация территорий Центральной и Южной Америки повлекла за собой распространение романо-германского права. Кодификация, предпринятая в XIV и XX вв., способствовала правовой экспансии французских, испанских, португальских и итальянских кодексов.

Общность исторической судьбы латиноамериканских государств, сходство социально-экономического строя и политической структуры породили в большинстве из них сходные правовые институты. Этим обусловлено и сходство их правовых систем, что позволяет говорить о латиноамериканском праве. Разумеется, это не исключает достаточно существенных отклонений права ряда стран Латинской Америки от общей модели (например, Куба). Тем не менее существование такой модели вполне оправданно.

Многие западные компаративисты безоговорочно относят право стран Латинской Америки к романо-германской правовой семье. Однако звучали и требования выделить право стран Латинской Америки. Р. Давид полагает, что латиноамериканское право, хотя оно и принадлежит по своей структуре и общим чертам к романо-германской правовой семье, заслуживает того, чтобы его ввиду некоторых особых черт классифицировать в рамках этой семьи как отдельную группу.

Близость к романо-германской системе выражается прежде всего в том, что в основе своей латиноамериканское право – это кодифицированное право, причем кодексы построены по европейским образцам. Отсюда и другие черты сходства – примерно аналогичная система права, абстрактный характер правовой нормы.

Кодификация, происходившая в течение следующего за завоеванием государственной независимости периода, заложила основу для формирования национальных правовых систем. Если кодификация законодательства, проводимая в европейских странах после революций, представляла собой своеобразное подведение итогов этих революций, то кодификация законодательства в латиноамериканских республиках, с одной стороны, отразила компромисс элементов доколониального и колониального права, а с другой стороны, являлась рычагом, способствовавшим в конечном счете закреплению и развитию новых отношений на Латиноамериканском континенте.

К восприятию именно европейской модели кодификации латиноамериканские страны были в определенной мере подготовлены характером колониального права, т.е. права испанского и португальского, перенесенного на Американский континент завоевателями и близкого по своему историческому развитию французскому праву.

Когда у молодых независимых латиноамериканских государств возникла потребность в единых национальных гражданских кодексах, выбор пал на французское право. Право Испании было отвергнуто как право бывшей метрополии. Кроме того, оно не было кодифицировано и по причине применения на местах староиспанского обычного права было раздробленным и разнородным.

Идеологическим стимулом восприятия французской модели явилось и то огромное влияние, которое оказали политико-правовые учения эпохи Просвещения на революционные силы Американского континента, добившиеся национальной независимости. В целом гражданские кодексы латиноамериканских стран несут на себе отпечаток Кодекса Наполеона, хотя и в различной степени.

Кодификация законодательства в странах Латинской Америки началась не сразу после завоевания государственной независимости и длилась не один год. В ней оказались отражены и многие особенности ситуации на Американском континенте. Был учтен также опыт, накопленный в других странах.

Гражданский кодекс Чили 1855 г. был подготовлен венесуэльским юристом АндресомБелло. Он удачно соединил французские источники и традиционные институты римского права, при этом он использовал некоторые категории испанского права, в частности положения «Семикнижья» и идеи Савиньи.

Структура Чилийского гражданского кодекса более совершенна, чем структура ГК Франции, а язык столь же ясен и выразителен. Чилийский гражданский кодекс послужил образцом для появившихся вслед за ним Гражданских кодексов Эквадора (1860 г.) и Колумбии (1873 г.) и многих других центральноамериканских государств. Он оказал также значительное влияние на Гражданские кодексы других латиноамериканских стран – Венесуэлы (1862 г.) и Уругвая (1868 г.).

Создатель Гражданского кодекса Аргентины 1869 г. Долмасио Велес Сарсфильд, профессор университета г. Кордовы, прямо признает, что он строил Кодекс на основе этих двух документов. То же произошло в Уругвае. Парагвай реципировал аргентинскую модель, а Колумбия и Эквадор – с некоторыми модификациями Чилийский гражданский кодекс. Вслед за гражданским правом последовала кодификация других основных отраслей права. Были приняты, в частности, торговые кодексы. Так, Велес Сарсфильд способствовал принятию в 1859 г. Торгового кодекса Аргентины. В своей работе он опирался в значительной мере на Кодекс Наполеона. Но это был не единственный источник.

В XX в. французское юридическое влияние, особенно в сфере торгового права, уменьшилось. Латиноамериканский законодатель стал чаще обращаться к другим источникам, особенно к итальянскому, немецкому и швейцарскому праву, а в отдельных случаях и к англо-американскому праву, когда речь шла, например, об институте доверительной собственности.

Первый Гражданский кодекс Бразилии был принят в 1916 г. на основе многочисленных проектов. Особо следует отметить проекты Гексейры де Фрейтаса и Бевилака. Образцами для него помимо Французского гражданского кодекса служили Португальский и Итальянский гражданские кодексы, равно как ГГУ и Швейцарский ГК. О значительном германском влиянии свидетельствует структура Гражданского кодекса Бразилии, особенно его «Общая часть».

Характерно, что даже страны, географически более других тяготевшие к США, тем не менее также оказались привержены европейским континентальным моделям. В качестве примера можно указать на Мексику, где сформировавшаяся после завоевания государственной независимости правовая система восприняла правовые идеи и юридическую технику, свойственные романо-германской правовой семье. Романские традиции в Мексике проявились также в том, что первые ее кодексы и многие законы, принятые в XIX в., испытали на себе заметное влияние французского и испанского права.

В одних странах некоторые кодексы, принятые в XIX в., были заменены новыми или существенно модернизированы (как в Мексике после принятия Конституции 1917 г.), в других старая кодификация остается в силе, и здесь ситуация сходна с той, что сложилась во Франции и ФРГ. Старые кодексы оказываются окружены большой массой нормативного материала не только законодательного, но и подзаконного происхождения.

В латиноамериканском праве особенно значительна роль делегированного законодательства, т.е. фактически актов правительственной власти, что связано, во-первых, с президентской формой правления и, во-вторых, с длительными периодами правления военных, когда нормальная законодательная деятельность фактически сводится на нет.

Роль обычая как источника латиноамериканского права различна и разных странах. Так, в Аргентине она несколько больше, а в Уругвае, наоборот, меньше. Но в целом это субсидиарный источник, и на Европейском континенте он используется в случаях, оговоренных законом.

Хотя латиноамериканские страны заимствовали у США принципы построения и функционирования судебной системы, следует отметить, что в отличие от США судебная практика большинства латиноамериканских стран не рассматривается как источник права.

В области частного права правовые системы латиноамериканских стран можно объединить в две группы. В первую группу следует отнести правовые системы, которые практически полностью восприняли Французский гражданский кодекс и ограничились лишь его переводом. Сюда можно отнести Гражданские кодексы Гаити (1825 г.), Боливии (1830/1975 гг.), Доминиканской республики (1845/1884 гг.) и, с некоторыми оговорками, Мексики (1870/1884, 1928/1932 гг.). Вторую группу составляет Гражданский кодекс Чили (1855 г.), который, несмотря на значительные заимствования из ГК Франции, подобно Гражданскому кодексу Аргентины, представляет собой вполне самостоятельное и оригинальное творение южноамериканского законодательства.

Что отличает латиноамериканское право от романо-германской системы? Это прежде всего сфера публичного права. Если, завоевав государственную независимость, страны Латинской Америки в поисках модели частного права обратили взоры к Европе, то конституционный образец они нашли в США. Конституции этих стран заимствовали американскую форму правления – президентскую республику и другие конституционные институты. У молодых государств Латинской Америки и не было иного выбора. Конституция США была в то время единственной писаной действующей Конституцией. Восприятие американского конституционного образца и дает основание говорить о дуализме латиноамериканского права, о соединении в нем европейской и американской моделей. С последней связано особое внимание конституций латиноамериканских стран к институту судебного контроля за конституционностью законов, дополненное использованием таких процедур (например, ампаро, заимствованное в испанском праве), которых не знает американская модель судебного конституционного контроля.

Четыре латиноамериканских государства являются федерациями – Аргентина, Бразилия, Венесуэла, Мексика, и, характеризуя право этих стран, следует учитывать разграничение компетенции между федерацией и ее членами. Можно сказать, что основная компетенция принадлежит федерации.

Ученые-юристы подчеркивают, что при изучении политической системы латиноамериканских стран во многих отношениях не следует отождествлять юридические формы с социальными реалиями. Очевидно, это общее для всех стран положение в отношении латиноамериканских стран звучит особенно остро уже хотя бы потому, что в жизни этих стран значительное место занимают периоды военных режимов, чрезвычайных положений и т.п.

Латинская Америка сегодня освобождается, по-видимому, от пассивного подражания иностранным политико-правовым моделям. Усиливается тенденция учреждения и развития государственно-правовых и общественно-политических институтов местного, национального происхождения. Тексты конституций стали конкретно и более гибко учитывать изменяющиеся социально-экономические условия, а также политическую обстановку в мире вообще и в Латинской Америке в частности.

Усиливается региональное и одновременно взаимное правовое влияние стран Латинской Америки. Бразилия стремится к региональной интеграции с целью образования Латиноамериканского Содружества Наций.

ЛЕКЦИЯ 8. ПРАВОВЫЕ СИСТЕМЫ СТРАН ЦЕНТРАЛЬНОЙ АФРИКИ И МАДАГАСКАРА.

Правовые институты Африки и Мадагаскара привлекают в нашу эпоху особое внимание юристов. Период колонизации закончился, африканцы и мальгаши взяли свою судьбу в собственные руки.

Нам следует рассмотреть положение, в котором находились страны в момент приобретения независимости, с точки зрения действовавшего права. Рассмотрим также проявляющиеся тенденции и ориентацию, даваемую правовым системам этой части света новыми руководителями.

Африка к югу от Сахары и Мадагаскар в течение многих веков жили по нормам обычая. Повиновение обычаю было в основном добровольным. Каждый считал себя обязанным жить так, как жили его предки; чаще всего было достаточно боязни сверхъестественных сил, чтобы заставить уважать традиционный образ жизни. Если новые обстоятельства ставили перед данным сообществом какую-либо проблему, то известный уровень организованности обычно позволял принять необходимые меры или установить определенную линию поведения.

Обычаи Африки и Мадагаскара были многочисленны. Каждая из общин удовлетворяла самое себя, имела свои собственные нравы и обычаи. Различия между обычаями одного района или одной этнической группы были незначительными, а иногда носили просто ничтожный характер. Напротив, они могли стать значительными вне этих границ. В Африке имелись народности с монархическим режимом и с режимом демократическим. В достаточном количестве имелись и первобытные племена, где с трудом можно найти элементы какой-либо политической организации. Семья в Африке была иногда матриархальной, иногда патриархальной, причем оба эти типа встречались в многочисленных вариантах. Использование земли осуществлялось в разных местах по самым различным нормам.

Означает ли сказанное, что внутри этого права не существует никакого единства? Признавая крайнее обилие обычаев на континенте, разделенном на множество общин, все исследователи, тем не менее, констатируют, что имеется нечто общее: определенные черты, отличающие африканское право от европейского. Этот признаваемый всеми вывод английский автор выражает следующими словами: «Правовые системы Африки обладают таким сходством в том, что касается процесса, принципов, институтов и техники, что представляется возможным говорить о них общим образом; можно считать, что они образуют семью, хотя и неизвестно, кто был их общим предком».

Африканская концепция социального порядка. В представлении африканца обычай связан с мифическим строем универсума. Повиновение обычаю означает уважение предков, останки которых слились с почвой, а дух витает над живыми. Нарушение обычая может повлечь самую невероятную негативную реакцию духов земли, ибо естественное и сверхъестественное — поведение людей и поведение природы — все связано в этом мире.

Африканский обычай основан, таким образом, на идеях, полностью отличающихся от господствующих в современной западной мысли. Статичное мировоззрение африканцев не знает идеи прогресса и неблагожелательно относится ко всякому действию (например, к продаже недвижимости), институту (например, к давности), в результате которого изменяется сложившаяся ситуация. Интерес африканцев сосредоточен на группах (триба, каста, деревня и т.д.), взятых вне времени, а не на их более изменчивых элементах, как-то: индивидах или семьях. Земля принадлежит в большей мере предкам и будущим поколениям, чем ныне проживающим на ней. Брак — это скорее альянс двух семей, чем союз двух людей. Нельзя сказать, что личность игнорируется, она признается, но в отношении внешнего мира в качестве единого субъекта выступает группа.

Эта концепция оставляет мало места понятию субъективных прав. Упор сделан на обязанностях. Среди этих последних юридические не отличают от моральных. В рамках африканских обычаев такого рода различие проводят обычно европейские юристы, но они непонятны африканцам, ибо у них нет ни науки права, ни юристов. Тем более не известно им деление на право публичное и частное, гражданское и уголовное, на право и справедливость. Имущественное право и обязательственное привязаны к статусу, то есть неотделимы от личных прав. Оказавшись перед лицом столь запутанной, по их представлениям, ситуации, европейские авторы задаются вопросом, не напрасно ли мы ищем в Африке то, что соответствует нашему понятию права, и не должно ли обычное право рассматриваться как объект изучения не юриста, а антрополога.

Что же происходит в случае конфликта, когда кто-то обвинен в нарушении обычая? Обычай может, разумеется, содержать нормы, но зачастую эти нормы не содержат материальных элементов, подлежащих применению. Задача видится в большей мере в полюбовном примирении заинтересованных лиц, чем в установлении прав. Оно не стремится дать каждому «то, что ему причитается». В африканской среде «справедливо» прежде всего то, что обеспечивает сплоченность группы и восстанавливает согласие и взаимоотношения между ее членами. Право и правосудие неизбежно различны, когда речь идет об ограниченных общинах, какими являлись все общества Африки и Мадагаскара в доколониальный период, или же о крупных обществах, подобных нашим европейским государствам.

Туземное правосудие выступает скорее как институт примирения, чем как институт применения строгого права. Отсутствие действенного механизма исполнения решений делает еще более необходимым достижение согласия; решение, основанное лишь на властных началах, рискует остаться бездейственным. Дух, характерный для африканского общества, таков, что индивид, в пользу которого вынесено решение, отказывается от того, чтобы оно было исполнено.

Трудность изучения обычаев. Для иностранцев изучение обычаев весьма затруднительно. Прежде всего очень трудно описывать их, пользуясь терминами европейского словаря. Его применение, использование конструкций западного права ведут лишь к полной деформации понятий обычного права. Это особенно отчетливо видно на примере семейного права. Африканская семья отлична от западной, в ней по-иному построены отношения родства. Приданое в Африке не имеет ничего общего с приданым по мусульманскому праву, а тем более римскому праву. Порядок наследования определяется правилами, которые мы нередко почти не понимаем. Идея о том, что индивид может быть собственником земли, противоречит укоренившимся у жителя Африки представлениям.

Точно так же трудно установить, в какой мере обычай, о котором рассказано в устной форме, действительно соответствует действующему обычаю, и в особенности обычаю, применяемому судами. Рассказчик часто искажает обычай либо потому, что подстраивается под заданный вопрос и не хочет противоречить спрашивающему, либо потому, что хочет представить свою общину более цивилизованной, чем она есть на самом деле.

Нет ни одного письменного памятника туземного происхождения, который позволил бы ориентироваться в лабиринте обычаев и вывести какие-то общие принципы. Обычай в Африке остался устным. Мальгашские кодексы и законы не представляют собой настоящего исключения; они говорят лишь о некоторых частных решениях и рег-ламентарных правилах. Социальный же порядок детально регламентируется не ими, а так называемыми фомба, соответствующими китайским правилам или японским гири.

Заботами французской колониальной администрации были подготовлены многочисленные (примерно 150) «сборники обычаев». Опубликована лишь половина из них, и ценность сборников неодинакова. В английской Африке в колониальный период обычаями интересовались мало. Лишь совсем недавно появились работы этнологов и юристов, позволяющие увидеть все разнообразие обычаев и понять их механизм и дух.

Даже до колонизации в Африке ощущались посторонние влияния. Это относится главным образом к христианству и исламу.

Распространение христианства в Африке происходило в течение двух периодов. Эфиопия стала христианской страной в начале IV века. Обращение в христианство других частей Африки и Мадагаскара, напротив, имело место в связи с появлением в этих странах европейцев главным образом в XIX веке. Среди жителей Африки ныне 30% — христиане. Исламизация являлась прогрессивным явлением; она началась в XI веке и затронула главным образом страны Западной Африки, позднее (XIV—XV века) — Сомали и берега Индийского океана. 35% жителей Черной Африки — мусульмане.

Ни христианство, ни ислам не одержали полной победы, но обе эти религии постепенно оказали значительное влияние на население большей части Африки. Каково же их влияние на обычай? Это влияние было различным. Обычаи зачастую продолжали действовать, даже если они и противоречили новой вере. Как в исламских, так и в христианских странах считалось, что человек греховен и человеческие общества являются в Африке градом Господним не более, чем в остальном мире.

Христианизация и исламизация помимо тех изменений, которые они смогли привнести в обычаи, имели, однако, и другой очень важный эффект. Обычаи, даже если им и продолжали по-прежнему следовать, потеряли в глазах населения былую неразрывную связь со сверхъестественными силами. Вместо того чтобы казаться данными миропорядком, они стали лишь признаком несовершенного общества. Люди продолжали жить так же, как и ранее; у них не имелось достаточно мужества для перестройки, но они знали отныне, что живут не по божьим законам, не по «праву».

Обычаи сохраняли свое фактическое социологическое значение, но их авторитет был разрушен, как только получила распространение идея нового социального и морального порядка, отличающегося от обычаев и высшего по отношению к ним. С учетом всех особенностей можно, тем не менее, провести известную аналогию между сложившимся положением и ситуацией в Европе, когда началась рецепция римского права. Там продолжали свое существование региональные и местные обычаи, но под правом понималось уже нечто другое, иная группа норм. Идея права проложила себе путь в Африке, как и в Европе: христианизация и исламизация лишили обычаи их сверхъестественного и магического основания, открыли путь к их упадку.

В этом отношении типичным является пример Эфиопии. Несмотря на то, что среди ее населения преобладают христианские народы — амахара, тигре, галла, в Эфиопии вплоть до нашей эпохи действовало обычное право, причем чрезвычайно фрагментарное. Кроме того, право для эфиопов выражалось в . номоканоне, составленном в Египте в XIII веке и переведенном с арабского на язык гыз в XVI веке под именем Фета Негаст (правосудие королей). В этих условиях по инициативе императора Хайле Се-лассие I было предпринято обновление права. Вновь составленные кодексы создали в ряде сфер новое право; в других они сильно изменили обычаи, и при этом не раздался ни один голос протеста. В Эфиопии можно придерживаться определенных обычаев, но эта привязанность основывается на чувствах или заинтересованности, обычай, зачастую отвергаемый религией, не имеет для эфиопов никакого священного характера.

ЛЕКЦИЯ 9. ПРАВОВАЯ СИСТЕМА РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН

Правовая система Республики Казахстан находится на этапе своего развития. После обретения независимости Казахстан активно формирует свою правовую систему с учетом различных факторов. В целом можно отметить, что правовая система РК относится романо-германской правовой системе. Основным источником права является нормативно-правовой акт. Так, согласно ст.4 Конституции РК действующим правом в Республике Казахстан являются нормы Конституции, соответствующих ей законов, иных нормативных правовых актов, международных договорных и иных обязательств Республики, а также нормативных постановлений Конституционного Совета и Верховного суда Республики. В Конституции РК употреблен термин ’’действующее право’’ для того, чтобы подчеркнуть, что нормы Конституции не являются лишь декларациями, а применяются непосредственно. Также в соответствии с данной нормой действующими признаются только такие нормативные правовые акты, которые соответствуют Конституции РК. Национальное право Казахстана состоит не только из нормативных актов, принимаемых государственными органами РК, но и из международных договоров и иных обязательств Республики. В соответствии с Конституцией РК субъектами правотворчества являются народ, Президент, Парламент, Правительство, центральные исполнительные органы. В то же время в ст.4 пункте 1 указывается, что в действующее право включаются принимаемые в соответствии с Конституцией нормативные правовые постановления Конституционного Совета и Верховного суда Республики. Ненормативные акты указанных органов не являются элементами действующего права.

Правовая система РК основывается на понимании права как совокупности абстрактно-всеобщего правила поведения, регулирующих однородную совокупность общественных отношений. Также отличительной чертой правовой системы РК является конституционное признание и закрепление приоритета естественных прав и свобод человека.

Основной источник права - это закон, принимаемый высшим представительным органом - Парламентом РК или путем референдума. Так, путем референдума была принята 30 августа 1995 года ныне действующая Конституция РК. Девятнадцать изменений и дополнений были внесены в Конституцию 8 октября 1998 года.

Конституция РК является основным законом государства. Она также является правовой основой для всех остальных (конституционных и обычных) законов и подзаконных актов.

Контроль за конституционностью всех законов и подзаконных актов в Республике Казахстан осуществляет Конституционный совет. Важную роль в правовой системе РК играют кодексы - кодифицированные нормативно-правовые акты отраслевого характера. Хотя они обладают юридической силой обычного закона, однако по существу они занимают центральное место и играют ведущую роль в соответствующей отрасли законодательства. Значительную роль играют подзаконные нормативно-правовые акты, принимаемые различными органами исполнительной власти (постановления, циркуляры, инструкции, регламенты и др.). Надзор за соответствием законов и подзаконных нормативных актов Конституции осуществляет Прокуратура РК. В системе источников права в Республике Казахстан обычай играет вспомогательную роль, применяясь в основном в гражданском законодательстве. Так, в Гражданском Кодексе РК (общая часть) указывается, что обычаи делового оборота могут служить источником гражданского законодательства.

В Республике Казахстан суд не является творцом права, не имеет права создавать новые нормы права. Но он обладает большой свободой в толковании применяемых нормативно-правовых актов. Так, согласно ст. 78 Конституции РК «суды не вправе применять законы и иные нормативные правовые акты, ущемляющие закрепленные Конституцией права и свободы человека и гражданина. Если суд усмотрит, что закон или иной нормативный правовой акт, подлежащий применению, ущемляет закрепленные Конституцией права и свободы человека и гражданина, он обязан приостановить производство по делу и обратиться в Конституционный совет с представлением о признании этого акта конституционным». Нормативные постановления Конституционного совета и Верховного суда имеют нормативно-правовой характер.

К одной из важнейших особенностей правовой системы РК следует отнести принцип верховенства Конституции. Данный принцип имеет различные аспекты. В теории государства и права выражаются мнение о совпадении понятий ’’правовое государство’’ и «конституционное государство», поскольку в Конституции выражаются высшие правовые идеи и принципы. Поэтому верховенство Конституции означает идею подчинения государства Конституции, а также то, что именно на основе Конституции должна быть построена деятельность всех государственных органов, общественных объединений, должностных лиц и граждан во всех сферах государственной и общественной жизни

Так, на принципе верховенства Конституции основана территориальная целостность, унитарная форма устройства, президентская форма правления в Казахстане. Высшая юридическая сила Конституции РК означает, что как конституционные, так и обычные законы, иные нормативные правовые акты не должны противоречить Конституции, что органы государственной власти всех уровней, должностные лица, органы местного самоуправления, граждане, их объединения обязаны соблюдать Конституцию. Особо следует отметить положение, в котором закрепляется что нормативные правовые акты или их отдельные правовые нормы, положения, противоречащие Конституции, считаются не имеющими юридической силы и подлежат отмене.

Как на одну из важнейших характеристик Конституции, указывающих на ее высшую юридическую силу следует указать на свойство Конституции прямо действовать.

Данное положение означает, что государственные органы должны применять нормы Конституции непосредственно к тем общественным отношениям, которые они регулируют.

Прямое действие Конституции проявляется и в ее право созидающей роли, поскольку в Конституции прямо указывается на действие конкретных законов. Также в ней определены нормотворческие полномочия высших органов государственной власти.

Нормы Конституции применяются прямо или непосредственно в случаях, если отсутствуют специальные нормы, регулирующие общественные отношения, подлежащие регламентации; если нет необходимости в принятии специальных норм для регулирования общественных отношений; если имеющиеся нормы противоречат нормам Конституции. К источникам права также относятся и международные договора, но не все международные договора, а лишь те, которые ратифицированы республикой. Ратификация - способ выражения согласия Республики на обязательность для нее международного договора путем его утверждения Парламентом Республики Казахстан.

Ратификация Парламентом подлежат международные договоры Республики Казахстан:

1. исполнение которых требует изменения действующих или принятия новых законов, а также устанавливающие иные правила, чем предусмотрено законами Республики Казахстан;

2. о территориальном разграничении Республики Казахстан с другими государствами, включая договоры о прохождении государственной границы РК, а также о разграничении исключительной экономической зоны и континентального шельфа РК;

3. Об основах межгосударственных отношений по вопросам разоружения или международного мира и безопасности, а также мирные договоры и договоры о коллективной безопасности; 4) об участии РК в межгосударственных союзах, международных организациях и иных объединениях, если такие договоры предусматривают передачу им осуществления части суверенных прав Республики Казахстан или устанавливают юридическую обязательность решений их органов для РК;

4. о государственных займах и оказании Республикой Казахстан экономической и иной помощи.

Ратификации подлежат международные договоры Республики Казахстан, при заключении которых договаривающиеся государства условились о последующей их ратификации. Таким образом, ратификации подлежат международные договоры РК, имеющие важнейшее государственное значение и затрагивающие существенные интересы государства, вплоть до суверенных прав.

Поэтому до ратификации международные договоры рассматриваются на соответствие их Конституции РК. Конституционный Совет по обращению Президента, Председателя Сената, Председателя Мажилиса, не менее одной пятой части от общего числа депутатов Парламента, Премьер- Министра рассматривает до ратификации международные договора РК на соответствие их Конституции. Международные договоры, признанные не соответствующими Конституции РК, не могут быть ратифицированы и введены в действие. Ратифицированные Парламентом международные договоры РК имеют приоритет перед ее законами. Если исходить из того, что в Конституции разграничены обычные законы и конституционные законы, то, вероятно, речь идет о том, что международные договоры, ратифицированные Парламентом РК, имеют приоритет перед обычными законами. Международные договоры, ратифицированные Парламентом РК, применяются непосредственно. Это означает, что такие договоры, содержащиеся в них правовые нормы регулируют соответствующие общественные отношения, порождают права, обязанности и ответственность их участников. В соответствии с Конституцией все законы, международные договоры, участников которых является Республика, публикуются. Законы Республики Казахстан, постановления и другие акты, принятые Парламентом РК, публикуются в издаваемых на казахском и русском языках ’’Егемен Казакстан’’, ’’Зан’’, ’’Казахстанская правда’’, ’’Юридическая газета’’. Законы РК публикуются в указанных газетах или официальных приложениях к ним в семидневный срок после их подписания Президентом РК, но не позднее семидневного срока после их принятия. Опубликование законов РК в ’’Ведомостях Парламента’’, в газетах ’’Егемен Казахстан’’ и ‘’Казахстанская правда’’ является официальным.

Все указанные акты могут быть также опубликованы в иных органах печати, обнародованы по телевидению, радио, переданы по телеграфу, направлены соответствующим органам и организациям. Законы РК, другие акты Парламента нормативного характера вступают в силу на всей территории Республики одновременно по истечении десяти дней после их опубликования в газетах ’’Егемен Казахстан’’ и ’’Казахстанская правда’’ или официальным приложениям к ним. Указанные сроки вступления законов в силу не применяются в тех случаях, когда Парламентом Республики при принятии акта установлен другой срок введения его в действие.

Вступившие в силу для Республики Казахстан межгосударственные и межправительственные договоры, не подлежащие ратификации, а также межправительственные договоры, присоединение к которым Республикой Казахстан осуществлено в порядке, установленным приведенном Указом Президента, публикуются в сборнике ’’Собрание актов Президента Республики Казахстан и Правительства Республики Казахстан’’. Вступившие в силу для РК международные договоры, включая межведомственные, а также договоры, присоединение к которым Республикой Казахстан осуществлено в установленном указом Президента порядке, публикуются в сборнике ’’Бюллетень международных договоров, соглашений и отдельных законодательных актов Республики Казахстан’’. Международные договоры РК, аутентичные тексты которых составлены на иностранных языках, публикуются на одном из этих языков с официальным переводом на казахский и русский языки. Нормативные правовые акты, касающиеся прав, свобод и обязанностей граждан, также должны быть опубликована официально, то есть от имени тех государственных органов, которые их принимали. Только в этом случае они могут применяться к конкретным случаям. В данном случае речь идет о нормативных указах Президента, постановлениях Правительства, Конституционного Совета, Верховного Суда, нормативных актах центральных и местных государственных органов.

ЛЕКЦИЯ 10. СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННЫХ ПРАВОВЫХ СИСТЕМ.

В настоящее время идет процесс становления единой мировой системы во всех областях человеческой жизни – политике, экономике, культуре и т. д., – который часто обозначают термином глобализация.

С одной стороны, глобализация – это реализация целей капиталистического производства, то есть явление во многом экономическое. Ее сутью является создание общей экономической и производственной империи, основанной на усилении роли транснациональных взаимодействий, когда производство становится неким единым процессом, не разделяемым на национальные и культурные традиции, специфицированным под задачи максимального получения прибыли. Это проявление империалистической сути развития капиталистического общества, о которой в последние годы мир стал подзабывать, но которая достаточно неожиданно для многих получает новые импульсы для развития благодаря интеграционным процессам, происходящим в сфере коммуникации. Сегодня в производстве большинства продуктов и товаров участвуют представители многих стран. В каком-то смысле каждый продукт есть продукт транснационального коллективного творчества и труда.

В одной стране вырабатываются теоретические идеи, в другой – ее технологические решения, третья выступает непосредственным изготовителем товара. Причем большая доля прибыли определяется научно-технологическим вкладом, тогда как непосредственное производство товара дает относительно малую долю прибыли. В силу этого возникла система, которая опирается на стихийное формирование единого рынка, особенно в области непосредственного производства товара, с одновременным жестким разделением этого рынка на специализированные производственные сектора. Страны, менее развитые в области науки и технологий, получают свое место, которое очень трудно изменить.

Однако такая конфигурация мира стала проявлять признаки неустойчивости, ибо наиболее прибыльные специализированные сектора экономики оказались закрепленными за традиционно мощными капиталистическими странами, прежде всего США и рядом европейских государств. Страны, не попавшие в данную категорию, вынуждены реализовывать чужие технологии, обеспечивая массовость производства, тогда как основную прибыль получают государства, господствующие в технологическом отношении. Неустойчивость такой системы необходимым образом будет приводить к попыткам «передела» секторов рынка, особенно со стороны быстро развивающихся стран типа Южной Кореи или Индии и, уж конечно, в первую очередь со стороны стремительно развивающегося Китая. Китай не устраивает роль «поставщика производственных услуг», но за счет объема последних он настолько тесно финансово связан с технологиями, разрабатываемыми в США, что в определенном смысле можно говорить о своеобразной подсистеме «США – Китай», несмотря на все идеологические и культурные различия. Понятно, что Китай в обозримые сроки превратится из страны, производящей товары по технологиям других стран, в страну, производящую сами технологии, в силу многочисленного населения оставившую за собой огромный рынок производства товаров. Более того, учитывая наработанный опыт массового производства «чужих» товаров, Китай, безусловно, окажется лидером в собственном производстве товаров по своим технологиям, что придаст дополнительный импульс экономическому скачку.

Транснациональный рынок, декларируя всеобщую конкурентность, заинтересован в сохранении его специализированности и ограничения возможностей изменения его конфигурации. Например, для этой конфигурации важно, чтобы нефтедобывающие страны продолжали специализироваться именно в данной области. До тех пор, пока так происходит, они находятся в зоне первой группы стран, получающих всяческую поддержку (технологическую, финансовую и пр.), которая лишь закрепляет такую специализацию. Этому способствуют возможности новых технологий перемещения не только товаров, но также и идей, реализация которых часто невозможна в стране, их создающей, и людей, которые могут обеспечить реализацию данных идей. Поэтому конкуренция является достаточно относительной, с жесткими зонами экономики и технологий, куда другие страны не допускаются. И напротив, когда узко специализированные развивающиеся страны пытаются изменить конфигурацию, они получают жестокий отпор, вплоть до вооруженного вмешательства, со стороны США и некоторых стран Европы, что характерно, например, для арабских событий 2010–2011 гг. Сегодня активно сопротивляться данной ситуации способен только Китай, что он и делает, причем все настойчивее. Представляется, что Россия, имея геополитические и культурные предпосылки использования позиции Китая, погнавшись за сиюминутными выгодами природных ресурсов, потеряла свое влияние на эту страну и будет все в большей степени от нее зависеть.

Население развивающихся стран, особенно занятое в процессе капитализации в сферах производства научных технологий, в свою очередь чисто психологически ощущает дискомфорт своего положения, когда его представители для реализации собственных целей должны переезжать в более развитые страны, что обеспечивает им соответствующий доход, а внутри своей страны их возможности ограничены специализацией данной страны на мировом рынке. Учитывая тенденцию роста образования в мире, а значит, увеличения количества людей, способных участвовать в процессах научного творчества и создания технологий, необходимо понимать, что одновременно это фактор расширения масштаба возможностей социальных конфликтов. Причем развитыми странами будет поддерживаться не столько реформирование страны, в которой происходит конфликт, сколько внутренний передел сфер влияния и власти в пользу закрепления и модификации транснациональной специализированности стран. Роль стран в этом «едином мире» весьма различна, и доминирующую занимают лишь немногие, которые всячески стремятся ее закрепить. Если упростить все вышеперечисленное, то миру навязывается идея: каждая страна должна оставаться в отведенной для нее нише, а это в свою очередь обеспечит стабильность мировой экономической системы и процветание каждой из стран. Рынок поделен, и именно поэтому любые попытки изменить этот порядок могут достаточно жестко пресекаться.

Вопросы на 1 рейтинг.

1. Понятие сравнительного правоведения.

2. Цели и функции сравнительного правоведения.

3. Объект и предмет сравнительного исследования.

4. Принципы сравнительного правоведения.

5. Методология сравнительного правоведения.

6. Место сравнительного метода в правоведении, его соотношение с иными методами познания государства и права.

7. Источники сравнительного правоведения.

8. Сравнительное правоведение и европейское право.

9. Связь сравнительного правоведения с философией, с общественными науками.

10. Сравнительное правоведение как наука и как учебная дисциплина.

11. Соотношение терминов «сравнительное правоведение» и «сравнительное право».

12. Понятие компаративистики.

13. Место сравнительного правоведения в системе юридических знаний.

14. Соотношение сравнительного правоведения и международного права.

15. Возникновение и основные этапы развития сравнительного правоведения.

16. Международный конгресс по сравнительному праву (1900г.).

17. Основные методы и способы сравнительно-правового анализа.

18. Система национального права.

19. Национальная правовая система.

20. Наднациональная правовая система.

21. Семья правовых систем.

22. Правовая семья.

23. Становление и развитие научных представлений о правовых семьях.

24. Основные критерии сравнительного анализа правовых систем и правовых семей.

25. Концепция Р.Давида.

26. Концепция К.Цвайгерта и Х.Кетца.

27. Понятие «правового стиля».

28. Факторы, определяющие «правовой стиль».

29. Компоненты правовой системы.

30. Объекты сравнительно-правового исследования.

31. Критерии классификации правовых систем.

32. Формы сравнения.

33. Место и роль сравнительного правоведения в юриспруденции.

34. Сравнительное правоведение и отраслевые юридические науки.

35. Место сравнительного правоведения в системе юридического образования.

36. Возникновение и основные этапы развития романно-германской семьи.

37. Значение рецепции римского права.

38. Кодификационные работы во Франции и в Германии.

39. Внутренние классификации правовых систем в рамках континентальной правовой семьи.

40. Смешанные правовые системы.

41. Система континентального права.

42. Источники континентального права.

43. Основные этапы формирования и развития англо-саксонской правовой семьи.

44. Особенности англо-саксонской правовой системы.

45. Источники англосаксонского права.

46. Структура англосаксонского права.

47. Место и роль закона в системе источников англосаксонского права.

48. Особенности американской правовой системы.

49. Дуализм американского права.

50. Источники американского права.

Вопросы на 2 рейтинг.

1. Формирование и развитие мусульманского права.

2. Соотношение права и ислама.

3. Основные формы мусульманского права.

4. Понятие и историческое развитие фикха.

5. Основные виды норм поведения в мусульманском праве.

6. Особенности организации судебной системы и судопроизводства.

7. Исламская концепция государства.

8. Особенности индусского права.

9. Источники индусского права.

10. Система индусского права.

11. Шастры, артхашастры, веды – основные источники индусского права.

12. Принципы иудейского права.

13. Основные этапы формирования и развития иудейского права.

14. Иудейское право и право Израиля.

15. Источники иудейского права.

16. Особенности иудейского права.

17. Особенности принципа «кровной мести» в иудейском праве.

18. Роль судебной практики в качестве источника латиноамериканского права.

19. Роль делегированного законодательства в латиноамериканском праве.

20. Дуализм латиноамериканского права.

21. Особенности скандинавской правовой системы.

22. Унификация права в скандинавской правовой системе.

23. Отсутствие кодификации отраслевого законодательства в скандинавских странах.

25. Особенности правовой системы Японии.

26. Источники японского права.

27. Понятия ри, рицу, рицу-ре.

28. Влияние китайской философии на правовую системы Японии.

29. Конфуцианство и его роль в правовой системе Китая.

30. Особенности китайской правовой системы.

31. Множественность правовой системы Китая.

32. Особенности правовой системы стран Африки и Мадагаскара.

33. Кодификация обычаев в правовых системах стран Африки и Мадагаскара.

34. Действие туземных судов и значение в некоторых африканских странах.

35. Понятие «коллективной ответственности» в правовых системах стран Африки и Мадагаскара.

36. Основные этапы формирования и развития правовой системы Республики Казахстан.

37. Особенности правовой системы Республики Казахстан.

38. Источники казахстанского права.

39. Действующее право Республики Казахстан.

40. Система права и система законодательства.