3. Характеристика средневекового материального производства и техники.

Для средневекового материального производства в целом было характерно относительно слабое и неравномерное развитие техники, технических средств, механизации. Многие из употреблявшиеся тогда орудий (колесный плуг), устройств (водяная мельница) и механизмов (колесо, винт, шкив и пр.) были, в принципе, известны еще в античности. Основной рабочей силой был человек. Общество нуждалось в постоянном воспроизводстве этой рабочей силы; показательно, что на неженатых крестьян, как потенциальных ее производителей, налагался специальный побор.

Прогресс в механизации и технике наиболее наглядно проявлялся в строительстве, прежде всего, церквей и феодальных замков, т.е. был наиболее тесно связан с потребностями господствующих классов. Особенно заметен он в строительстве замков. Одним из самых наглядных примером является замок сиров Куси, донжон которого имел в высоту 60 м, а в диаметре 31 м. Но не эти параметры являются главными в его характеристике. Прочность постройки была такова, что когда в 1917 г., во время Первой мировой войны, донжон решили взорвать немцы, то на это ушло 28 тонн взрывчатки – количество, которого хватило бы на то, чтобы полностью уничтожить небольшой современный город. Подобное строительство требовало больших средств. Даже английский король Генрих II Плантагенет и его сын Ричард ( он тогда еще не был Львиным сердцем) расплачивались за постройку замка Бомарис 12 лет. Иначе говоря, появление и широкое строительство каменных замков свидетельствуют о крупных сдвигах в развитии производительных сил в Западной Европе в XII-XIII вв.

Ситуация с развитием техники отразилась и в ментальности, которая складывалась, так сказать, «антитехнической». В начальный период средневековья считалось «недопустимыми», «низкими» занятиями большое количество ремесел. Как уже говорилось, средневековое общество отвергало «новшества», нововведение было чудовищным грехом. Оно подвергало опасности экономическое, социальное и духовное равновесие. Средневековый человек искал покоя, а суетность осуждалась. Отношение к технике переплеталось с комплексом религиозных и мистических верований (страх перед кузнецами, отношение к которым, как к колдунам, характерно для многих человеческих обществ древности и средневековья; и т.п.).

Наиболее универсальным материалом в средние века было дерево, т.к. кругом, как известно, были густые леса, которые еще в XII – первой половине XIII в. занимали 2/3 всей площади. Лес экспортировали на Восток.

В раннее средневековье железа и железных орудий было мало, в чем можно убедиться, читая документы по франкской вотчине. Бóльшая часть железа шла на изготовление предметов вооружения, и лишь то, что оставалось, шло на хозяйственные нужды. Поэтому утварь, сделанная кузнецом, в хозяйстве была единична (есть даже указания на кирки, оправленные железом), зато отмечалось: «Утвари деревянной для хозяйства в довольном количестве». Трудность получения железа даже в эпоху уже относительно развитого железоделательного производства подчеркивается поговоркой, бытовавшей на Руси: «Лучше с женою сварливою жити, чем железо варити».

Ситуация в металлургии – основе всего материального производства - стала изменяться с XII в., когда появились специальные горны-домницы, позволившие уменьшить потери железа, но особенно XIV в., когда стали строить домны – пятиметровые печи, позволявшие выплавлять до 1,5 т чугуна в сутки. В XV в. в Англии построили первый прокатный стан. К этому же столетию мастера освоили целый ряд технических приемов, что позволило, наряду с ростом производства металла, производить не менее 150 наименований металлического инвентаря. Постепенный прогресс в металлургии вел к совершенствованию холодного оружия (например, рыцарские мечи XII-XV вв., выкованные из т.н. трехпластинного пакета, не гнулись и не ломались) и появлению оружия огнестрельного: с XIV-XV вв. европейцы стали использовать пушки и ружья.

Другой основой средневековой техники был камень. Подъем строительства, наблюдаемый с XI в., был указателем экономического развития, и часто состоял в замене деревянной постройки каменной, шла перестройка церквей, мостов, домов. Владение каменным домом было признаком богатства и власти. Вполне понятно, что первыми обладателями каменных построек были церковь и сеньоры. Для аббата принять церковь деревянной и оставить ее каменной было успехом, и честью, и подвигом.

Слабость земледельческой техники вела к плохой обработке земли, поэтому землю перепахивали по три, а с рубежа XIII-XIV вв. – по четыре раза. И все равно, приходилось еще и вскапывать поле лопатой. Борона получила распространение с XII и XIII вв. Удобрений не хватало и они очень ценились. Сеньор облагал держателя побором в виде горшка навоза. Земледелие носило экстенсивный характер. В основном, было распространено подсечно-огневое земледелие. Двухполье заменялось трехпольем медленно. Этот переход растянулся между IX и XIV вв. В некоторых местах из-за плохой обработки были участки, которые давали 3 урожая за 30 лет. В результате этого продуктивность сельского хозяйства была низкой. В каролингское время урожайность была 1:2, или чуть больше, чем 1:1. Рост ее имел место между XI и XIV вв. По данным английских агрономов, в XIII в. нормальной для ячменя считалась урожайность 1:8, ржи 1:7, бобовых 1:6, пшеницы 1:5, овса 1:4.

В такой ситуации неудивительно, что над средневековым обществом постоянно висела угроза голода. Голодовки были частыми и опустошительными. Например, в XI в. в разных районах Германии было всего до 62 голодных лет. Но периоды голода в Европе случались и позднее. Самые голодные годы выпали на первую половину XIV в. (Фландрия, Каталония, Лангедок, Италия). Голод рассматривался как кара за первородный грех. От голода страдали, прежде всего, бедные. Голод часто вызывали природные катаклизмы – дожди, заморозки и т.п. Во время голодовок съедали диких зверей и птиц, коренья, смешивали даже землю с отрубями. Дело доходило до поедания трупов и каннибализма, когда ели детей, нападали на путников, съедали случайных гостей. Голодовки осложнялись эпидемиями и войнами.

Все это приводило к низкой продолжительности жизни: а именно – 40-45 лет у мужчин и 30-35 лет у женщин. Треть детей не доживала до 12-15 лет. До 50 лет доживало менее четверти, в основном из состоятельных слоев. Впрочем, продолжительность жизни была величиной переменной и средние цифры дают о ней лишь приблизительное представление. Например, на одном из сельских кладбищ Франции IX в. возраст обнаруженных там погребенных не превышал 30 лет. В XIV-XV вв., по данным Д. Херлихи, средняя продолжительность жизни мужчины была 24 года, женщины – 32,9 года. Кроме того, до половины мужчин жило вне брака. Это были монахи, воины, ученые, белое духовенство (с XI в.). Стоит ли удивляться тому, что имели место демографические спады, хотя, как мы уже видели в предыдущей теме, в целом наблюдается (до конца XIII – середины XIV в.) демографический подъем. Наибольший прирост населения был на рубеже I-II тысячелетий и составил до 20-40 %. Демографические спады вели к кризису рабочей силы, истощению людских ресурсов, кризису в экономике, как было в XIV в. в связи со страшной пандемией чумы, когда, скажем, в Англии вымерла треть населения). Подобное положение и вызывало у человека чувство неуверенности и страха.

В целом нужно заметить, что производительные силы развивались в Европе до XV в. весьма неравномерно и более медленно, чем в последующие столетия. Толчком к их развитию после раннесредневековой «спячки» было возникновение средневековых городов. Решительные же сдвиги совершились в XIII-XV вв., когда появились орудия и механизмы, широко применявшиеся в последующие столетия ( верхнебойное водяное колесо, механические часы и др.). Наиболее медленно совершенствовались орудия и технологии в области земледелия.

Подводя итог сказанному, необходимо заметить следующее. В средневековом обществе труд не имел своей целью экономический прогресс. Он рассматривался как наказание за первородный грех, как разновидность аскезы, которая отражала идеал средневекового общества – отрешенность от земных интересов и забот - когда знатные лица, аристократы, принцы впрягались в телеги вместо тягловой силы, чтобы обеспечить церковь продуктами и стройматериалами (как было, скажем, в Нормандии в 1145 г).

Фома Аквинский, например, писал в «Своде богословия» (XIII в.) о том, что труд имеет четыре цели: прежде всего и главным образом он должен дать пропитание; во-вторых, должен изгонять праздность, источник многих зол; в-третьих, должен обуздывать похоть, умерщвляя плоть; в-четвертых, он позволяет творить милостыню. В то же время, средневековье покончило с низкой оценкой труда, присущей античности. В конце-концов, в период подъема городов была признана позитивная ценность труда. Труд постепенно находит свою морально-религиозную санкцию. Вырабатывается «теология труда». Труд угоден Богу, который сам был первым работником, «архитектором мира», который теологи назвали «вселенской мастерской». Ремесленники и крестьяне осознают важность своего труда, его общественную значимость. Из проклятия, тяготеющего над родом человеческим труд превращается в призвание.

Тем не менее, экономическая цель средневекового Запада состояла в том, чтобы творить необходимое. Даже украсть необходимое для пропитания не было грехом. Но раздобыть себе большее, чем нужно – это грех гордыни, один из самых тяжких. Всякий экономический расчет, шедший дальше предвидения необходимого, сурово осуждался. В середе христиан было запрещено взимание процента с потребительского займа. «И взаймы давайте, не ожидая ничего, и будет вам награда великая». Правда, эти слова Христос адресовал лишь наиболее совершенным из своих учеников, но они были абсолютизированы в средние века, когда осуждались все формы кредита. Господствовал идеал автаркии, когда экономическая изоляция была свидетельством духовной чистоты. Св. Бенедикт, например, рекомендовал монахам иметь под рукой воду, мельницу, сад, разные ремесла, чтобы монахи не выходили за стены монастыря, что пагубно для их душ. Средневековое общество было по сути своей затратным. Марк Блок в своей книге «Феодальное общество» приводит в качестве яркого примера поведение феодалов, которые засевали поле серебряными монетами, сжигали конюшни с дорогими лошадьми, топили кухню дорогими восковыми свечами. Само по себе обладание богатством не дает никакого уважения. Купец, хранящий несметные ценности и приумножающий их в результате коммерческих или ростовщических операций, с точки зрения феодалов вызывает какие угодно чувства, но только не уважение. Более того, богатый скупец – чудовище, идущее против воли Божьей. Главная добродетель, с точки зрения трубадуров, «давать» и «дарить». Лишь щедрое расточение богатства может доставить человеку славу и уважение. Щедрость – «госпожа и королева», без которой все другие качества рыцарства обращаются в ничто.

Под всем этим имелась четкая ментальная база, ярко отраженная в установках Евангелия, где представлена доминанта духовных ценностей над материальными: "Не собирайте себе сокровищ на земле" и "на небе", "ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше" /Матф., 6:19-21/; "не можете служить Богу и маммоне"(богатству) /Матф., 6:24/; "не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело – одежды?" /Матф., 6:25/ и др. Тому же учили и апостолы: "Царство Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе"³ /Рим., 14:17/; "А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу" /I Тим., 9/. Но наиболее ярко звучит уже известное вам: "Иисус… сказал: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие. Ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие" /Лук., 18:24,25/. Духовная обстановка средневекового общества, с присущей ему низкой оценкой богатства и установкой на потребление, не благоприятствовала развитию денежного дела. Богатые феодалы, ростовщики и банкиры «комплексовали» по поводу своего обладания богатством, замаливая грехи, порой уходя в монастырь, делая завещания в пользу церкви, а также тех, кто был ими обобран.

Иными словами, ментальные установки средневекового общества в социально-экономической области были «антикапиталистичными». Тем не менее, с XIII в. церковь смягчает свои доктрины по поводу тех занятий, которые традиционно считались нечистыми. Осуждая ростовщичество, церковь не осуждала векселя, залоги, капиталовложения. Торговля в общественном сознании постепенно получала «права гражданства».

В этом отношении в области повседневного религиозного сознания со второй половины XIII в. прослеживаются важные явления. Основная информация по этому поводу изложена у автора в «Методических заметках по истории» (вып. 2. с.12 и сл.). Укажем здесь на то, что по Бертольду Регенсбургскому (проповеди 1250-1272 гг.) земные ценности отнюдь не отрицаются, а наоборот, утверждаются, ибо они даны человеку Господом. Более того, у Бертольда налицо признаки еще более радикального переосмысления морально-этических ценностей Евангелия. Заповедь о том, что с нищим надо делиться последней рубашкой есть несомненный признак ереси!. К Бертольду явно тяготеют и итальянские проповедники XIV-XV вв. Бернардино Сьенский, например, не осуждал ростовщичество как таковое, а критиковал его за связанные с ним обманы и злоупотребления. Джованни Доминичи был близок к пониманию того, что богатство – состояние, к которому Бог призвал некоторых людей, и поэтому не может быть осуждаемо. Он пытался приспособить догмы католицизма к образу жизни накопителя, научить делового человека жить праведником в богатстве. Наиболее же продвинутыми в отношении проблем богатства и накопления были в XIV-XV вв. деловые люди Флоренции. Как показывают новейшие исследования (И.А. Краснова), экономическое благосостояние фамилии или государства неизменно толковалось ими, "как знак расположения Бога, пославшего богатства избранному. Обогащение санкционировалось божьим именем, освящалось как акт волеизъявления свыше, тогда как бедность лишалась всякой ценности, связывалась с негативными явлениями и отождествлялась с адскими муками». В сознании деловых людей Флоренции нажива предстает как естественный результат коммерческих операций, оценивается как несомненно позитивное явление и уже не вызывает покаянных настроений.