Практическое занятие № 4 Творчество м.Цветаевой: тематика и поэтика.

1. Место Цветаевой в историко-литературном процессе, связь ее творческого метода с эстетикой модернизма и авангарда.

Конспект статьи О. Клинга «ПОЭТИЧЕСКИЙ СТИЛЬ М. ЦВЕТАЕВОЙ И ПРИЕМЫ СИМВОЛИЗМА: ПРИТЯЖЕНИЕ И ОТТАЛКИВАНИЕ»

2. Неоромантические черты лирики Цветаевой. Противостояние поэта и толпы как один из магистральных сюжетов ее поэтического мира (цикл «Поэт»).

3. Мифопоэтическая картина мира в поэзии Цветаевой. Особенности стихов послереволюционных лет (1917-1922).

4. Поэма «Крысолов»: специфика жанровой организации, композиционные особенности. Мотивная структура: «бродячий сюжет» в новом варианте

Литература 1.Клинг О. Поэтический стиль М.Цветаевой и приемы символизма: притяжение и отталкивание.// Вопросы литературы. 1992. № 3. С.74-93.

2.Павловский А. Куст рябины. Л., 1989.

3.Саакянц А. М.Цветаева. Страницы жизни и творчества (1910-1922). М., 1986.

4.Баевский В. История русской поэзии (1730 - 1980). Компендиум. Смоленск. 1994. 5.Швейцер В. Быт и бытие М.Цветаевой. М., 1992.

ПОЭТИЧЕСКИЙ СТИЛЬ М. ЦВЕТАЕВОЙ И ПРИЕМЫ СИМВОЛИЗМА: ПРИТЯЖЕНИЕ И ОТТАЛКИВАНИЕ

Автор: Олег КЛИНГ

Пути Бога и - добавим - Поэта неисповедимы. Особенно это относится к М. Цветаевой. Особенно если речь идет об эволюции поэтического стиля. Мало кто из больших поэтов менялся так стремительно, как Цветаева.

Об этом рассуждала она сама:

" - Почему у Вас такие разные стихи? - Потому что годы разные.

Невежественный читатель за манеру принимает вещь, несравненно простейшую и сложнейшую - время. Ждать от поэта одинаковых стихов в 1915 г. и в 1925 г, то же самое, что ждать - от него же в 1915 г. и в 1925 г. одинаковых черт лица"¹.

Для читателей-современников появлением "новой" Цветаевой стал выход "Верст" (М., 1921).

Наиболее точно воссоздал "перерождение" Цветаевой Б. Пастернак. Вспоминая в очерке "Люди и положения" (1956) о 1910-х годах, он писал: "В те годы наших первых дерзаний только два человека, Асеев и Цветаева, владели зрелым, совершенно сложившимся поэтическим слогом"². И далее: "...только двое, Асеев и Цветаева, выражались по-человечески и писали классическим языком и стилем.

1 Марина Цветаева, Избранная проза в двух томах, т. 1, New-York, 1979, с. 223. 2 Борис Пастернак, Собр. Соч. В 5-ти томах, т. 4, м., 1991, с. 312.

стр. 74

И вдруг оба отказались от своего умения".

Правда, Пастернак делает оговорку: "Но победить меня успела еще прежняя преемственная (подчеркнуто мной. - О. К.) Цветаева, до перерождения"³.

какой же была Цветаева до перерождения? Определение Пастернака таково: "За вычетом Анненского и Блока и с некоторыми ограничениями Андрея Белого, ранняя Цветаева была тем самым, чем хотели быть и не могли все остальные символисты, вместе взятые"⁴.

Суждение и сегодня неожиданное. Как быть с устоявшимся представлением, что Цветаева поэт вне школ и направлений? Как быть с признанием самого поэта: "Литературных влияний не знаю, знаю человеческие..."⁵

Впрочем, все это объяснила сама Цветаева: "Творчество - преемственность и постепенность. Я в 1915 г. объясняю себя в 1925 г. Хронология - ключ к пониманию"⁶.

И мы сейчас остановимся на творчестве Цветаевой до ее перерождения, когда Цветаева была, по определению Пастернака, близка к символистам. Если еще точнее обозначить хронологию, остановимся на творчестве Цветаевой до 1915 - 1916 годов, которое можно назвать - при всей его гениальности - ученическим. Именно по отношению к этим годам можно ставить проблему взаимоотношений поэтического стиля Цветаевой и приемов символизма.

* * *

Художники, пришедшие в искусство в конце 900-х годов, осознавали: для того чтобы рассказать по-новому о новом мире, уже непригоден классический стиль. Все они - и в том числе Цветаева - обращаются к поэтическому арсеналу символизма. В сознании молодых поэтов стиль символизма оказывался равнозначен индивидуальным стилям Брюсова, Бальмонта, Белого и др. Эпигоны шли по пути механического соединения опыта классической литературы и новых художественных открытий, будущие большие художники напряженно искали, отталкиваясь от ведущих стилей своего времени, собственный поэтический голос⁷.

³ Борис Пастернак, Собр. соч. в 5-ти томах, т. 4, с. 339.

⁴ Там же.

⁵ Марина Цветаева, Я буду жить... Публикация, подбор и подготовка текстов А А Саакянц. - "Огонек", 1982, N 28, с. 18.

⁶ Марина Цветаева, Избранная проза в двух томах, т. 1, с. 223.

⁷ Подробнее см.: О. А. Клинг, Художественные открытия Брюсова в творческом осмыслении А. Ахматовой и М. Цветаевой. - В кн. "Брюсовские чтения 1983 года", Ереван, 1985.стр. 75

Художественный мир большого поэта на этапе его формирования - обширная, с трудно уловимыми границами зона, которая вбирает в себя самые разнообразные художественные открытия своего времени и своих предшественников. При этом усваивается опыт нередко взаимоотталкивающихся художников. "Чужое слово" вбирается на фоне еще не выявленных - а потому не менее противоречивых - собственных поэтических тенденций. Цветаевой оказалась близка главнейшая для символизма концепция жизнетворчества. Ей отдали дань не только "теурги" - А. Блок, А. Белый, С. Соловьев, Вяч. Иванов, - но и В. Брюсов, К. Бальмонт, Ф. Сологуб, казалось бы, далекие от младосимволистов. У Брюсова жизнетворческое начало проявилось в первую очередь в создании сначала в быту, па уровне "текста жизни", а затем в лирике - в "тексте искусства" - собственного образа поэта - принципиально нового для русской поэзии. Классический пример переноса ситуаций, разыгранных в жизни, на страницы литературных произведений - брюсовский роман "Огненный ангел".

Правда, и до символистов русская литература знала такое: как отмечает американский литературовед А. Глассе, "элемент иногда не вполне осознанной литературной "игры" присутствует в отношениях Сушковой и Лермонтова", которые затем были использованы в повести "Княгиня Литовская"⁸.

Между литературной игрой Брюсова и Лермонтова есть, правда, разница: Лермонтов строит свои отношения с Сушковой в традициях светской повести XIX века⁹, Брюсов разыгрывает любовный треугольник (Андрей Белый - Н. Петровская - Брюсов) вне традиционных литературных схем, импровизируя в жизни, и затем воплощает свою игру в новых литературных формах романа "Огненный ангел". В первом случае литература оказывает воздействие на быт, во втором - наоборот.

Однако в связи с Цветаевой речь должна идти не о влиянии брюсовского или лермонтовского типа жизнетворчества, а о встрече собственной романтической концепции личности поэта с предшествующим опытом. На этапе первых подступов к поэзии Цветаева еще не высвечивает окружающую ее действительность собственным видением, а создает в ней свой мир, с помощью которого отграничивается от реальной жизни. "Она ненавидела день с его бытом, людь-

⁸ А. Глассе, Лермонтов и Е. А. Сушкова. - В кн.: "М. Ю. Лермонтов. Исследования и материалы", М., 1979, с. 110.

⁹ См. подробнее: там же, с. 110 - 115.стр. 76

ми, обязанностями. Она жила только в портретах и книгах... Поглощенность Марины судьбой Наполеона была так глубока, что она просто не жила своей жизнью"¹⁰, - вспоминает о том времени А. Цветаева. Но постепенно М. Цветаева постигает секреты преображения действительности, и это знание ей определенно дает опыт, накопленный символизмом. (Не случайно эпиграфом к своей первой книге она берет слова Наполеона: "Воображение правит миром!") И здесь Цветаевой пригодился опыт Брюсова, вобравшего в себя все основные черты символистской поэзии 900-х годов.

Довольно широко известная история обоюдной неприязни Брюсова и Цветаевой, казалось бы, снимает вопрос о творческой связи двух поэтов. Однако внимательное чтение стихов ранней Цветаевой позволяет обнаружить в них "остаточную" энергию художественных открытий Брюсова. Во время работы над переводом "Орленка" Ростана, работы над стихами, вошедшими затем в "Вечерний альбом", Цветаева, по ее собственному признанию, любила стихи Брюсова "страстной и краткой любовью"¹¹. Интерес Цветаевой к Брюсову, вероятно, обострил Эллис (Л. Кобылинский)¹². В собрании книг Л. Турчинского сохранился трехтомник избранных стихов Брюсова "Пути и перепутья" (М., 1908 - 1909), принадлежавший М. Цветаевой. Как отмечает А. Саакянц, он "был одно время частью юной Цветаевой. В стихах Брюсова, столь непохожих на ее собственные, полудетские, она, тем не менее, находила созвучие своим чувствам и настроениям. Более того: она подчеркнула у Брюсова строки, которые не только по настроению, но и по форме выражения могли бы принадлежать ей самой"¹³. Наконец в 1910 году Цветаева пишет статью "Волшебство в стихах Брюсова" (опубликована впервые А. Саакянц). Именно волшебство, то есть преображение в красоту, возведение будничной действительности в разряд поэтического, больше всего ценила Цветаева в Брюсове. Именно так она понимала то, что называла "волшебством" в стихах Брюсова.

¹⁰ Анастасия Цветаева, Воспоминания, изд. 3-е, дополненное, М., 1983, с. 269.

¹¹ Марина Цветаева, Избранная проза в двух томах, т. 1, с. 176.

¹² По крайней мере А. Цветаева признается: "...Эллис своими восторженными рассказами о Брюсове еще усилил во мне страсть к его стихам". - Анастасия Цветаева, Воспоминания, с. 309.

¹³ "Памятные даты", М., 1982, с. 203. См. об этом также в кн.: Анна Саакянц, Марина Цветаева. Страницы жизни и творчества (1910 - 1922), М., 1986, с. 9 - 14.стр. 77

"Волшебство - это поэтический эквивалент мира. Но он предполагал поворот в отношении поэта к жизненному материалу: поворот от романтического презрения к быту к обработке его гранью поэзии - к жизнетворчеству. В "Воспоминаниях" А. Цветаевой можно найти факты, подтверждающие преодоление М. Цветаевой романтической концепции мира другой, близкой к символистской. Это и мистификация знакомых выдуманным похищением Анастасии неким "Юрием"¹⁴, которая отразила еще ученическое постижение Цветаевой "неомифотворчества". Это и уже мастерская работа по преображению действительности в поэме "Чародей", вошедшей в первую книгу Цветаевой¹⁵. Вообще уже первый сборник Цветаевой обозначил перелом в сознании поэта: часть стихов - дань романтическому мышлению, - отсюда традиционные для романтизма темы детства, дома (которые практически не были представлены у поэтов-символистов, в том числе Брюсова); другая часть стихов - след тяготения поэта к осмыслению внешнего мира. В первую очередь города. Этой своей частью, повернутой к исканиям символистов, "Вечерний альбом" связан с Брюсовым.

"Ему принадлежит заслуга, - писал о Брюсове в 1907 году критик Евг. Ляцкий, - расширения круга тех явлений жизни, которые еще не "превращались в красоту" поэтического изображения"¹⁶.

"Претворение в красоту", то есть возведение еще не обработанных гранью поэзии сторон действительности в разряд поэтического, ценила в Брюсове Цветаева. Не случайно Цветаева называет свой второй сборник стихов - "Волшебный фонарь". В этом было что-то гетевское: метафорический образ волшебного фонаря неоднократно встречается в ранних сочинениях и письмах Гете применительно к театру Шекспира¹⁷. Не случайно Цветаева пишет о городе в стихах Брюсова: "Шум экипажей, блеск витрин, смена лиц, и среди стольких лиц вдруг одно на миг единственное, - вот оно, волшебство улицы!"¹⁸

Не раз отмечалось, что изображение города - "подлинное художественное открытие"¹⁹ Брюсова. Это стало воз-

¹⁴ Анастасия Цветаева,Воспоминания, с. 301.

¹⁵ См.: там же, с. 285.

¹⁶ "Вестник Европы", 1907, N 4, с. 666.

¹⁷ См. комментарий Е. И. Волгиной К кн.: И. В. Гете, Театральное призвание Вильгельма Мейстера, Л., 1981, с. 293 ("Литературные памятники").

¹⁸ "День поэзии. 1979", М., 1980, с. 34.

¹⁹ Д. Е. Максимов, Брюсов. Поэзия и позиция, Л., 1969, с. 138. стр. 78

можным потому, что Брюсов увидел город в свете "волшебного фонаря". Город Брюсова в освещении сумерек, пограничного света дня и ночи, света солнца и электрического освещения соответствовал "сумеречному сознанию", новому представлению о человеке и его внутреннем мире. Можно сказать, что Брюсов ввел в русскую поэзию тему сумерек, вечера, канонизировал ее как поэтическую, подтолкнув тем самым отход от традиционной контрастной пары "день - ночь".

Можно предположить, что и названия первых сборников А. Ахматовой и М. Цветаевой - "Вечер", "Вечерний альбом" - если не связаны каким-то образом с Брюсовым, то опосредованы исключительным вниманием Брюсова к теме вечера тем, что именно Брюсов сделал ее обязательной в поэзии начала XX века. По крайней мере, когда писала Цветаева о "волшебстве" Брюсова, она имела в виду и цитировала знаменитые брюсовские "Сумерки":

Горят электричеством луны

На выгнутых длинных стеблях...

Цветаева комментировала эти строки: "В этом стихотворении - все волшебство городской весны. Прочтите его вы, отрицающие музыку в душе и стихах поэта"²⁰.

Брюсов первым рассказал о вечных темах - любви, грусти, ожидания счастья - по-новому: с помощью новых слов, ритмов, образов, обновленного видения мира. Цветаева не раз Брюсова называла первым, хотя и не считала эпитет "первый" по отношению к поэту самой высокой оценкой его творчества. Удивительна в этом отношении перекличка Цветаевой и Пастернака²¹. 23 мая 1926 года Пастернак писал Цветаевой: "Ты - большой поэт. Это загадочнее, превратнее, больше "первого". Большой поэт - сердце и субъект поколенья. Первый поэт - объект дивованья журналов и даже... журналистов"²². Годом раньше (19 июля 1925 года) о том же сообщала Пастернаку Цветаева: "Ты

Интересно замечение Д. Максимова о лирической достоверности, "естественности" темы города у Брюсова²⁰ "День поэзии. 1979", с. 34.

²¹ Пастернак и Цветаева сходятся и в оценке судьбы Брюсова, одинаково подчеркивая в ней непонятный многим современникам трагизм. "Судьба и сущность Брюсова трагичны. Трагедия одиночества?.. Трагедия пожеланного одиночества..." - писала Цветаева в "Герое труда" (Марина Цветаева, Избранная проза в двух томах, т. 1, с. 182). "Ведь вот сумели же вы представить участь Брюсова как трагедию и горькой серьезности ее не понизили", - обращался в 1929 году к В. Познеру Пастернак ("Литературное наследство", 1983, т. 93, с. 724).

²² "Из переписки Рильке, Цветаевой и Пастернака в 1926 году". - "Вопросы литературы", 1978, N 4, с. 258. стр. 79

никогда не будешь Первым, только первый - великая тайна и великий шантаж (подчеркнуто мной. - О. К.), Борис!.. У первого есть второй. Единственный не бывает первым (Анненский, Брюсов)"²³.

Однако то, что Брюсов был первым поэтом, рассказавшим по-новому об изменившемся мире, определило влияние Брюсова и на Цветаеву, и на все ее поколение поэтов.

Открытием Брюсова было действительно новое понимание соотношения "обыденного" и "возвышенного", "минутного" и "вечного". Объектом наблюдения поэта стали не только события из жизни лирического героя, но и передача настроений человека, зарождение и движение порой прихотливых изгибов чувственной, эмоциональной и духовной жизни. Как и каждый новый для своего времени поэт, Брюсов смело в разряд поэтического вводил откровенно прозаические ряды жизни. Например, в стихотворении "Встреча" ("Близ медлительного Нила..."), в другом одноименном стихотворении - "Встреча" ("О, эти встречи мимолетные..."), в лирическом произведении "В вагоне" (кстати, все названные стихотворения привлекли внимание Цветаевой²⁴) Брюсов из тончайших переживаний, связанных с мимолетной встречей на улицах города (в вагоне), которые в литературе конца прошлого века могли быть описаны в сниженном виде на страницах "пикантного" рассказа, выстраивает напряженную, полную переживаний историю мгновенно возникшей духовной близости двух до конца не встретившихся людей, показывает силу нереализованной обоюдной притягательности друг для друга случайных встречных. Так Брюсов с помощью "волшебного фонаря" искусства переключил "низкое", почти бульварное в "высокое", сделал повседневное моментом искусства.

Новым, что привнес Брюсов в поэзию, было подчеркивание интенсивности душевных переживаний, осознание их равновеликости "жизненным" - реализованным - событиям, протекавшим во времени и пространстве. "Но разве страсть не вся испытана, Не вся любовь пережита!" - восклицает в стихотворении "Встреча" ("О, эти встречи мимолетные...") лирический герой, мысленно переживший за несколько минут встречи отливы и приливы чувств; которых хватило бы на годы.

Безусловно, в том, что Цветаева соотнесла брюсовские стихи с событиями своей жизни, существенны "индикато-

²³ Марина Цветаева, Неизданные письма, Париж, 1972, с. 292. См. сходное в "Герое труда" (с. 183).

²⁴ На это указывает А. Саакянц (см. указ. работы).стр. 80

ры" личного, своего, что видит читатель в чужом тексте (например, "глаза зеленые", четыре раза повторяемые в стихотворении "В вагоне"). Однако близость двух поэтов была бы исключена, не будь у них сходства в мироощущении, видении мира. Для Брюсова, у которого не было, как известно, законченной философской системы, было характерно в самые разные годы его жизни - времени выпуска сборников "Русские символисты", короткого сближения с Мережковским и затем младосимволистами, наконец, в эпоху увлечения "научной поэзией" - пристальное внимание к самой жизни, интенсивное переживание бытия, соотношение своего "я" и мира. Не случайно С. Соловьев, встретивший Брюсова незадолго до его смерти, был поражен тем, насколько изменился, постарел и был близок к смерти Брюсов уже в 1924 году. Соловьев справедливо это объяснял тем, что за свой земной путь Брюсов прожил несколько жизней²⁵.

Интенсивность, предельная напряженность переживания своего "я" в мире, открывающая восприятие самого мира во всех его проявлениях, были присущи и Цветаевой. Для лирического героя и Цветаевой, и Брюсова характерно внимание ко всем сферам бытия и особый интерес к максимальной реализации связи личности и мира. Отсюда стремление обоих поэтов к переосмыслению традиционных жизненных ситуаций, к игре на контрастах. Как следствие этого чертой изображения мира у Брюсова и в большей степени у Цветаевой стали оксюморонность, гиперболизм, использование резких переходов от смысловых полутонов к законченности.

В наибольшей степени близость поэтики Брюсова и Цветаевой сказалась в "Вечернем альбоме". Как уже отмечалось выше, брюсовское влияние ощущается в этой книге явственнее потому, что в нее вошли стихи, написанные в пору явного ученичества и "влюбленности" в Брюсова. Думается, не случайно в "Герое труда" воспоминания о Брюсове неразрывно связаны с воспоминаниями о начале своего пути в литературе. Став зрелым поэтом, Цветаева осознавала, вероятно, некоторый налет ученичества на своих стихах и объясняла появление "Вечернего альбома" (опять же в очерке о Брюсове) "причинами, литературе посторонними, поэзии же родственными, - взамен письма к человеку"²⁶.

²⁵ См.: ГБЛ, ф. 696, карт. 3, ед. хр. 7, л. 6.

²⁶ Марина Цветаева, Избранная проза в двух томах, т. 1, с. 186.стр. 81

Можно предположить, что, находясь под влиянием Брюсова, Цветаева особое значение придавала суду Брюсова. А. Саакянц установила, что, хотя Цветаева и писала о том, будто "ни одного экземпляра на отзыв... отослано не было"²⁷, на самом деле Цветаева послала экземпляр "Вечернего альбома" М. Волошину²⁸, В. Брюсову²⁹. Первую книгу Цветаевой и интересно прочесть через призму "чужого" - брюсовского - слова...

Ах, этот мир и счастье быть на свете

Еще невзрослый передаст ли стих? -

размышляет Цветаева в стихотворении "Наши царства" из "Вечернего альбома", точно обозначая основу своего мироощущения тех лет ("мир", "счастье быть на свете"), сходного с брюсовским, и одновременно отдавая себе отчет в своем ученичестве.

Сходство мироощущения ранней Цветаевой и Брюсова эпохи "Венка" и первых других сборников 900-х годов (а именно они привлекали внимание Цветаевой) проявилось в обращении обоих к образу Марии Башкирцевой: ей посвящен "Вечерний альбом" Цветаевой; известно, что и Брюсов в своем дневнике много страниц уделил преклонению перед М. Башкирцевой, оказавшей на формирование молодого поэта сильнейшее влияние.

В построении "Вечернего альбома" сказалось берущее начало от Брюсова понимание книги стихов как лирического целого: три раздела "Вечернего альбома" ("Детство", "Любовь", "Только тени") как бы образуют единый сюжет. Есть и тематическое сходство первой книги Цветаевой с лирикой Брюсова. Можно предположить увлечение Цветаевой экзотическими балладами Брюсова, варьирующими тему сильной страсти, проявляемой в необычных условиях, например рабства (баллада "Раб"), По крайней мере Цветаева создает стихотворение "Пленница", восходящее к жанру баллады:

Она покоится на вышитых подушках,

Слегка взволнована мигающим лучом.

..................................

²⁷ Марина Цветаева, Избранная проза в двух томах, т. 1, с. 186 - 187.

²⁸ А. А. Саакянц, Комментарии к кн.: Марина Цветаева, Сочинения, т. 1, М., 1980, с. 488.

²⁹ А. Саакянц, О правде "летописи" и правде поэта. - "Вопросы литературы", 1983, N 11, с. 213. А также: Анна Саакянц, Марина Цветаева. Страницы жизни и творчества (1910 - 1922), с. 23 - 28. стр. 82

юю....................................

Шалунья-пленница томилась целый день

В покоях сумрачных тюрьмы Эскуриала...

К балладам Брюсова, в которых (общее для символистов старшего поколения) используются экзотизмы как сознательный прием, приближается и другое стихотворение Цветаевой - "Маленький паж". В нем трактуется тема трагического несовпадения мира грез и реальности:

Этот мальчик пришел, как из грезы,

В мир холодный и горестный наш.

Цветаева признавалась в своем интересе к прозе Брюсова³⁰. Влияние чисто "декадентских" тем сборника рассказов Брюсова "Земная ось" (вышел первым изданием в 1907 году, а вторым - в 1910-M; В предисловии к сборнику и в рассказе "Теперь, когда я проснулся..." Брюсов доказывал тождественность сна и реальности) можно увидеть в стихотворении "Связь через сны". Ассоциации, связанные с "Огненным ангелом" Брюсова, возникают при чтении "Колдуньи" из "Вечернего альбома".

Использует Цветаева и образ мотылька, который, хотя и называл в свое время В. Жирмунский общеупотребительным, пришел к Цветаевой через Брюсова. Так, по поводу брюсовского "Идеала" Цветаева писала в 1910 году: "Нельзя уйти от этого стихотворения, не отметив несколько несказанно-глубоких, слишком редких у Брюсова строк:

то был мотылек, пилигрим вечеров,

который подслушал прощанье без слов,

то было смущенное облачко мая..."³¹.

Затем Цветаева отмечает другие случаи "соединения образа девушки и мотылька" (в стихотворениях "Женщина"³², "Одиночество") и цитирует строку из стихотворения "Первые встречи": "Мы ведь дети! все мы дети, Мотыльки вокруг огней". А в своем стихотворении "Ошибка" Цветаева переосмысляет образ брюсовского мотылька, в котором подчеркивается недолговечность мечты, надежд:

³⁰ Марина Цветаева, Волшебство в стихах Брюсова - "День поэзии. 1979", с. 34.

³¹ Там же.

³² Через 25 лет, ошибочно назвав в очерке "Герой труда" это стихотворение "Девушкам", Цветаева писала о нем как об "омерзительном" (Марина Цветаева, Избранная проза в двух томах, т. 1, с. 212).стр. 83

Когда хотим мы в мотыльках-скитальцах

Видать не грезу, а земную быль -

Где их наряд? От них на наших пальцах

Одна зарей раскрашенная пыль!

К брюсовскому циклу "Любимцы веков" восходит появление в "Вечернем альбоме" стихотворений "Камерата", "Людовик XVII", "Анжелика", "Потомок шведских королей". Вряд ли Цветаева могла обойти вниманием стихотворение Брюсова "Наполеон" ("Да, на дороге поколений..." 1901), однако в своих стихах Цветаева обращается к историческим героям, как бы принадлежащим к поколению "детей" и несущим на себе тяжесть ошибок "отцов".

А. Саакянц связала с влиянием Брюсова и его стихотворения "Наша тень" раздел из "Вечернего альбома" "Только тени"³³. Действительно, эта тема - сквозная в первой книге стихов Цветаевой. Она проявляется в стихотворении "Лучший союз":

Вас обручила тень, и вам

Священны в жизни - только тени.

В другом стихотворении - "Стук в дверь" - Цветаева продолжает эту тему:

Я для тени тебе изменила,

Изменила для тени мне тень;

Тема тени - призрачной любви, волшебства мира - сопряжена у Цветаевой с обращением к теме вечера, сумерек, которую, как уже отмечалось выше, канонизировал в поэзии Брюсов. Вечерний город был "волшебством" и для Цветаевой. "От четырех до семи" - так и называется одно из стихотворений "Вечернего альбома". В трактовке темы вечера, сумерек проявляются следы приверженности ранней Цветаевой символистским мотивам в поэзии, в том числе мотивам Брюсова.

Например, в целом ряде стихотворений о ранней смерти детей, детском самоубийстве можно увидеть след чтения Брюсова. Так, стихотворение "Жертвам школьных сумерек" перекликается с "Демоном самоубийства", а стихотворение "Памяти Нины Джаваха" - с циклом "Воспоминания о малютке Коре".

Неоспоримым является обращение Цветаевой к художественному опыту Брюсова в стихотворениях "Встреча" из