6.12. Психастеноподобный вариант шизофрении, осложненной алкоголизмом (клиника и психотерапия) (1974) * 12)

Шизофренически-алкогольный сплав, в том числе и в личностных подробностях, основательно исследовался (Гре-тер, 1909; Бинсвангер, 1920;Жислин, 1935; Павлова, 1957). Шизофреники-алкоголики встречаются нередко; противоалкогольное лечение таких больных трудно, однако 7 моих больных, обративших на себя внимание своей психастено-подобностью, оказались весьма податливыми психотерапевтическому вмешательству.

Эти больные попали к психиатру, когда к вялотекущему шизофреническому процессу присоединилось пьянство с

похмельным абстинентным синдромом, джеллинековской потерей контроля. Рядом с алкогольной обнаружилась психопатологическая картина расщепленной застенчивости, робости, расплывчато-резонерской говорливости с монотонной веселостью и непонятностью поступков. В общении с больными возникало отчетливое впечатление «вяловатой милоты», происходящей, видимо, из инфантильной беспомощности и душевной разлаженности.

Так, сорокалетний инженер-металлург приходил в диспансер с бабушкой и, как ребенок, с ней спорил, что вчера не пил. Безответность, нерешительность, покладистость, доброта, отзывчивость, мягкость, общительность здесь имеют привкус «деревянности», отрешенности, сочетаются с манерным юмором и шизофреническим инакомыслием. Так, жена одного больного, страдавшая сама параноидной шизофренией, отнимала у него (еще до алкоголизма) деньги, и он, научный сотрудник, «чтобы обедать», сделался постоянным платным донором. Это, правда, прельщало его также тем, что «мог гулять с детьми в лишний выходной», и, конечно, «гуманными соображениями». Кстати, этим моим больным свойственны отличная память и способность к языкам. Тот же научный сотрудник изучил самостоятельно 21 язык, в том числе и китайский, хинди, что принесло ему славу в Институте информации. Когда жена выгоняла его из дому, он робко являлся, побитый, под окно к матери со словарями в узелке, но, соскучившись по детям, вскоре возвращался к жене. Или сильно близорукий восемнадцатилетний юноша запоминает за 5 минут таблицу окулиста и потом все отвечает правильно, хотя видит над указкой «одни точки».

Благодаря прекрасной памяти, спокойному, доброжелательному характеру, эти больные довольно легко получают высшее образование, и — непрактичные резонеры, которых надобно все время останавливать в их монотонной говорливости, — удерживаются на посту секретаря, референта, инженера и даже научного работника из-за, главным образом, своей энциклопедичное™. Однако, понятно, более всего способны они к переводческой работе. Нередки тут случаи, когда больной с высшим образованием уходит, например, в дорожные рабочие, так как «вдруг полюбил физическую работу на свежем воздухе», и тогда — легко спивается.

Острых психотических явлений в моих наблюдениях не отмечалось, но нередки были выраженные состояния тревожной мнительности (например, страх заразиться от жены шизофренией), навязчивый страх высоты. Несмотря на то что больные не мучались болезненными сомнениями, самоупреками, все же, имея в виду их склонность к подробному рассуждательству, уместнее, по-видимому, считать их пси-хастеноподобными (не астеноподобными).

Пьянство и возникновение алкоголизма в таких случаях связано, прежде всего, с колебаниями настроения и сложными расстройствами влечений, поскольку даже в расцвете алкоголизма временами избирательно влечет только к пиву или только к сухому вину и т. д., или вдруг полное «нутряное» равнодушие к спиртному в обстановке пьянства.

Лечение антабусом (тетурамом) в подобных случаях противопоказано, так как расписка не имеет юридической ценности. Но личностные особенности больных обусловливают их психотерапевтическую податливость. Элементарных бесед о вреде алкоголя и безопасного препарата под видом тетура-ма (с распиской) нередко достаточно для того, чтобы держать этих инфантильно-внушаемых пациентов (считающих себя, все как один, алкоголиками) трезвыми недели и месяцы. Так, приняв глютаминовую кислоту (под видом тетура-ма), один больной сообщил через неделю врачу, что решил тогда сразу «испытать себя», пошел с товарищами в пельменную, и они пили водку, а его к водке не тянуло, только пельмени ел и «в то же время поддерживал оживленную беседу». Через полгода трезвой жизни, принимая таблетки, он во время отпуска на юге все-таки выпил стакан рислинга (товарищи настояли), огорчился, и возникло на целую неделю «постоянное желание успокаивать душу пивом».

Срывы, как правило, возникают тогда, когда нарушен ритм встреч с врачом. «Визиты к врачу, — сказал один больной, — производят внушающее действие. Пропустишь раз и уже забываешь, что алкоголик, и пошло...» Надежнее, однако, учитывая высокую (хотя и мозаичную) внушаемость больных, применять в таких случаях амбулаторно коллективную эмоционально-стрессовую гипнотерапию (по Рожнову, 1971), предполагающую, конечно, непременные индивидуальные беседы. Этих больных можно объединить в одну лечебную группу с астеническими алкоголиками, которые менее других склонны подшучивать над такими «чудаковатыми нюнями». После погружения в сон (или просто успокаивающего расслабления) необходимо, как это следует по методике, вспомнить вместе с больными их прежнюю пьяную жизнь. Мы делаем это примерно так: «Пьянствуя, вы вошли в болезнь, и многое порушилось в вашей жизни. Жуткая была жизнь! Вспомните, сколько горя причинили вы близким людям. Как сами опустились! Но вы решили с алкоголем покончить и, право, лучше поздно, чем никогда. Вы способны исправиться и делать людям добро. Пусть все плохое останется позади. Потому возьмемся за дело. Мы вместе постараемся выработать отвращение к спиртному, чтоб даже думать не могли о спиртном без отвращения, тошноты. Вы будете добросовестно сейчас вспоминать, как пили вино, водку, а я напомню подробности вашей прежней жуткой жизни и подкреплю ваше отвращение, тошноту струйкой спиртного в рот. Вам будет трудно, неприятно, но необходимо помучиться ради будущей светлой жизни». Врач может говорить громко или тихо, может вдруг прикрикнуть, надавить больному слегка на живот, чтоб открыть рвоту, но в тоне его и движениях непременно должна содержаться искренняя, сердечная заинтересованность судьбой больного, человеческая жалость к нему, соединенная с железной твердостью («необходимо помучиться!») Это та серьезная обстановка спасения утопающего (Рожнов, 1971), когда тонущего крепко и потому больно держишь на расстоянии вытянутой руки за волосы, и он должен понять, что это — необходимая боль во имя спасения, что спасающий не должен сейчас близко подпустить его к себе, обхватить, разрешить за себя держаться. Тошнотно-рвотная реакция на вкус, запах, вид спиртного, на одно даже представление о выпивке вырабатывается здесь быстро, за 2—3 сеанса (благодаря высокой внушаемости больных, нередко обостренному рвотному рефлексу и подкреплению 96° спиртом-ректификатом). Таких больных следует лечить всю их жизнь, хотя через полгода-год амбулаторного систематического, еженедельного гипнотического лечения возможно уже повторять стресс лишь 2—3 раза в год. Эта, в своей основе условно-рефлекторная, психотерапевтическая методика внутренней человечностью, думается, стоит много выше некоторых изощренных современных бихевиористических лечебных приемов, где тошнотно-рвотная реакция вызывается (по Канторовичу) ударами электрического тока, которые врач кнопкой направляет в пациента, сидящего в специальной кабине со стаканом спиртного (Блейк — Blake, 1965).

Весьма хорошо, кроме всего прочего, для пользы дела сдруживать психастеноподобных шизофреников-алкоголиков, например, с астеническими алкоголиками в малые (двух-, трехсемейные) противоалкогольные общества, чтобы они в стороне от «пьющих» на досуге, в праздники и воскресенья, могли развлекаться без спиртного.

6.13. Мое противоалкогольное амбулаторное внушение в гипнотическом сне (в группе и

наедине) (1986) ³⁹⁾

Привожу здесь в общих чертах содержание амбулаторной «гипнотической песни» — краткое, сгущенное перечисление основных положений, которые развиваются в индивидуальных и групповых беседах с больными для выработки трезвеннической установки.

«Пусть, пусть звучит в душе справедливая гордость. Живу трезво, совершенно трезво, с убежденностью, что не выпью никогда, нисколько спиртного. Только в этом, в абсолютной трезвости навсегда — спасение мое, иначе — конец. Достаточно смазать заржавевшие похмельные механизмы каплей спиртного, как они снова пагубно заработают — и еще пуще, разрушительнее. Либо жить совершенно трезво, трезвыми радостями и заботами, либо — погибать. Третьего — нет. Это уже не жизнь, когда человеку все равно, что будет с ним, с его делом, с его близкими. Это нравственная гибель, это уже ходячие трупы. Нет, я не дошел (не дошла) до этого слабоумного состояния. Никто не нальет мне насильно спиртного в рот, а сам я (сама я) не выпью. Вот оно — спасение мое. У меня теперь есть будущее. Но всегда помню важное для меня: проклятое влечение к спиртному сидит во мне, примялось побитое, склонило голову свою, уползло в нору свою, но по временам может давать себя знать. Очень важно всегда ясно помнить, как дает себя знать больное влечение, чтобы понимать, что происходят, и знать, как действовать.

Во-первых, больное влечение к спиртному может давать себя знать откровенным желанием выпить, особенно в обстановке хмельного застолья, когда на столе бутылки и предлагают, просят выпить, наливают спиртное в стакан, бокал, рюмку. Вот тогда, случается, засосет под ложечкой, выпить захочется, и уже лезут в голову предательские мысли: а может, попробую, может, получится пить понемногу. Нет, не получится! Ни капли спиртного, никогда! Я же хорошо знаю, что будет, ежели выпью. Будет снова алкогольное болото, и неизвестно, выберусь ли из него в другой раз и с какими потерями выберусь, если выберусь. Нет, не самоубийца я. Никто не нальет мне насильно спиртного в рот, а сам я (сама я) не выпью. Тот, кто протягивает мне спиртное, — это мой самый злой враг. Брови сдвину и покажу решительно, что уговаривать меня бесполезно. А если в душе неуверенность — то бежать, бежать подальше от этого места, где можно выпить, и вспоминать кромешную жуть, трагедию прошлого своего пьянства.

Но проклятое влечение дает себя знать и другими, тайными способами.

Случается, испортится настроение. Как-то кисло, тревожно, тоскливо, муторно на душе. И кажется в это время: а есть ли алкоголизм? и в этом ли дело? Вот тяжко, скверно на душе. Вот истинное страдание, вот отчего избавиться бы! Выпить, что ли, чтоб легче стало? Стоп! Это работает больное влечение к спиртному, это оно переоделось в одежды тоскливости, это оно таким образом просит-требует своего. Очень важно вот тут схватить его за шиворот: я знаю, это ты, ты меня не проведешь, ни капли не выпью, никогда; в любом скверном настроении смогу отказаться от спиртного, потому что знаю, что именно происходит сейчас со мной. А когда столько знаешь про себя — сорваться непростительно.

А бывает, найдет светлое, радостное настроение. И чувствуется в это время какая-то необыкновенная свежесть. Кажется: вот оно — полнейшее здоровье! Вот теперь смогу пить спиртное понемногу. Раньше, да, не смог (не смогла), а теперь смогу, чувствую, что смогу. И танец легких, беспечных мыслей в голове: ну, подумаешь, чего там, ничего плохого не случится, ежели выпью бокальчик шампанского. Стоп! Это опять больное влечение к спиртному. Это оно переоделось в одежды беспечного легкомыслия, телесной свежести и таким образом просит-требует своего. Ни капли! Никогда! Я знаю, что будет, если пойти на поводу у этой змеи: снова трясучка запоя, больное алкогольное болото и неизвестно, выберусь ли...

А бывает так, что человек, будто механически, невольно, заходит в магазин, покупает вино, наливает потом в стакан, пьет и только после нескольких глотков спохватывается: мне же нельзя спиртного, нисколько, никогда. Это опять работает больное влечение. Это оно устраивает такие бездумные поступки. Но если знать, что такое может случиться, тревожно помнить об этом, этого никогда не случится.

Проклятое влечение живет во мне, и я постоянно должен (должна) следить за собой: не подняло ли оно поганую голову свою. И если приснится сон про бутылки, что пью спиртное и ничего себе, все в порядке — тогда особенно осторожным (осторожной) надо быть: это больное влечение ворочается, показывает подобные сновидения и таким образом просит-требует своего. Нет, не проведет меня болезнь моя. Нисколько спиртного! Никогда! И тогда у меня есть будущее. Будет хорошее в жизни моей. И будут всякие неприятности. Куда же от них денешься. Но и неприятности — по-человечески, с чистой, безалкогольной кровью, без отравленности. И много хорошего будет в жизни моей. Но пусть пребудет во мне благородный страх: а вдруг проведет меня болезнь моя, влечение проклятое? Подумать только — как легко сорваться!.. Пусть этот благородный страх поможет жить в полной трезвости».