2. Вяло протекающая шизофрения с психастеноподобны-ми расстройствами (психастеноподобная шизофрения)

(Пантелеева Г.П., 1965)*

Застенчивость, стеснительность, робость, болезненный самоанализ и другие психастеноподобные свойства несут здесь печать шизофренической расщепленности, вычурности. Больные эти обычно пьянствуют в связи с глубокими, но внешне нередко малозаметными расстройствами настроения и воли. Вообще алкоголизация делает их живее, общительнее, остроумнее. В стремлении к пьянству лежат тут сложные самозащитные механизмы. Например, у замкнутого, стеснительного, малообщительного пациента опьянение порождает «страстное желание человеческого общения», желание звонить по телефону даже едва знакомым людям, встречаться с ними. Оставляя в стороне вопросы лечения, все же следует отметить здесь, что врачу важно позаботиться не только о том, чтобы такой больной остановился в пьянстве, но какими-то не алкогольными психотерапевтически-лекарственными средствами смягчать, разрушать его отгороженность от мира людей, стимулировать общительность, дабы этим заменить алкоголизацию. Алкогольная «защита», как правило, глубоко несовершенна, превращается через несколько дней пьянства в свою противоположность: чрезмерная общительность с «винными подкреплениями» нередко трансформируется в самообвинение, «остервенелое питие, лишь бы уйти от себя», в «желание сдохнуть от пьянства или хотя бы сердце прихватило, язва желудка открылась».

Больной М., 38 лет, врач-невропатолог — научный сотрудник. Несколько застенчив, угнетен и в то же время вяловат, монотонен. Нет живого участия в беседе. Тусклый, «деревянный» взор. Лицо ниже лба гипомимично, но лоб постоянно морщит. Наполнен сложными переживаниями и раздумьями о бесцельности жизни, о способности человека «управлять своим развитием» («Всегда ли правильно выбирает он (человек— М. Б.) нужный вариант на узловых пунктах жизненного пути? Иногда он подобен собаке, яростно грызущей цепь. Собаке кажется, что цепь — главная помеха, главная беда в жизни. Но стоит перегрызть эту цепь — и собака утрачивает свое предназначение. Она свободна, но она как собака не нужна»). Угнетен неприятностями на службе по причине запоев-прогулов, «крахом карьеры»: не хочется работать врачом, охладел к науке, уходит куда-то энергия, беспокоит растерянность перед будущей жизнью. Впрочем, и растерянность эта монотонно-вяловатая. Знания и технические навыки врачевания сохранены, но нет живого аромата жизни, удовлетворения от работы, «все как-то пожухло, завяло», не хочется общения с людьми. Ощущение бесцельности жизни с напряженностью в душе и в то же время апатией. Постоянный почти анализ, сплетенный из сомнений, с самообвинением, самобичеванием, которые резко усиливаются в похмелье. Указанные душевные расстройства появились лет десять назад после трех-четырех-летнего научно-творческого подъема с углубленным изучением философии и медицины, исследовательским увлечением «логикой и поэтикой секса», после бурного писания стихов, юмористических рассказов и интересного своими раздумьями дневника. «Слонялся» года три с нарастающим чувством бесцельности жизни, защитил в это время диссертацию и начал злоупотреблять спиртными напитками, чтоб оживить себя, сделаться общительнее. Уже лет семь пьянствует с выраженным похмельным абстинентным синдромом, запоями, в которых истязает себя громадным количеством крепких спиртных напитков, чтобы умереть, чтобы все кончилось, чтобы не было в похмелье и в трезвости тягостно стыдно перед замучившейся с ним, преданной ему женой и маленьким ребенком, которым почти не приносит денег из зарплаты. Временами и теперь способен, даже на несколько месяцев, увлечься каким-то делом: изучал лекарственные травы, исследовал эволюционно-приспособительные движения человека во время питья (долго, изучающе подглядывал сбоку за людьми, пившими квас у квасной бочки), написал интересную популярную брошюру по своей специальности. Но все это лишь временные и все-таки не до конца «раскованные» душевные оживления. Запой продолжается около недели, 1—3 запоя в месяц. В запое не живет дома, скитается по пьющим приятелям. Не может толком объяснить, как начинается запой. Отмечает, что нет ни влечения к спиртному, ни внутренней борьбы («выпить — не выпить»), как-то само по себе все происходит. Однако коллеги заметили, что за два дня до запоя он особейно угнетен, «какой-то потухший внутри». В запое теряет присущие ему с детства робость, застенчивость, малообщительность, но вместе с ними и способность к сложному анализированию. Поначалу смешит людей своей милой живостью, забавными историями, звонит по телефону приятелям, радуется приливу энергии, но вскоре делается сердит на себя и «глуп как баран». Иногда в семейном кругу пьет с удовольствием в небольших количествах слабое вино, нисколько не «тормоша» этим болезненного влечения к спиртному. Так, в течение почти месяца пил немного сухого вина за обедом, путешествуя с женой на теплоходе по Волге, при этом думал: «Вот бы всегда так пить понемногу и с эстетическим удовольствием». Не удается обнаружить каких-либо явственных алкогольных изменений личности при заметной алкогольно-соматической «потрепанности» с мешками под глазами и проч. Несколько жаргонных слов («винцо», «пивко»), как и слабое оживление в разговоре о выпивке, окрашены вяловатой застенчивостью. Стеснителен, мил и лирически тонок в своей монотонности, вялости и душевной разлаженности.

3. Безбрщово-ипохондрическая шизофрения (вяло протекающая шизофрения с ипохондрическими проявлениями) (Консто-рум СИ., Окунева ЭТ., Барзак С.Ю., 1935)*.

Здесь в клинической картине на первый план выступают сенестопатические, альгические и вегетативные расстройства (сердцебиения, колебания АД, подъем температуры, тремор и т. д.), сопровождающиеся страхом смерти, безбредово-ипохондрической фиксацией на необычных ощущениях. Все это может звучать, особенно поначалу, острыми состояниями, которые через месяцы или годы как бы «расплываются», и указанная симптоматика звучит уже приглушенно, но постоянно, тягостно для больного, охваченного неуверенностью, боязнью возможного ухудшения, смертельного исхода. В сущности, это есть вариант скрытой эндогенной субдепрессии, дающий себя знать прежде всего соматоподобными и неврозоподобными (вегетативно-аффективными) расстройствами.

В тех случаях, когда процесс протекает относительно мягко — с подъемами и спадами настроения, эндогенно-астенической и деперсонализационной симптоматикой, известной подвижностью сенестопатических, вегетативных расстройств, — больные нередко начинают пьянствовать, чтоб повеселеть, заглушить тягостные ощущения, неуверенность, тревожные опасения. Хронический алкоголизм развивается при этом довольно быстро, но при возникновении острых вегетативно-сенестопатических состояний с катастрофальным страхом (особенно если они провоцируются выпивкой), больные нередко бесповоротно расстаются с алкоголем.

Больной И., 38 лет, старший инженер. Вяловат и гипо-мимичен. Без живого участия в беседе. Жалуется на «ощущение уходящей энергии» («мотор не работает»), на физическую и умственную утомляемость, тягостные «приступы», возникающие от нескольких раз в день до нескольких раз в месяц. «Приступ» как бы включается каким-то щелчком в голове. Затем находит пелена, все как-то расплывчато, видится сквозь дымку и тут же начинается сердцебиение, гггя Глава В

внутренняя дрожь, выступает испарина, тепловые волны ходят по всему телу, как бы включается внутренний испуг чего-то фатально неизбежного, катастрофического, что должно с ним случиться. Возникает в это время слабость, не обычная тем, что мышцы-то хорошо напрягаются, но теряется как будто координация, не удается, например, совместить винтом двух деталей. Описанное состояние через полчаса обычно проходит, «как бы включается второе дыхание», остается на несколько дней разбитость с бессонницей. Между «приступами» отмечается «средняя» неотчетливость в голове, вялость, усталость, несильная напряженность души и мышц вместе с апатией. Все видит, как сквозь туман, будто бы чистый воздух дрожит, приходится сильно напрягаться, чтобы увидеть предметы резко. Ощущение постоянной вибрации в теле. Только несколько дней в году чувствует себя здоровым, но и то с непреходящим опасением, что снова станет плохо. Считает, что за время болезни исчез живой интерес к жизни, все больше между «приступами» вялости, апатии и к самим «приступам» стал относиться спокойнее.

Еще в детстве отмечались неожиданные смены настроения: то весел и чрезмерно общителен, то замкнут, угнетен. В юности, также непонятно для него самого, пессимизм сменялся оптимистическим настроением с бурной деятельностью. В пессимистическом настроении стал пьянствовать. С 28 лет выраженный похмельный абстинентный синдром с вестибулярными расстройствами, запои по несколько дней. В аспирантуре в период оптимистического творческого подъема за четыре месяца написал сложную диссертацию, удивив своего научного руководителя. После неожиданной смерти научного руководителя настроение упало, снова думал о бренности жизни и, ощущая тягостную пустоту в душе, пьянствовал с утра до вечера, не прикасаясь к делам, в течение года. Потом вынужден был обстоятельствами написать срочно еще одну диссертацию и защитил ее, но все эти годы продолжал пьянствовать, пока в 36 лет после обильных новогодних выпивок не возник первый «приступ», страшный своей новизной и остротой — с горячими волнами в теле, онемением рук, окаменением и вытянуто-стью пальцев, «живот как бы врос в позвоночник», острое чувство беспомощности, непоправимой катастрофы, АД 140/120. С тех пор спиртного не пьет. Два года лечился без успеха у терапевтов (колебания АД) с диагнозом «гипертоническая болезнь», который потом был снят.

Возможно развитие хронического алкоголизма и на почве других вариантов вялотекущей шизофрении.