3.26. Эюистенциальная психотерапия

И ТЕРАПИЯ ТВОРЧЕСКИМ САМОВЫРАЖЕНИЕМ (2003)*^,3,)

* Выступление на секции экзистенциальной психотерапии на Международном конгрессе «Психотерапия Европы — Психотерапия Азии» 26 мая 2002 г.

^{Ирмгард Бонштедт-Вильке и Ульрих Рюгер из Геттинге-на в современном «Базисном руководстве по психотерапии»}

(Хайл-Эверс А., Хайгл Ф., Отт Ю., Рюгер У., 2001) в главе «Терапия искусством и творческим самовыражением» рассматривают сегодняшнюю «терапию творческим самовыражением» в психотерапевтическом мире не как конкретный самостоятельный метод (или группу методов), а как «одну из альтернативных терапевтических форм», которая применяется в клинической психотерапии «главным образом, в рамках общего лечебного плана с учетом психоаналитической концепции» (с. 538).

Терапия творческим самовыражением как мой авторский метод есть конкретный, самостоятельный отечественный психотерапевтический метод со своей системой показаний и противопоказаний, существенно помогающий больным и здоровым людям с более или менее выраженным переживанием своей неполноценности (дефензивностью). Это метод клинической (и в мироощущенческом смысле) терапии духовной культурой (Бурно М.Е., 2000), а не экзистенциальной (экзистенциально-гуманистической) психотерапии, не арт-терапии, не терапии творчеством в психоаналитическом или экзистенциальном преломлении. Существо дела в том, что в моем методе креативный психотерапевтический «механизм», так же составляющий его основу, как и в перечисленных выше психологических психотерапевтических подходах, преломлен не психологически (в широком смысле), а естественно-научно, одухотворенно-материалистически, природно-клинически. Что это значит? Это значит, что де-фензивные люди с помощью психотерапевта для углубленного целительного творческого самовыражения изучают природу своей дефензивности, свои природные душевные свойства, переживания — в сравнении с душевными свойствами, переживаниями других людей, изучают элементы психиатрии, характерологии, естествознания, психотерапии.

Сегодня для того, чтобы объемно, изнутри, структурно рассмотреть какой-либо психотерапевтический метод, необходимо выяснить, в духе какого философского мироощущения (или вообще отсутствия философии, например, в сугубо технической психотерапии) реализуется тот или иной психотерапевтический «механизм», ведущий для данного метода: рационально-когнитивный, групповой, креативный ИТ. д.

Ведущий психотерапевтический «механизм»-пережива-ние и в экзистенциальной психотерапии, и в религиозной психотерапии, и в арт-терапии, и в моем методе — креативный, творчество. Творчество есть оживление, светлое углубление индивидуальности, вдохновенная встреча с истинным собою для кого-то другого, других, встреча, наполненная Смыслом и Любовью. Поэтому творчество и выносит страдающую душу из тревожно-депрессивной каши. С этим, по-видимому, согласятся и экзистенциальные психотерапевты, называя это состояние творческого вдохновения по-разному: «Личностный рост», «Самоактуализация», «Свобода», «Смысл» и т. д. Но для экзистенциальных психотерапевтов, как и для всех психологически-ориентированных психотерапевтов, творческое вдохновение есть все же иное, неземное (в широком смысле) измерение души. Для одухотворенного же клинициста-материалиста творческое вдохновение при всей своей уникальности есть духовное свечение тела конкретного человека, живущего среди других людей в природе и культуре. Свечение, не существующее само по себе, несущее в себе рисунок характера, клинику — т. е. общие свойства с картиной вдохновения людей подобного природного склада души (аутистические, психастенические, полифонические свойства и т. д.). Эти душевные, духовные свойства нематериальны, но несут в себе следы материального происхождения и выразительно отвечают свойствам телесным, т. е. своей биологической основе-источнику. Для одухотворенного же психолога-идеалиста творческое вдохновение изначально духовно, оно есть свет, искра Небесной Любви, Высшего Разума, Смысла, Истины. Римантас Кочюнас из Вильнюса на конференции по экзистенциальной психотерапии (Москва, 14 декабря 2001 г.) в своем докладе «Экзистенциальная терапия — отдельная школа или возможная грань любой психотерапии» пояснил, что «за экзистенциальной терапией кроется не тематика (размышления-переживания о смысле, ответственности, нравственности, одиночестве, любви, смерти и т. д. — М.Б.), а экзистенциальный взгляд на жизнь клиента, его трудности». Экзистенциальный взгляд, как он видится мне из работ экзистенциальных философов и психотерапевтов, начинается убеждением в том, что смысл, ответственность, нравственность, одиночество и другие духовные сущности (феномены, экзистенциалы), как и экзистенция (духовное существование) вообще, уникально-изначальны по отношению к материи, природе. Олег Валерьевич Лукьянов из Томска на той же конференции в своем докладе «Экзистенциальный опыт в психотерапевтическом образовании» отметил, что «все оформленное, зафиксированное в виде опыта не является экзистенциальным (экзистенциальным опытом, опытом встречи), но именно экзистенциальный опыт находится в центре таблицы наук для консультанта». «Современное образование не сообщает экзистенциального опыта, поскольку построено в извест-

ных границах». Подробнее об этом в книге под редакцией О.В. Лукьянова (2001). Александр Иванович Горьковой из сибирского Пытьяха 2 мая 2000 г. в своей мастерской, в которой я был участником, сказал: «Если не будет тепла, любви, этого мира, который не от мира сего, то ничего не будет». Понятно, все эти одухотворенные размышления-переживания лежат в иной плоскости, нежели живой интерес к природе характера, типам характера, клинической картине и практическое сердечно-земное стремление помочь человеку, исходя из всего этого.

Терапия творческим самовыражением, в том числе атмосферой вдохновения в психотерапевтической гостиной, также может способствовать возникновению экзистенциальных или религиозных переживаний у тех, кто к ним расположен природой своей. Недавно в моей мастерской женщина-врач в состоянии вдохновения сказала: «Я чувствую сейчас, что светлые переживания, которыми здесь наполнилась, недоступны какому-либо измерению, описанию и останутся навсегда». Однако Терапия творческим самовыражением прежде всего служит тем, кто природой своей мало способен или не способен обрести экзистенциальный или религиозный опыт. Нередко это человек с хронически больной душой или тяжелым патологическим характером или это дефензивные здоровые реалисты. Такой человек в свойственном ему творческом вдохновении, как он это сам переживает, понимает, не способен выйти из своей природы: из бесконечного ощущения и изучения своего природного характера, из своих хронических тревожно-депрессивных расстройств. Так сказать, не способен перешагнуть через свои порою болящие земные границы в область изначального, чистого, радостного Духа. Но жизнь его в этом свойственном ему творческом вдохновении также обретает, благодаря нашим занятиям, более или менее светлый смысл в новых, потеплевших, одухотворенно прояснившихся отношениях с людьми, природой, культурой. «Вот кто я такой по природе своей, которую изучаю,— говорит он себе. — Вот что мне близко, дорого в людях, природе, культуре, сообразно моему характеру, моей сложной хронической депрессивности, а вот то, что для меня не так важно. Вот что у меня не получается. Зато это получается у меня лучше, чем другое, и лучше, чем у многих других. Вот как я по-своему, сообразно природе своей, изменениям в ней (например, возрастным), переживаю свои кризисы. Вот к чему я должен быть готов в своей жизни. Вот как примерно буду поступать в определенных обстоятельствах и вот как буду умирать, если не мгновенно. Вот, наконец, в чем смысл моей жизни. Вот кого поземному люблю, кому по-земному сочувствую. Вот откуда я иду, куда, как и зачем. Да, я аутистический (или психастенический, полифонический и т. д.) природой своего характера, но это все мои природные свойства, общие с некоторыми другими созвучными мне людьми (при всей неповторимости каждого из нас) — в том числе с известными писателями, художниками, учеными. То есть мои стойкие душевные свойства есть мои природные ориентиры, то общее, что одновременно несет в себе и бескрайнюю уникальность. Остаюсь неповторимым психастеническим (аути-стическим, полифоническим и т. д.) самим собою со стремлением бесконечно изучать природу моего духа, как я это чувствую. И это есть мое земное, реалистически-содержательное творческое вдохновение, мой земной поиск идентичности». Когда московский психотерапевт Павел Валерьевич Волков, известный своими живыми работами о характерологических сложностях, тонкостях, рассказывает на наших конференциях по Терапии творческим самовыражением о том, как в психотерапевтической работе с пациентами с ним иногда «случается» (слово О.В. Лукьянова, 2001, с. 16) экзистенциальный опыт, то в этом экзистенциальном переживании уже нет не только времени, но и земных характеров, изучением которых Павел Валерьевич захвачен (Волков П.В., 2000). А человек, тяжело, хронически страдающий шизофренией и выживающий в Терапии творческим самовыражением, рассказывает: «Когда знаешь свои характерологические радикалы и наблюдаешь воочию, как толпятся они в моей полифонической душе-характере, видишь-чувствуешь, на какой радикал сегодня лучше опереться, аутистический или авторитарный, постигаешь, как великие, у которых с тобою так много общего в рисунке страданий, в характере, лечились творчеством, постигаешь свои собственные природные душевные ценности, — то есть смысл выживать».

Самое существо Терапии творческим самовыражением как лечение, смягчение творчеством своих болезненных расстройств или здоровых душевных трудностей, по-моему, чуждо экзистенциальной психотерапии: если творчество изначально духовно, то не может оно быть лечением в медицинском смысле, не может исходить как самозащита из патологического процесса. Ролло Мэй, например, упрекая Адлера за его «компенсационную теорию творчества», настаивает на том, что творчество — «признак полного эмоционального здоровья», «проявление самореализации нормальных людей» (Мэй Р., 2001, с. 33). А в Терапии творческим

самовыражением нередко приходится слышать: «Спасибо тебе, моя болезнь!»

С годами все увереннее могу сказать, кто выйдет из Терапии творческим самовыражением на экзистенциальную или религиозную дорогу, кто обойдет стороной мой метод, сразу же почувствовав в нем не свое, чужое, а кто останется в Терапии творческим самовыражением на всю жизнь. Точно так же и в книгах, написанных известными, глубокими психотерапевтами, я все яснее различаю стиль-душу экзистенциальных, психоаналитических, клинических авторов, чувствуя в основе стиля определенную природу характера, предрасполагающую к определенному психотерапевтическому, философскому мироощущению.

Что же роднит Экзистенциальную психотерапию с Терапией творческим самовыражением? В сущности, я уже сказал об этом. Целительное творческое вдохновение — вот главная грань нашего созвучия. Пусть это вдохновение имеет здесь и там свою особенную мироощущенческую картину, но здесь и там в нем светится Любовь и Смысл. Оттого мы, сколько могу судить, и читаем с охотой работы друг друга, встречая множество перекличек (хотя и в разном преломлении), обогащаясь, углубляясь встречей с иным подходом, отчетливее воспринимая себя через созвучное, но и, в известной мере противоположное тебе. И за духовные грани нашего созвучия мы, надеюсь, благодарны друг другу.

3.27. Письмо Лены из города N и ответ на это письмо (2003)^,36)

Здравствуйте, Марк Евгеньевич!

Высылаю Вам письмо, которое я читала во время встречи в Москве. Конечно, в письме все о 35 прожитых годах не расскажешь, все очень вкратце

Я не замужем и не была. Детей нет. В семье была поздним и единственным ребенком (родилась, когда маме было 36 лет; тогда же мама и замуж вышла; может, пойду по ее стопам? кто знает?) Всю жизнь прожила в родительском доме с мамой, папой и бабушкой (бабушка умерла 4 года назад). Кроме 5 с половиной лет, когда жила в Москве и училась в МИФИ.

В детстве была эрудиткой, очень любила читать, читаю с 3 лет. А вот общаться с девочками-соседками ужасно не любила, и никогда «своей» в компаниях не была. И сейчас от этого страдаю. Каких трудов стоило родителям оторвать меня от книжки и отправить «погулять с девочками»! Мальчиков же у нас на улице не было как класса. 3—5 девочек — и все.

Примерно в 5—6 лет в мою счастливую детскую головушку откуда-то стали закрадываться подозрения, что со мной что-то не в порядке, что я дура, ненормальная, не такая, как все, и т. д. В 8 лет они превратились в уверенность. Это произошло в пионерском лагере, когда я лежала в большой спальне во время тихого часа, и вдруг поймала себя на том, что соседки по отряду мне настолько чужие, что я не понимаю, о чем они разговаривают, а если я заговорю, меня тоже не поймут. То есть слова, конечно, понятны, а вот общая цель и смысл разговора... И что у меня в голове мысли текут совершенно в другом направлении. А значит — не таком, как надо, и я дура! Это один из тех моментов, которые врезались мне в память на всю жизнь.

В том же пионерлагере я привила себе чувство никчемности и трусости. Это произошло, когда вожатая мазала всех чем-то от комариных укусов, и они визжали от боли, а я одна испугалась, слышала их визги, и не стала мазаться.

В общем, сформировался сценарий по Эрику Берну: «Я — Плохая». И до сих пор вытравляю его из себя по капле, как Чехов раба, и конца-краю не видно!

Естественно, рядом со мной не оказалось психолога, или просто понимающего человека, чтобы все это скорректировать вовремя. И мои комплексы продолжали развиваться.

В школе я быстро стала отличницей, училась отлично все 10 лет и получила золотую медаль. До 3 класса меня все в классе любили, остальные годы, можно сказать, травили. Началось все абсолютно без всякого повода и без моей вины. Обо мне говорили, что я противопоставляю себя классу, хотя у меня такого и в мыслях не было. Это все не без помощи родителей. Они учили меня не давать сдачи, а жаловаться им, потом они шли в школу разбираться, то есть произносили речи о том, какие все плохие и какая хорошая Леночка. Я их не обвиняю, конечно, они хотели для меня как лучше. Учителя меня любили (хотя некоторые считали, что мне будет трудно в жизни так и получилось). Насколько я любила учиться, настолько же сильно не любила общаться с одноклассниками. В сфере общения все время чувствовала свою полнейшую беспомощность. Пыталась что-то с этим сделать, но ничего не получалось. Каждый год ездила в пионерлагеря, но так ни разу и не вошла в коллектив, все время молчала (или читала) и была на отшибе. Искренне не понимала смысла, например, мазания мальчиков зубной пастой по ночам. Очень мучилась.

И вообще-то, вплоть до окончания школы, больше верила не людям, а книгам, газетам и пропаганде. Они предлагали более устраивающий меня мир. Так хотелось жить мирно, к-.-" 'Л1 Глава 3

без агрессии, среди спокойных культурных людей (в моем возрасте — детей), стремящихся к знаниям. А реальные коллективы живут, увы, по животным законам джунглей. Кстати, читала у этологов, что детские коллективы — одни из тех, где больше всего животной иерархии. Я старалась этого не видеть и уходила в мир иллюзий.

Неизвестно, о чем мечтал реальный среднестатистический школьник, в частности, в наше время. А я мечтала— о школах с большим количеством техники и наглядных пособий; об учениках, чинно прогуливающихся во время перемен и на 100% думающих об Учебе. И перед всеми — прекрасное будущее, как в фильмах про «счастливое детство». Светлые города с просторными площадями.

В нашей школе был спецкласс по математике (с 9 по 10 класс). Туда и пошла. В 9 классе, казалось, обрела наконец-то нормальный коллектив, о котором мечтала. Одноклассники — спокойные, доброжелательные, любят учиться. Одним словом, рай. А чего мне в этом раю не хватало — домысливала, по старой привычке.

А после 10 класса поехали в колхоз.

Оттуда я должна была уехать раньше, чтобы ехать с родителями на свадьбу. И вот родители приехали за мной, а расставаться с любимым классом так не хотелось, и я осталась. Возвращаюсь назад и будто обухом по голове. Чего только ни пришлось услышать от некоторых одноклассниц при молчаливой поддержке остальных! Слово «дура» — еще самое мягкое. Оказывается, никто меня не любил, все только ждали, когда я уеду. Пыталась попросить понимания и поддержки, не все только брезгливо отворачивались. Остаток смены провела будто в трансе. Все не выдержала и вернулась домой на 3 дня раньше. Потом всю ночь писала письмо Владимиру Леви. Ответа, естественно, не получила. 10-й класс прожила, как в аду.

К окончанию школы с выбором профессии не определилась, да и настроение 10-го класса не способствовало этому. Нравились все предметы, кроме начальной военной подготовки. Пошла по проторенному пути: класс — математический, готовит к поступлению в МГУ и другие лучшие технические вузы страны, значит, надо идти туда. А еще приняла «судьбоносное» решение: раз не дается общение с людьми, надо идти в технический вуз общаться с машинами. По крайней мере, вреда от меня будет меньше. В 9— 10 классе нас учили основам программирования, да и учитель был интересный. Так и выбрала профессию программиста (тем более, тогда это было все еще немного в диковинку).

Вообще говоря, уже к старшим классам чувствовала некоторое преобладание гуманитарных способностей. По соседству была еще школа со спецклассом по русскому языку и литературе, и расстояние было, как до нашей школы. Учителя и родители советовали идти туда, но я не пошла. Частично из чувства противоречия, а в основном — боялась нового коллектива. Свои не любят, так это хоть знакомое зло. Долго еще сожалела об этом.

Кстати, недавно разговаривала с выпускником этой самой школы. Он говорил, что преподавали там плохо, и из его выпуска никто не выбрал гуманитарную стезю. Так что — что ни делается, все к лучшему?

Конечно же, с таким характером, постоянным мучительным чувством отверженности и идиллическими мечтами в духе 4-го сна Веры Павловны не было и речи об установлении отношений с мальчиками. В 9 классе влюбилась, но совершенно односторонне, счастливой была другая девочка, социально нормальная. А в ужасном 10 классе было уже не до этого.

Приехала в Москву, не определившись, куда поступать. МИФИ выбрала, что называется, пальцем в небо. Вернее — в здание. Для справки: здание абсолютно серое и невыразительное. Наверное, самое плюгавое среди московских вузов.

Поступила сразу — в школе нас хорошо подготовили. На этом закончилась моя пора успехов умственно-профессиональных — и так и не пришла пора успехов в общении.

Из института не выгнали, хотя как-то раз зав. кафедрой сказал, что лучше бы мне набраться мужества и уйти. Не набралась.

Неуспехи мои начались с того, что набирали группу по аэробике, и я не прошла. Или раньше 1 сентября был ритуал переступания символического порога. Я переступила левой ногой. Лучше бы я так и не узнала, что это плохая примета. И сейчас я все социально-значимые для меня пороги, на работе, например, стараюсь переступать только правой! А главную же причину я всегда понимала и чувствовала: институт — не школа, здесь надо добывать знания самостоятельно (и сражаться за место под солнцем, увы!). Я же привыкла к ежедневному получению заданий и заботливой ведущей руке.

Помню, еще в младших классах читала в журнале «Юность», в «Зеленом портфеле», рассказ об образцовом ученике, который даже локти клал на парту под необходимым углом, как требовал учитель. Вырос ученик, окончил институт, поступил на работу. Естественно, начальником, так как учился отлично. Пришел в первый день. Что делать?

Ну и рассадил подчиненных за столы. «Сядьте прямо, обопритесь на спинку стула, локти на парту под таким-то углом!»

Меня как громом тогда поразило. Это же обо мне! Уже в младшем школьном возрасте чувствовала, во что выльется во взрослой жизни мой дурацкий характер, неприятие взрослой морали. Но тогда успокоила себя тем, что до взрослости еще далеко, а когда будет надо — стану, сама по себе, совсем другой. Точно так же с пресловутой необщительностью. Хоть и страдала от вечного остракизма, в глубине души надеялась и верила, что наступление взрослости перекует меня от основанья, а затем... Не перековало.

Итак, училась на тройки-четверки, редко на пятерки. Были и двойки, пересдавала. Отдушиной были английский язык, факультатив по истории религий, да еще некие социологические чтения Бестужева-Лады. Ходила во все театры и на концерты, и другие культурные мероприятия, записывалась и ездила на экскурсии, куда только можно. Основные же предметы, наш хлеб, физика, математика, программирование, которое в школе так любила!! — были и по сей день!!! остаются трудно перевариваемой мертвечиной. Физику с математикой давно и напрочь забыла.

И вот теперь хочу спросить Вашего авторитетного мнения. Я поглупела после поступления в институт? Или тут другие, психологические причины? Впрочем, еще об одной причине могу догадываться: уже не получалось уходить в свой мир и учиться, учиться и учиться. Потребность в общении стала такой нестерпимо острой, а что-то внутри — наверное, низкая самооценка плюс весь комплекс благоприобретенных за эти годы проблем — не давало продвинуться ни на шаг. Так и прошла эти 5 с половиной лет рядом с бурлящей студенческой жизнью, которую не вернешь.

Подруга была. Одна. Плюс пара полуподруг. И — все. В «мужском» вузе у меня за все время не было парня. Нет, одно время был друг, ростом ниже меня, но это только усиливало комплекс неполноценности.

Об отношении ко мне соседок по комнатам в общежитии Вы уже, наверное, догадываетесь. Жизнь в общаге, невозможность побыть одной у себя дома угнетала страшно. Нет, более, чем страшно. Встречаться с парнями уже хотелось, и я бегала как одержимая по книжным магазинам Москвы в поисках книги философского характера, в которой объяснили бы мне, наконец, смысл женскою кокетства. Таким в моем представлении был путь для меня к обретению успеха у мужчин.

Была перестройка. Студенты веселились в компаниях и любили — я глотала книги и газеты. Ездили в стройотряды — на все каникулы и праздники я исправно ездила домой. К родителям, которые во мне души не чаяли и не чают по сей день. А там!., можно посидеть в своей комнате!!, одной!!! И почитать «Работницы»-«Крестьянки», где доброжелательным тоном рассказывают, что делать, чтобы нравиться противоположному полу.

На поезд — и к новым надеждам теперь-то уже не повторять своих ошибок. И начать хорошо учиться, найти себе парня и компанию. Продумывался план поведения. Приезжала — и все катится по однажды не знаю кем определенной колее.

А можно, я опишу Вам один из самых эмоциональных моментов в своей жизни?

Еду в метро. Закрыт на вечный ремонт мост Университет — Ленинские горы. И вот на какой-то миг вместо обычной черноты туннеля взгляду открывается чудная картина майской природы! Душа что есть силы рванулась туда, наконец-то!! к Настоящей Жизни, к весне!!! но в следующий миг — опять туннель.

Правда, похоже, как у Александрины: «Серая мышь выбегает на круг освещенный»?*

Короче говоря, не вылезая из перманентной потерянности-неприкаянности, доползла до дня защиты диплома.

На предпоследнем курсе ездили один раз на картошку. Успехи в общении — те же, что и в детстве в пионерлагерях.

Защитила диплом, надо сказать, хорошо. Впервые не спала 2 ночи, выложилась до последней клеточки. А после даже мало-мальски захуделой вечеринки, посвященной окончанию института, в нашей группе — не было. Группа — абсолютно недружная, у каждого свои интересы, шкурные и всякие, но я ушла в сторону. Скажу только, что в этот свой (последний) приезд в Москву я узнала, что обо мне, оказывается, ходит слух, что во время учебы я «загремела» в психбольницу. Ничего подобного не было. Да, на 3—4 курсе у меня начались всякие фобии (меньше надо было газет читать!), боялась ядерной войны, а потом стала бояться еще землетрясений и вообще всего, что страшно. Но до психиатров, слава Богу, не дошло.

* Александрина. Горемычная муза. М.: Издательство Российского общества медиков-литераторов, 1996. (Примеч. — М.Б.)

Защитив диплом, «умная» Лена впервые за столько времени схватилась за голову и стала думать. В годы перестройки отменили распределение (теперь, кажется, снова ввели?) Итак, в руках «свободный» диплом. С датой 1 апреля 1992 года. А вместе с ним — «своевременное» осознание того, что с

Москвой покончено. Если не считать 1 (одной) попытки устроиться в Зеленоград, никаких усилий к тому, чтобы закрепиться в Москве, за 5 с половиной лет предпринято не было. А какие нужны были усилия? Либо хорошо учиться, чтобы остаться в аспирантуре или на стажировке (чего я сделать не смогла, хотя для меня это был приемлемый вариант), либо проявить житейскую приспособляемость и «охомутать» москвича (вариант не мой абсолютно).

Подошла, помню, к одному преподавателю, который взял на стажировку одну одногруппницу. И говорю: «Хочу к вам на стажировку!» Он мне: «А что это такое?» Форма отказа такая. Будем знать.

Походить по предприятиям, попытаться устроиться самой? Была такая мысль, но «вовремя» пресечена нажимом родителей, которые, наверное, и не сомневались, что я бла-гополучненько вернусь домой. Они и подрабатывать во время учебы не разрешали, а я слушалась Да и опять — раньше, надо было думать. Тем более перестройка, трудности с работой.

За время учебы не раз возникала мысль о дезертирстве. Например, в иняз. После I курса, когда никак не могла сдать физику, чуть было эту мысль не осуществила. Но приехала мама, чтобы меня «поддержать», и категорически пресекла. В отчаянье швыряю учебник физики: «Не могу! Это все такое сухое!!! Мама: «А там (т. е. в инязе) что — мокрое?! Учи — это твой хлеб!!» Тогда я еще не осмеливалась идти против воли матери. Смогу — годика через 2 после выпуска.

И вот я опять в городе 14, под крылышком у родителей и с клятвой себе, что непременно вернусь в Москву, чего бы мне это ни стоило. Апрель, 1992 год.

Что дальше? Довольно-таки бледная и невыразительная жизнь. Однако — со смутной надеждой на что-то Настоящее и Большое впереди. Работала все время по специальности, но за 12 лет не добилась успеха в профессии программиста, хотя честно пыталась. Считаю смыслом своей жизни — найти себе деятельность по призванию и по душе. На сегодняшний день я считаю, что мое призвание — издавать журнал для таких, как я, чтобы им помочь, а заодно и себе. Больше 2-х лет прилагаю к этому усилия, все, которые можно прилагать при отсутствии денег. Вполне допускаю, что мое мнение может когда-нибудь измениться (вернее, мой внутренний голос будет говорить мне что-нибудь другое). Тогда я перенаправлюсь на это другое. Пытаюсь идти за своей путеводной звездой, духом и душой, а там — как получается

В Москву уже не хочу. Хочу в другой большой город. Пожить там какое-то время, а потом, если не понравится, вернуться. Чтобы преодолеть свой комплекс неполноценности, что я не смогла остаться в столице. Но в большой город меня пока никто не приглашает. А ехать ютиться по общагам — на мой век общаги хватило, тем более с моим характером и постоянным стремлением побыть одной. Может быть, со временем подыщу что-нибудь приемлемое по интернету. А в большой город мне надо, потому что этот комплекс наложил очень большой отпечаток на мою жизнь, самооценку и профессиональную реализацию. Но тут другая проблема — родители уже пожилые и болеют. Они меня вообще-то отпускают на все 4 стороны, но с таким сердцем! Они сами ничего по своей воле не делали, им все диктовали их родители и никуда их не пускали. Так мама решила — путь хоть Лена получит то, чего мы не получили! Так отпустили меня в Москву, так мне купили квартиру и так, может быть, будет осуществлен акт родительского самопожертвования в пользу большого города. Но хватит ли у меня совести — не знаю. А самореализация нужна позарез! В общем, если будут хорошие предложения, даже не знаю, что и делать. Вопрос открыт.

Что еще? Переселилась наконец в квартиру (почти; вещи еще у родителей). И мне там, против ожидания, понравилось. Замуж не хочу. Детей — тем более. Но если найдется муж, с которым мне делать мой проект будет не тяжелее, а легче,— тогда выйду. Если такие еще водятся в природе.

Марк Евгеньевич, если захотите, можете поместить мой рассказ в какой-нибудь сборник по Терапии творческим самовыражением, и не только.

Лена.

Здравствуйте, Лена!

Благодарю за такое подробное письмо о себе, за доверие ко мне, за разрешение опубликовать письмо. Многие люди с душевными трудностями, подобными Вашим трудностям, отчетливее, глубже узнают себя благодаря этому письму, спасибо скажут. Когда знаешь получше свой тяжелый характер, то уже легче даже от одного этого знания. Потому что яснее себе становишься, меньше ранящей неопределенности-непонятности, порождающей тревожную панику (что будет со мной дальше, с ума еще вдруг сойду и т. д.). А тут, выходит, не один я такой.

Итак, это у Вас не болезнь душевная, а конституциональный, врожденный, трудный (прежде всего для себя самой) характер. Мы уже виделись однажды, и могу утверждать это с уверенностью. Да, замкнуто-углубленный характер с тягостным переживанием своей неполноценности.

Переделать, «реконструировать» такой характер воспитанием, лекарствами, «самой сильной психотерапией» практически невозможно, поскольку он наследственно (генетически) предопределен. Совсем не обязательно при этом, чтобы у родителей (или хотя бы одного из них) был подобный характер: наследственная ниточка может тянуться от двоюродного дедушки. Стало быть, переделать характер нельзя, но можно так устроиться, приспособиться в жизни со своим характером, что будет он прекрасно служить своими особенностями-трудностями — и тебе, и людям вокруг. Даже Человечеству. Французский врач Морис Флери (1860—1931) в конце XIX века писал о Дарвине, что «этот гениальный невропат (так называли в ту пору людей с болезненными душевными трудностями, но не душевнобольных, — М.Б.) инстинктивно понял, что можно извлечь пользу даже из недостатка». «Он понял, что люди, подобные ему, домоседы, хилые, маньяки, рабы своих привычек, могут изменить свои недостатки в добродетели, обратить свою нелюдимость в плодотворную сосредоточенность, заменить сознательное внимание, к которому они не способны, вниманьем бессознательным, сосредоточеньем на одной идее, на одном постоянном коньке. Пусть этот «конек» будет плодотворной идеей — и эта мания, являющаяся для стольких невропатов только бесполезным мучением,может сделать из него гения» {Флери М. Опыт душевной гигиены / Пер. с фр. СПб.: Тип. СПб. акц. общ. печ. дела в России Е. Евдокимов, 1899, с. 144). Классик мировой психиатрии немец Эрнст Кречмер (1888— 1964) в последних изданиях своей знаменитой «Медицинской психологии» (1975) обозначил психотерапевтическую помощь такого рода как «созидание личности по ее конституциональным основным законам и активностям» (см. об этом в моей книге «Терапия творческим самовыражением» (М.: Академический Проект, 1999. С. 28)). Терапия творческим самовыражением, о которой Вы узнали, в сущности и есть подробное практически-психотерапевтическое осуществление, развитие в нашей российской жизни мыслей М. Флери и Э. Кречмера. Люди с мучительными характерологическими трудностями, переживанием своей неполноценности, горького одиночества среди других людей в Терапии творческим самовыражением (отечественное психотерапевтическое направление-школа) научно изучают свой природный характер среди других характеров. Изучают элементы жизненной психотерапевтической помощи себе и другим сообразно характеру. Все это происходит не в сухо-академическом духе, а в разнообразном творческом самовыражении. По-настоящему можно понять-почувствовать себя, свой характер, и характер другого человека, свое характерологическое призвание и призвание другого, когда увидишь, как сам напишешь, например, какое-нибудь воспоминание-переживание из детства, когда нарисуешь что-нибудь по-своему (пусть совсем неумело), когда увидишь, как описывает события, чувства и как рисует другой человек. Мы изучаем жизнь, творчество знаменитых людей (писателей, живописцев и т. д.), поскольку в этих людях — те же человеческие характеры, но по причине гениальности, таланта особенно ярко выражающие себя в их творениях. Учимся у них по-своемулечиться творчеством, применять себя в тех делах, где можешь сделать больше, лучше, нежели в других, трудных или невозможных для тебя (по твоему характеру) занятиях. Характер — есть стойкое природное созвездие общих душевных свойств. Но изучая, выясняя это общее, опираясь на него, мы идем в творческом самовыражении, т. е. в выполнении какого-либо дела по-своему, — к собственному неповторимому. Ведь каждый, например, замкнуто-углубленный человек /70-сяоемкнеповторим в своей оживленной творчеством индивидуальности. Эта оживленность — свет творческого вдохновения, в котором встречаешься с собою, со своей любовью и своим смыслом.

Замкнуто-углубленный характерчеловека с переживанием своей неполноценности нередко говорит об одаренности этого человека. Остается в творческих делах найти, раскрыть себя. Что называется, своим трудным характером общественно-полезно, вдохновенно-творчески вписаться в нашу жизнь. И тогда — вроде бы и нет никаких тягостных переживаний, а есть жизнь-вдохновение-смысл. Вам необходимо обрести вот это свое жизненное дело-призвание, сообразное Вашей природе (для этого и изучаем свою природу). Сложному душой, робеющему перед жизнью человеку, трудному для себя и других, нередко бывает мучительно нелегко найти в жизни свое. Но уж если найдет он это свое, то способен вершить его так, как, может быть, никто больше не способен. Ведь чем сложнее душа, тем она особеннее-неповторимее, то есть более творческая она в своей сути. Но одного чтения психотерапевтических книг без курса Терапии творческим самовыражением (TTC) все-таки мало, с одними только книгами можно и ошибиться. Важно здесь живое, практическое изучение своих характерологических творческих особенностей-склонностей в беседах с психотерапевтом и в группе творческого самовыражения. Чаще лишь тогда возможно ясно нащупать, осознать свою дорогу, чтобы, уже не сомневаясь, сквозь жизненные трудности стараться вдохновенно идти по ней, согласуясь с прояснившимся своим ми-

роощущением, своей совестью. TTC способна дать эту душевную-духовную опору в жизни. TTC — по-своему сложная, но праздничная психотерапевтическая жизнь. Вней человек начинает ясно чувствовать-понимать себя и дружескую близость свою с созвучными себе людьми, с которыми хочется быть всегда вместе, друг друга поддерживая.

Терапией творческим самовыражением сегодня занимаются психотерапевты, психологи во многих городах России и СНГ. Есть и сайт в Интернете «Якорное поле, Сила слабых»: www.OField.org.ua. Там много литературы по TTC, и в том числе наш учебник для занимающихся в TTC (Бурно М.Е. Сила слабых (психотерапевтическая книга) М.: ПРИОР, 1999.). Есть и вопросы, ответы и т. д. Все еще может быть в Вашей жизни, Лена, по-настоящему светло, ладно, значительно.

До свидания!

М. Бурно (Москва)

3.28. Из опыта экологических занятий в Терапии творческим самовыражением (TTC) (2004)^,37)

Мне, психотерапевту-психиатру, приходится работать в TTC и со здоровыми людьми. Это так называемая в психотерапии — «мастерская» («workshop»). Врачи, психологи, педагоги постигают TTC в психотерапевтической гостиной (тоже с чаем, свечами, музыкой, слайдами); погружаются в разнообразные наши занятия вместе со мною, ведущим группы, будто они пациенты или здоровые люди с душевными трудностями, словом, люди, которым будут потом в таком духе помогать.

Многолетний опыт этих занятий (и в том числе биологически-экологических занятий) убедил меня в том, что к TTC с благодарностью тянутся и многие здоровые люди с более или менее сложным переживанием своей неполноценности. Применение TTC в своей работе педагогами и школьными психологами, начавшееся на Украине, в Одессе, уже более 20-ти лет назад (Ян В.И., Воробейчик Я.Н., Конрад-Вологина Т.Е., Поклитар Е.А., Унанов Т.А., Ян-Веселовац-кая Я.В., 2003) и в последние годы распространившееся в России, особенно в Сибири (Новокузнецк, Омск), даже побудило меня предложить, например, в нашем коллективном «Практическом руководстве по Терапии творческим самовыражением» (2003), обозначить область внелечебного применения TTC словосочетанием «характерологическая креатология» (creatio — созидание, творение (лат.)). Эта научная область отличалась бы от эстетики, изучающей наиболее общие закономерностипознания мира (в том числе искусства, природы), прежде всего чувствами, и от эвристики, исследующей тоже наиболее общие закономерности, но не столько душевного переживания, чувства, сколько творческого мышления,— отличалась бы тем, что естественнонаучно проникала бы в конкретные природные особенности творческого характерологического переживания, думания, исходила бы прежде всего из этих природных особенностей в поисках конкретных (характерологических) закономерностей творчества (в самом широком смысле). При этом характерологическая креатология практически помогала бы людям быть творческими самими собою, сообразно своей особенной природе (с. 501). Однако в этом громоздком названии («характерологическая креатология») не слышится ясно важный и для TTC здоровых момент, который подчеркивают одесские исследователи— «целебное воздействие на душевное состояние человека». Поэтому, по-видимому, следует оставить пока и для более широкого (не только сугубо лечебного) понимания, применения TTC прежнее название «Терапия творческим самовыражением». Тем более что Человечество сегодня, как это известно, серьезно нуждается в психотерапии (терапии средствами души). Психотерапией занимаются в мире не только врачи и психологи, но и другие специалисты, в своей профессии изучающие так или иначе душу и получившие дополнительное психотерапевтическое образование (педагоги, социологи, философы, искусствоведы и т. д.). Специалисты занимаются психотерапией теперь со множеством здоровых людей (с людьми, у которых различные душевные трудности, «проблемы»). И толкуется ныне слово «психотерапия» («терапия») не только как лечение, а шире — как «помощь», «уход за душой» (см. об этом в фундаментальной книге европейских исследователей «Психотерапия: новая наука о человеке» (редактор-составитель — Альфред Притц, президент Всемирной организации психотерапии, генеральный секретарь Европейской ассоциации психотерапии; рус. перевод — 1999)).

Е.А. Поклитар (2003) наряду с лечебно-профилактической выделяет «гуманитарно-культурологическую ипостась TTC», сообщает о том, что на основе TTC «сконструирована усовершенствованная система формирования гармонически развитой личности, обозначенная как Семинар характерологической экологии человека (Семинар ХЭЧ)». Конечно, мне бесконечно дороги все эти одухотворенные усилия одесских специалистов, самобытно работающих в TTC, развивающих TTC.

Итак, что же происходит на наших экологических занятиях в TTC для врачей, психологов, педагогов? Какие основные моменты стараюсь тут высветить для обсуждения? 10 групповых занятий с домашними заданиями (8—12 чел. в группе). Возможны, конечно, и индивидуальные беседы.

1. Прежде всего важно помочь участникам группы отчетливо понять-прочувствовать экологические связи в биологическом мире. Рассказать об этом кратко, но так, чтобы это навсегда проникло в душу. Читаю вслух или пересказываю, например, следующее место из книги Питера Фарба «Популярная экология» (пер. с англ., 1971). «Дарвин обнаружил, что шмели с их длинным хоботком — единственные насекомые, которые способны эффективно опылять глубокие трубчатые цветки красного клевера. Из этого он сделал вывод, что распространенность красного клевера в Англии объясняется обилием шмелей. При этом, ссылаясь на одну из энтомологических работ, он указывает, что чаще всего гнезда шмелей встречаются вблизи городов и деревень, где их меньше разоряют полевки, поедающие личинок и куколок. Почему же в окрестностях городов и деревень мало полевок? Да потому, что там много кошек, которые сильно снижают численность популяций полевок. Один немецкий ученый продолжил это рассуждение следующим образом: если доказано, говорил он, что кошки ответственны за распространенность в Англии клевера — основного корма крупного рогатого скота, а клевер экологически связан с британским морским флотом, поскольку говядина — основная пища моряков, то, следовательно, кошкам принадлежит главная заслуга в том, что Британия является великой морской державой. Следующий шаг сделал Томас Хаксли: он утверждал — отчасти в шутку, — что поскольку кошек в Англии в основном держат старые девы, то британское могущество может быть логически — и экологически — выведено из «кошколюбия» многочисленных английских старушек» (с. 33). При этом показываю на экране слайды цветущего красного клевера со шмелями-«медвежатами», опыляющими его, слайды полевок, кошек, портрет Дарвина и т. д. Обсуждение этой темы с участниками группы.

2. ВТТС есть конкретная методика терапии творчеством— Терапия творческим общением с природой(Бурно М.Е. «Терапия творческим самовыражением» (1999), с. 134). В соответствии с первым положением этой методики («существенный минимум знаний о природе») обсуждаем тему эволюции растительного и животного царств и связанное с содержанием этого обсуждения чувство, переживание родства человека с природой Слайды растений и животных, гербарии, видеофильмы. Даже в гипнотическом сеансе для тревожно-депрессивных пациентов стараюсь проникновенно говорить о том, что «за окном в каждой ветке тополя, в каждом листике крапивы, в каждой травинке по разветвляющимся сосудам движется сок растения, как в наших жилах наша кровь». «И видится, чувствуется, понимается этот единый план строения всего живого и место свое среди природы. У крапивы кожица, у дерева кора — и у меня кожа. Вот птица сидит на ветке — и тоже смотрит на мир, пусть птичьими, но глазами, дышит, как и мы, что-то ест, чего-то испугалась. И тоже в ней бьется сердце. И родственное чувство к каждой птице, к каждой ветке. Это все Природа, наша мать, из которой мы вышли, и остается ее только пуще беречь. Чувство великого родства с Природой, чувство включенности своей в Природу. Она в нас и вокруг нас. Она во многом мудрее нас, и она нас исцелит» (с. 213—217). Стремление оберегать, защищать природу, думается, должно исходить прежде всего из этого переживания, чувства родства с природой, в котором природа становится таким дорогим, близким тебе существом, что хочется говорить, писать о ней с большой буквы, что иногда здесь и делаю.

3. В соответствии с этим же положением об азбуке знаний о природе важно изучить (в ярких, внятных элементах) тех животных, те растения, камни, звезды, что нас окружают. И особенно — исчезающих животных, растения. Знать их имена (имена бабочек, трав и т. д.), хотя бы немного узнать об их сегодняшней жизни, об их прошлом. Рисовать, фотографировать все это и уже пытаться определить свое душевное отношение, например, к веронике дубравной, к ясеню, разным жукам, а заодно — и к неживому: куску Гранита, к Полярной звезде — ко всему что вместе рассматриваем. Слайды, альбомы, гербарии и т.д.

4. В соответствии с этим же, первым, положением, знакомимся с некоторыми «механизмами» целебного влияния общения с природой на человека, особенно тревожного. Описал семь таких, часто взаимно проникающих друг в друга «механизмов» в своем предисловии («Психотерапевт Природа») к книге писательницы и педагога Аталии Беленькой «Осторожно ветер из калитки вышел» (2004). Это: 1) испытываемое многими людьми чувство человеческого в некоторых животных, растениях, даже минералах с вдохновенным смягчением тревоги от такого созвучия (антропоморфизм); 2) смягчение тревоги бесконечным нерукотворным разнообразием Природы (любой найдет в этом разнообразии свое, смягчающее душу — Е А. Добролюбова (1997)); 3) чувство-понимание все-таки нечеловеческого в

природном человекоподобном (похожем на человека), помогающее, например, не обижаться на природное, как обиделись бы на человека; 4) когда чувствуешь Природу своей матерью, хочется ее и беречь, как мать; 5) природа не обманывает, не ранит душевно; 6) многие, изучая, исследуя природу, сильнее ее по этой причине любят; 7) верующий чувствует в природе звучание Бога, Красоты, Гармонии, Космоса (с. 13—19). Аталия Беленькая в рассказах, составляющих ее книгу, в сущности, художественно описывает некоторые из упомянутых выше «механизмов». Книга Беленькой, как и моя книга «Больной человек и его кот (психотерапевтическая проза о целебном творческом общении с природой)» (2003) служит пособием в наших экологических занятиях в TTC.

5. Теперь о главнейшем, соединенным со всеми выше сказанными подготовительными моментами, без которого не было бы в наших экологических занятиях подлинного существа TTC. Это — второе положение указанной конкретной методики терапии творчеством в TTC ( Терапия творческим общением с природой)— «познание индивидуально-типологического (точнее — характерологического. — М.Б.) отношения людей к природе». Это — тема изучения с участниками группы творческого самовыражения элементов характерологии в связи с экологией. Представляя себе, сколько возможно, природу своего характера в сравнении с другими характерами, мы легче находим именно следа дорогу к природе, свою радость общения с ней, сясмо тревогу за нее, свои экологические переживания. Это неповторимое своетш не менее имеет общие свойства, созвучно отношению к природе известных писателей, художников, композиторов, на которых в серьезной мере похож своим характером. Вот несколько примеров. Характерологичес-ки-синтонное переживание природы сказывается естественным теплым светом, радостным или грустным полнокровием без истинных символов, как видится-чувствуется это у Пушкина, Тургенева, Тропинина, Поленова, Левитана, Глинки, Бородина. Авторитарно-напряженное отношение к природе — хозяйски-заботливое, нередко с внимательной любовью к природным деталям (Шишкин, Виктор Васнецов, Салтыков-Щедрин). Тревожно-сомневающееся (психастеническое) переживание природы — мягко-антро-поморфистское, нередко с тревожной, сочувствующей нежностью (Чехов, Дарвин, Клод Моне, у которого даже стога сена — как тревожно-грустные люди). Демонстративное (истерическое) отношение к природе — чувственно-картинное, красиво-холодноватое, порою пряно-оживляющее душу (Марлинский, Семирадский, Бунин). Аутистическое (шизоидное) переживание природы — часто символическое или сновидное, а то и сновидно-символическое, поскольку аутист природой своей чувствует подлинную реальность как изначально духовное, космическое движение. Изначальный Дух, правящий миром, он, конечно же, не способен изобразить как живое реалистически-материальное полнокровие. Это для творцов реалистического (материалистического) склада души природа-материя, живое, полнокровное тело есть, как они чувствуют, подлинная реальность, источник духа. Символическое изображение природы видится, например, у Матисса, Рериха, Кента, Байрона, Сарьяна, Гессе, Шостаковича, Шнитке. Сновидное — у Боттичелли, Вермее-ра, Борисова-Мусатова. Часто сновидная символичность сохраняет реалистические формы, т. е. она может быть реалис-топодобной. Тем не менее чувствуем в этой «реалистичности» подсвеченность всего земного невидимым изначальным духом (Лермонтов, Тютчев, Нестеров, Ахматова, традиционная японская живопись, Григ). У людей с полифоническим характером в душе живет одновременно предрасположенность и к аутистическому (идеалистическому), и реалистическому (материалистическому) мироощущениям, что сказывается и в их аутистически-материалистическом переживании природы. В творческих произведениях таких людей по причине «расколотого» мироощущения нет ни подлинной символики, ни подлинной сновидности, ни подлинной реалистичности. Все это, и особенно реалистичность (материалистичность), здесь слишком сгущено, трагически тяжеловато (гиперреалистичность до мертвоватости — сказочной или зловещей): Босх, Дали, Врубель, Пикассо, Малевич, Филонов, Гоголь, Кафка, Булгаков, Вагнер, Скрябин.

Указанные выше пять основных моментов-тем для обсуждения на наших занятиях помогают участнику экологической группы в TTC прийти к своему, свойственному природе своего характера экологическому мироощущению через слое отношение к природе, свою любовь к ней, свой смысл своих отношений с природой. Так, Аталия Беленькая в указанной выше книге, в рассказе «Дом и его домочадцы» (с. 182—189), по необходимости, с сожалением-печалью разрушает архитектурно-красивейшее осиное гнездо, найденное случайно на балконе в старой детской коляске. В гнезде— осиные дети, а взрослые, недалеко, за полуистлевшими газетами, напряжены злостью, готовы драться, защищать детей; «бесподобная красота и тонкость и лютая злобность». «Конечно, смогу их победить, но они ведь по-своему пра-

вы». Для поэта и ученого Юрия Линника, в соответствии с иной природой его души, насекомые — иное, космическое: «Это наша Земля! — здесь на крыльях павлиньего глаза / При желании можно другие миры увидать» (Линник Ю.В. Параллельная вселенная: Этюды о жизни насекомых. 1987. С. 222).

Но как бы ни чувствовал по-своему человек Природу природой своей более или менее сложной души, он способен по-своему проникнуться главнейшим, мы глубинно связаны с растениями, животными, минералами в экологическое волшебное единство и, неумело распоряжаясь природой, издеваемся над собою. А это «по-своему> (это творчески) помогает нам сильнее-острее чувствовать-понимать главнейшее.

Случается, новичок говорит мне: «Ничего я не чувствую к природе. Она меня даже раздражает тем, что ей нет до меня дела. Будь то бабочка, одуванчик, береза. Им все равно— умру я сейчас или нет, больно, грустно мне или я весел. Этого, конечно, не скажу про свою собаку, но собака член нашей семьи, она — как получеловек, не чувствую ее природой». «Да, верно, — обычно отвечаю я в таких случаях, — дикой природе нет дела до нас, я тоже в природе Бога не чувствую, не тот у меня характер. Но, во-первых, мы с Вами, как убеждены, вышли из природы и мы, стало быть, тоже, в серьезной мере, есть природа. А во-вторых, и это главное, мне-то есть дело до природы— в том смысле, что она чудесно помогает мне в общении с нею чувствовать себя собою. Когда в этом общении явственно, по-своему, ощущаю-переживаю, понимаю что-то природное как созвучное, родное мне самому (этому способствует изучение своего, характерологического, отношения к природе), возникает в душе свет самособойности. Этот свет есть творческое вдохновение. Оно теснит тягостную кашу неопределенности в душе, то есть мое дурное настроение. Яснее вижу теперь себя, свой путь в жизни, свою Любовь и свой Смысл. Это, конечно, может случиться и в какой-то иной живой творческой работе (пишу, фотографирую), может случиться в творческом общении с произведениями литературы, искусства, науки. Но в общении с природой у меня, как и у многих людей, вдохновенно-просветленная встреча с собою случается особенно легко. Может быть, этим возможно отчасти объяснить и то, что, старея, мы трогательнее, острее чувствуем природу, хочется быть ближе к ней, вместе с ней. Хочется, например, умирая, смотреть на любимую бегонию в горшке у изголовья. Может быть, перед тем, как взять меня в себя, Природа, эта бего

ния, например, осветит мне душу, и уйду, успокоившись, самим собою, а не кашей-размазней, пропитанной болью и страхом. Как же мне не благодарить Природу? Как не беречь, пока могу?»