Лекции 3-4. Литературный язык как высшая форма существования национального языка. Современная литературная норма и ее кодификация. Вариативность языка. Легитимные отступления от нормы

Приступая к целенаправленному и осознанному овладению родным языком – а именно к этому мы стремимся – следует исходить из того, что современный русский язык, несмотря ни на что - один из богатейших языков мира. Его богатства создаются: огромным словарным запасом, широкой многозначностью слов, богатством синонимов, неисчерпаемой сокровищницей словообразования, многочисленностью словоформ, особенностями звуков, подвижностью ударения, четким и стройным синтаксисом, разнообразием стилистических ресурсов. И все эти сокровища останутся невостребованными, если мы не сумеем прочесть карту маршрута. Одно из ключевых «путевых» понятий – литературный язык.

Следует различать понятия русский национальный язык и литературный русский язык. Национальный язык - язык русского народа - охватывает все сферы речевой деятельности людей, независимо от образования, воспитания, местожительства, профессии; он включает в свой состав диалекты, жаргоны, то есть русский национальный язык неоднороден: в его составе функционируют особые разновидности языка. Так, интеллигентный, воспитанный человек использует привычные для него слова и выражения; необразованный и грубый - пользуется набором иных речевых средств; речь академика или журналиста непохожа на речь деревенской старушки, владеющей местным говором, а речь литературного критика, пишущего в журнале «Иностранная литература» - на комментарии завсегдатаев сайта udaff.com и т.п. ... Но все они пользуются одним, общенародным русским языком. В отличие от него литературный язык - более узкое понятие. Под литературным языком понимается кодифицированный, то есть пропущенный через фильтр нормы язык. Однако это далеко не единственная форма существования национального языка. Таких форм принято выделять не меньше пяти: литературный язык, территориальные диа­лекты, городское просторечие, жаргоны, профессиональный язык. Чтобы понимать, чем литературный язык отличается ото всех этих форм, необходимо понять, что же представляет собой каждая из них.

Диалект – это форма существования языка, которая служит средством общения небольшой территориально замкнутой группы людей, обычно – жителей одного или нескольких населенных пунктов сельского типа. В этом значении термин «диалект» синонимичен русскому термину «говор» (последний более употребителен).

Так, коренное население хуторов, сел Ростовской области общается на местном диалекте. Это нашло отражение в произведениях М.А. Шолохова.

Послушайте отрывок из «Тихого Дона». Услышав слово, которое по вашему мнению является диалектным, зафиксируйте его письменно.

В мелеховском курене первый оторвался ото сна Пантелей Прокофьевич. Застегивая на ходу ворот расшитой крестиками рубахи, вышел на крыльцо, Затравевший двор выложен росным серебром. Вы­пустил на проулок скотину.

На подоконнике распахнутого окна мертвенно розовели лепестки отцветавшей в палисаднике виш­ни. Григорий спал ничком, кинув наотмашь руку.

— Гришка, рыбалить поедешь?

— Чего ты? — шепотом спросил тот и свесил с кровати ноги.

— Поедем, посидим зорю.

Григорий, посапывая, стянул с подвески будничные шаровары, вобрал их в белые шерстяные чулки и дол­го надевал чирик, выправляя подвернувшийся задник.

— А приваду маманя варила? — сипло спросил он, выходя за отцом в сенцы.

— Варила. Иди к баркасу, я зараз.

Старик ссыпал в кубышку распаренное пахучее жито, по-хозяйски смел на ладонь упавшие зерна и, припадая на левую ногу, захромал к спуску. Григо­рий, нахохлясь, сидел в баркасе.

— Куда править?

— К Черному яру. Спробуем возле энтой карши, где надысъ сидели.

Баркас, черканув кормою землю, осел в воду, ото­рвался от берега. Стремя понесло его, покачивая, норовя повернуть боком. Григорий, не огребаясь, правил веслом.

— Не будет, батя, дела... Месяц на ущербе.

— Серники захватил?

— Ага.

— Дай огню.

Старик закурил, оглядел на солнце, застрявшее по ту сторону коряги.

— Сазан, он разно берет. И на ущербе иной раз возьмется.

Для справки. Курень — квадратный казачий дом с четырехскатной крышей. Подвеска — веревка для развешивания белья. Чирик — чувяк. Привада — приманка для рыбы. Зараз — сейчас, скоро. Жито — зерна ржи. Карша— упавшее в воду дерево, коряга Надысъ — недавно. Серники — спички.

Ответьте на вопросы: Какие диалектные слова встречаются в авторской речи? Почему М.А. Шолохов не использовал вместо них слова литературного языка? Какие из диалектных слов имеют соот­ветствия в литературном языке, а какие нет? Чем это можно объяснить? Какие еще слова, свойственные донским диалектам, вы знаете?

Жаргон – это совокупность особенностей разговорной речи людей, объединённых общностью интересов, занятий, общественного положения и т. д.

Интересно описал один из исторических социально-групповых жаргонов В.И. Даль:

Столичные, особенно питерские, мошен­ники, карманники и воры различного про­мысла, известные под именем мазуриков, изобрели свой язык, впрочем, весьма огра­ниченный и относящийся исключительно до воровства. Есть слова, общие с офенским языком: клёвый — хороший, жулик — нож, лепень — платок, ширмам — карман, пропу-лить — продать, но их немного, больше сво­их: бутырь — городовой, фараон — будоч­ник, стрела — казак, канна — кабан, камы-шовка — лом, мальчишка — долото. Этим языком, который называется у них байковым, или попросту, музыкой, говорят также все торговцы Апраксина двора, как надо пола­гать, по связям своим и по роду ремесла. Знать музыку — знать язык этот; ходить по музыке — заниматься воровским ремеслом.

Что стырил? Срубил шмель да выначил скуржаную лоханку. Стрема, каплюжник. А ты? Угнал скамейку да проначил на веснухи.

Что украл? Вытащил кошелек да сереб­ряную табакерку. Чу, полицейский. А ты? Украл лошадь да променял на часы.

Для справки. «Афеня и офеня — мелочный тор­гаш вразноску и вразвозку по малым городам, селам, деревням, с книгами, бумагой, шелком, иглами, с сыром и колбасой, с серьгами и колечками» (В. Даль Словарь живого великорусского языка).

В любом обществе всегда есть молодежный жаргон, куда стекаются особенности из самых разных других социально-групповых жаргонов. В Интернете имеется сайт Анны Константиновны Бабиной, где составлен интерактивный словарь молодежного языка и жаргона наркоманов, а также приведены исследования взаимодействия этих жаргонов. Приведу небольшую цитату (сначала приводится значение слова в жаргоне наркоманов, а затем – в молодежном языке):

беспонт'овый Не содержащий наркотического вещества. Беспонтовая трава. Плохой, некачественный, невыгодный, неудачный. /Есть оттенок неоправдавшихся ожиданий, разочарования/ Беспонтовое лето. беспонт'ово - нареч. от беспонтовый. Чё-то девочки беспонтово скачут.. беспонт'овка Не содержащее наркотика вещество. Подсунуть беспонтовку Сущ. от беспонтовый. О любом предмете, лице или явлении Как новый препод? - Беспонтовка. Ему в баре навалили полтарелки какой-то беспонтовки.

Ответьте на вопросы: Какой синоним к слову «жаргон» вы знаете? Какие примеры жаргонов вы можете привести?

Профессиональный язык существует не только как жаргон, а включает в себя также литературные слои. Мы рассмотрим его более подробно несколько позже. Сейчас приведем лишь небольшой пример из литературы – из романа Экслера «Записки жены программиста»:

А кем вы работаете, - спрашиваю.

- Сисадмином и программером, - отвечает он.

- Понятно, - говорю я, ничего не понимая. – А что такое – сисадмин?

- Сижу в конторе на сетке. Сетка, правда, барахло – коаксиал. Но они там все жмутся на витую пару. А у нас представляешь – двадцать пять компов! Вот как тут работать на последовательном соединении? Как уборщица шваброй где-нибудь по кабелю шваркнет, так и приходится как пчелке кокосовой по всему офису лазить.

- Да, уж! Во дела! – соглашаюсь я. – А на сетке сидеть удобно? Может просто кресло какое-нибудь поставить?

- Да ты не въезжаешь, - сердится Сергей. – Я же администрированием занимаюсь. Разделение доступа, то, да се. Секьюрити, там, всякие.

- Так ты в секьюрити администратором работаешь! – наконец догадалась я.

- Нет, ну как с тобой разговаривать? – вконец обозлился Сергей. – Я же сразу сказал, что работаю сисадмином. Это системный администратор! Поняла?

- Поняла, поняла, ты не волнуйся, - торопливо ответила я. – В каждой фирме есть своя система работы. Ты в этой системе работаешь администратором. Правильно?

- Ну, типа того, - махнув рукой, согласился Сергей.

Я, чтобы разрядить обстановку, пригласила его потанцевать. Тот сначала долго не соглашался, заявляя, что в последний раз танцевал еще до изобретения компьютеров, но потом, все-таки, уломался. Во время танца он непрерывно говорил, но я понимала максимум одно слово из двадцати. Несколько раз прозвучало слово "карта", из чего я заключила, что парень не дурак поразвлечься. Один раз он употребил слово "порт", из которого можно было понять, что его профессия как-то связана с морем. Термин "кабель" указывал на то, что он имеет отношение к электричеству. Короче, такой загадочный парень оказался – это что-то.

Ответьте на вопросы: Кто из героев употребляет профессионализмы? Перечислите их (профессионализмы.

Просторечье - разновидность русского национального языка, носителем которой является необразованное и полуобразованное городское население. Это наиболее своеобразная подсистема русского языка, не имеющая прямых аналогов в других национальных языках. От территориальных диалектов просторечие отличается тем, что не локализовано в тех или иных географических рамках, а от литературного языка (включая разговорную речь, являющуюся его разновидностью) — своей некодифицированностью, анормативностью, смешанным характером используемых языковых средств.

Просторечие реализуется в устной форме речи; при этом, естественно, оно может получать отражение в художественной литературе и в частной переписке лиц — носителей просторечия. Наиболее типичные места реализации просторечия: семья (общение внутри семьи и с родственниками), "посиделки" во дворе коммунальных домов, суд (свидетельские показания, прием у судьи), кабинет врача (рассказ пациента о болезни) и немногие другие. В целом сфера функционирования просторечия весьма узка и ограничена бытовыми и семейными коммуникативными ситуациями.

В современном просторечии выделяются два временных пласта — пласт старых, традиционных средств, отчетливо обнаруживающих свое диалектное происхождение, и пласт сравнительно новых средств, пришедших в просторечие преимущественно из социальных жаргонов. В соответствии с этим различают просторечие-1 и просторечие-2.

Носителями просторечия-1 являются горожане пожилого возраста, имеющие низкий образовательный и культурный уровень; среди носителей просторечия-2 преобладают представители среднего и молодого поколений, также не имеющие достаточного образования и характеризующиеся относительно низким культурным уровнем. Возрастная дифференциация носителей просторечия дополняется различиями по полу: владеющие просторечием-1 — это преимущественно пожилые женщины, а среди пользующихся просторечием-2 значительную (если не преобладающую) часть составляют мужчины. В языковом отношении различия между этими двумя пластами просторечия проявляются на всех уровнях — от фонетики до синтаксиса.

В связи с гендерной обусловленностью просторечия - 2 и с засильем последнего исследователи, обеспокоенные ситуацией говорят о феномене «пацанской культуры» как о синониме культуры просторечья на современном этапе. «Пацанская культура обладает рядом особенностей, которые отчетливо противопоставляют ее культуре носителей русского литературного языка. Если последние в целом ориентируются на общемировые (европейско-американские) культурные ценности, то носители просторечия создали свою оригинальную культуру, представляющую своеобразный сплав архаичной общинной культуры, элементы которой порой восходят еще к языческим, дохристианским временам, и культуры лагерно-уголовной, игравшей большую роль в России XX века. При этом надо отметить, что пацанская культура не является чем-то новым, возникшим в последнее время. Напротив, она является логическим продолжением и развитием культуры "простого" советского человека». М. Т. Дьячок ПАЦАН: СЛОВО И ПОНЯТИЕ (Политическая лингвистика. - Вып. 2 (22). - Екатеринбург, 2007. - С. 110-116).

В современной литературе просторечье очень талатливо воспроизводит В. Панов. Красные Шапки, фигурирующие в его цикле «Тайный город» как одно «низких» семейств. Его представители – необразованные выпивохи, «зарабатывающие» на жизнь в основном воровством:

– Это все кризис, мля, – сообщил подчиненным Копыто, облокачиваясь на перила Чугунного моста. – Кризис в натуре, финансовый и суровый.

– Хочешь сказать, что однажды у нас были деньги? – осведомился Контейнер.

– Не однажды, а когда-то, – безразличным тоном поправил бойца образованный Иголка.

– Все равно пусть не врет.

– Чего это я вру?

– Потому что я не помню.

– Я тоже.

– Это у вас от пьянства.

Подчиненные удивленно вытаращились на уйбуя.

– От чего?

Алкоголь, особенно в виде дешевого виски, был единственной субстанцией, способной заставить мозги Красных Шапок хоть как-то работать, а потому предположение Копыто прозвучало странно.

– От чего мы не помним?

– Ну… от трезвости, – передумал уйбуй.

– А трезвость от чего?

– Не пьете, мля.

– Потому что денег нет и забыли, когда будут.

– Из-за тебя, – добавил вредный Иголка. – Десятке нашей давным-давно другой уйбуй в натуре нужен. Денежный…

– Пусть не всегда зажиточный, – снизил притязания Иголка. – Пусть иногда.

– Я и есть иногда! – рявкнул Копыто.

– Угу, – подтвердил Контейнер, припомнив недавние пирушки.

– Хороший уйбуй должен нос по ветру держать, – продолжил Иголка. – Должен всегда знать, где копеечка лежит, и поднять ее!

– Я поднимаю!

– Нашел, к примеру, бесхозных големов – продай…

Уйбуй повернулся и замер.

По тротуару, выстроившись в колонну по одному, быстро, но без суеты, шли четыре боевых голема.

– Надо им показать, кто здеся главный, – родил светлую мысль боец. – Тогда они станут слушаться, мы их сунем в машину и получим премию.

Но с места не сдвинулся.

Ответьте на вопрос: Какие типичные признаки просторечья проявляются в речи героев?

Итак, литературный язык - основная форма существования национального языка, принимаемая его носителями за образцовую; исторически сложившаяся система общеупотребительных языковых средств, прошедших длительную культурную обработку в произведениях авторитетных мастеров слова, в устном общении образованных носителей национального языка. Функциональное назначение и внутренняя организация литературного языка обусловлены задачами обеспечения речевой коммуникации в основных сферах деятельности всего исторически сложившегося коллектива людей, говорящих на данном национальном языке. По своему культурному и социальному статусу литературный язык противопоставляется народно-разговорной речи: территориальным и социальным диалектам, которыми пользуются ограниченные группы людей, живущих в определенной местности или объединенных в сравнительно небольшие социальные коллективы, и просторечию — наддиалектной некодифицированной устной речи ограниченной тематики. Между формами национального языка существует взаимосвязь: литературный язык постоянно пополняется за счет народно-разговорной речи.

Литературный язык - это строго нормированная форма общенародного национального языка. В литературном языке обработке и нормализации подвергаются все стороны общенародного языка: лексика, произношение, письмо, словообразование, грамматика. Совокупность правил, регламентирующих употребление слов, произношение, правописание, образование слов и их грамматических форм, сочетание слов и построение предложений, называется литературной нормой. Есть нормы лексические, произносительные, орфографические, словообразовательные и грамматические.

Попробуем разобраться, что скрывает в себе понятие нормы и каково его значение в рамках развития и функционирования языка, а также культуры в целом.

Под литературной нормой обычно понимают совокупность наиболее устойчивых, освященных традицией языковых средств и правил их употребления, принятых в данном обществе в данную эпоху. Норма складывается из двух видов закономерностей: 1) закономерности языка как системы, понимаемой как присущие тому или иному языку возможности выражения смыслов; 2) закономерности, связанные с некими условными соглашениями – традициями и сознательной деятельностью лингвистов по улучшению языка, поддержанию его стабильного состояния. «Последние, т.е. условные соглашения, своим происхождением в конечном счете тоже обязаны системным закономерностям, но более глубоким хронологически, связанным с ранним, не современным состоянием языка, а кроме того, они дополняются еще поправками, своего рода “возмущениями”, вносимыми в логически строгий, системный порядок языкового строя так называемыми экстралингвистическими факторами, — историко-культурными, политическими, идеологическими соображениями. Такие “поправки” представляют собой результат сознательного воздействия общества на язык и формируют специфические традиции речевой культуры».

Далеко не все из того, что «может» язык, что «разрешает» языковая система, принимается нормой. Например, система русского языка предусматривает образование форм 1-го лица ед. числа от всех глаголов, способных иметь личные формы; однако норма «не разрешает» образовывать форму 1-го лица от глаголов с так называемой дефектной парадигмой: победить, убедить (нельзя сказать или написать *победю, *побежду, *убедю, *убежду) - и "предписывает" обходиться описательными оборотами типа одержу победу и т. п. В системной цепочке форм мешать — помешать, строить — построить, целовать — поцеловать, писать — написать, читать — прочитать кодифицированные нормы литературной речи запрещают пару ложить — положить, и хотя убедительное объяснение этому запрету дать трудно, это нарушение считается грубой ошибкой. Глагольная основа ложить употребляется согласно действующей норме со всеми приставками в русском языке (в-, воз-, вы-, до-, за-, из-, на-, об-, по-, под-, пред-, предпо-, при-, раз-, распо-, с-, сопо-, у-). Однако не может употребляться самостоятельно: такова культурно-речевая традиция, таково соглашение о том, что правильно, а что неправильно.

В лингвистике термин «норма» используется в двух смыслах - широком и узком. В широком смысле под нормой подразумевают традиционно и стихийно сложившиеся способы речи. В этом понимании норма близка к понятию узуса, т.е. общепринятых, устоявшихся способов использования данного языка. Так, можно говорить о норме применительно к территориальному диалекту: например, нормальным для северно-русских диалектов является оканье, а для южнорусских - аканье. В узком смысле норма - это результат целенаправленной кодификации языка. Такое понимание нормы неразрывно связано с понятием литературного языка, который иначе называют нормированным, или кодифицированным. Территориальный диалект, городское просторечие, социальные и профессиональные жаргоны не подвергаются кодификации, поэтому к ним неприменимо понятие нормы в узком смысле этого термина. В связи с понятием «литературный язык» необходимо запомнить следующие понятия:

Нормализация - процесс становления, утверждения нормы, ее описания, упорядочения языковедами. Нормализация представляет собой исторически длительный отбор из языковых вариантов единых, наиболее употребительных единиц.

Кодификация - логическое завершение нормализаторской деятельности, официальное признание и описание языковых норм в виде правил (предписаний) в авторитетных лингвистических изданиях (словарях, справочниках, грамматиках). Следовательно, кодификация это выработанный свод правил, который приводит в систему нормированные варианты, «узаконивает» их.

Не стоит думать, что норма – это нечто искусственное, придуманное кем-то и навязываемое остальным людям. Это не так. Культура всегда и везде создает определенные правила и ритуалы - правила этикета, правила речи, целые ритуалы-обряды для обозначения значимых событий. Эти ритуалы различались в разные времена и у разных народов, но их объединяло одно – они совершались по правилам. Поэтому нормированность – это средство структурирования каких-то процессов. Норма отражает обычаи, традиции, установления. Она помогает выделить главное, предпочтительное и уже его культивировать.

Выделяются следующие виды норм: этические, коммуникативные, языковые, которые включают ортологические и стилистические. Имеется также некодифицированная норма – норма разговорной речи. Каждая норма предполагает свою шкалу оценки. Этические нормы оцениваются по шкале прилично / неприлично, хорошо / плохо. Коммуникативные: удачно / неудачно, эффективно / неэффективно и т.д. Речевые – по каждому из достоинств речи: логично / нелогично, точно / неточно, уместно / неуместно и т.д.

Наиболее разработанным является учение о языковой норме. Языковая литературная норма отличается рядом важных свойств:

1. Единство и общеобязательность для всех говорящих на данном языке.

2. Консервативность и направленность на сохранение средств и правил их использования, накопленных в данном обществе предшествующими поколениями.

3. Изменчивость во времени.

4. Коммуникативная целесообразность - динамическое взаимодействие разных способов языкового выражения в зависимости от условий общения.

Единство и общеобязательность нормы проявляются в том, что представители разных социальных слоев и групп, составляющих данное общество, обязаны придерживаться традиционных способов языкового выражения, а также тех правил и предписаний, которые содержатся в грамматиках и словарях и являются результатом кодификации. Отклонение от языковой традиции, от словарных и грамматических правил и рекомендаций считается нарушением нормы и обычно отрицательно оценивается носителями данного литературного языка.

Норма сопряжена с понятием селекции, отбора. В своем развитии литературный язык черпает средства из других разновидностей национального языка - из диалектов, просторечия, жаргонов, но делает это чрезвычайно осторожно. И норма играет в этом процессе роль фильтра: она пропускает в литературное употребление все наиболее выразительное, коммуникативно-необходимое и задерживает, отсеивает все случайное, функционально излишнее. Эта селективная и, одновременно, охранительная функция нормы, ее консерватизм - несомненное благо для литературного языка, поскольку он служит связующим звеном между культурами разных поколений и разных социальных слоев общества.

Консервативность нормы обеспечивает понятность языка для представителей разных поколений.

"Нормой признается то, что было, и отчасти то, что есть, но отнюдь не то, что будет", - писал А. М. Пешковский и так объяснял это свойство и литературной нормы, и самого литературного языка: "Если бы литературное наречие изменялось быстро, то каждое поколение могло бы пользоваться лишь литературой своей да предшествовавшего поколения, много двух. Но при таких условиях не было бы и самой литературы, так как литература всякого поколения создается всей предшествующей литературой. Если бы Чехов уже не понимал Пушкина, то, вероятно, не было бы и Чехова. Слишком тонкий слой почвы давал бы слишком слабое питание литературным росткам. Консервативность литературного наречия, объединяя века и поколения, создает возможность единой мощной многовековой национальной литературы". Думается, высказывание Пешковского относительно литературы мы можем распространить и на другие сферы, где важна письменная передача информации от одного поколения другому.

Однако, как уже было отмечено, консерватизм нормы не означает ее полной неподвижности во времени. Иное дело, что темп нормативных перемен медленнее, чем развитие данного национального языка в целом. Чем более развита литературная форма языка, чем лучше обслуживает она коммуникативные нужды общества, тем меньше она изменяется от поколения к поколению говорящих. И все же сравнение языка Пушкина и Достоевского да и более поздних писателей с русским языком конца XX в. обнаруживает различия, свидетельствующие об исторической изменчивости литературной нормы. В пушкинские времена говорили: домы, корпусы, сейчас - дома, корпуса. Пушкинское "Восстань, пророк... " надо понимать в смысле "встань", а совсем не в смысле "подними восстание". Чехов говорил в телефон (об этом он сообщает в одном из своих писем), а мы - по телефону. А. Н. Толстой, почти наш современник, в одном из своих рассказов описывает действия героя, который "стал следить полет коршунов над лесом". Сейчас сказали бы: "стал следить за полетом коршунов".

Каковы же источники обновления литературной нормы? Прежде всего, это звучащая речь. Она подвижна, текуча, в ней совсем не редкость то, что не одобряется официальной нормой, - необычное ударение, свежее словцо, которого нет в словарях, синтаксический оборот, не предусмотренный грамматикой. При неоднократном повторении многими людьми новшества могут проникать в литературный обиход и составлять конкуренцию фактам, освященным традицией. Так возникают варианты: рядом с вы правы появляется вы правы; с формами конструкторы, цехи соседствуют конструктора, цеха; традиционное обусловливать вытесняется новым обуславливать; жаргонные слова беспредел и тусовка мелькают в речи тех, кого общество привыкло считать образцовыми носителями литературной нормы.

Такого рода изменения в нормативном статусе слов, акцентных и произносительных форм, синтаксических конструкций фиксируются и изучаются лингвистами. В соответствующих словарях и нормативных справочниках подобные новшества снабжаются пометами - либо запретительными («не рекомендуется», «неправильно», «недопустимо» и т. п.), либо ограничивающими их употребление своего рода рамками: таковы, например, пометы «разг.», «прост.», «жарг.», «спец.» и под., которые характеризуют слово или какую-либо его форму, во-первых, как стилистически окрашенную и, во-вторых, как допустимую лишь в определенных условиях общения. Так, в юридическом документе - постановлении, законе, договоре - вряд ли кто отважится употребить жаргонные слова тусовка или беспредел, просторечные обрыдло («надоело») или (всего) навалом, но в непринужденном общении и носители литературного языка иногда прибегают к этим жаргонизмам.

Как видим, источником изменений в литературной норме могут служить жаргоны и городское просторечие. Питают литературный словарь и лексические элементы, заимствованные из территориальных диалектов. Так, в 20-30-е годы XX в. словарь русского литературного языка пополнился словами глухомань, новосел, затемно, морока, муторно, обеднять, отгул и др., которые пришли из диалектов; из просторечия заимствованы слова показуха, заправила, разбазаривать; широкое распространение форм именительного падежа множественного числа на -а(-я) (бункера, слесаря) объясняется влиянием на литературный язык профессионально-технической речи. Многочисленные лексические заимствования из других языков, главным образом из английского, расширяющие нормативный русский словарь в конце XX в., способствуют и тому, что под влиянием иноязычных образцов появляются структурно новые типы слов: киберпространство, бизнес-план (традиционными моделями в подобных случаях являются атрибутивное или генитивное словосочетания: кибернетическое пространство, план бизнеса).

В обновлении нормы, в ее изменении важна также социальная среда, в которой то или иное новшество получает распространение. Чем выше «общественный вес» той или иной социальной группы, ее престиж в обществе, тем легче инициируемые ею языковые новшества получают распространение в других группах носителей языка. Традиционно «законодателем мод» в области литературного произношения и словоупотребления считается интеллигенция, призванная быть основным носителем речевой культуры данного общества. Однако произносительные, грамматические и лексические образцы, принятые в элитарных социальных группах, не всегда имеют преимущество (с точки зрения вхождения в общий речевой оборот) перед образцами, привычными для остальных носителей языка. Например, известно, что слово двурушник вошло в литературный язык из нищенского арго (первоначально так называли нищего, который собирал милостыню двумя руками), животрепещущий - из речи торговцев рыбой, мелкотравчатый - из языка охотников, скоропалительный - из языка военных, топорный - из профессионального языка плотников (первоначально так говорили о плотничьей работе, в отличие от работы столярной, более тонкой и тщательной) и т. п.

Недавно разрешенная современными кодификаторами грамматической нормы форма род. п. мн. числа носок (несколько пар носок), наряду с традиционно-нормативной носков, - несомненная уступка просторечному узусу, из которого форма с нулевой флексией (носок), ранее оценивавшаяся как бесспорно неправильная, распространилась и в среду говорящих литературно. Влиянием просторечной и профессионально-технической среды объясняются и многие другие варианты, допускаемые современной русской литературной нормой: дОговор, договорА, договорОв (наряду с традиционными договОр, договОры, договорОв), крепкое кофе наряду с крепкий кофе и т. п.

Таким образом, мы подходим к еще одному понятию, важному в рамках данной темы, а именно, к понятию вариантности, или вариативности языка.

В отечественной науке до сих пор нет непротиворечивого определения понятия «вариант». Нет и общепринятой классификации вариантов. Однако это не препятствует тому, чтобы попытаться разобраться в природе этого явления и для наилучшего его понимания рассмотреть некоторые классификации.

Как было сказано выше, языковая норма совмещает в себе охранительные, консервативные тенденции с исторической изменчивостью, которая отражает эволюцию языка и языкового сознания его носителей. А значит, в ней совмещаются статика и динамика, система языковых единиц, с одной стороны, функ­ционирование языка, с другой. Именно поэтому норма не может выступать как конеч­ный набор фактов – она существует в виде двух списков ¾ обязательного и допустимого (дополнительного), что, собственно, и является источником нормативной вариантности, т.е. вариантов в пределах нормы.

Таким образом, варианты - это разновидности од­ной и той же языковой единицы, обладающие одинаковым значением, но различающиеся по форме. Это результат наложения различных тенденций внутри нормы, это сосуществование старого и нового. Варьирование нормы – это объективное и неизбежное следствие языковой эволюции. Основная функция вариативности состоит в том, что она позволяет безболезненно привыкнуть к новой норме.

Варианты следует отличать от паронимов, синонимов и омонимов. Основной критерий состоит в том, что варианты представляют ОДНУ речевую единицу, а все перечисленные лексические явления – разные речевые единицы.

Варианты представлены на всех уровнях языка:

Критерием выделения фонетических вариантов являются различия звуковой стороны слова. Это могут быть колебания в ударении, в особенностях произношения отдельных звуков: клАдище – уст. кладбИще, звонИт (по телефону) – звОнит (в колокол); це[р]ковь – старомоск. це [р’]ковь, [т’э]мп - [тэ]мп; калоша – галоша, матрас – матрац, тоннель – туннель, бивак – бивуак, свидание – свиданье, берег – брег, фортепиано – фортепьяно.

Орфографические варианты встречаются только в письменной речи. Это особенности графического оформления одного и того же слова, не связанные с его фонетическим варьированием: метр «наставник» - мэтр, проект – проэкт, донкихот – Дон-Кихот, Дон Кихот.

На морфологическом уровне варианты различаются аффиксами (морфемами со служебным значением): песня – песнь, закалить – закаливать, закалять; актуализовать – актуализировать, вулканизовать – вулканизировать, нормализовать – нормализировать; эта толь — этот толь, кофе остыл — кофе остыло, поло­тенец — полотенцев, в це­хе — в цеху, поезжай — ез­жай — съезди, важнейший — самый важный — наиболее важный.

На синтаксическом уровне варианты определятся как варианты управления, согласования и примыкания: ждать поезда — ждать поезд, купить хлеба — купить хлеб, ехать на поезде — ехать в по­езде — ехать поездом, реко­мендовать тренером, реко­мендовать как тренера, реко­мендовать в качестве тренера.

Варьирование происходит и на фразеологическом уровне: язык прилип/присох к гор­тани, язык не повернется/не поворачивается сказать. языком трепать/чесать/ бол­тать/молоть, будто/словно /точно корова языком слиз­нула.

Если варианты не привносят ничего нового ни в смысловом, ни в стилистическом отношении, говорят о дублетах. Например: волнАм – вОлнам, искристЫй – Искристый. Язык стремится к освобождению от простых дублетов, и варианты часто приобретают определенную функциональную нагрузку, которая превращает их в важное стилистическое средство языка, которое наряду с синонимами способствует наиболее точному выражению мысли. Например: ждать поезда (неизвестно какого, любого) – ждать поезд (определенный, конкретный, именно этот); несколько человек выступило (имеется в виду единство, нерасчлененность действия) - несколько человек выступили (имеется в виду несогласованность, простая расчлененность, множественность действия). Преобразование дублетов в стилистические варианты является ярким показателем совершенствования русского литературного языка.

Определите, на каком уровне языка происходит варьирование

Лесопильня — лесопилка, бескрайний — бес­крайный, напой — напои, ежегодный — ежегодний, двухполостный — двуполостной, целлюлоза — целлулоза, вооружать — воружать, фольга — фольга, шофёр — шофер, арабеск — арабеска, бекеша — бекеш, планшет — планшета, кроличий — кролико­вый, индюшиный — индюшечий — индюшачий, достигнуть — достичь, брызгают — брызжут.

Скажите, являются ли приведенные слова вариантами? Если нет, то почему?

Двудольный — двухдольный, двулетний — двух­летний, двустворчатый — двухстворчатый, полу­взвод — полвзвода, полукруг — полкруга, полуост­ров — полострова, полубарка — полбарки, моло­дость — младость, голова — глава, ворота — врата, холод — хлад, среда — середа, карьер — карьера, манер — манера, клавиш — клавиша, катаракт — катаракта, привод — привод, манжет — манжета.

Скажите, какова судьба следующих вариантов слов.

Осьм — восемь, острый — вострый, отчина — вотчина, оспа — воспа, охра — вохра, осьмушка — восьмушка, онбар (тюркск.) — анбар — амбар.

Вариантов различных типов очень много в русском языке, что свидетельствует о его богатстве, Но это и создает трудности, так как, чтобы выбрать правильный вариант, необходимо знать, какое место каждый из ва­риантов занимает, какова его характеристика, его сти­листическая окраска. Сведения о вариантах содержатся в толковых словарях и в словарях, созданных в ре­зультате исследования употребления различных вари­антов в письменной и устной речи. Так, Л.K. Граудина, В.А, Ицкович, Л.П. Катлинская издали частотно-сти­листический словарь вариантов «Грамматическая пра­вильность русской речи» (М., 1976), в котором приво­дится 6 тысяч пар вариантных словоформ.

Постоянное развитие языка ведет к изменению литературных норм, которое осуществляется постепенно, через сосуществование вариантов. То, что было нормой в прошлом столетии и даже 15 - 20 лет назад, сегодня может стать отклонением от нее. Так, например, в соответствии с Толковым словарем русского языка (1935 - 1940) слова закусочная, игрушечный, булочная, будничный, нарочно, порядочно, сливочный, яблочный, яичница произносились со звуками [шн]. По данным Орфоэпического словаря русского языка 1983 г., такое произношение в качестве единственной (строго обязательной) нормы сохранилось только в словах нарочно, яичница. В словах булочная, порядочно наряду с традиционным произношением [шн] признано допустимым новое произношение [чн]. В словах будничный, яблочный новое произношение рекомендуется в качестве основного варианта, а старое допускается в качестве возможного варианта. В слове сливочный произношение [шн] признается хотя и допустимым, но устаревшим вариантом, а в словах закусочная, игрушечный новое произношение [чн] стало единственно возможным нормативным вариантом. На этом примере хорошо видно, что в истории литературного языка возможны:

1. сохранение старой нормы;

2. конкуренция двух вариантов, при которой словари рекомендуют традиционный вариант;

3. конкуренция вариантов, при которой словари рекомендуют новый вариант;

4. утверждение нового варианта в качестве единственно нормативного.

В истории языка изменяются не только орфоэпические, но и все другие нормы.

Примером изменения лексической нормы могут служить слова дипломант и абитуриент.

В 30-40-е гг. XX в. слово дипломант обозначало студента, выполняющего дипломную работу, а слово дипломник было разговорным (стилистическим) вариантом слова дипломант. В литературной норме 50-60-х гг. произошло разграничение в употреблении этих слов: словом дипломник стали называть студента в период подготовки и защиты дипломной работы (оно утратило стилистическую окраску разговорного слова), а слово дипломант стало употребляться для наименования победителей конкурсов, смотров, соревнований, отмеченных дипломом победителя.

Слово абитуриент в 30-40-е гг. XX в. употреблялось как обозначение тех, кто оканчивал среднюю школу, и тех, кто поступал в вуз, так как оба эти понятия во многих случаях относятся к одному и тому же лицу. В 50-е гг. XX в. за оканчивающими среднюю школу закрепилось слово выпускник, а слово абитуриент в этом значении вышло из употребления.

Изменяются в языке и грамматические нормы. В литературе XIX в. и разговорной речи того времени употреблялись слова георгина, зала, рояля - это были слова женского рода. В современном русском языке нормой является употребление этих слов, как слов мужского рода - георгин, зал, рояль.

Примером изменения стилистических норм является вхождение в литературный язык диалектных и просторечных слов, например, забияка, нытик, подоплека, свистопляска, шумиха. В каждую историческую эпоху норма представляет собой сложное явление и существует в довольно непростых условиях. Об этом писал еще в 1909 г. В.И. Чернышев: "В языке всякой определенной эпохи для ее современников много неясного: слагающегося, но не сложившегося, вымирающего, но не вымершего, входящего вновь, но не утвердившегося" (Чернышев В.И. Чистота и правильность русской речи // Избранные труды. Т. 1. - М., 1970. С. 41).

Все многообразные и сложные отношения между различными «участками» литературной нормы находятся под пристальным вниманием лингвистов, занимающихся изучением литературного языка и его кодификацией. Те или иные изменения, вносимые в нормативные словари и справочники, конечно же, делаются с величайшей осторожностью, на основании большого фактического материала, свидетельствующего о распространенности данного явления (либо, напротив, о его угасании), о его соответствии закономерностям языкового развития, системным возможностям языка, о социальных и культурных слоях, в которых рождаются определенные языковые новшества, и т. д.

В связи с этим - один конкретный пример. Ведущаяся в Институте русского языка многолетняя исследовательская работа по кодификации русского литературного языка базируется на постоянно пополняемой картотеке, в которой фиксируются примеры использования слова классиками русской литературы и наиболее авторитетными носителями современного литературного языка. В кодификации произносительных норм важным подспорьем является и фонотека, хранящая записи речи тех, чье произношение было или до сих пор остается образцовым, наиболее близким к орфоэпической норме, - актеров, писателей, поэтов, лингвистов.

Определенную роль в закреплении тех или иных норм играет государство. Для определения этой роли существует специальный термин языковая политика. Он включает два аспекта: 1) законодательное регулирование употребления языков; 2) попытки общества воздействовать на состояние языка, соблюдение языковых норм, определение того, что "хорошо", а что "плохо" и т.д. В частности, нормальной практикой является утверждение на государственном уровне наиболее авторитетных словарей и справочников, которые являются «истиной в последней инстанции» при определении того, что является правильным в языке на данный момент. В России до недавнего времени такой практики не было. Зато примерно до середины 90-х с авторитетными справочниками было все более или менее ясно. Однако в последние 15 – 20 лет ситуация очень усложнилась, в частности, за счет снижения книгоиздательской культуры, породившего словари, которые противоречат друг другу в определении тех или иныз норм.

В 2001 г. на страницах журнала «Мир русского слова» (2002, №1) были опубликованы материалы круглого стола, посвященного проблемам литературной нормы и ее кодификации. В заседании приняли участие ведущие лингвисты. Основным и последним импульсом к его проведению послужили слова, взятые с сайта Госдумы: "...в большинстве крупнейших европейских стран наличествует стандартное представление национального языка в виде набора словарей (DUDEN, Standartwerk zur deutchen Sprache - в Германии, Standart Reference Books - в Великобритании и т. д.). Указанная серия справочных пособий рассчитана на массового читателя и издается дешевыми массовыми тиражами. В набор обязательно входят орфографический, орфоэпический, этимологический, стилистический, фразеологический, цитатный словари, словарь синонимов... Тезаурус отражает в текстовых фрагментах классических художественных произведений практически все стороны жизни. Так выглядит обязательное, контролируемое государством предъявление идеологического и культурного минимума, который рекомендуется каждому гражданину. "В Российской Федерации нет эквивалентных языковых стандартов государственного языка. <...>К тому же не консолидирована позиция российских ученых-языковедов" (Н.А.Бенедиктов, А.П.Бердашкевич. Аналитический вестник, вып. 24 "О правовых основах государственной языковой политики"//Серия: Проблемы совершенствования законодательного процесса. - М., 2000. www.wbase.gov.ru).

С тех пор как это было написано, прошло девять лет и мы меньше месяца назад имели возможность испытать на себе первые последствия государственного решения проблемы норм. 23 ноября 2006 года было подписано постановление правительства, определяющее, что Минобрнауки «…утверждает на основании рекомендаций Межведомственной комиссии по русскому языку список грамматик, словарей и справочников, содержащих нормы современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации (по результатам экспертизы), а также правила русской орфографии и пунктуации». Однако сам приказ вышел только 8 июня 2009 года, а зарегистрирован в Минюсте только в начале августа. Приведем его здесь полностью.

Приказ Министерства образования и науки Российской Федерации (Минобрнауки России) от 8 июня 2009 г. N 195 "Об утверждении списка грамматик, словарей и справочников, содержащих нормы современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации"

• Опубликовано 21 августа 2009 г.

• Вступает в силу: 1 сентября 2009 г.

Зарегистрирован в Минюсте РФ 6 августа 2009 г.

Регистрационный N 14483

В соответствии с постановлением Правительства Российской Федерации от 23 ноября 2006 г. N 714 "О порядке утверждения норм современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации, правил русской орфографии и пунктуации" (Собрание законодательства Российской Федерации, 2006, N 48, ст. 5042) и на основании рекомендаций Межведомственной комиссии по русскому языку (по результатам экспертизы) (протокол от 29 апреля 2009 г. N 10) приказываю:

1. Утвердить прилагаемый список грамматик, словарей и справочников, содержащих нормы современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации.

2. Контроль за исполнением настоящего приказа возложить на заместителя Министра Калину И.И.

Министр А. Фурсенко

Приложение

Список грамматик, словарей и справочников, содержащих нормы современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации

1. Орфографический словарь русского языка. Букчина Б.З., Сазонова И.К., Чельцова Л.К. - М.: "АСТ-ПРЕСС", 2008. - 1288 с.

2. Грамматический словарь русского языка: Словоизменение. Зализняк А.А. - М.: "АСТ-ПРЕСС", 2008. - 794 с.

3. Словарь ударений русского языка. Резниченко И.Л.- М.: "АСТ-ПРЕСС", 2008. - 943 с.

4. Большой фразеологический словарь русского языка. Значение. Употребление. Культурологический комментарий. Телия В.Н. - М. : "АСТ-ПРЕСС", 2008. - 782 с.

Этот список вызвал большой резонанс как у лингвистов, так и у рядовых «пользователей». Обоснованные сомнения профессионалов вызывает то, что список очень короткий. Достаточно сравнить его со списком в приводимой выше цитате девятилетней давности с сайта Госдумы. Вот что пишет Гелена Сает, выпускающий редактор журнала «Эксперт» в статье «Словари-назначенцы»: «… те, кто в силу профессии «использует литературный язык в качестве государственного языка Российской Федерации», были озадачены. Ведь коль скоро во всех спорных ситуациях аргументировать свою позицию – а аргументировать ее придется и учителям, и преподавателям вузов, и работникам прессы, и чиновникам – можно будет только ссылками на четыре «списочных» словаря (выпущенных, как не преминули отметить многие наблюдатели, одним издательством), мнение всех прочих лингвистов автоматически становится «неофициальным», а значит – второсортным» (expert.ru). Вызывает сомнения также выбор орфографического словаря, поскольку он не содержит всех тех новых слов, которые появились в русском языке за последние 20 лет его развития: « Как правильно – «бренд» или «брэнд»? «оффшор» или «офшор»? «риелтор», «риэлтер», «риэлтор»? И вообще – какие новые слова уже прочно угнездились в языке и стали его частью, а какие уже уходят, найдя себе достойную замену или закрепившись в профессиональном жаргоне? Как писать названия огромного количества новых организаций, компаний, банков? Что делать с прописными-строчными? Единственной организацией, которая – пусть с опозданием, пусть иногда с неожиданными и спорными результатами – все эти годы пыталась разгрести свалившийся на нас ворох лингвистических проблем, был Институт русского языка РАН» (Там же). Тем не менее Академический орфографический словарь под редакцией профессора В. В. Лопатина в список «словарей-назначенцев» не вошел.

Единственное, что может сгладить абсурдность ситуации и внушить некоторый оптимизм, - это то, что список заявлен как открытый, то есть предполагается, что он будет со временем пополняться. Однако все равно остается непонятным, почему он не был продуман заранее, ведь проблема обозначена почти десять лет назад.

«Установление норм и регламентов в языке – задача давно назревшая: не будем забывать, что до сих пор единственным официальным документом в этой области являются «Правила русской орфографии и пунктуации» 1956 года. Но если мы действительно хотим навести порядок в нашем языковом хозяйстве, работа эта должна быть открытой, публичной, с четкими критериями, отбирать книги, которые на долгие годы станут эталоном для всех, надо весьма тщательно, не делая непродуманных шагов. Иначе мы так и будем сетовать на малограмотность наших соотечественников, а громкие лозунги о повышении статуса русского языка так и останутся лозунгами» (Там же).

Внимание же общественности то ли по недомыслию журналистов, то ли по организованному недомыслию журналистов было уведено в сторону от основной проблемы. Большинство авторов, пишущих об этом указе, волновалось по поводу того, что, согласно утвержденному списку, в язык как допустимые варианты вошли кофе ср.

Р., дОговор и по средАм. Хотя по большому счету эти слова уже давно существуют как дополнительные, стилистически окрашенные варианты. И ничего противоречащего развитию языка в их появлении в словарях нет, да и само это появление не является новостью.

Владение нормой предполагает умение человека не только говорить правильно и отличать правильные в языковом отношении выражения от неправильных, но и использовать языковые средства уместно - применительно к контексту и ситуации общения. Если эти требования не соблюдаются, то говорят о речевой ошибке. Мы как потенциальные носители элитарной речевой культуры должны тренировать свой слух в соответствующем направлении и учиться слышать отклонения от литературной нормы. Однако следует усвоить, что далеко не каждое отступление от языковой нормы должно караться одинаково строго и далеко не всегда следует перебивать говорящего криком: Вы не правильно произнесли слово! Имеются случаи, когда отступление от языковой нормы допустимо или, возможно, даже желательно. И о них мы поговорим.

1. Если языковая норма вступает в противоречие с коммуникативными и этическими речевыми нормами. В ситуации общения эти нормы важны не менее языковых. И если мы настроены на некофронтационное общение, подчеркнуто правильные слова и ударения могут разрушить общность, подчеркнуть превосходство говорящего, принизить собеседника. Иногда приходится поступиться правильностью в том случае, если эта норма непривычна большинству говорящих на этом языке.

2. Кроме того, определенный процент отступлений от нормы неизбежен в разговорной речи Ошибки эти связанны с особенностями речемыслительного процесса, когда говорящему приходится делать выбор между соперничающими в его сознании и одинаково возможными «планами артикуляции» или когда ситуация устного общения вынуждает его строить слишком длинную и сложную фразу, синтаксическая «глубина» которой превышает порог оперативной памяти. Такие ошибки составляют статистически допустимый процент нарушений грамматической, лексической и стилистической правильности речи, от которых не застрахован даже носитель элитарной речевой культуры.

3. Бывают сознательно вводимые в литературную речь отклонения от ее правильности, которые подчиняются стилистическому замыслу говорящего и, соответственно, призваны создавать определенные стилистические эффекты.

В книге М.В Горбаневского., Ю.Н Караулова, В.М. Шаклеина «Не говори шершавым языком. О нарушениях норм литературной речи в электронных и печатных СМИ» собрано большое количество речевых ошибок, допущенных журналистами, политиками и другими публичными людьми. В том числе там имеются примеры таких отклонений от языковых норм, которые подчиняются стилистическому замыслу говорящего и поэтому превращаются в стилистические приемы. «Например, когда Б. Ноткин говорит: “каждая такая приклейка стоит около двух долларов”, он употребляет этот окказионализм, т.е. слово, образованное на случай, вовсе не потому, что оговорился или не знает нейтрального слова “наклейка”. Созданным им новообразованием он хочет подчеркнуть сниженную — в глазах обычного, нормального человека — оценку обсуждаемой реалии на фоне относительно высокой ее стоимости. Аналогично просторечное “Так шо ж вы думаете...” (Е. Киселев) призвано характеризовать интеллектуальный и культурно-речевой уровень тех самых лиц из рассказа обозревателя, которые находились в джипе: это почти цитата из их обычной речевой практики. Слово “мразь” не имеет в сложившемся узусе форм множественного числа и употребляется всегда в единственном — либо по отношению к индивиду, либо собирательно. Если бы Н. Кондратенко использовал в своей реплике (“я не хочу об этих мразей пачкаться”) нормативное единственное число, фраза приобрела бы абстрактный, собирательно-обобщенный смысл, тогда как окказионально употребленная форма множественного придает этому обозначению необходимую конкретику. Она связывает его с совершенно определенными, хорошо известными и говорящему, и слушающим лицами.

Вообще живая устная речь стимулирует языковое творчество, которое иногда может идти вразрез с традиционной нормой, но не нарушает при этом системных закономерностей русского языка. Так возникают потенциальные слова, которые могут остаться окказиональными образованиями, а могут — в случае их повторения — перейти в разряд неологизмов, часть которых оказывается способной закрепиться потом в языке надолго, обогатив его словарный состав. Поэтому вполне допустимыми в речи наших “языковых авторитетов” я бы посчитал следующие непривычные словоупотребления, вписывающиеся тем не менее в устойчивые системные отношения:

— самый смотрибельный сериал (И. Палей) — ср. существующее в языке слово “читабельный” (окказиональное словообразование по аналогии);

— Валентина Матвиенко не удовлетворена малостью суммы, которую выделяет правительство на образование (Е. Новикова). Ср. довольствоваться малым = довольствоваться малостью или дело за малым = дело за малостью (окказиональное значение);

— серая ящерица, которой отрубливают хвост (Л. Гурченко). Неожиданная глагольная форма с суффиксом -ива- является потенциальным словом, которое очень точно передает многократность соответствующего действия, а именно этот смысл — многократность (“отрубают в несколько приемов”) — и хотела подчеркнуть автор [окказиональное словообразование];

— вернуть нашему Отечеству роль балансира в мире (Г. Зюганов). Здесь мы имеем дело с окказиональным употреблением, образованным путем переноса значения по функции и его расширения: балансир — не только как цирковой шест, т.е. инструмент для сохранения равновесия канатоходца, но как средство сохранения равновесия вообще.

В ряде случаев автор высказывания прибегает к сознательному отклонению от нормы, используя прием языковой игры, чтобы достичь каламбурного эффекта и передать с помощью новообразования или непривычного словоупотребления некий дополнительный смысл. Так, в словах С. Кучера (“стиль его программы весьма традициозный”) содержится выразительная характеристика объекта, который, с одной стороны, квалифицируется как вполне традиционный, но при этом получает дополнительную отрицательную оценку из-за суффикса -озн-, который в словах с заимствованными корнями (а именно с такими словами ассоциируется у слушающего “традициозный”), является носителем негативного смысла: ср. тенденциозный, претенциозный, нервозный. Аналогичным образом кажущееся на первый взгляд ошибочным соединение понятий “назначение” (на пост) и “случиться” (“чашу терпения журналистов переполнило назначение, случившееся после рождественских каникул” — Е. Латышев) на самом деле призвано подчеркнуть непредсказуемость, зависимость от “случая” в современной обстановке в нашем государстве всякого рода перемещений по служебной лестнице — отрешений от должности и назначений — на всех уровнях власти».

Таким образом, мы должны усвоить, что языковые нормы позволяют поддерживать постоянство языковой среды обитания, сохранять определенный уровень речевой культуры и культуры вообще, обеспечивать преемственность поколений в передаче информации, культурных, научных и эстетических ценностей. Однако нормы не являются чем-то застывшим – они меняются по мере развития языка, эти изменения осуществляются, благодаря вариативности как свойству норму. Поскольку в норме присутствует не только логика развития языковой системы, но и конвенциональность, подчиненность традициям, возможны легитимные отступления от нормы, обусловленные коммуникативной ситуацией или стилистическим замыслом говорящего. Дуалистическую природу нормы очень емко выразил Л.В. Щерба, который сказал: Когда чувство нормы воспитано у человека, тогда- то он начинает чувствовать всю прелесть обоснованных отступлений от нее.

Приложения