§ 3. Раскол в русской православной церкви

Кризис социальный сопровождался кризисом идеологическим, охватившим сферу религиозных воззрений. Он обострился в связи со стремлением части церковников восстановить единство церков­ных обрядов и содержания богослужебных книг. Поскольку в те времена религия рассматривалась прежде всего как совокупность обрядов, то унификация и регламентация обрядовой практики имела большое значение.

Истоки религиозного кризиса относятся к 40-м гг. XVII в., когда в Москве сложился Кружок ревнителей древнего благочестия, группировавшийся вокруг царского духовника Стефана Вонифатьева. В него входили будущие враги – Никон и Аввакум, а также настоятель Казанского собора в Москве Иоанн, костромской про­топоп Даниил, царский постельничий Федор Ртищев и др.

Ревнители пытались решить три задачи: они выступали против произвольного сокращения церковной службы, достигавшегося введением многогласия, а также беспорядков во время богослу­жения; в программу ревнителей входило обличение таких пороков, укоренившихся среди духовенства, как пьянство, разврат, стяжа­тельство и т.д.; наконец, они пытались противодействовать проникновению светских начал в духовную жизнь населения.

Программа ревнителей соответствовала и интересам самодер­жавия, шедшего к абсолютизму. Поэтому царь Алексей Михайлович тоже выступал за исправление богослужебных книг и унификацию церковных обрядов.

Единство взглядов было нарушено, когда зашла речь о выборе образцов, по которым надлежало производить исправления. Одни считали, что за основу должны быть положены древнерусские рукописные книги, не подвергавшиеся, подобно греческим, после падения Византии изменениям. Выяснилось, однако, что совершен­но одинаковых текстов в древнерусских книгах не было. Именно поэтому, считали другие, за образец книг следует взять греческие оригиналы. Первой точки зрения придерживался Аввакум, второй – Никон.

Обоих уроженцев Нижегородского уезда природа наделила недюжинным умом, огромным честолюбием, властным характером, фанатичной верой в правоту своих взглядов и нетерпимостью к мнению других. Никон преследовал инакомыслящих во время своего патриаршества. Аввакуму, не обладавшему властью, остава­лось лишь грозить своим противникам «перепластать» их «во един день», и прежде всего Никона, – «того собаку разсекли бы начет­веро, а потом бы никониян тех».

Сын мордвина-крестьянина, Никон совершил головок­ружительную карьеру от священника до патриарха, которым стал в 1652 г. Сразу же он начал энергично проводить церковную реформу, одобренную церковными соборами с участием восточных патриархов. Наиболее существенные новшества коснулись церков­ных обрядов. Никон заменил обычай креститься двумя пальцами троеперстием, велел произносить слово «аллилуйя» не дважды, а трижды, двигаться вокруг аналоя не по солнцу («посолонь»), а против него. Изменениям подверглась и одежда священно­служителей и монахов. В самом тексте богослужебных книг произве­дены замены одних слов другими, по сути равнозначными. Так «певцы» заменены «песнопевцами», «вечное» – «бесконечным», «видевшие» – «узревшими» и т.д.

Поначалу споры между ревнителями и сторонниками реформы носили келейный характер и не выходили за рамки богословских рассуждений узкого круга лиц. Но, став патриархом, Никон круто порвал с кружком ревнителей и выслал их из Москвы. Был сослан в Сибирь и Аввакум.

Вслед за Никоном с ревнителями порвал и царь. На первых порах он не вмешивался в проведение реформы. Но после того, как Никон оставил патриаршество, царь стал продолжателем дела, начатого патриархом. Надежды ревнителей на то, что с уходом Никона прекратятся «мудрования», не оправдались. Церковный собор 1666–1667 гг. объявил проклятие всем противникам рефор­мы, предал их суду «градских властей», которые должны были руководствоваться статьей Уложения 1649 г., предусматривавшей сожжение на костре всякого, «кто возложит хулу на господа Бога». В разных местах страны запылали костры, на которых гибли ревнители старины. Подвижнической смертью погиб и протопоп Аввакум. После многолетнего заточения в земляной тюрьме он был сожжен на костре в 1682 г.

После собора 1666–1667 гг. споры между сторонниками и противниками реформы были перенесены в гущу народных масс и чисто религиозное движение приобрело социальную окраску. Силы споривших между собой никониан и старообрядцев были неравны: на стороне никониан находилась церковь и государственная власть, в то время как их противники располагали только одним средством нападения и защиты – словом.

Старообрядчество – сложное движение как по составу участников, так и по существу. Общим лозунгом был возврат к старине, протест против всех новшеств. Однако различные социальные группы вкладывали в понятие «старины» неодинаковое содержание.

Казалось бы обрядовые новшества не должны были вызывать фанатичную приверженность к старине, но новшества под­держивала государственная власть, обрушившая на расколоучителей суровые кары, утвердила Уложение 1649 г., жестоко расправилась с выступлением городских низов, организовала сыск беглых с целью возвращения их помещикам, в крови утопила движение Разина. Старообрядцы боролись против официальной церкви, поддерживаемой государством, посягавшей на весь уклад веками сложившейся жизни, и этого было достаточно, чтобы вы­звать протест низов.

Проповеди расколоучителей находили отклик и у стрельцов, так как они связывали со стариной вольготную службу в столице, жизнь, не обремененную походами, широкое участие в торгах и промыслах.

В рядах раскольников было немало представителей черного и белого духовенства. У них старина ассоциировалась с привычным выполнением обрядов, заученными молитвами и т.д.

Среди старообрядцев встречаются и имена бояр. Для них старина означала возврат к боярскому самовластию, отрицание государственной централизации, протест против формировавшего­ся абсолютизма.

На длительном пути своего существования старообрядчество являлось то знаменем открытой вооруженной борьбы с самодер­жавием, то символом не только пассивного непротивления злу, но и самоуничтожения, выразившегося в массовых «гарях» (самосож­жениях) последней четверти XVII в. Старообрядцы упорно сопротивлялись европеизации России, безнадежно цепляясь за такие символы старины, как борода и длиннополое платье. В то же время в действиях старообрядцев, уклонявшихся от переписей и от выполнения повинностей в пользу государства, нетрудно разгля­деть социальные мотивы.

Примером перерастания полемики в открытое неповиновение властям является Соловецкое восстание 1668–1676 гг. Началось оно с того, что «царские нищие богомольцы» наотрез отказались принять исправленные богослужебные книги. Правительство решило укротить непокорных монахов путем блокады монастыря и конфискации его владений на материке. Монастырь, однако, рас­полагал богатыми запасами продовольствия, и его осада присланными стрельцами не принудила осажденных к сдаче – высокие и толстые стены надежно защищали монахов и трудников от штурмов. К тому же ряды восставших пополнялись разинцами, прибывавшими в мо­настырь после победы над ними правительственных войск.

Под влиянием мирских людей восстание, зародившееся на религиозной почве, приобрело политическую окраску – монас­тырский собор 1674 г. вынес постановление, «чтоб за великого государя богомолье отставить». На этом же соборе было решено «стоять и биться против государевых людей» до смерти.

Неизвестно, сколь долго продолжались осада и безуспешные штурмы, если бы среди осажденных не оказался предатель-пере­бежчик, указавший в 1676 г. тайный лаз. Монахи и трудники ожесточенно сопротивлялись: из 500 защитников монастыря в живых осталось только 60.

Современники с полным на то основанием считали XVII век «бунташным», причем большинство выступлений народных масс падает на время правления царя Алексея Михайловича. В то же время за этим царем закрепилась репутация «тишайшего».

В последнее время ученые установили, что понятие «тишайший» означает не черту характера царя, а цель его правления – идеалом властвования любого монарха во все времена считались покой и тишина. В этом смысле реальный ход событий в царствование Алексея Михайловича вступал в вопиющее противоречие с пресле­дуемыми им целями.

Обстоятельную характеристику личности царя Алексея Михай­ловича дали знаменитые историки С.М. Соловьев, В.О. Ключевский и С.Ф. Платонов. Они отзывались о нем с теплотой и относились с большой симпатией. Царь был вспыльчивым, но отходчивым, благожелательным и бережливым, любил раздавать милостыню сирым и убогим, умел сопереживать страданиям и радостям близких людей. Они отмечали его глубокую религиозность, строгое соблю­дение им постов, превосходное знание порядка церковной службы и отбивание тысячи поклонов во время утренней или вечерней молитвы. Это был образцовый семьянин и добродетельный христианин.

Отмечая общность оценки царя Ключевским и Платоновым, надо отметить одно существенное отличие. У Платонова Алексей Михайлович выглядит безукоризненно и однозначно положитель­ным человеком. У Ключевского есть важная оговорка: личность царя оставила у него приятное впечатление, но только не на престоле. В самом деле, умение сочинять вирши, самозабвенно отбивать поклоны, быть верным супругом относятся к добродетелям частного лица, но их совершенно недостаточно для государствен­ного деятеля, хотя, конечно, этого рода достоинства оказывали несомненное влияние на поступки царя. Главным критерием при оценке государственного деятеля является его личный вклад в дело процветания народа и государства. В этом плане царь Алексей Михайлович выглядит бледнее и ординарнее, чем о нем живописал С.Ф. Платонов.

В актив Алексея Михайловича можно отнести новый торговый устав и воссоединение Украины с Россией, но война с Речью Посполитой велась бездарно и из-за этого было столько ненужных жертв, которых можно было бы избежать. Приписываемая Алексею Михайловичу инициатива в заведении полков нового строя и привлечении на службу иностранцев принадлежит не ему, а его отцу Михаилу Федоровичу, точнее патриарху Филарету: солдатские и рейтарские полки участвовали в Смоленской войне.

Бесхарактерность царя следует отнести к крупнейшим недостат­кам его как государственного деятеля. За все годы своего царство­вания он неизменно находился под чьим-либо влиянием: сначала Морозова, затем – Никона, которого сменил Ордын-Нащокин, наконец, Матвеева. Нуждается в уточнении и знаменитое высказы­вание В.О. Ключевского о том, что царь Алексей Михайлович одной ногой еще крепко упирался в родную православную старину, а другую уже было занес за ее черту, да так и остался в этом нерешительном переходном положении. Последнее справедливо, если иметь в виду личное восприятие новизны: царь не прочь был украдкой понаблюдать за театральным действом, вывозил из терема свою молодую красавицу-супругу Наталью Кирилловну, он охотно пользовался бытовыми удобствами, привнесенными с Запада, но все эти новшества не стали достоянием всего общества, они пота­кали лишь вкусам царя.

Он, несомненно, обладал литературными способностями и начитанностью. Его письма, как и сочинение «Урядник сокольничья пути», в котором изложены правила соколиной охоты и обучения кречетов, отличаются выразительным, точным и образ­ным языком. Вместе с тем религиозная мораль не помешала этому богомольцу, отбивавшему поклоны в течение 5 часов кряду, быть крайне жестоким и немилосердным. Идеалом его правления был царь Иван Грозный. Свидетельством жестокости «тишайшего» является резня в Коломенском в 1662 г., а также расправа с участниками разинского движения в 1671 г. Чрезмерное увлечение царя гастро­номией вызвало ожирение, что и привело к смерти в 47 лет.