Глава 11. Социально-политическая философия

Социальная философия обсуждает проблемы общественной жизни. Что такое общество? Представляет оно простую совокупность людей или такую систему порядка, которая сама производит необходимый для ее функционирования тип человека? Чем дольше философия раз­мышляет о закономерностях общественной жизни, которые, с одной стороны, складываются как продукт взаимосвязей людей, а с другой — как нечто независимое от воли и желаний индивида, тем более гранди­озная панорама представляется взору исследователя.

Совместная жизнь не есть исключительное отличие людей. Боль­шинство животных живут стадами, а сообщество пчел и муравьев по своей дифференциации и организации даже превосходит некоторые типы человеческих обществ. Вместе с тем даже самые примитивные люди не имеют однозначных инстинктов поведения и вынуждены сами находить, закреплять в традициях и специально воспитывать нормы и правила своей организации. Эти правила настолько разнообразны и часто противоречивы, что при взгляде на примитивные общества с со­временной точки зрения возникает впечатление их полной абсурдно­сти. Между тем это далеко не так. При всем разнообразии предписаний и запретов они служат инструментами организации таких важнейших отношений, как обмен женщинами и обмен пищей между членами первобытных коллективов.

Современные люди неоднозначно относятся к государственной и политической деятельности. Судя по апатии избирателей, многие просто ничего не хотят о них знать, заведомо считая политику грязным делом. Однако если люди не интересуются политиками, то политики интересуются людьми и стремятся управлять ими в своих интересах, поэтому вся история человечества — это история политической борьбы. Именно ее успехами, в частности, обусловлен тот факт, что сегодня в развитых странах люди могут позволить себе не интересоваться по­литикой, справедливо полагая, что она их не касается. Однако нельзя забывать, что возможность сосредоточиться на решении проблем своей частной жизни без опасения быть порабощенным завоевывается именно политической борьбой, которая может принимать самые раз­личные формы, в том числе и такие, когда один раз в несколько лет люди приходят к избирательным урнам. Знание истории государства и политики помогает избежать взрывов, когда доведенное до отчаяния злоупотреблениями или неумелыми действиями власти обнищавшее население превращается в обезумевшую толпу, повинующуюся любому призыву.

Человек как социальное существо

В сравнении с другими высшими животными человек не обладает достаточной для самостоятельного существования системой инстинк­тов. Процесс формирования человека происходит после его рождения, в то время как жизненно важные процессы формирования животных завершаются еще в чреве матери. Говоря иначе, формирование человека происходит в процессе его взаимосвязи с внешней средой, к которой относится не только природа, но и человеческое окружение. Сразу после рождения человека его биологические потребности, телесные аффекты подвергаются постоянному и настойчивому вмешательству со стороны общества. При этом поражает открытость и пластичность человеческого существа, которое поддается самым разнообразным со­циально-культурным преобразованиям.

Прежде всего следует рассмотреть формирование человеческого «Я». Оно кажется непосредственной и неотчуждаемой данностью, однако на самом деле тождество нашего «Я», или чувство «Я», фор­мируется обществом. Оно не сводится только к осознанию своей роли в нем, но представляет собой сложный психический и духовный ап­парат, специфические акты которого наполняют смыслом социальные Действия человека. Он не чувствует себя заданным природой, телом или своим социальным положением и создает себя сам, но это проис­ходит не в безвоздушном пространстве самопознания или фантазии, ^а в социальной среде. Поэтому человек разумный — это одновременно человек социальный, и наоборот.

В современной литературе процесс социализации характеризу­ется несколькими важными этапами. Прежде всего, это способность человека к запоминанию и научению, в ходе которого формируются определенные привычки и автоматические реакции. Благодаря этому психическая и физическая энергия расходуется рационально и исполь­зуется для решения новых, необычных проблем. На основе привычек и традиций складываются социальные институты, которые могут быть определены как единство норм и следующих их предписаниям людей. Институализация традиций, норм, правил и предписаний предпола­гает возможность контроля их исполнения. Институты, например, отцовства или иных форм родства приобретают объективированный характер. Сначала для ребенка отец — это взрослый, с которым он играет. Однако постепенно он начинает постигать, что отец — это нечто более серьезное, и осознает его как носителя опыта, традиций, норм, законов, власти. Объективация приводит к пониманию обще­ства как некой самостоятельной реальности, включающей систему учреждений. Вместе с тем эту реальность не следует интерпретировать по аналогии с природой, ибо она есть дело рук самого человека, то есть результат его деятельности, представляющий собой историческую необходимость.

Общественные учреждения, будучи продуктами человеческой дея­тельности, должны быть оправданы и обоснованы. В современной ли­тературе эта операция называется легитимацией. По сути, ссылки на ес­тественное или божественное происхождение законов тоже не что иное, как формы легитимации. Первые законы, традиции и нормы возникали в конкретных обстоятельствах и не нуждались в специальных обосно­ваниях. По мере их усложнения, а также в процессе передачи после­дующим поколениям социальные нормы утрачивают естественный характер и нуждаются в специальном оправдании. Одна из важных функций мифа, религии, права и других форм общественного созна­ния — обоснование правил и законов социального мира.

Другая проблема, которая должна быть решена обществом — кон­троль выполнения институциональных требований. Каждый человек следует тем правилам, которые он сформулировал в процессе личного опыта, но общественная жизнь основана на выполнении также и обще­принятых норм, которые унаследованы от прошлых поколений. По­этому ребенка долго и терпеливо учат тому, как он должен «вести себя» в мире взрослых. Приоритет институциональных требований прояв­ляется в течение всей человеческой жизнедеятельности, и от человека ожидают того, что он будет следовать этим правилам. Вступая в брак, человек не только осуществляет потребность в любви, но и принимает на себя вполне определенные обязанности. В принципе, это не проти­воречит чувствам, а напротив, способствует их сохранению.

Социальные институты не разрозненны, а интегрированы в систему. Эта интеграция выражается прежде всего в языке и знании. Взрослый человек «знает» свой социальный мир, он способен объяснять его плохие и хорошие стороны. Каждый социальный институт имеет сово­купность сформулированных в языке правил, предписаний, моральных и философских принципов. На обыденном уровне знания о социальном мире функционируют в дотеоретической форме как совокупность пра­вил поведения. Такое знание определяет действия человека, которые могут расцениваться уже не с точки зрения соответствия или несоот­ветствия определенным институтам, а как «плохие» или «хорошие» вообще. Поэтому неисполнение социальных норм расценивается как отклонение, безумие или моральная испорченность. Таким образом, знание о социальном мире становится не только информацией, сведе­ниями об устройстве этого мира, но и предписаниями, касающимися переживания и действия в этом мире, и законами, на основе которых наказывают оступившихся.

Типы социальной общности

Род и семья

Род — одна из первичных форм коллективности, которая не ограничи­валась экономическими, трудовыми или социально-иерархическими соглашениями, а скреплялась половыми, родственными и трудовыми связями. В рамках такого объединения имели место различные формы семьи: кровнородственная, в которой запрещались брачные связи между родственниками по вертикальной линии; групповая, в которой запрещались половые связи не только между родителями и детьми, но и между братьями и сестрами; парная, предполагающая брачные отношения только между мужем и женой. Род как система семей имел патриархальную или матриархальную структуру.

Семья — малая группа, построенная на кровном родстве или браке, первичный и элементарный институт общества. Семья основана на родственных и экономических, социальных и биологических, Моральных и юридических устоях и вместе с тем и до сего дня ос­тается местом реализации душевных человеческих связей. Именно в пространстве семьи реализуется стремление к душевной близости и такие качества, как способность к любви, доброте, дружбе, проще­нию, состраданию, которые человек считает аутентичными, то есть присущими ему по природе, и которые он желает видеть во всех сфе­рах жизни. Сегодня происходит распад семьи как фундаментального общественного института, и это угрожает самому существованию че­ловека. Действительно, в развитых странах существование семьи уже не представляет собой экономическую необходимость, чем и объясня­ется слишком легкий и поспешный отказ от нее. Однако что заменит семью в деле воспитания тех качеств, которые считаются подлинно человеческими, и не будет ли отказ от семьи означать серьезную угрозу человеку?

Племя — этнический тип первобытной общности, основанной на кровнородственных связях, включающей несколько различных родов. Его существование связано с определенной территорией и спо­собом ее освоения. Помимо хозяйственных связей, наличия разделе­ния труда и обмена его продуктами, племя характеризуется душевной общностью соплеменников, которая выражается в своеобразии языка, традиций, жилищ, одежды, обычаев, мифов и верований. Существова­ние родов внутри племени служит регулированию брачных союзов.

Народность — следующая ступень исторического развития людей, которая связана с формированием государства. Народности возникают путем консолидации племен, замены кровнородственных связей тер­риториально-хозяйственными. Это происходит при условии соседства территорий, близости языков и сходстве обычаев и верований. Вместе с тем этот процесс осуществляется в форме не только мирного сращи­вания, но и войны племен. В результате более могущественное племя навязывает остальным свой язык и верования, превращая их в господ­ствующие.

Этносы

Отношения людей не ограничиваются политическими интересами, поэтому для описания крупных человеческих сообществ используются другие метафоры, например географические или геополитические. В этой связи говорят о противостоянии Востока и Запада и видят миссию России в объединении этих цивилизаций, причем география подсказывает нам и другие координаты, относительно которых можно и нужно ориентироваться, это север и юг. В свете угрозы глобального потепления эта оппозиция становится все более важной. Попытаемся ответить на вопрос: как нам ориентироваться в мире, обратившись к историческому прошлому. С этой точки зрения просматриваются три варианта русского самосознания.

1. Государственный патриотизм с элементами автократии, территори­ального величия и православия.

2. Этно-религиозное сознание, которое основывается на мифе о «свя­той Руси» и направлено против чуждых секуляризированных за­падных государств.

3. Национальное сознание, которое, несмотря на принятие Просвеще­ния, дистанцируется от Запада, ибо определяет русскую идентич­ность как культурную, опирающуюся на русскую историю, русский язык и русский народ, а не на государство или религию.

Эти три варианта, заложенные дворянством, были в XVIII и XIX веках восприняты и развиты русской интеллигенцией.

Согласно одному из мифов викинги были приглашены славян­скими племенами на территорию сегодняшней России, чтобы создать государственный порядок. Напротив, в христианском летописании православная вера, внедрение которой связывается в России истори­чески и мифологически с князем Владимиром, пришла из Византии, то есть из южного Средиземноморья. Старая, сложившаяся в русской мифологии и истории культурно-историческая ориентация «Север — Юг» сменилась в XIX веке на перспективу «Запад — Восток». «Мы не принадлежим, — писал П. Я. Чаадаев в первом „Философическом письме" (1836), — ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Если бы мы не раскинулись от Берингова пролива до Одера, нас и не заметили бы»¹. ¹ Чаадаев П. Я. Философические письма. В кн.: Антология мировой фило­софии. Т. 4. - С. 101.

Эти слова подлили масла в огонь споров между славянофилами и западниками. Славянофильская ори­ентация завершилась в концепции панславизма, согласно идеологам которого Россия и Европа представляли собой альтернативные ци­вилизации. В. С. Соловьев склонялся к своеобразному «религиозному интернационалу», к посредничеству между русско-православным восточным христианством и католическим западным христианством. В. И. Ленин также стремился привить к космополитическому марк­сизму и социал-демократии «русскую идею».

В начале века русский историк Н. Я. Данилевский утверждал, что Россия и Европа не могут завоевать, победить, колонизовать друг Друга, так как одна не существует без другой. В процессе взаимной игры сил, конкуренции и соперничества они обретают «динамическую энергию», преодолевающую безжизненную стагнацию. Наиболее важной мыслью Данилевского является идея баланса. Поскольку нельзя заниматься самообманом и скрывать, что Россия и Европа — противники, каждый из которых имеет свой интерес и одновременно не может существовать без другого, постольку они обречены на поиски равновесия, которое оказывается не статичным, а динамичным.

В 20-е и 30-е годы XX столетия сформировалось оригинальное философское направление русского мышления — евразийство. Евра­зийцы разделяли тезис об особом пути России, но отказывались от пан­славизма. Их соображения подкреплялись образованием Советского Союза, который восстановил географические границы Российской империи. Можно соглашаться или оспаривать некоторые выводы евра­зийцев. Однако очевидно, что своеобразие России следует определять по периметру «Европа — Россия — Азия».

В 70-е и 80-е годы XX столетия Л. Н. Гумилевым была сформули­рована концепция «нового евразийства». Основой его аргументации стало геополитическое положение России¹. ¹ Гумилев Л. Н. В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков. — М., 1997. - С. 16.

«Океанической власти» (Англия, США) противостоит «континентальная» (Россия, Германия, Япония) как выражение вечной планетной борьбы между морем и сте­пью. Еще Николай Трубецкой отмечая, что своеобразие евразийского континента определяется природными факторами: лес и степь обуслов­ливали экономические системы и уклад жизни охотников и номадов. Этот регион между нижним Дунаем и Тихим океаном, учреждающий «систему степей», обнаруживает общие черты (изотерма, движения ветра, континентальный климат) и является географически и антро­пологически интегральным. На этом базируется этнолингвистическая общность славянской, финно-угорской и туранской культур.

Истоки рождения государственного и культурного своеобразия Рос­сии относятся к временам противоборства цивилизаций суши и моря, культур поля и степи. Очевидно, что не только российская территория, но и ментальность содержат немало азиатского. Другая история связывает Восточные страны с Европой. Начиная с крестовых походов, европейцы конфронтировали с арабами. Но в ходе этой борьбы осуществлялись тор­говые связи и культурные обмены. Понятие Востока оказывается, с одной стороны, концептом, сложившимся как абстракт социально-политиче­ских практик Запада, а с другой стороны, предпосылкой практик завоева­ния и освоения Востока. Отношение Запада к Востоку оказывается, с од­ной стороны, колониалистическим, а с другой — идентификационным.

Восток характеризуется как соперник Европы, как «Другой», который по принципу контраста используется для понимания собственной сущ­ности. По мнению Э. Сайда, «без исследования ориентализма в качестве дискурса невозможно понять исключительно систематическую дис­циплину, при помощи которой европейская культура могла управлять Востоком — даже производить его — политически, социологически, идеологически, военным и научным образом и даже имагинатиено после эпохи Просвещения»¹. Гумилев Л. Н. В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков. — М., 1997. - С. 16.

Из-за ориентализма Восток не был свободным предметом мышления и деятельности. Этот тезис можно усилить: навя­занный ориенталистикой образ Востока во многом определил самосознание его жителей, и это последствие было еще хуже, чем колонизация.

Дискурс власти выражает не злую волю или интересы класса, он укоренен в биологическую природу человека. Общество как супер­организм, хотя и привносит в «свободную игру сил» элементы права и морали, однако сам общественный договор не только предполагает, но и выносит «агон», как соперничество между индивидами, на более высокий уровень этносов и государств. И достичь «вечного мира» — союза между государствами — не удается до сих пор.

Отсюда следует осмыслить старые и искать новые формы и способы взаимопонимания людей, принадлежащих к разным культурам. Прежде считали, что язык науки является универсальным языком объяснения мира и общения между людьми. Теперь проект Просвещения расценивается как европоцентристское описание других культур. На европейских писателей и ученых легло обвинение в ангажированности. Их стали расценивать как имперских чиновников, описывающих образ жизни других с точки зрения колонизации. Они являются носителями языка, который сложился как выражение мужского соперничества, как самоутверждение героев-завоевателей.

Сегодня трудно указать на общепринятую теорию национального. Буквально «нация» — это племя, народность и не отличается принципиально от этих форм общности. Однако понятия этноса, обозначающего народность, живущую на определенной территории, говорящую на своем языке, соблюдающую верования, традиции и правила жизни своих предков, явно недостаточно для понимания природы нации. Ее формирование политологи связывают с буржуазными революциями, которые разрушили прежние религиозно-этнические формы единства и вынуждены были апеллировать к каким-то иным связям, объединяю­щим народ в республику. Поскольку чисто экономических, рыночных связей для этого было недостаточно, то идеологи буржуазных революций были вынуждены использовать исторические символы «крови и почвы» для консолидации людей. При этом произошла либерализа­ция этих символов, что нашло выражение в понятии «духа народа», к которому взывали законодатели. Сегодня это понятие означает на­личие некоторых отчасти бессознательных, отчасти осознанных черт и характеристик, объединяемых термином «менталитет». Его основу составляют не только требования разума, свободы, справедливости и равенства всех граждан республики, но и чувства, настроения, переживания, порядок которых также определяется обществом. Поэтому чувство национальной идентичности предполагает отличие «своих» и «чужих», и даже конструирование образа «врага», что в полной мере проявляется в национализме.

Еще совсем недавно вопросы национализма казались наследием глубокого прошлого, представлявшим исключительно исторический интерес. В Советском Союзе рассчитывали на воспитание интернационализма, а в европейских странах — на усиление экономической, политической и культурной интеграции. Между тем XX век оказался еще и веком национальных конфликтов, которые характерны не только для недавно освободившихся от колониализма стран, но и для Европы. Несомненно, это связано с использованием дешевой рабочей силы и с политической игрой на национальном чувстве, которое не преодо­левается рациональной критикой «национальных предрассудков».

Образование наций — процесс отнюдь не идиллический. Разнооб­разные народности, объединенные в небольшие средневековые госу­дарства, ревниво отстаивали и культивировали свои отличительные особенности. Формирование государственной нации предполагало силовые методы насаждения языка, обычаев и верований «большого брата». Образовавшиеся империи с целью самосохранения тоже должны были насаждать «патриотические» чувства. Самовосхваление и вера в превосходство были эффективны и относительно безопасны для выживания малых народов. Но в масштабах больших государств узко понятый патриотизм и национализм превращаются в шовинизм и колониализм. Учитывая то обстоятельство, что сегодня существуют крупные государства, имеющие собственные экономические и поли­тические интересы, обычаи, привычки, традиции, язык и т. п., можно сделать вывод, что космополитические и интернационалистические взгляды выражают скорее идеалы, чем сложившуюся реальность. И поэтому политики используют национальную карту в своей игре. Ясно, что опасные последствия такой тенденции преодолеваются не проповедью интернационализма, а уравновешенной экономической, культурной стратегией интеграции, к которой общественность должна принуждать своих лидеров.

Понятие народа было весьма эффективным способом идентифи­кации общества и выступало в качестве мощного символического панциря, ограждающего от влияния чужого. В кризисные моменты именно народ спасал государство. Но сегодня он уже не верит по­литикам, использующим украденный миф о народе в своих целях. Понятие народа стало настолько абстрактным и холодным, что уже давно не объединяет и не мобилизует людей. Солидарности и коллек­тивизму противопоставляется индивидуализм. Народ или нация — это всего лишь совокупность граждан, имеющих право выбирать и быть избранными в парламент. Идеологи современного либерализма опира­ются на принципы автономии и независимости индивида, но не могут указать ограничений, которые бы не позволяли при достижении своих целей нарушать права других. Между тем в Европе процесс построения гражданского общества протекал медленно и сопровождался созданием институтов, ограничивающих произвол индивида.

Классы

Проблема интеграции людей в единую нацию была связана не только с упадком форм христианской общности. Рынок породил автономного индивида, вступавшего в конкуренцию с другими, культивировал агрессивность и жажду наживы. Вместе с тем общество не было сум­мой атомизированных индивидов, связанных только законами рынка. По мере специализации и дифференциации хозяйства возникали раз­личные сословия, объединенные корпоративными интересами. Пример таких групп — цехи ремесленников и гильдии купцов. В рамках этих сословий существовала жесткая иерархия, но были и общие интересы, которые отстаивались всеми вместе. Однако по мере накопления обще­ственного богатства расслоение людей происходило и по иным призна­кам. Например, структура населения Парижа накануне 1797 г. состояла из 50 тысяч обеспеченного и 500 тысяч обездоленного населения. При этом внутри обеспеченного населения существовала жесткая иерархия, и различия, скажем, между благородными сословиями, священниками, врачами, юристами, купцами, были весьма значительными. Беднота же, напротив, представляла однородную сплоченную массу. Если мотивы действий состоятельных людей были достаточно разнообразными, то толпой двигал исключительно страх голода. Для нее даже незначи­тельное повышение цены на хлеб было вопросом жизни или смерти. Неудивительно, что первая французская революция, как и русская революция впоследствии, начиналась с хлебного бунта. Кричащая роскошь одних и ужасающая бедность других на фоне рассуждений о равенстве людей перед Богом и перед законом обостряли классовое самосознание и порождали ненависть бедных к богатым.

На опыте классовой борьбы основывался марксизм, выступавший как политическая идеология угнетенных классов. Однако по мере пре­одоления резких различий в уровне жизни различных слоев населения в европейских странах почва для теории и практики классовой борьбы исчезала. Там сложились новые социальные общности, среди которых наибольшее значение придается так называемому среднему классу. По сути, речь идет не о классе в его прежнем понимании как особой группе людей, отличающейся своим отношением к средствам про­изводства, способами получения и долей общественного богатства, идеологией и т. п., а о слое или «страте», который отличается от других в зависимости от профессии, образования, величины дохода, образа жизни. Наряду со средним классом выделяется элита — слой руко­водителей предприятий, крупных ученых, художников, звезд спорта и т. п. Таким образом, на место прежних дифференциаций общества на «пролетариат» и «буржуазию» приходит новое разделение, основан­ное не столько на отношении к средствам производства (ибо по мере развития транснациональных корпораций растет коллективная част­ная собственность), сколько на отношении к «символическому капи­талу» — знаниям, информации, средствам массовой коммуникации.

Ошибка политиков и политологов, пытающихся конструировать в сегодняшней России «гражданское общество», во многом обуслов­лена устоявшимися общими понятиями. Ими же вызваны само разделение на представителей сословного, или классового, подхода к анализу социальной реальности и неразрешимость дискуссий между ними. Но даже когда повсюду господствовал классовый анализ, а тео­ретики оттачивали и шлифовали ленинское определение класса, это понятие в практиках составления и заполнения анкет стало синонимом «сословия».

Понятие среднего класса представляется удачным названием того, о чем мы мечтаем. Это понятие с точки зрения теории поляризации общества на рабочий класс и буржуазию кажется оппортунистиче­ским. Но с точки зрения общества, отказавшегося от теории классовой борьбы, оно желательно, так как в прилагательном «средний» содер­жится нечто примиряющее: средний класс сбалансирует и свяжет общество узами примирения и согласия. Понятие среднего класса как нельзя лучше соответствует самопредставлению массы, которая не хочет причислять себя ни к пролетариям, ни к буржуа («мелкая буржуазия» звучит как будто синоним слова «пошлость», точно так же наши современники не хотят называться мещанами, хотя это было весьма достойное сословие).

В нашей стране классовое расслоение представляет собой пеструю картину, что, в принципе, особенно на фоне прежних рассуждений об идеальной однородности общества, можно считать положительным, ибо разнообразие способствует развитию. Вместе с тем значительный разрыв между доходами граждан создает взрывоопасную ситуацию. Очевидно, что одним пиаром ее не потушить, необходимо восстанов­ление справедливости.

После крушения веры в единство рабочего класса мы снова мечтаем соединиться на духовной основе, как это предлагали русские философы всеединства. Но пока время для этого не пришло, следует признавать более реалистичные проекты, согласно которым формирование обще­ственного мнения и политической воли осуществляется не столько в форме единодушия относительно общих интересов и общих врагов, сколько на основе публичных дискурсов, нацеленных на рациональную оценку общих интересов и значимых ориентации.

Политическая философия

Государство — важнейший шаг на пути эволюции социальных общ­ностей. Первые государства возникли в III тыс. до н.э. Одни рисуют их становление как естественно-исторический процесс объединения племен и народов. Другие считают их продуктами насилия, когда завое­ватели «перекраивают» землю и людей как подданных, которые платят дань. Во всяком случае, их создание — одно из величайших достижений человечества, которое часто недооценивается из-за репрессивности государственной формы организации жизни людей. Но в то же время это гигантская и очень сложная социальная мегамашина, позволившая высвободить человеческие ресурсы и использовать их для развития соб­ственного могущества. Конечно, первые государства не были чисто эко­номическими образованиями, например сооружение гигантских пира­мид или огромных каменных идолов не имело никакого экономического смысла, а просто демонстрировало власть и могущество как таковые.

Развитие государства привело к радикальному изменению человека. Во-первых, это такая форма общности, в которой кровнородственные связи оказываются недостаточными, и строятся чисто социальные отношения. Во-вторых, для нее необходимы строгая дисциплина и ис­полнительность, так как различные группы людей, занимающиеся раз­личной деятельностью, должны действовать согласованно. В-третьих, государство опирается на бюрократический аппарат, передающий приказы сверху вниз, и на военную силу — армию, которая способст­вует захвату чужих территорий и населения. Кроме того, оно создает внутренние контролирующие и карательные органы, используемые для принуждения к труду и наведения порядка.

Политика (греч. полис — государство) — это сфера обществен­ной деятельности, связанная с участием в управлении государством. Определение человека как «политического существа», идущее от Ари­стотеля, вызвано античной демократией, при которой свободные граждане Афин собирались на городской площади для обсуждения общественных дел. К качествам политического человека относились рассудительность, умеренность, ответственность, благоразумие, муже­ство. Политика — это также искусство вести хозяйство и управлять до­машними делами, и наконец, это искусство заботы о себе, понимаемое как подготовка к управлению семьей или государством.

Государство имеет разнообразные устройства. Аристотель выделял среди них три «правильных» (монархия, аристократия и полиция) и три «неправильных» (тирания, олигархия, демократия). Эта клас­сификация не совпадает с нашими современными представлениями о «демократическом государстве», ибо Аристотель считал, что власть должна принадлежать аристократам, «лучшим», то есть наиболее сведущим, рассудительным и ответственным гражданам, а не необра­зованному и грубому большинству.

Взгляды Аристотеля не столько отражали действительное устрой­ство государственной власти в современных ему Афинах, сколько были своеобразной утопией. К этому разряду следует отнести и взгляды про­светителей XVIII века, выдвигавших идею «общественного договора», согласно которой разделение властей и общественных обязанностей осуществляется на рационально-правовой основе, когда люди прини­мают на себя долг выполнения общественных обязанностей во имя самосохранения. На самом деле отношения власти хотя и не сводятся к чистому насилию, тем не менее далеки от модели рациональных пе­реговоров и договоров между различными слоями общества. Столь же далекой от действительности оказалась и более поздняя модель бюро­кратического государства, согласно которой государством управляют чиновники и специалисты, исходящие в своих решениях из обществен­ной пользы, а не из собственных корыстных интересов.

Государство — исторически развивающаяся форма организации общественной жизни. Существует большое разнообразие государст­венных устройств (унитарное, федеративное), форм правления (монар­хия, республика), типов (рабовладельческое, феодальное, буржуазное, социалистическое) и политических режимов (парламентский, автори­тарный, диктаторский). Но при этом выделяются основные признаки: 1) наличие особой системы органов и учреждений, осуществляющих функции государственной власти; 2) наличие норм, правил, санкцио­нированных в форме права; 3) существование территории, на которую распространяется юрисдикция данного государства. Любое государ­ство выполняет некоторый набор функций. Обеспечение стабильного существования сложившейся политической системы, регулирование экономических и социальных отношений, реализация правовых норм, взимание налогов, защита конституции и т. п. относятся к внутренним функциям. Защита интересов страны перед международным сообще­ством и другие формы сотрудничества составляют внешние функции государства.

Бердяев отмечал «мистическую» природу государства, которое он понимал не только как хозяйственную систему и социальную структуру, а прежде всего как духовную и даже «телесную» общность. Государство не может существовать исключительно на насилии, оно крепнет бла­годаря духовному единству своих граждан, благодаря значительной жертве, на которую они идут во имя процветания государства. Великие империи прошлого распадались не столько под влиянием более могу­щественных соседей, сколько в результате разложения «морального духа» людей, уже не желающих жертвовать личным во имя общего. Объединение людей в государство предполагает не только «разум­ный эгоизм», когда отдельные собственники объединяются в союз с целью расширения рынка и обмена, не только «общественный дого­вор», гарантирующий свободу и справедливость, но и чувство «крови и почвы», основанное на любви к своей стране и готовности принести себя в жертву ради ее сохранения и развития.

Все эти различные теоретические попытки определения природы государства могут быть интегрированы в более сложную и разнообраз­ную картину, в которой должны найти свое место как социально-эко­номические, так и духовно-нравственные определения. Смысл суще-^ствования мощного государства, которое действительно предполагает значительные жертвы, заключается в наличии духовной цели, «идеи», которую оно стремится осуществить на земле.

Традиционно политическая власть в обществе реализуется через политическую систему, представляющую совокупность государствен­ных учреждений и политических институтов, а также правовых норм и идеологических целей. Структуру политической системы можно представить схематично:

1) политические институты (государство и его учреждения, пар­тии, общественные организации и объединения);

2) политические и правовые нормы (политические взгляды, по­литическое сознание, политическая культура);

3) политические отношения (отношения социальных групп к по­литической власти, политическая деятельность).

При характеристике политической системы большое значение имеет структура государственных органов, представляющая собой упорядоченную, юридически оформленную совокупность институтов. В основе ее функционирования в современных государствах лежит разделение трех ветвей власти: законодательной, исполнительной и судебной. Органы законодательной власти — парламент и законода­тельные учреждения — на местах разрабатывают и принимают законы и контролируют их исполнение. Органы исполнительной власти — пра­вительство — реализуют принятые законы и постановления. Органы судебной власти осуществляют функцию судопроизводства.

В зависимости от структуры, правового положения и соотношения властных полномочий между различными ветвями власти, государ­ства отличаются по формам правления. Прежде всего различают две основные разновидности организации верховной власти: республика и монархия. В республике высшие органы государственной власти либо избираются непосредственно населением, либо формируются общенациональным представительным учреждением. В зависимости от правового положения и соотношения различных ветвей власти вы­деляется несколько форм республиканского правления:

1) президентская республика: а) глава государства — президент — избирается независимо от парламента всеобщим голосованием; б) в его руках сосредоточены полномочия главы государства и правительства; в) правительство назначается президентом и обязано проводить его политику;

2) парламентская республика: а) президент избирается, а прави­тельство формируется парламентом; б) ключевую роль в управ­лении играет премьер-министр, парламент контролирует дея­тельность президента и правительства;

3) полупрезидентская республика:

а) глава государства избира­ется независимо от парламента путем всеобщего голосования;

б) правительство несет ответственность перед парламентом;

в) президент может проводить политику, не зависимую от пра­вительства.

При анализе государственной системы следует иметь в виду раз­личия не только по форме, но и по типу политического режима. Это понятие включает систему методов осуществления государственной власти, обеспечивающую реализацию прав и свобод граждан и право­вой характер действий самой власти. Выделяются диктаторский (тота­литарный и авторитарный) и демократический политические режимы. Последний характеризуется следующими признаками: построение государственного аппарата по принципу разделения властей, наличие представительных органов и их участие в управлении, многопартий­ность и представительство партий, одержавших победу на выборах, в органах власти, всеобщее избирательное право, равенство перед за­коном, плюрализм.

Диктатура как политический режим отличается сосредоточением власти в руках одного или группы лиц, бесконтрольностью и неограни­ченностью власти, отсутствием разделения ее ветвей и, прежде всего, пар­ламента, подавлением оппозиции, нарушением прав и свобод граждан, репрессиями по идеологическим, национальным и иным признакам. При этом авторитарные режимы контролируют преимущественно полити­ческую сферу, а тоталитарные осуществляют всеобъемлющий контроль не только за общественной, но и за частной жизнью граждан, используют при этом различные формы репрессии и даже террора. Установление диктатуры нельзя считать исключительно злонамеренным захватом вла­сти в личных целях. Диктатура может устанавливаться на переходный период. Например, диктатура пролетариата вводилась с целью слома старой государственной системы. Однако эта временная форма прав­ления не должна превращаться в постоянную, то есть в тоталитаризм.

Российская интеллигенция обычно мыслила себя как некий про­тивовес власти, которая складывалась в истории нашего государства как репрессивная, подавляющая индивидуальную свободу сила. Од­нако сегодня власть существует в иной форме, чем раньше. Даже если допустить в качестве некой исходной абстрактной ступени государ­ство, основанное на насилии, то нельзя отрицать, что оно вынуждено находить компромисс с традициями и законами, выработанными в ходе совместной жизни людей. Поэтому постепенно формой легитимации власти становится право. Это не просто маскировка силы, но и значи­тельное ее ограничение, ведь, пользуясь языком права, сила должна вступить в компромисс со справедливостью и научиться сдерживать и ограничивать себя.

Однако власть в форме права также не представляет собой самую последнюю и совершенную ступень эволюции власти. Сегодня власть существует в форме знания, касающегося управлением жизнью. Если право все-таки реализуется в форме негативных санкций и репрес­сивности как запрет и наказание за проступок, то управление жизнью предполагает советы и рекомендации, касающиеся здорового образа жизни, рационального труда и отдыха, потребностей и способностей, словом, установление повседневного порядка жизни. Это не означает, что традиционные институты власти — правительство, парламент, по­литические партии и старые пропагандистские машины — оказываются ненужными. Напротив, они остаются разумными, но действующими в определенных границах формами власти. К ведению политических институтов относятся не все, а только некоторые общественные про­блемы. Более того, политика как искусство возможного сама опирается на признание повседневного порядка, которому она не может противо­речить, не подвергая себя опасности ниспровержения.

Протекание жизни под сенью государства можно оценивать пози­тивно и негативно. Очевидно, что государство «железными скрепами» связывает большие массы людей, складывает и направляет их усилия в одном направлении. Но оно может отрицательно относиться к ини­циативе отдельных незаурядных личностей. Опасность чрезмерной государственной опеки состоит не столько в подавлении их свободы, сколько в потере собственного, внутреннего иммунитета, позволяю­щего сопротивляться опасному влиянию чужого. Это происходит, ко­гда государство отрывается от человека, бюрократизируется и начинает работать само на себя.

Свобода и общество

Проблема личности в современном мире вызвана трудностью согласо­вания двух подходов, один из которых можно назвать социально-эконо­мическим, а другой этико-психологическим. Оба они правомерны. Так, несомненно, что реализация человека связана с теми возможностями, которые предоставляет ему социальная система. Конечно, человек может осуществить свободный выбор, но одно дело — выбирать между ролью жертвы или палача и совсем другое — между разнообразием профессий, позиций и действий, которые предоставляются человеку в высокоразвитом демократическом обществе.

Таким образом, необходимо рассмотреть проблему прав и свобод личности, как она стоит в современных социально-философских теориях. Философия издавна ориентировала человека на высшие ценности, главные из которых — истина и свобода. «Я дам вам истину, и она сделает вас свободными», — это обещание, которое давали Сократ и Христос, лучше всего выражает связь этих фундаментальных ценно­стей. Но как понимать эти слова сегодня, когда, несмотря на относи­тельно благоприятные условия жизни, человек как никогда трагично ощущает свою зависимость от власти? Сегодня нельзя ограничиться чисто теоретическими рассуждениями или моральными пожеланиями, нельзя забывать о главной реальности, о власти, которая хотя и стала менее репрессивной, зато вплотную придвинулась к каждому человеку и ограничивает его тело и душу. Сегодня она присутствует не только в форме репрессивных органов, но на экране телевизора и на страницах газет и журналов. При этом она не всегда имеет открытую идеологи­ческую форму, которую могла бы разоблачать философия как обман и манипуляцию сознанием населения. Власть присутствует как в юри­дически-правовой, так и в повседневной форме, поэтому сегодня отстаивать свободу — означает прежде всего добиваться социальных, политических и юридических прав и гарантий.

В условиях буржуазного общества стали давать трещину стены, сдер­живающие напор агрессии. Старая технология воспитания, основанная на самоограничении, аскезе, запрете стала неэффективной. Но еще ме­нее эффективной оказалась мораль долга, исполнения законов и других социальных принципов. Во-первых, опора на формальные, моральные и юридические законы оказалась менее прочной, чем старая система по­рядка, основанная на наказаниях, чувствах страха, стыда, совести и т. п. Во-вторых, она тоже пришла в противоречие с реалиями рыночной эко­номики, колонизацией, войнами, революциями. Моралисты не могли содействовать укреплению государства, власти, завоеванию и освое­нию новых земель, росту богатства, развитию новых, рассчитанных на потребление, форм культуры. Для религиозных проповедников все это было злом и насилием, против которых они призывали выступать. У нас это противоречие ярко обнажилось в ходе критики И. А. Ильиным морали «непротивления злу» Л. Н. Толстого. Жалость и сострадание к угнетенным, испытываемые моралистом, загоняют его в ловушку: если целью жизни является избавление от страданий, то для борьбы со злом необходимо использовать насилие над угнетателями, которое Расценивается моралистами как источник порождения новых страда­ний. Непротивление, по мнению Ильина, оказывается бегством от зла, °но неспособно вступить с ним в мужественную борьбу, а значит, мо­рализирование не способствует избавлению от зла, а приводит к его Росту. Оно свойственно вообще духовной интеллигенции, для которой духовно-нигилистические, сентиментально-пошлые, безвольные и ду­ховно-безответственные настроения и поступки относятся к доброде­тельным; напротив, деяния героически-волевые, пророчески-гневные, пресекающие зло и карающие злодея, причисляются к самым позорным и низменным проявлениям человека.

Значение слова свобода связано с социальным положением: свобо­ден тот, кто независим, не подчинен. Свобода означает также свободу действия, то есть отсутствие препятствий для достижения целей, что предполагает самостоятельность и отсутствие принуждения.

Несколько иначе понимается моральная свобода, которая опреде­ляется как действие в соответствии с нравственным законом вопреки давлению желаний, социальных и исторических обстоятельств и даже юридических законов.

Наконец, существует определение свободы как воли, как произ­вола, допускающего выполнение любого самого капризного желания человека. Таким понятием свободы оперировал Достоевский, который полагал, что «глупая человеческая воля» отрицает любую необходи­мость, и в ситуации выбора «пить чай или мир погибнет» человек ско­рее предпочтет дать миру погибнуть, но не откажется от исполнения своего желания. Если быть точнее, то у Достоевского речь идет о же­лании, осуществить которое действительно часто бывает невозможно. Воля же — это нечто более рациональное и практическое, связанное с достижением целей и выбором эффективных средств.

Но во всех своих определениях свобода связана с борьбой против принуждения и насилия, против препятствий и запретов, ограничи­вающих поведение. В философии морали свобода воли означает прин­ципиальную способность человека осуществлять выбор между добром и злом, и такая возможность отчетливо фиксируется уже в Библии. Во многом это связано с формированием чувства ответственности за свои поступки: христианская религия, которую часто понимают как форму угнетения, на самом деле обрекает человека на свободу и тем самым как бы дает человеку право на грех. Свобода выступает со времен христианства фундаментальной антропологической кон­стантой и становится решающей характеристикой самоопределения и самосознания человека, отделяющей его от мира животных.

В более конкретных определениях свобода воли характеризует: во-первых, человеческую деятельность, отличающуюся от труда, по­знания, власти и других фундаментальных способностей человека; во-вторых, осмысленность поведения, знание о возможности свободы здесь и теперь; в-третьих, наличие разнообразных ситуаций выбора, от­личие от безальтернативных ситуаций; в-четвертых, самостоятельность, принципиальную способность самоопределения, автономность, когда человек не просто выбирает, но сам создает или, точнее, открывает новые возможности, опираясь на поставленные цели и идеи. Свобода воли не есть что-то самоочевидное и часто подвергается сомнению.

Детерминисты — сторонники такого взгляда на мир, согласно кото­рому ничто в мире не происходит случайно и беспричинно — считают, что ни одно действие не может быть свободным. С этим отчасти можно согласиться. Человек — это такое существо, которое подчиняется не природной необходимости, а нравственному закону. В концепции свободы выбора предполагается ответственность, то есть вина человека за неправильный выбор. Если человек нарушит законы мироздания, то это предполагает либо моральное, либо религиозное наказание (по­каяние).

Другое возражение против свободы воли связано с познанием истины: в рамках философии разума свобода определяется как осо­знанная необходимость, то есть состоит в сознательном подчинении природной и социальной необходимости. Это возражение также нельзя абсолютизировать, ибо идеи и знания меняются и, стало быть, не господствуют безраздельно. Человек может освободиться от ложных или устаревших идей и таким образом осуществить прорыв к свободе.

Человечество не только мечтало о свободе, но и работало в направ­лении ее осуществления. Государство, в котором действует свобода, основанная на законах, называется правовым государством. В демо­кратическом государстве законы принимаются или изменяются путем свободных выборов представителей народа, которые выражают его волю.

Конечно, демократия может быть легко подвергнута критике. Рус­ская интеллигенция в особенности не доверяла воле «глупого боль­шинства». Но столь же уязвима и идея «просвещенной монархии», согласно которой воля государя ограничивается разумом и законом. Естественно, что в этих условиях всегда существует опасность деспо­тизма и произвола. Современная эпоха тяготеет к свободным выборам, позволяющим без насилия корректировать существующие законы. Ес­тественно, что выборы имеют множество недостатков, и власть может манипулировать мнением народа. Свободные выборы возможны при условии свободы граждан и наличии у них политической сознатель­ности и ответственности. Можно перечислить основные признаки политической свободы.

1) Свобода индивида предполагает и опирается на свободу ос­тальных. Границу свободы одного человека образует свобода другого. Таким образом, предполагается единство юридической независимости и нравственной открытости, выражающейся в признании свободы другого. Юридическая свобода называ­ется негативной, ибо она позволяет человеку изолироваться от других, она полагает дистанцию, которой должны придер­живаться люди в отношениях друг с другом. Нравственное признание может быть названо позитивной свободой, так как способствует солидарности людей. Благодаря единству нега­тивной и позитивной свободы человек становится свободным в той мере, в какой свободны другие.

2) Свобода гарантируется правом, которое связывает насилие принципами справедливости. Свободный человек имеет за­щиту от насилия и может выражать свою волю. Как таковая, власть реализуется в ходе свободной борьбы сил. Сила опре­деляется, то есть ограничивается, другой силой, а не разумом или моралью, которые взывают к абстрактной справедливости. Вместе с тем борьба сил, не ограниченная разумом и моралью, приводит к истреблению, к энтропии, поэтому сила стремится получить разумное, правовое обоснование и таким образом вынуждена отказаться от произвола и насилия. Постепенно формируется правовое государство, в котором законы имеют одинаковую силу для всех, а необходимое в некоторых случаях применение насилия регулируется законом. Например, репрес­сивные действия полиции могут быть допустимы лишь в от­ношении правонарушителей. При этом человек не может быть заключен в тюрьму без указания причины ареста и имеет право для выражения протеста и публичной защиты. Политическая же полиция — недопустима.

3) Права свободного человека реализуются в обществе, которое обеспечивает изъявление его воли. Такое общество, в котором каждый человек, в зависимости от уровня политической зре­лости и аргументированности притязаний на власть, может рассчитывать на признание, называется демократическим. Претенденты на власть ведут в соответствии с избирательным законом предвыборную агитацию. Выдвижение кандидатов различными группами населения зависит от необходимого числа подписей и не ограничивается. Посредством выборов формируется правительство. Таким образом, без применения насилия власть может быть изменена в соответствии с жела­нием избирателей.

4) Свобода, как известно, связана с истиной, и демократизация представлений об истине заключается в том, что она перестала быть достоянием посвященных. Так же как и политическая воля, политическая истина отыскивается в ходе свободных дис­куссий, в которых участвуют как политики, так и обществен­ность. Дискуссии и переговоры способствуют: а) повышению компетентности, информированности, раскрытию скрываемых в тайне сведений; б) выявлению неявных или кажущихся естественными предпосылок и ориентации общественного развития; в) достижению взаимного согласия и признанию чужого мнения. Для проведения дискуссий свободной обще­ственности необходима свобода доступа к средствам массовой информации. При этом допустимы такие ограничения, которые защищают от клеветы и оскорблений, а также разглашения сек­ретных государственных и военных сведений.

5) Демократия имеет исторические формы, и ее критики спра­ведливо указывают на то, что она легко превращается в охло­кратию — власть толпы, которая, как известно, вырождается в тиранию. Выход видится в повышении культурного, образо­вательного, жизненного уровня всего населения или, если это невозможно сразу, в формировании элиты — слоя специали­стов, который пополняется из всех слоев населения.

6) Свободные выборы должны проверять обоснованность претен­зий элиты на управление обществом. Таким образом, конечный эффект демократического общества обусловлен решимостью населения отстаивать свободу. Демократический строй также связан с соблюдением определенных границ власти, которая не должна вмешиваться в частную жизнь человека и ограничи­ваться только необходимыми для соблюдения общественного порядка мерами.

7) Политическая элита формируется в условиях многопартийной системы. Однопартийность — серьезная угроза свободе, поэтому должны существовать разнообразные партии, выражающие интересы различных слоев населения. Партии, проигравшие на выборах, переходят в оппозицию и своей критикой способст­вуют критике и моральному осуждению неэффективных или не­законных действий избранной власти. Партии и их идеологии стремятся навязать свои интересы и взгляды как всеобщие и единственно верные. Отсюда возникает опасность насилия и репрессий в случае победы даже демократических, социали­стических и коммунистических партий. Это происходит в том случае, когда не принимаются во внимание интересы другой, мо­жет быть и меньшей, части населения, которая не поддерживает политику победившей партии. Противоядием против этого вы­ступают либерализм и плюрализм, допускающие существова­ние и даже развитие той части населения, которая оценивается как консервативная или оппозиционная. Вообще говоря, поли­тика должна соблюдать некоторую дистанцию по отношению к вере и идеологии. Фанатическое религиозное государство или тоталитарный режим на основе той или иной идеологии в равной мере опасны по своим последствиям. Ценности об­щества вырабатываются в ходе совместного жизненного опыта людей и включают терпимость, гуманность, уважение, внима­ние, сострадание. Эти ценности должны быть нравственными принципами, регулирующими деятельность любых партий. Интересы людей становятся все более разнообразными, и ими уже невозможно управлять традиционными юридическими и политиче­скими средствами. По этой причине власть постепенно меняет свою форму и реализуется как форма манипуляции телесными и душевными желаниями человека. Она действует уже не через репрессивные органы или идеологическую пропаганду, а через управление образом жизни при помощи телевидения и других средств массовой коммуникации.

Неудивительно, что наряду с традиционными партиями появ­ляются новые общественные движения. Например, феминистки борются за права женщин, но вместе с этим раскрывают глубокую зараженность насилием и мужским шовинизмом буквально всех сфер жизни, от культурных до повседневных. Точно так же экологические движения, наряду с угрозой техногенной перегрузки природы, борются против самой установки на покорение и насилие, которые реализуются по отношению к природе и человеку, к взрослым и детям.

Таким образом, политическая философия не дает ответов на все слу­чаи жизни. Реализация свободы достигается в каждую историческую эпоху и каждым последующим поколением по-новому. Пламенные революционеры прошлого, безусловно, были героическими лично­стями, но сегодня их стратегия и тактика освобождения оказываются неэффективными в сферах повседневной жизни, которая оккупирована властью. Эту власть, строго говоря, уже нельзя считать политической, потому что политики не подозревают и не заботятся о ней. Но она ощу­щается каждым человеком, и каждый по-своему ищет выход из гнету­щего ощущения сетей порядка, принуждающего нас действовать часто помимо нашей воли. Эти сети часто невидимы, они составляют наше внутреннее «Я», и поэтому, когда человек ощущает неудовлетворен­ность жизнью, он склонен обвинять в неудаче именно себя и нередко опускается до алкоголизма или наркомании. Между тем свободный человек должен критически относиться не только к чужим, но к своим собственным установкам и переживаниям. Пространство свободы расширяется помимо политики еще и самоанализом, освобождающим от внутренних установок на репрессивность и обладание.