Язык и коммуникация

Классическая коммуникативная система, основанная на письменно­сти, представляла язык как систему знаков, сила которых, степень их воздействия на поведение людей определяется не внешней формой, а внутренним значением. Оно отсылает к объективным положениям Дел, к истине, уясняя которую люди строят планы своего поведения. Со-Ременные масс-медиа опираются на аудиовизуальные знаки, которые ^Ни к чему не отсылают, а обладают прямым магическим воздействием и буквально гипнотизируют, завораживают людей. При этом нет речи о рефлексии по поводу их смысла и значения.

Психолингвистика раскрывает важную роль слуховой ориентации в окружающей среде. Очевидно, что понятие языка, выработанное в рамках письменной культуры, сегодня оказывается явно недостаточ­ным. Поэтому необходимо предпринять экскурсы в историю форми­рования философских понятий, которые позволяют осмыслить такое важное событие современности, каким является переход к аудиовизу­альным технологиям.

Прежде всего, в искусстве мы сталкиваемся с таким употреблением языка, когда он воздействует на читателя не информацией и не ссыл­кой на авторитетные институты критики, идеологии или политической цензуры, а воздействует имманентно присущей ему силой или энер­гией. Для обозначения этого внутреннего потенциала языка Гумбольт ввел понятие внутренней формы слова. Согласно Хайдеггеру язык не исчерпывается референцией, он сам является некоторого рода событием, местом, где может раскрыться истина бытия. По мнению П. Флоренского, знаки не отражают и не обозначают внешние объ­екты, а обладают собственной энергией, которая, благодаря эманации, приходит от высших сил бытия. Например, икона является медиумом божественных энергий. До тех пор, пока мы не столкнулись с чудо­действенным воздействием новых масс-медиа, перечисленные теории оставались на обочине наук о языке.

Выражением всех наших чувств является речь. Изобретение письма произошло на основе речи. Слух, способность слушать — это связь и даже зависимость от другого человека. В отличие от него зрение более индивидуально. Голос и слух обслуживают межчеловеческие взаимо­действия. Говоря философски, слух — это больше этическая, чем гносео­логическая способность. Соответственно, ухо — это орган лингвистиче­ский или прагматический и коммуникативный, а глаз — семантический или когнитивный. Понятия слуха чаще используется в практической и политической философии. Недаром послушность считается важней­шим качеством человека. Практический разум откликается на призыв ценностей и веление долга. Язык понимается как игра звучащего мира и слушающего человека. При этом речь идет о способности слышать не только другого человека, но и мир, природу и самого себя.

Специалисты по антропогенезу начинают поиски человеческого с первого осмысленного слова, а в магических обрядах видят зачатки познавательного отношения к миру. В медицине слух дифференцирУ" ется по степени чувствительности, в музыкальном искусстве — по вос­приимчивости к тонам и тактам. Оказывается, что наша способность к языку не исчерпывается соблюдением правил логики и грамматики, а предполагает чувствительность к тончайшим оттенкам смысла. Ори­ентирование в звуках предполагает также избирательность к ритму и мелодии речи, которая изначально произносилась нараспев. Не всякая песня берет за живое, и на одни мы реагируем грустью или даже слезами, на другие — весельем. Одни песни уводят нас внутрь самих себя, а дру­гие рвут душу наружу и зовут к героическому подвигу. Так, приходится помнить не только о возвышающей, очеловечивающей роли голоса, но и об опасности музыки, выражающей глубинные желания индивида. Какая же музыка звучит в наушниках аудиоплейеров нашей молодежи, зовет она к чему-то высокому и далекому или к родному и близкому?

Миф о поющих сладкоголосых женщинах-русалках, околдовываю­щих моряков и воинов, отвлекающих их от выполнения долга, уводя­щих в неземной, подводный мир, является настолько ярким, что запо­минается на всю жизнь. О чем поют сирены, как их песни достигают уха мужчин, почему они обезоруживают их, что обещают они усталым пут­никам? Как сирены находят слушателей, на какой волне они посылают свои сообщения, почему сила, мужество и рассудительность мужчин не способны противостоять их голосам? Почему же музыка обладает столь сильной, возможно, самой сильной властью над человеком? Зву­чит в ней бытие, как полагал Ницше, или она резонирует с внутренними вибрациями и ритмами нашего тела, как считал Шопенгауэр? А может быть, она напоминает нам о голосе матери, который мы, подобно птен­цам, различаем среди тысячи шумов, ибо от этого зависит наше выжи­вание? Этот голос звал нас наружу, когда мы покоились в плаценте, он приглашал к трапезе, давал утешение и наставлял на героический путь словами колыбельной песни. Звуки родной речи исторгают из нас слезы или смех потому, что мы как члены одного рода обладаем некото­рыми общими переживаниями. Субъективность в героическую эпоху формировалась речитативом мифического или эпического сказителя. Человеческое существо осознавало себя уже благодаря детской песне, как существующее во времени, в будущем. Песни о героях обращены к последующим поколениям, это призыв предков к своим потомкам. Герои становятся такими, какими они слышат себя, сама их жизнь — это напряженное звучание героического стиха. Так воздействуют на слушателей тенора и примадонны, которые возбуждают и не дают нам впадать в спячку. Поп-музыка развивается в ином направлении: ^кУсая зубами микрофон, певец как бы выплевывает свое нутро наружу. Современная музыка — это голос сирен, а не муз.

Творцы музыки знают, что музыка — это не образ и не сообщение, что слова песни значат гораздо меньше, чем мелодия. Поющий человек не творит образы, он поет свой гимн. Изначальным является стремле­ние петь, а не выглядеть. Между тем культура сделала ставку на тира­нию визуального и вербального. Со времен барокко машинерия образов начинает давить на людей: зеркальные витрины магазинов, выставки модной одежды, реклама — все это развивает технику взгляда. Симп­томом современной культуры становятся видеоклипы, синтезирующие глаз и ухо, технику пения и зрения. Но все-таки господствующим в них остается образ.

Хотя в эпоху письма партиципативная способность устной речи от­ходит на второй план, она не устраняется вовсе. Пациент и врач, влюб­ленные, а также близкие родственники и друзья способны чувствовать боль и читать мысли друг друга. Каждый из нас хотя бы раз в жизни был околдован другим человеком и попадал под влияние обаяния его внешности, голоса, манер и т.п., а не потому, что он раскрыл нам ка­кие-то яркие или глубокие истины. В наше время это также становится добычей новых технологий. Волшебные голоса теледив, рекламирую­щих товары, напоминают пение сирен, эксплуатируют доалфавитные и довербальные практики близости ребенка и матери.

Контрольные вопросы и задания

1. Как понимается язык в семиотике?

2. Как вы представляете себе связь языка и мышления?

3. Дайте определения «знака» и «значения».

4. Охарактеризуйте основные концепции «значения» в философии.

5. Что такое «речевой акт»?

6. Как знаки воздействуют на поведение людей?

7. Опишите специфику общения как речевого акта.

8. Дайте определения понятиям «язык», «речь», «текст», «дискурс».

9. Какова судьба книги в эпоху масс-медиа?

Литература .

1. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. — М., 1989.

2. Витгенштейн Л. Философские работы. — М, 1994.

3. Марков Б. В. Знаки бытия. — СПб., 2001.

4. Семиотика. - М., 1983.

5. Фуко М. Что такое автор? Порядок дискурса // Воля к знанию. М., 1997.