21 Декабря 1938 года 1‑я картина Арбенин — Юрьев, Казарин — Гайдаров, Шприх — Новский, князь — Болконский, хозяин — Оранский

Мейерхольд (Новскому.) Короче все строчки. Это ваш недостаток, обращаю на него ваше внимание, и за это время вы его исправите: вы короткие фразы превращаете в длинные. «Я вас знаю» — вы растягиваете. Короткая фраза (показ) — темп и более коротенькие, стреляющие фразы.

Юрьев. Мне неудобно здесь, когда я стою почти спиною к сцене. Мне хочется тут и презрение к Шприху показать.

Мейерхольд. Первую фразу Шприху скажете, а потом повернитесь.

(Повторение сцены Арбенина и Казарина: «Ну что, уж ты не мечешь…» и т. д.)

(Новскому.) Ударение: «И столько я о вас слыхал того, сего…» Это все мелочи, но они очень заметны.

(Дальше: «Он мне не нравится…» — Шприх: «Хоть черт, да человек он нужный».)

(Гайдарову.) Тяжело. Легче немного. Так, как вы сейчас говорите, вы должны говорить в пятой картине. А здесь сцена легче. (Показ): «Эх, братец мой…» — «Какой он нации?» Настолько здесь так все просто для понимания зрителя, что не нужно все очень растолковывать, а быстрее неситесь. Первый акт очень оживленный, завертывайте его как следует, публика уже все видит — по Шприху, по его отходу от Арбенина, по тому, как он там у зеркала ходит. Публика уже все видит. А это выходит вяло. Живее немного.

(Еще раз: «Он мне не нравится…» — «Я уверен».)

(Гайдарову.) Это эпиграмма о хамелеоне: «С безбожником — безбожник, с святошей — иезуит, с картежником — картежник²²⁰, а с честными людьми — пречестный человек». Приспособленец, как мы бы сегодня сказали. Хамелеон. Но это должно быть не только быстро, это эпиграмма, {375} это хлестко, остро. Тон грибоедовской остроты. Сейчас вы усвоили себе только темп, а темп и остроту надо сочетать. «С безбожником — безбожник…» (показ). «Портрет хорош, оригинал-то скверен…» и т. д. […]

7‑Я картина

(Повторение: смех и выход князя — «О, я разрушу твой сладкий мир…») (Болконскому.) Рано садитесь к столу. Если вы рано войдете, вы зарежете монолог Юрьева. Вы всегда можете найти повод задержаться здесь. Вы выскользнули от него — и задержитесь: изучайте ситуацию.

(Дальше — до «Я ставлю пятьдесят рублей…».)

Пауза. Мало. Здесь большая пауза. Это начало игры. Потомите зрителя немного. Тут уже идет мелкая игра: кто-то что-то ставит, и вы изучаете: кто что ставит и т. д. И в это время тут моноложек идет, а потом вы говорите: «Я ставлю пятьдесят рублей» — и тут начинается игра. Арбенин подошел.

(Еще раз: «Он ничего не понял…» — «… не обладаю я».)

(Болконскому.) Вот: ждет партнера. Ты тут поправляешь шпоры, потом подошел к скамейке и опять смотришь. Шпоры здесь — не какая-то мелочь, это своеобразный шик. Может быть, когда вы шли по улице с приятелем, вы почувствовали, что некрепко они у вас пристегнуты.

(Повторение сцены.)

(Болконскому.) «Почему же?» — хороший ракурс. Вы — лодырь. Сразу видно, что лодырь.

Болконский. Шпоры не так пристегивались, так поправлять — не верно.

Мейерхольд. Это все равно. Я буду играть и стану поправлять кольцо на руке (показ). И один скажет: «Вы заметили, как он поправлял кольцо?» А другой скажет: «Ничего подобного, никакого кольца не было». Ну, и пусть не было, но надо так сыграть, чтобы оно было.

Вот как надо играть. Я смотрел когда-то «Последнюю жертву» с Ермоловой. Она говорила монолог — я пришел домой и плакал. А никакого монолога ведь нет. Она говорила всего одну фразу. А мне казалось, что у нее целый монолог.

(Оранскому.) Когда князь двинулся к столу, вы все время движетесь около игроков.

Условимся: встреча князя обязательна. Покашливание, смех — какой-то замысел. Против князя здесь замысел. Хозяин говорит: «Надо князя сегодня пощипать». Неужели он говорит это одному Казарину? Нет. Еще кому-то говорил. Все это знают. Поэтому такая встреча князя. А Арбенина встречают молчаливо, потому что это лев пришел.

(Повторение сцены.)

(Болконскому.) Дай кончить: можешь еще глядеться в зеркало, усики поправил — и потом выход (показ). Выход гастролера. […]