XIV картина. «Граница литовская»

Мейерхольд. Я бы так сказал: поиски того, что надо в этой роли, вынуждают нас идти на компромисс и допустить некий прозаизм. Роль Курбского — это одна из тех ролей, в которой мы с самого начала допустим нарушение пястовской партитуры, потому что для того, чтобы найти искренность монолога, надо несколько забыть штампы таких исторических пьес. И потом, ни в коем случае нельзя начать с веселья. Нельзя допускать бодряцкого тона. Поэтому нужно читать как-то проще, тише, сумрачнее.

Давайте еще раз. […]

Царев. [Мне кажется], что Курбский все же рвется в бой.

Мейерхольд. А не страшно ли будет резка разница между настроением Самозванца и Курбским, если мы сделаем его таким? Меня пугает резкость настроения.

Я хочу, чтобы была разница между настроением Курбского в декабре, во время битвы, и его настроением при переходе границы. Или он прискакал первым к границе, потому что хочет первым ринуться в бой, или потому, что он чувствует запах блинов? Вот что мне хочется узнать.

Я боюсь внешнего удальства, за которым публика ничего не услышит. Я боюсь примитивного балагана, что любил изображать в своих постановках Дикий. Этого я боюсь. Поэтому я поставил трудную задачу, чтобы не было внешнего балагана и приемов такого бодрячка: прискакал — и вот она, Литовская граница. Нужна конкретность во всем. Нужно, чтобы посадка на коне была такая конкретная, крепкая, чтоб видна была мускульность и потом удовлетворение. И вот тут надо решить, что такое: «Блеснул опять наследственный наш меч». Речь идет о том, что он вынул меч. Для чего?

Царев. Курбский радуется, что наконец он у дела, в нем говорит месть.

Мейерхольд. Если это месть, то тоже нельзя принять, потому что тот, кто мстит, не расплескивает свою нервность. Он закусил удила, {263} цедит сквозь зубы. Вот так (показ). Это дает мне еще большую уверенность, что так надо, а конкретность будет в той тихости, с какой Самозванец произнесет свои слова. Вот должен быть выбран темперамент. Правда? В этом весь вопрос.

Вот я знаю, например, что командующий войсками Московского округа И. П. Белов обладает большим темпераментом, но когда вы сидите с ним, то он производит впечатление крепкого крестьянина, и когда он рассказывает из своей биографии все, что он делал, то прямо не верится. При этом громадная сдержанность, только глаза поблескивают. Это лев. Что может быть темпераментнее льва? Посмотрите, как в зоологическом саду ведет себя в клетке лев. Рысь имеет другой темперамент, а между тем, рысь тоже не менее храбрый зверь, чем лев. Мне кажется, что из нашей среды самым подходящим темпераментом будет Боголюбов. Я хочу, чтобы вы меня поняли. Мне хочется нащупать темперамент Курбского. Если бы у нас было два Боголюбова, то я бы обязательно дал роль Курбского одному из них. Здесь нужен большой темперамент. […]

XXI картина. «Ставка»

Теперь о темпе сцены. Я думаю, что темп должен быть быстрее. Пушкин свой монолог скажет немножко бравурно. У вас он звучит обдуманно. Этого не должно быть. Накал в связи со смертью Бориса дает кульминационную точку. Чтобы не было упадка, чтобы публика, как только умрет Борис, не расходилась, нужно, чтобы этот эпизод был насыщен трепетностью. И прав Громов, который говорит: «Кто — кого?» Должно быть впечатление, что Басманов выслушивает, настраивается и смотрит на Пушкина с некоторым недоверием. Он думает: «Как же это я присягал ему». С другой стороны, Пушкин знает честность Басманова, и потому-то звучит этот диалог между Пушкиным и Басмановым: «… я присягал ему». — «Ты присягал наследнику престола, законному; но если жив другой, законнейший?..» — «Но изменить присяге! Но заслужить бесчестье в род и род…»

Это терзает Басманова. Поэтому надо Басманова показать как переживающего известное боление, а Пушкин рассыпается в монологе, и поэтому темп должен быть быстрее. Дело идет к развязке. Это надо подчеркнуть. Надо дать трепетность в этом эпизоде, чтобы этот эпизод не напоминал сцену Шуйского с Пушкиным, и если одну за другой прорепетировать эти сцены, то можно было бы видеть разницу.

Если бы эти две роли можно [было бы] играть тов. Килигину, то это было бы хорошо. Но как это сделать?

Давайте. Кто еще будет читать Пушкина? Тов. Бузанов, хотите Пушкина попробовать?

Я думаю, что Кудлаю лучше быть Курбским. Он сегодня был почти без пяти минут Курбским. Михаил Иванович, как вы думаете?

Царев. Да.

Мейерхольд. Давайте. Только весь темп сцены чуть-чуть живее.

(Повторение сцены. Пушкин — Бузанов.)

Голос Бузанова подходит к Пушкину и есть напряженность. Так что по голосовым данным Бузанов подходит.

Давайте возьмем еще одну сцену — «Лес».