9 Июня 1933 года Беседа с актерами

Мейерхольд. Какие приемы дают веселье и печаль? Мажор и минор? Грубо намечено настроение I акта и V акта. I акт — общее состояние возбуждения, оживление большое. Общее настроение I и V актов очень ясно с точки зрения режиссерской, но в чтении V акта вдруг появилась «замогильность». Да, общее настроение V акта печальное, но некоторые лица должны нести с собой оживление. Например, Прюданс. Так бывает. V акт — комната, в которой умирает Маргерит Готье. Все, кто ни приходит, говорят под Метерлинка. Но в этом-то и прелесть жизни, что с одной стороны — печаль смерти, веет смертью, но приходят с улицы — веселые глаза, улыбаются, может быть, иногда искусственно вносят чувство радости, чтобы умирающий не чувствовал своего положения. Некоторые — искусственно, а некоторые — искренно. Иначе не будет верного распределения красок, если не будет радости.

I акт очень жизнерадостный, но не надо слишком поднимать тона, не надо орева; у нас орево, а тут — бурлящее вино, играет, пенится. Оживление, но чтобы чувствовалось, что это не Иматра⁴⁵.

Гастон Рье — не ясно, как его давать: мажор? минор? возраст? Амплуа — простак. И обычно нарочно дают [роль] исполнителю простака, потому что он несет гарантию, что будет оживлен, так как простак не умеет иначе говорить, как с веселым глазком и в сереньких брючках.

В этом смысле я разбираюсь с амплуа. Амплуа — не шутка, потому что [есть] традиционные: возлюбленый, наперсница, простак, резонер. Это вещи очень определенные. И надо лучше искать в непр[ивычном] месте — Панталоне? Да или нет. [Капитан Фоблас?]⁴⁶ Старик, веселый, гурман, скучный, улыбающийся. С помощью этих формул надо его прощупать. Вот Сен-Годан. Сен-Годан в I акте, и из красок I акта надо взять для Сен-Годана [на балу] у Олимпии.

{68} I акт построен у автора как праздник «четырех искусств»⁴⁷. Это требуется сконцентрировать в деталях, и это может дать ниточку основную в поведении. Эти элементы надо внести за ужином и в концовку, чтобы I акт кончался традиционной карнавальной парижской пирушкой — напялить колпаки, надеть носы и запеть какие-то штуки, чтобы конец акта был очень бравурно-веселым. Тогда все печальное будет еще печальнее. Иначе будет скучно и не будет Парижа. Режиссерски это легко, а актерски — трудно. Как в «Ресторане» — сначала были все одинаковы, потом нашли⁴⁸. [Но] потом Злобин стал делать, как Башкатов, один стал перенимать у другого и получилась обезличка. Одно лицо удесятерилось, и все расползлось. Сидят за столом — и нет характеров. В «Даме с камелиями», если выкинуть посыльного и слуг, то действующих лиц — 12 человек. Если все будут одинаковыми, будет обезличка, в особенности если будет одинаковость и в отношении игровых деталей, и в движении, и в дикции. Надо, чтобы были люди различных пород, хоть и одного класса. Это касается не только грима и костюма, но и изобретательности в области внутренних характеристик и внешних ракурсов. Человек «с моноклем» — его поведение уже иное, чем у человека в очках или без них. Это касается и бороды, и усов. Вот сбреет человек бороду — он другой не только внешне, но иное поведение. Пример: Роом, Аксенов. Это звучит парадоксально, но факт. Это надо уточнить в меру нашей готовности, надо раздраконить.

Давайте садиться за ужин. Маргерит — причина сборища. Все пришли, каждый что-то принес с собой. Каждый со своим товаром. Кто — устрицы, кто — шампанское, кто — землянику. Пришли, накрыли стол. Они не просто садятся. Важен ансамбль, важны женщины, кто-то глазком блеснет…