1.2.4. Семантико-когнитивный подход и речевой «негатив»

Перед лицом отмеченных особенностей диалогового общения оказывается уязвимым схематизм чисто семантического и ког­нитивного подхода. Хотя этот подход и относится к прагматиче­скому аспекту речевого общения, и даже специально к полити­ческому дискурсу, он остается в плену логического схематизма своей методологии. Яркий пример такого рода — работы Т. ван Дейка, довольно часто посвященные политическому (идеологи­ческому) языку, однако вписывающие теорию прагматического понимания в «когнитивную теорию обработки информации»².

В отличие от собственно прагматического анализа языка эта теория «основывается не только на правилах и концептах, но и на стратегиях и схемах, являющихся средством для быст­рой и функциональной обработки информации»³. Именно эти схемы, — считает ван Дейк, — используются участниками ком­муникации для определения характера речевого акта и его приемлемости в данной ситуации, в том числе с точки зрения слушающего⁴. В такой методологической перспективе участни­ки коммуникации, в том числе политических диалогов, оказы­ваются абстрактными субъектами взаимного познания, как бы априорно приспособленными для того, чтобы их изучали струк­турные лингвисты.

Таким же формализмом нередко страдает и так называемый «конверсационный анализ» (conversation analysis), специально изучающий структуру разговоров. В этой структуре выделя-

¹ Слово в действии. Интент-анализ политического дискурса / под ред. Т. Н. Уш а­- ковой, Н. Д. Павловой. СПб.: Алетейя, 2000. С. 147-261.

² Jacques F. Dialogiques. Recherches logiques sur le dialogue. Paris: Presses Universitaires de France, 1979. P. 228 ff.

³ Франк Д. Семь грехов прагматики... С. 367.

⁴ Ермакова О. Н., Земская Е. А. К построению типологии коммуникативных неудач... С. 31.

52

1. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Языковая концептуализация мира. М.: Языки Русской культуры, 1997. С. 461.

₂ Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация / под ред. В. И. Гераси-

мова. М.: Прогресс, 1989. С. 14.

₃ 1ам же. С. 25.

4. Там же. С. 26.

53

ются разные «условия», «элементы», «уровни», «характеристи­ки», «измерения», «роли», «планы», «стратегии»¹ и прочее, но за этим ворохом логических и технических терминов теряется нечто важное от специфики разговора в отличие от других ти­пов речи. Структурные лингвисты, например, весьма озабочены «правилами обмена диалоговыми репликами», хотя в реальном общении люди крайне редко тщательно планируют свой раз­говор, т. е. продумывают, какие вопросы они будут задавать, какие ответы рассчитывают получить, и какие варианты отве­тов и реплик они заготовят на эти ответы собеседника и т. д. Другими словами, «разговоры обычно имеют сразу несколько функций, и не нужна никакая однозначная цель для "благо­получного" достижения цели разговора»². Непринужденные беседы вообще могут быть относительно бесцельны и безре­зультатны, т. е. вестись ради них самих. Т. Лукман считает, что «разговоры обычно не являются рациональным действием в смысле Вебера»³.

Перед лицом этого схематизма лингвистической трактовки диалога хочется реабилитировать философию языка, которую лингвисты склонны упрекать в спекулятивности и «эстетизме».