1.3.4. Семантические аномалии и «белая ложь» против постулатов Грайса

Нарушение постулатов Грайса может быть относительно безобидным и быть связано с тем, что «в отличие от логики, где высказывание может быть либо истинным, либо ложным, в естественном языке мы имеем дело со шкалой, где правда и ложь — полюса, между которыми находится множество проме­жуточных точек»¹.

Т. В. Булыгина и А. Д. Шмелев поясняют это на примере семантически аномальных высказываний, различая два типа из них: «высказывания, которые должны получить семантиче­ски стандартную интерпретацию (пусть с потерей образности и силы) в результате переосмысления, и высказывания, которые не могут быть сведены к стандартной семантике и привлекают внимание к самому нарушаемому правилу»². Дешифровка се­мантических аномалий первого типа производится как раз на основе постулатов речевого общения (не обязательно грайсов-ских, ибо его подход получил развитие в ряде работ других ав­торов)³. А вот дешифровка аномалий второго типа уже не может быть выведена из универсальных постулатов общения и, более того, требует переосмысления этих постулатов. Они должны учесть такое свойство разговорного дискурса, как относитель-

¹ См. Санников В. 3. Русский язык в зеркале языковой игры. М.: Языки рус­ ской культуры. 1999. С. 410. Автор иллюстрирует это свойство истинност­ ной оценки разговорного дискурса таким остроумным примером:

— Правда ли, что Иван Иванович выиграл машину в лотерею? — Правда. Только не машину, а тысячу рублей. И не в лотерею, а в преферанс. И не выиграл, а проиграл.

² Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Аномалии в тексте: проблемы интерпретации // Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста. Ин-т языкознания. М.: Наука, 1990. С. 98.

³ См. к примеру, перечень условий «консонантного диалога» у Р. Глин- дермана: Glindermann R. Zusammensprechen in Gesprächen: Aspekte einer konsonanztheoretischen Pragmatik. Tübingen: Niemeyer, 1987. S. 119.

65

ную толерантность к противоречиям (подобную толерантности к «белой лжи»).

Имеется в виду противоречивость, которая в разговорах вы­ражается не только в логической абсурдности (контрадиктор-ности), но в явном или скрытом рассогласовании компонентов трех основных измерений языка: семантического, синтаксичес­кого и прагматического. Причем прагматический аспект здесь следует понимать достаточно широко и включать сюда также одновременное наличие в дискурсе разных (противоположных) точек зрения, когда одна из них представлена косвенно, а дру­гая - явно. Вообще, дискурс любого разговорного диалога на­сыщен логическими противоречиями и софизмами. Но они как бы проскальзывают мимо внимания говорящих и слушающих, и связано это с тем, что коммуниканты либо не замечают эти противоречия и абсурды, либо дешифруют стоящие за ними импликатуры. Причем эта дешифровка вовсе необязательно должна быть однозначной. Когда чеховский герой говорит «Де­нег ваших я никогда у вас не брал, а ежели брал когда-нибудь, то по надобности»¹, то слушатели могут подумать, что человек деньги, скорее всего, украл, но, видимо, не из любви к роскоши, а из желания утолить сильный голод и т. п.

Однако неявное нарушение граисовских максим кооперации может осуществляться и стратегически, что очень хорошо вид­но по феномену «белой лжи» в политике. В этом случае такие коммуникативные приемы, как косвенные намеки, двусмыслен­ности, умолчания и прочее позволяют говорящему обманывать слушающего, формально не опускаясь до прямой лжи. И. Гоф­ман цитирует в этой связи Г. Дейла, формулирующего своего рода кодекс «анти-грайсовских» лукавых максим политической коммуникации: «Нельзя говорить ничего, что не соответству­ет истине. Но вовсе не обязательно, а иногда и не желательно, даже с точки зрения общественных интересов, говорить всю ис­тину, кроме того, представляемые факты могут быть поданы в любом удобном порядке. Удивительно, что способен сделать в этих пределах умелый оратор или составитель документов. Цинично, но с некоторой долей истины можно утверждать, что идеальный ответ на щекотливый запрос в Палате Общин дол­жен быть кратким, с виду исчерпывающим, при попытке опро­вержения доказуемым и точным в каждом слове, не дающим

¹ Чехов А. П. Суд. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. М., Наука, 1983. Т. 1. 66

поводов для неуклюжих "дополнений" и в то же время реально не раскрывать ничего важного»¹.

Получается, что постулаты Грайса вполне выполняются, только если беседуют разумные и благожелательные люди. Тог­да эти постулаты работают на здравый смысл коммуникатив­ного «разума». Но как точно заметил Гофман, если от предна­меренной и бесстыдной лжи обратиться к другим типам лож­ных представлений, то здравый смысл окажется плохой опорой для различения истинного и ложного². И. Гофман, как мы уже отмечали выше, акцентирует «engagement», «социализирован­ное состояние транса» или - как он еще выражается - «нера­циональную импульсивность» диалога. Эта импульсивность не только допускается в речевом общении, но даже в той или иной мере востребована там. В ней Гофман усматривал «тот важный пункт, в котором порядок коммуникативного взаимодействия (интеракции) отличается от других видов социального порядка»³. Как мы покажем позже, за «нерациональной импульсивностью» стоят у Гофмана не какие-то мистические свойства диалога, а вполне реальные вещи вроде драматургического «командного сговора», которые позволяют существенно конкретизировать (и скорректировать) грайсовский принцип кооперации.

1.3.5. Принцип Кооперации не против нарушения его постулатов?

В некотором смысле (в каком точно - еще надо выяснить) даже участники парадиалога разделяют общую цель своей ком­муникации, их действия тоже специфическим образом согла­сованы, и в парадиалоге они остаются так долго, как считают нужным. В этом смысле парадиалог есть лишь один из типов «разумной» речевой деятельности. Но проблема (в том числе и для теории) состоит в том, что реализация этих разумных свойств, присущих любой человеческой деятельности, опосредо­вана в парадиалоге систематическим и последовательным нару­шением всех постулатов Грайса вместе взятых. И это, помимо

1 . Dale H. Е. The higher civil service of Great Britain. Oxford University Press, 1941. P. 105. Цит. по: Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2000. С. 97.

₂ Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни... С. 98.

₃ Goffman E. Interaktionsrituale. Uber Verhalten in direkter Kommunikation. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1978. S. 127.

67

прочего, означает, что их никак нельзя формально дедуциро­вать из общего принципа кооперации. Следовательно, к теории Грайса надо подходить дифференцированно. Его принцип коо­перации можно принять при условии его «обобщения» (специ­фикации по случаям), признавая, что такое обобщение может привести к существенной модификации или даже отказу от не­которых его «постулатов».

Впрочем, такие превратности постулатов отнюдь не противо­речат позиции самого Грайса; иначе он не исследовал бы прак­тику их систематического нарушения в разговорном языке как нечто нормальное и естественное. Грайс указывает, что участ­ник речевого общения может обойти тот или иной постулат или даже вообще отказаться от Принципа Кооперации. Он приводит примеры, когда один из постулатов не соблюдается из-за возни­кающего конфликта с другим постулатом, или когда говорящий нарушает постулат с целью порождения коммуникативной им-пликатуры как фигуры речи¹. В этой связи Грайс анализирует иронию, метафору, литоту, гиперболу, а также тавтологию как примеры таких нарушений².

Таким образом, природа постулатов речевого общения, вклю­чая и сам принцип кооперации, мыслится Грайсом в такой же мере объективной, в какой объективны правила грамматики. Только в данном случае речь идет об особой коммуникативной грамматике, грамматике разговорного общения. На уровне се­мантики простых предложений, если я хочу назвать горячее, я должен говорить «горячее», а не «холодное», - иначе меня просто не поймут. И если я хочу, чтобы меня поняли в данном языке и в данной ситуации, я должен строить предложения по его грамматическим и лексическим правилам. А если я хочу, чтобы меня понимали в диалоге, я должен реализовывать прин­цип кооперации и его постулаты, - рассуждает Грайс. Другое дело, что моя коммуникация и взаимопонимание с другими в общении существует независимо от формулируемых мною post factum правил. В этом смысле данные правила регулятивные, а не конститутивные³.

¹ Грайс Г. П. Логика и речевое общение... С. 228.

² Там же. С. 229.

³ Напомним смысл этого различия в изложении самого Серля: Регулятивные правила регулируют деятельность, существовавшую до них,— деятель­ ность, существование которой логически независимо от существования правил (как например, правила этикета регулируют существующую не­ зависимо от них человеческое деятельность). Конститутивные правила

68

Однако различие между регулятивностью и конститутив-ностью является чрезвычайно условным в сфере языка. Более того, реализация языковых правил сопровождается их систе­матическим нарушением, что, однако, не отменяет ни их необ­ходимости, ни их специфической объективности в языке ком­муникации. Я могу быть заинтересован не только в том, чтобы меня понимали, но и в том, чтобы меня не понимали, для чего я намеренно выражаюсь двусмысленно и некорректно, созна­тельно нарушая принцип кооперации и его постулаты. Но это фактическое нарушение надо понимать не по аналогии с нару­шением правовых или этических норм, а как нарушение имен­но языковых законов, как естественную языковую аномалию.

Живой язык, как это показал Витгенштейн, есть совокупность языковых игр, которые представляют собой не только практику реализации речевых правил, но и неустанные попытки их игро­вого нарушения, перешагивания¹ (т. е. практику естественных языковых экспериментов). Уже на этом основании недостаточно иметь в виду только «нормальные» и «обычные» диалоги. Грайс именно потому склоняется к рационально-формалистической трактовке языка, что он ограничивает себя исключительно диа­логовой «нормой», только позитивным лингвистическим мате­риалом, оставляя в стороне негативный. С другой стороны, своей попыткой он ставит очень важный вопрос, особенно важный для политической коммуникации: вопрос о специфических законах протекания «ненормальной» диалоговой коммуникации, к кото­рой мы относим и феномен политического парадиалога.