§ 1. 2. Рукобитье как кульминационный этап предсвадебной игры

Вторым этапом предсвадебной игры является вечер «помолвки» жениха и невесты. Он имел различные названия: «сговор», «сговорки», «вечерины», «пропой», «богомолье». В Курской области этот вечер называли «рукобитье». Во время этого обряда договаривались о сроке свадьбы, о предстоящих расходах, количестве подарков, о кладке (форма материального обеспечения невесты со стороны родственников жениха) и приданом. При рукобитье распределяли «чины» будущей свадьбы. Отцы жениха и невесты били друг друга по рукам, нередко для этого надевая холщовые рукавицы. Все это должно было означать крепость и обязательность выполнения договора. Рукобитье также было первым официальным свиданием жениха и невесты в том случае, если до этого они не видели друг друга. У всех сословий жених дарил невесте кольцо с камнем, а родители благословляли невесту на брак. Заключению брака могли помешать чрезвычайные обстоятельства, а расторжение помолвки женихом считалось оскорблением невесты. В один из последних дней перед свадьбой отец жениха, или старший и ближний его родственник приезжал в дом невесты, чтобы окончательно установить день свадьбы.

После сговора невеста считалась просватанной, и начинались приготовления к свадьбе. В честь просватанья исполнялись песни, например, такие, как записанная от Варвары Тимофеевны Федяниной в городе Щигры Щигровского района в 1999 году:

Черныя кудрицы за стол пошли, Русую косыночку за собой повели, Чёрные кудри косу спрашивают: «Русая косынка, где ты была, да что делала?» «Я была в высоком терему,

Муку сеяла, пироги ставила». – «Русая косынька, да на что пироги?» - И чёрныя кудрицы, ко мне гости будут, Гости будут, молодой, все подруженьки».

В песнях были символически изображены перемены в жизни невесты:

А ты, яблонька, ты, кудрявая, Да, люли, люли, ты, кудрявая, А и весело во саду шумишь, Во саду шумишь рядом с грушею. А ты год стоишь и другой стоишь, А на третий год я срублю тебя, Я срублю тебя под самый корень.

А ты, Марьюшка, ты, Ивановна, Ты сидишь, сидишь в родном тереме, А ты год сидишь и другой сидишь, А на третий год отдают замуж, Отдают замуж за Ильюшеньку, За Ильюшеньку, за свет Петровича.

В этот период невеста находилась в центре событий. Как упоминалось выше, в первой половине свадебного обряда, до переезда в дом жениха, его главные действующие лица являются чужеродными элементами для невесты. И жених, и невеста оказываются в какой-то враждебной среде, являясь угрозой, как друг для друга, так и для всех присутствующих, поэтому боятся притронуться к чему-либо. Подобная чужеродность проявляется в ужасающей, часто «звериной» проекции молодой. Ссылаясь на точку зрения Сумцова Н. Ф., Лысюк Н. А. пишет: «В то же время ощущается особое уважение к молодой, которое в значительной мере основывается на её магической потенции. С одной стороны, эта сила разрушительная – перед девушкой, идущей под венец, расступаются горы, разлетаются скалы; с другой – благодатная, жизнеутверждающая – перед нею зеленеют луга, расцветают сады».¹² В Курской области (в Железногорском, Хомутовском, Дмитриевском районах) невеста – это существо высшего порядка – Диво дивное; Красота, которую хочет украсть злодей-погубитель. Но у неё странный статус - она никому не принадлежит: ни родителям (невеста уже «оторвалась» от дома, и вышла из-под власти родителей), ни роду (ещё). Семантика смерти-развоплощения проявляется и в утрате невестой личностных черт, индивидуального внешнего облика. На языковом уровне это представление сохранилось в анонимности обоих действующих лиц обряда (их называют общим именем – «молодые») и в утрате имени девушки в русском языке (М. Фасмер усматривает в этом табуирование для защиты от злых сил): невеста – «неизвестная». Существует несколько происхождения слова «невеста». «Наиболее предпочтительным представляется такое объяснение: слово невеста образовано с помощью приставки «не-» от той же древней праславянской основы, что и слова «весть», «ведать», т. е. невеста буквально «незнакомая», «неизвестная». Это связано с представлениями о бракосочетании, о невинности, непорочности невесты. В наименовании «молодой»/»молодая» фиксируется семантика незрелости, невзрослости, а также возможности развития, становления, а в слове «невеста» проективно отображается возможность приобретения нового имени, что на глубинном уровне соответствует выходу из смертного состояния. Это, на наш взгляд, нашло полноценное выражение в более позднем обычае смены имени супругой – принятии фамилии мужа».¹³ С образом невесты соотносится местоимение «я», выделяя её из всего свадебного рода. «Я» - концепт формируется и при помощи характеристик и самохарактеристик невесты: я, «молодешенька», «кручинная девица», «горепашная» и др.

В присутствии соседей невеста сидела где-нибудь у печки, или в «куте» - здесь опять наблюдается связь с образом печки. Далее невесте следовало плакать и «причитать», обращаясь к отцу с жалостивыми просьбами не отдавать её замуж. «Причитать невесте полагалось по традиции. Она должна была плакать, если даже выходила замуж с радостью за любимого. Здесь опять же действовало представление, что обряд надо строго соблюдать, чтобы обеспечить благополучие. Говорили: «Не повоешь за столом (то есть на свадьбе), наревешься за столбом» (то есть тайком в замужестве).

В своих причетах и песнях, певшихся от её имени, невеста обращалась к «родному батюшке» и к «родной матушке», спрашивая, чем она не угодила родителям, но при этом требуя благословение. Приведём в пример песню, записанную орт Анны Тимофеевны Туголуковой в селе Николаевка Курчатовского района:

Благослови меня-ка, господи, Пресвятая Мать, Богородица, Благослови, кормилец батюшка И родимая моя матушка, Мне садиться-то, красной девице, Мне во место-то во печальное, Во печальное да горе-горькое! Вы, соколики, братцы милые И голубушки невестушки,

Осердилися да распрогневались На меня, на красну девицу: Вы пропили меня, желанные, За стакан за зелена вина: Знать, не слуга я была, не работница, Не посылочка была для вас скорая, Обносила вас, желанные, Обносила платьем цветным, Вас объела куском сахарным.

В других песнях девушка упрашивала родителей «подержать» её дома ещё хотя бы год: «Хоть одно летечко тёплое, да и зимушку холодную, не приведу вам, молодёшенька, убытку-то великого, заработаю себе хоть скрутушку добрую».

Девушка выражала также нежелание присоединиться к предсвадебному пиру, так как её настроение не соответствовало застолью, и праздник был не для жениха и невесты, а для сватов и родственников молодых. Это показано в примере, записанном от Дарьи Григорьевны Сорокиной в селе Умские Дворы Фатежского района в 2007 году:

Пропил ты меня, батюшка, За винную чарочку – Молодёхоньку, зеленёхоньку! Не дал ты мне, батюшка, На резвы ноги поднятися, С умом-разумом собратися. Не сажай-ка ты меня, батюшка,

За столы за дубовые, За скатерти бранные, За яства сахарные – Не в сады-то меня сажаешь, Сажаешь в горе во великое!

В некоторых случаях, наоборот, родители обращались к дочери: Да милая моя дочечка,…и как тебя там встретят, …да как тебя там поймут. Будешь ты сидеть в уголочку, плакать и вспоминать родную матушку.

На наш взгляд, самой красивой свадебной песней, которая исполняется и по сей день в Курской области, является «Чарочка винная». Мы приводим здесь запись, сделанную от Нины Петровны Косиновой в селе Калиновка Хомутовского района в 1995 году:

Вот винная рюмочка, она на столику стояла, Эй-ле, она на столику стояла, А вином-мёдом да бархатом накрыта, Эй, ле, ой, лё-ле, она бархатом накрыта, Она бархатом накрыта, по конец стола стояла, Эй, ле, ой, лё-ле, да по конец стола стояла. По конец стола стояла, зелено вино носила, Эй, ле, ой, лё-ле, да зелено вино носила, Зелено вино носила, она батюшку просила, Эй, ле, ой, лё-ле, да своего батюшку просила: «Государь батюшка родной, не отдавай меня молоду, Эй, ле, ой, лё-ле, не отдай меня молоду. Да не отдай меня молоду, да не круши мою голову, Эй, ле, ой, лё-ле, да не круши мою голову.

Я ещё у тебя посижу, да на улице я похожу, Светлы платья поношу, ненавистников подразню, Эй, ле, ой, лё-ле, да ненавистников я подразню. Ненавистники молодцы, да ненавистники молодки, Эй, ле, ой, лё-ле, да ненавистники молодки. Александрушка-ямщичка, есть у тебя меньшая сестричка, Эй, ле, ой, лё-ле, есть у тебя меньшая сестричка, Есть у тебя меньшая сестричка, она на улицу исходит, Эй, ле, ой, лё-ле, она на улицу исходит, Она на улицу исходит, светлы платья доносит, Эй, ле, ой, лё-ле, твои платья доносит.

После символического сватовства семьи жениха и невесты могут встречаться несколько раз и обмениваются информацией. На так называемой «великой неделе» жених с невестой ходят и приглашают родственников на свадьбу от своего имени.

Следующей частью цикла событий, которые относились к предсвадебному этапу обряда, был девичник – последнее прощание со своими подругами, близкими и родными. На этом этапе пелись грустные песни, в которых рассказывалось о будущей нерадостной жизни молодой женщины «на чужой стороне», «на чужом двору».¹⁴ Во время девичника невесте полагалось поплакать, попричитать, например, как в песне, записанной от Марии Григорьевны Масловой в деревне Успешное Рыльского района в июне 1993 года:

Я последний раз с вами прощаюся,

Навсегда от вас удаляюся,

Я уж назвала, наречённая,

Жисть моя прошла драгоценная,

Наступает жисть переменная,

Перейдёшь черту – не возвратишься,

В девичий наряд не нарядишься,

Изомнут венцы на главе цветы.

В этой песне подчёркнута необратимость перемен, которые происходили с девушкой, «переход» девушкой некой «черты», что в аллегорической форме изображает необратимые перемены в её жизни, некое «перерождение», как и в одном из предыдущих примеров.