
- •Оглавление Введение
- •Глава 1. Пространственная метафора мира новой современности. Концепция номадизма
- •Глава 2. Социальные последствия интенсификации пространственных перемещений
- •Глава 3. Критические подходы осмысления туристического дискурса
- •Глава 4. Туризм как форма пространственно-временной организации глобального мира
- •Глава 5. Черты идентичности современного номада
- •Заключение
- •Список литературы
Глава 2. Социальные последствия интенсификации пространственных перемещений
Развитие средств связи и коммуникаций привело к тому, что интенсивность глобальных перемещений во всем мире увеличилась в разы по сравнению с серединой прошлого века, что не могло не вызвать изменения в устройстве обществ различных стран. Миграционные процессы, включающие иммиграцию и туризм, привели к размыванию национальных и культурных границ, а также изменению феномена идентификации. Попытки концептуализировать последствия всеобщей мобильности населения предпринимались различными учеными.
Одним из первых, кто затронул эту тему был Георг Зиммель. По его мнению, социальная жизнь оформлена пространством, где периодически сталкиваясь, люди влияют друг на друга, происходит соединение разнородных духовных элементов: взглядов, ценностей, смыслов и т. п.». Согласно его теории существует различие между территорией и пространством, которое состоит в том, что когда говорится о пространстве, имеется в виду поле взаимодействия, наполненное смыслами, оценками. Там, где сталкиваются различные сферы жизни, возникает феномен «границы», который является не пространственным фактом с социологическим действием, но социологическим фактом, принимающим пространственную форму (Филиппов А. В. 2008). Так как группа идентифицирует себя с определенным пространством, Чужак появляясь на новой территории остается пространственно чужим. При этом, соединяя в себе единство близости и удаленности, Чужак является, по Зиммелю, «исторически прогрессивным типом», положительная роль которого «заключается в осуществлении культурного обмена между группами».
Важно отметить, что характер пространства и перемещения в нем, по мнению некоторых авторов, меняется в зависимости от акторов, совершающих это перемещение. Этот вопрос проблематизировали в своем исследовании Делёз и Гваттари, рассматривая взаимодействие кочевников и оседлых жителей с пространством. Называя некую группу людей кочевниками, мы предполагаем, что их социальная жизнь основана на перемещении в пространстве. Выделение такой группы предполагает наличие пространственно закрепленного, «оседлого» населения. Пространство кочевников всегда вмещает небольшие расстояния, которые шаг за шагом складываются в маршрут. Постепенно перемещаясь по нему, кочевники овладевают территорией, тогда как маршрут оседлых формируется в зависимости от пунктов назначения. Пространство оседлого – замкнутое, очерченное границами и дорогами (Делез Ж., Гваттари Ф., 1992, p. 183). Урри в качестве характеристики «кочевника» выделял процесс «создания и трансформации» в противовес «статису». По его мнению, перемещения кочевника определяют не «пункты и узлы» («внешние по отношению к любому государству», образующие «детерриториальные общества»), а «траектория». Перемещение бродяги лишено какой бы то ни было осмысленности и упорядоченности. В отличие от кочевника, он не обладает критическим сознанием и не вступает в противоборство с культурными стереотипами (Урри Дж. , 2012).
Бауман, исследовавший социальные последствия перемещений в пространстве, когда они стали носить массовый характер, видит в фигуре Чужака угрозу: «Чужак угрожает самому обществу, самой возможности его существования. Он разрушает структуру базовой бинарной оппозиции друзья-враги: он не друг и не враг, поскольку может быть и тем, и другим…». По мнению Баумана, присутствие Чужака на новой территории размывает рамки социальной идентичности как самого Чужака, так и коренного населения. Социальная память не позволяет Чужаку, и поколениям, которое родятся вслед за ним, раствориться в неродном для него сообществе. Кроме того, пространственная близость Чужака, возможность его существования рядом, и в дальнейшем ставит под вопрос возможность географических границ «служить инструментом упорядочивания мира» (Харламов Н., 2012, 6 (цит. по Бауман З., 2008)).
О роли и функции границ (не только географических, но и культурных) говорит Э. Гидденс. В его теории размывание и размягчение границ является объективной фазой развития современного общества, движущегося в сторону глобализации. Национальная идентичность и сконцентрированность вокруг национальных интересов являются, по его мнению, более отсталой формой, которая показала свою несостоятельность в предыдущие исторические эпохи. В рамках космополитичного мира должны быть выработаны новые модели идентичностей, которые бы основывались на понимании культурного разнообразия. А значит изменяющиеся условия глобального мира заново ставят вопрос о необходимости пересмотра роли границ.
В свою очередь, У. Бек говорит о том, что «границы больше не предопределены, их можно выбирать, но при этом их необходимо переопределять и легитимировать заново. Имеют место два параллельных процесса: увеличение приемлемых способов определения новых границ и возрастающая тенденция ставить под вопросы уже существующие границы во всех возможных областях» (Филатов А., 2007, 53 (цит. по Beck, 2000)).
Вопросы трансформации социальной реальности под воздействием перемещений в пространстве нельзя рассматривать, без рассмотрения влияния туризма, потому что именно благодаря ему «пространственные перемещения приобрели массовый характер, перестали быть атрибутом одних лишь Чужаков». Туризм остается одной из важнейших форм, структурирующих пространство глобального мира. Массовый туризм маркирует процесс создания культуры: изучения мобильности, подвижности номадических практик постмодерна, того, что не укладывается в фиксированные «контейнеры» социальных групп, мейнстрима и субкультур» (Гализдра А. С., 2011). Классическое определение туризма характеризует его как о временные выезды людей в другую страну или местность, отличную от места постоянного жительства, на срок от 24 часов до 6 месяцев в течение одного календарного года (с совершением не менее одной ночевки) в развлекательных, оздоровительных, спортивных, гостевых, познавательных, религиозных и иных целях без занятия деятельностью, оплачиваемой из местного источника (Биржаков М. Б., 2003). Являясь одной из форм проявления досуга, удовлетворяющей потребность в эмоциях и статусном выражении, туризм стал одним из самых востребованных товаров эпохи постмодерна.
Под его влиянием происходят следующие изменения в пространственно-временном оформлении общества: уплотнение пространства, «смерть дистанции», ощущение сжатия времени вследствие глобальных мобильных туристских потоков приводят к иному восприятию человеком пространственно-временного континуума. Наряду с мобильными технологиями современности он свидетельствует о преобразовании практики коммуникации «в движении».
Перемещение туристов, опосредованное мобильными технологиями и социокультурными чувственными ландшафтами, формирует своеобразный взгляд туриста, направленный на потребление мест. Феномен массового туризма формирует искусственную реальность и практики потребительского взаимоотношения с пространством. Для туриста характерно восприятие мира как набора достопримечательностеи. Сами объекты и их содержание потеряли значение, волнует лишь то, насколько они «занимательны». Современный туризм преобразуется в сложный ритуал со своим жестко разработанным сценарием, который описывается формулой «must see» различных путеводителей и брошюр. Увиденные мельком, мимоходом, поверхностно объекты никогда не воспринимаются как самостоятельные сущности (Каменский С., 2008). По мнению З. Баумана, «турист сознательно и систематически ищет приключений, новых, не похожих на старые, переживаний, поскольку радости давно знакомого вошли в привычку и больше не прельщают», в связи с чем любая вещь оказывается достойна внимания туриста «лишь до тех пор, пока не попадется следующая достопримечательность».
С повышением уровня мобильности, инновационной активности, изменчивости социокультурной среды, мировосприятие современного человека все больше будет напоминать туристский способ постижения мира (Каменский С., 2008). Быстрая сменяемость, большое количество образов, которое фиксирует взглядом турист, не дает возможность прочувствовать, более того увидеть туристический объект. В силу этого важным становится не столько впечатление, сколько фиксация, присвоение его в виде фотографий объектов, которые должны вызывать это впечатление. Н. Покровский назвал это явление «синдромом Кодака», утверждая, что туриста интересует не столько сама реальность, сколько обладание ею в виде любительских фотокадров и видеороликов (Каменский С., 2008, p.23).
Проведение отпуска вдали от дома становится не просто одним из возможных видов отдыха, а социальной нормой, обязательной для исполнения. Для современного человека время тоже делится на повседневную жизнь, полную забот и тягот («сфера необходимости»), и время отдыха, которoe обычный человек покупает ценой долгих месяцев напряженного труда («настоящая жизнь», «сфера свободы»). «Настоящая жизнь» характеризуется бегством: из мира бессмысленной офисной или фабричной рутины − в волшебный мир. Поэтому отпуск можно рассматривать как празднично-карнавальный период временного снятия многих социальных табу, потакания себе и исполнения желаний (Фенько А. Б., 2007, c. 126), а культура становится динамическим процессом, превращаясь «в калейдоскоп туристского осмотра» (Каменский С., 2008, p.28) .
Для туризма характерны такие черты постмодерна, как стремление к необычному, к выходу за пределы обыденного, и в то же время стандартизированность, предсказуемость, искусственность и поверхностность. «Глобальный турист» удовлетворяет запрос на «свежесть восприятия» двумя способами: помещая себя в иное пространство или привнося подчеркнутую экзотичность в открываемый мир (Гусев А, 2009). В массовом туризме сочетаются иллюзии экзотичности и безопасности. Турист ищет погружения в неизведанную для себя атмосферу – при условии, что погружение это носит временный характер и данную экзотическую атмосферу можно «стряхнуть» с себя в любой момент (Бауман З., 1995).
С одной стороны, турист стремится получить новые переживания, испытать новые эмоции и ощущения, погрузиться в неизведанную атмосферу, с другой, – эти новые миры и впечатления – не что иное как ожидаемые, сформированные массовой культурой образы. То есть турист получит удовлетворение от продукта, когда то «новое», что он увидит в путешествии, будет соответствовать заранее сложившемуся образу. При этом кроме заранее подготовленных впечатлений, турист ожидает должный уровень комфорта, который предполагает наличие кафе, ресторанов, гостиниц. Весь этот набор услуг делает любую инаковость и экзотичность безопасной, привычной, стирая границы между «новым» местом и домом.
Важным аспектом в процессе анализа перемещений является концепт мобильности. Мобильность – способ прояснить, что именно в пространственных феноменах релевантно для исследования социальности. Кроме того, мобильность связана со временем, так как помыслить перемещение вне времени невозможно.
Исследование мобильности придает рассмотрению повседневности процессуальный характер, позволяет взглянуть на современную жизнь в ее динамике. Внимание к мобильности – это внимание к дистанции, близости, границам, встречам, пересечениям. На самом элементарном уровне здесь возникает вопрос об условиях, при которых возможно соприсутствие в одном месте и в одно время людей и других объектов и феноменов (Харламов Н, 2012).
Бауман, рассматривая мир позднего капитализма в рамках концепции «текучей современности», говорит об изменении социального пространства города. Нарушается стабильность присутствия разных социальных групп в пространстве: взаимодействия между людьми теперь не всегда предполагают необходимость личной встречи, оформленной определенным местом. Столкновение с другими людьми имеют более хаотичный порядок. Публичные пространства городов стирают различия между людьми. Становится нормой присутствие большого количества незнакомых людей разного социального статуса в одном месте (ресторан, кинотеатр, торговый центр), при этом такое присутствие не предполагает обязательного взаимодействия между ними. Их столкновение в одном пространстве теперь не предполагает взаимного влияния. Таким образом, по мысли Баумана, призма мобильности позволяет запечатлеть изменения социального пространства в обществе позднего капитализма.
Вопросы трансформации пространства и времени «под влиянием информационно-технологической парадигмы и социальных форм и процессов» рассматривает в своих исследованиях Кастельс. Его рассуждения основываются на идее наличия новой пространственной логики, которую он называет «пространство потоков». Потоки представляют собой организованное, управляемое перемещение капитала, информации, технологий, организационного взаимодействия, изображений, звуков и символов, благодаря которому воедино связываются глобальные города и полицентрические урбанизированные регионы. Пространственная логика потоков устраняет расстояния, связывает воедино удаленные точки и выхолащивает все, что находится между этими точками» (Харламов Н., 2012, с. 16).
Потоки консолидируются вокруг крупнейших мегаполисов («узлов») и связываются воедино благодаря современным транспортным средствам и средствам связи. Такая пространственная форма характерна «для социальных практик, которые доминируют в сетевом обществе и формируют его» (Харламов Н., 2012, с. 64), в то время как для большинства населения характерна пространственная логика мест. «В этой логике приоритет имеют места, то есть такие пространственные конфигурации, функции и смысл которых привязаны к некоторой протяженности и смежности» (Харламов Н., 2012, с. 57). Места, вокруг которых проходит жизнь человека (работа, магазин, дом) связаны стабильными маршрутами и отличаются устойчивостью во времени.
Особенное внимание уделяет данному вопросу Дж. Урри, предлагающий рассматривать мобильность в качестве новой социологической парадигмы. Понятие общества как структуры, закрепленной рамками национальных границ устарело. Возникает необходимость рассматривать социальные взаимодействия из перспективы глобального мира, в котором на первый план выходит не статика, а динамика. «Определенные паттерны и способы мобильности порождают облик пространства и оформляют социальные взаимодействия», исследования этих паттернов способствуют созданию целостного представления глобального мира (Харламов Н., 2012, с. 30). При этом, объектом исследования становятся не только физические, но и виртуальные перемещения, в том числе перемещения идей и вещей. Их организация, упорядочивание при помощи технических средств транспорта, связи, инфраструктуры создают мобильные системы, которые в свою очередь формируют облик пространства.
Таким образом, рассмотрев разные подходы интерпретации социальных последствий интенсификации перемещений, я выделяю наиболее важные в контексте данной работы идеи: во-первых, в обществе постмодерна важным является рассмотрение социальных процессов в динамике, в связи с чем актуальным инструментом социальных наук может стать парадигма мобильности; во-вторых, происходит изменение логики оформления социального пространства, которое теперь структурируется не в рамках национальных границ; меняется взаимоотношения с Чужаками – мир становится более открытым; в-третьих, социальное пространство глобально мира меняется под воздействием массового туризма, в рамках которого возникают особые паттерны взаимодействия с пространством – его потребление.