Морис равель

Мне никогда не удавалось разобраться, по какой причине наши симфонические общества пренебре­гают Равелем в меньшей степени, чем Дебюсси. На боль­ших концертах можно часто услыхать «Вальс», «Болеро», «Матушку-гусыню», «Павану», тогда как партитуры Дебюсси играют лишь эпизодически. Раз в год мелькает «Прелюдия к „Послеполуденному отдыху Фавна"». Из трех «Ноктюрнов» исполняют два. Так же как и в отно­шении остальных произведений Дебюсси, я полагаю, что дело здесь заключается в условиях их подготовки. Произ­ведения Равеля, однажды выученные надлежащим обра­зом, оказываются твердо зафиксированными, тогда как музыку Дебюсси, более утонченную по экспрессии, необ­ходимо постоянно заново воссоздавать.

Кроме того, все упомянутые выше сочинения Равеля подходят по размерам для обычных концертов. Они не слишком длинны и не слишком коротки, и некоторые из них довольно легки, как, например, «Болеро». Говоря о нем, автор однажды сказал мне со свойственной ему объективно-серьезной миной: «Я создал за всю жизнь один шедевр: это „Болеро", но, к сожалению, в нем нет музыки». Действительно, музыкальный материал в «Бо­леро» скуп, но это обусловлено концепцией. Зато что за великолепный пример нарастания динамики в оркестре! Каждый начинающий композитор обязан выучить его

37

наизусть. Но пусть остерегается при этом! Попытка под­ражать такому образцу грозит ужаснейшим провалом. Подобные головоломные кунштюки не могут повторяться дважды.

Кто хочет найти музыку богатую, могучую и щедрую, найдет ее у Равеля в Концерте для левой руки ³⁸. В нем также есть технический кунштюк, но тут он возвеличен вдохновением, и все в Концерте раскрывает нам большого музыканта. От этого Концерта веет терпким романтиз­мом; примечательна и его полнокровная концепция.

Отрадно наблюдать, с какой жадностью воспринимают теперь слушатели «Испанскую рапсодию» и восхититель­ную сюиту из «Дафниса и Хлои». Особенно если мы вспомним, что недавно страницы этой музыки считали герметичными и безобразными. Сегодня же своим успе­хом они приближаются к бетховенским симфониям. На протяжении одних суток я не менее трех раз выслушал по радио «Дафниса». Это много и, быть может, слишком. Есть ведь еще и другие современные произведения.

Тем не менее порадуемся этой замечательной победе французской музыки.

Оливье мессиан

Еще находясь в плену, Оливье Мессиан на­писал свой новый «Квартет на конец времени» ³⁹. Он ближе к поэмным дескриптивным сочинениям, нежели к классическим квартетам. Замысел возник у автора под впечатлением фрагмента из Откровения св. Иоанна, в ко­тором говорится о сошествии Ангела и о том, как став одной ногой на землю, а другой на море, он клянется именем Предвечного, «который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, море и все, что в нем, что времени уже не будет».

Композитор сам нам поясняет, что разделил свой цикл на восемь частей, так как видит в числе «восемь» прод­ление совершенного числа «семь». Эти восемь частей сле­дующие.

№ 1 — «Литургия кристалла, вдохновленная пробуж­дением птиц». Ее своеобразнейшую атмосферу создают флажолеты у виолончели, на которые накладываются про-

38

зрачно-светлые аккорды фортепиано, окружающие неж­ное и медленное пение кларнета, равномерно оттеняемое краткими зовами, звучащими пианиссимо у скрипки. № 2 — «Вокализ для ангела». Протяжная монодия раз­вертывается в нем на фоне серии аккордов, которые сам автор называет «голубовато-оранжевыми». В 3-й части — «Бездне птиц» — опять певучее соло кларнета, по тут — без сопровождения.

4-я часть представляет собой интермедию, у которой отсутствует программное название. Это игра ритмов, контрапункта. Более короткая, чем остальные части, Ин­термедия пленяет свежестью звучания.

№ 5 — «Хвала вечности Иисуса». В этом номере ши­рокая и очень выразительная фраза у виолончели симво­лизирует «Слово, ибо оно есть Иисус». № 6 — «Танец ярости», в котором унисон всех четырех инструментов изображает трубы Апокалипсиса.

7-я часть — «Снопы радуг для Ангела, возвещающего конец времени». Здесь мы вновь встречаемся с «голубо­вато-оранжевыми» аккордами, прежнее шуршащее звуча­ние которых делается ослепительно блестящим в общем гармоническом ансамбле. Наконец, 8-я часть — «Хвала бессмертию Иисуса и воплотившемуся Слову» — пред­ставляет собой развернутое соло виолончели. Эта часть принадлежит к прекраснейшим страницам партитуры и завершает все произведение погружением в атмосферу проникновенного, сосредоточенного чувства.

Итак, из всех предшествующих пояснений уже можно сделать вывод, что О. Мессиан отстоит довольно далеко от поборников той музыки, которую именуют «чистой», или, иначе говоря, от той, которая является самодовлею­щей игрой в звуковые комбинации. У Мессиана весь му­зыкальный материал служит выражению его мыслей, ми­стически-религиозный строй которых он называет католи­ческим. Языку Мессиана свойственна большая опора на модальное начало, чем на собственно тональное. Из этого проистекает своеобразие его гармоний. Необычны также его ритмы; по поводу их применения у него имеется своя теория. Рассматривать ее на основании одного прослуши­вания квартета я не берусь. К тому же меня вообще не слишком привлекают предустановленные композицион­ные теории. Правда, я способен допустить, что такие по­иски небесполезны, когда они на слух не производят

30

впечатления привнесенных в композицию внешних до­полнений, а представляют собой неотъемлемую часть му­зыкальной концепции. Подобный случай наблюдается в квартете. Примененной в нем теоретической системы слушатель не замечает.

Иным покажется, быть может, что эта музыка, пожа­луй, чересчур щедро окружена литературой, и они будут сожалеть об этом⁴⁰. Возможно, это так. Но в ней на­столько чувствуется искренняя убежденность компози­тора и ее сугубо музыкальные изобретения настолько благородны, что я не могу себе позволить обсуждать та­кой вопрос.

«Квартет на конец времени» — произведение захваты­вающее, полное больших красот, говорящее о музыканте с возвышенными устремлениями.

В течение нескольких последних лет Оливье Мессиан является профессором Национальной консерватории. Не сомневаюсь, что влияние столь честного артиста окажется великолепным и что его питомцы в процессе обучения по­черпнут у Мессиана его влечение и вкус к искусству, не допускающему никаких уступок обычной легковесности решений.

* * *

Очаровательные дамы <...>, украшающие публику концертов «Плеяды» ⁴¹, вероятно все же испытали чув­ство некоторого недоумения: обычные в этих программах «ласкающие слух» пьесы заменили очень длинным, при­хотливым и насыщенным произведением. Оно не прибе­гает к разнообразным оркестровым тембрам, а ограни­чено лишь черно-белыми клавиатурами двух фортепиано. И сколь суров его сюжет! . . «Видения Аминя» («Les visions de l'Amen») ⁴². Эта большая звуковая фреска длится целый час. Но опыт удался отлично.

Отмечу сразу, что считаю данное произведение Оливье Мессиана выдающимся. Оно, по-моему, отличается боль­шим богатством и истинным величием концепций. Лишь отдельные его особенности представляются, быть может, спорными. Иногда его звучание кажется немного слиш­ком строгим, поскольку оно написано для двух роялей. В его первой части порой наблюдается чрезмерное при­страстие к повторению одинаковых аккордов (увеличен­ных и чистых кварт). Иногда бывает трудно уследить за

40

основными линиями, что связано с отсутствием разно­образных тембров.

Однако все критические замечания ничтожны по срав­нению с поэтической мощью этого творения, с непре­рывно возрастающей приподнятостью музыкальной речи, с выдающимися музыкальными находками, так ярко за­являющими о себе. То обстоятельство, что автор музыки придумал для себя определенные законы и придержи­вался их со строгой самодисциплиной, придало необычай­ное благородство стилю всего произведения, свободного, притом, от малейшей сухости.

Лично я предпочитаю всему остальному «Аминь аго­нии Иисуса» и «Аминь желания» ⁴³. В первом обращает на себя внимание тема страдания, так долго вращаю­щаяся вокруг трех повторяющихся нот и обладающая исключительной экспрессивной напряженностью. Во вто­ром «Амине» спокойная напевная мелодия, исполненная утонченной нежности, сопоставляется по ходу ее варьиро­вания с синкопированным мотивом страстного и жгучего характера.

В «Амине окончания» с его медленным, но неуклон­ным нарастанием, одухотворенным силой грандиозного дыхания, объединяются все конструктивные мотивы темы сотворения, которая особенно широко расцветает в коде.

Мое личное пожелание: мне бы хотелось, чтобы на концертах «Музыка для молодежи» ⁴⁴ сыграли это про­изведение, предпослав ему ряд соответствующих поясне­ний. Мне кажется, что познакомить с ним посетителей этих концертов было бы полезно. Данное произведение возбудило бы у молодежи интерес неизмеримо больший, чем те, какие ей обычно преподносят. Тут есть о чем по­спорить молодым. Одни увлеклись бы этим произведе­нием, другие отрицали бы его. И вокруг музыки кипели бы страсти.