Значение фальсификаций в чешской историографии XIX века

Как известно, мифологизация истории характерна для всех народов. Причин этого факта несколько. Одной из них является отсутствие подлинных исторических источников, зафиксировавших в более объективной форме, чем человеческая память, происходившие события, поэтому древний период истории наиболее часто подвергается мифологизации. Однако новая и новейшая история человечества также освещается нередко на основании вымышленных и искусственно сконструированных данных. Мотивация таких действий сложна и разнообразна: от субъективного восприятия и оценки тех или иных явлений и процессов, до корыстного расчета отдельных лиц, групп или классов. Расчеты могут быть политические, религиозные, идеологические и т.д. При этом всегда идет речь о борьбе за первенство, за власть, за престиж, за господство в различных сферах жизни.

Миф – особая форма исторического сознания, есть выражение индивидуального восприятия человека окружающей его действительности и событий прошлого. Поэтому мифологизация в исторической науке неистребима. Более того мифологическая интерпретация явлений воздействует на развитие цивилизации как в отрицательном так и в положительном плане. Так миф о Христе создал великую европейскую культуру. Другие мифы, ставшие убеждением масс, ведут к разрушению цивилизации.

Мифы рождаются всегда, независимо от времени и уровня развития человечества. Их творцом и потребителем является масса, причиной – нерациональное мышление. В связи с этим они подчас выступают как тормоз цивилизации.

Возникновению мифов способствуют разные факторы: необычные природные явления, катаклизмы, войны и другие потрясения. Творцом исторических мифов часто выступает народ, не имеющий национальной независимости и вынужденный отстаивать свою этническую или национальную идентичность. Примером может служить освещение национальной истории некоторых народов Центральной и Восточной Европы, находившихся много столетий или под турецким игом, или в зависимости от Австрийской империи, т.е. под игом немецким (германским). Так, мечта об освобождении от иноземного ига превратила в сербском народном эпосе Марко Кралевича в героя-защитника сербов и первого «юнака», тогда как в действительности этот персонаж был турецким вассалом и участвовал в карательных походах турок против сербов.

Мифы рано стали составной частью исторических трудов. Как известно, все средневековые хроники латинского (и не только латинского) культурного мира содержат в большей или меньшей мере мифологический материал. Не является исключением и средневековая чешская историография. Первое произведение этой историографии представляет собой «Chronica boemorum» Козьмы Пражского, написанная около 1119 г. Её автор принадлежал к высшему духовенству и был образованнейшим человеком своего времени. Хроника Козьмы Пражского является выдающимся памятником письменности чехов, но она мало чем отличается от других европейских хроник с точки зрения формы и методов обработки материала. Как и все произведения такого рода, хронику Козьмы нельзя оценивать как сочинение научное. Фактически это – литературное произведение, ибо в средние века история и литература не дифференцированы. История была составной частью т.н. «Грамматики», а «литература» – это латинский эквивалент греческого термина «грамматика». Козьма, по обычаю своего времени, сделал все, чтобы его сочинение было занимательным. К отдельным книгам хроники он написал предисловия по античному образцу, наполненные всякими рассуждениями, действующим лицам вложил в уста искусственные речи и высказывания, никогда не произносившиеся в том виде, как они написаны. Он также вставил в свое сочинение разные интересные истории и пикантные анекдоты – все это сделано для привлечения внимания читателей. Тем не менее Козьма писал все же прежде всего историю чехов и стремился держаться как можно ближе к правде или убеждать читателя в правдивости изложения. Козьма использовал источники: многочисленные анналы, «Привилегии Моравской церкви», «Эпилог Моравии и Чехии», «Жизнь и мученичество св. Вацлава», «Житие св. Войтеха», некоторые грамоты, а так же «Привилегии костела св. Георгия», или «Привилегии Пражского костела», которые, вероятно, сочинил сам. Кроме отечественных источников Козьма знал и иностранные. Хроника Козьмы состоит из трех книг. Первая из них описывает древнейший период истории Чехии и заканчивается 1037 годом. В этой книге нет исторически достоверных сведений. Рассказ Козьмы о том, что чехов привел в страну «праотец Чех» – вымысел хрониста. Козьма не мог объяснить возникновения племенного названия «чех» и поэтому дал «праотцу» народа соответствующее имя. Рассказ Козьмы о «золотом веке» в Чехии также представляет собой фантазию хрониста. Козьма придумал князя Крока и его дочерей, в том числе и их имена. Повествование хрониста о Мудрой Либуше, о Пржемысле-пахаре, о «девичьей войне» и первых князьях суть байки, сочиненные самим Козьмой или взятые из преданий. Он сам признает, что получал сведения из воспоминаний «старцев». Таким образом, первая книга «Хроники» относится к области сказок и легенд и представляет собой литературное произведение – между прочим, большой поэтической ценности. Не случайно эта часть хроники Козьмы стала источником вдохновения для создания произведений поэзии, живописи, музыки, скульптуры в период романтизма и чешского национального возрождения. В хронике присутствует много и других фальсификаций, но их следует отнести к тенденциозности автора, т.е. к сознательной фальсификации¹.

В средневековой Чехии Хроника Козьмы стала произведением, оказавшим влияние не только на прямых последователей. Из неё чешская историография исходила в течение многих столетий. Уже в XIII в. появились Хроники т.н. Продолжателей Козьмы. Анонимные авторы, полностью переписав её, сделали дополнения или продолжили повествование событий. Наряду с продолжателями существовали и подражатели, т.е. те, кто использовали метод изложения, характерный для хроники Козьмы, но применяли его к более позднему историческому времени. В XIV в. в Чехии возникло любопытное литературное и историческое произведение – рифмованная хроника на чешском языке. Её анонимный автор, известный в литературе под именем Псевдодалимил, использовал Хронику Козьмы в качестве главного источника в изложении чешской истории с самого начала до 1125 г., когда этот источник заканчивался. Однако, если в XII и XIII вв. хроника полностью переписывалась, то Псевдодалимил интерпретировал данные Козьмы, дополняя их или приспосабливая к своим взглядам на события.

Хроника Козьмы перерабатывалась и в других сочинениях XIV века. Так, «Чешская Хроника» Пршибика Пулкавы из Раденина излагает древний период чешской истории на основании хроники Козьмы. В XVI в. данными хроники Козьмы пользуются непосредственно или через сочинения предшествующих хронистов – продолжателей Козьмы, Пулкавы и др. Таким образом, в течение ряда столетий Хроника Козьмы была источником для освещения истории Чехии. Но с развитием исторических знаний восприятие ее менялось. Сразу после Козьмы его труд просто полностью переписывался его почитателями без существенных изменений. С XIV в. наблюдается форма интерпретации сведений Козьмы в зависимости от политических или национальных взглядов автора. На протяжении всего средневековья Козьма был главным источником при освещении древнего периода чешской истории, её данные использовались без какой бы то ни было критики, также как цитаты из Библии или античных авторов. Критика источников в средние века вообще отсутствовала в исторических работах.

XVIII век является временем зарождения критики источников в чешской исторической науке. Однако не только в XVIII в., но и вся романтическая историография XIX в. основывала свои исследования о древней чешской истории на данных Хроники Козьмы, считая их достоверными и точными. Это относится и к монументальному произведению «отца» чешской историографии Ф. Палацкого – «История чешского народа в Чехии и Моравии» (Прага, 1848). Кульминацией же этого явления было создание в начале XIX века на основе данных Козьмы знаменитой фальсификации В. Ганки под названием «Суд Либуши», т.е. рукописи Зеленогорской¹. Именно в XIX в. в Чехии был создан самый знаменитый миф, оказавший огромное влияние на развитие исторической науки. Им стали две подделки – рукописи Краледворская и Зеленогорская (далее РКЗ). Причины возникновения и благосклонного приема подделок общественностью связаны с внутренними условиями развития Чехии. Народ этой страны в течение 150 лет подвергался усиленной германизации, приведшей к упадку чешского языка, исчезновению национальной литературы и даже само признание существования чехов наталкивалось на многочисленные препятствия. Современная чешская письменность считалась несамостоятельной. Патриотическая интеллигенция переживала чувство «культурной неполноценности» по сравнению с другими народами. Поднять престиж чехов как внутри страны, так и вообще в Европе, было насущно необходимо. В тоже время культурная атмосфера Европы характеризовалась распространением романтизма, подчеркивавшего высокую роль народного творчества, явно выраженной тенденцией возвеличивания старины и стремлением к разысканию памятников «славного прошлого» как свидетельства народного гения. К концу XVIII в. было найдено немало подлинных древних памятников, а также создано в разных странах большое число подделок. По сравнению с наследием великих народов чешская литература не имела ничего выдающегося, и некоторые чешские патриоты решили восполнить этот пробел. В 1817 и 1818 гг. эта задача была решена. Два чешских поэта и языковеда, знатоки древней чешской письменности – В. Ганка и Й. Линда сочинили Краледворскую и Зеленогорскую рукописи (название им было дано позднее). Первая (РК) представляла собой эпические, лирико-эпические и лирические произведения, общим числом 14. В них описывается и прославляется мужественная борьба чешских воинов против татар и поляков, а также других иноземцев, в том числе немцев. Некоторые поэмы рисуют картины угнетения отчизны чужеземцами и поражения, нанесенные им чехами. Второй фальсификат – Зеленогорская рукопись (РЗ) содержит всего четыре пергаментных листа. Меньший отрывок, состоящий из 9 строк, описывает окончание какого-то сейма, второй отрывок насчитывает 120 стихов, рисующих ссору двух братьев из-за наследства и суд княгини Либуши по разрешению этого спора. Указывается, что на этот суд были созваны «кметы, лехи и владыки» со всех концов Земли Чешской. Большинством голосов сейм постановляет, что отцовское наследство, из-за которого ссорились братья, должно оставаться их совместным владением «по старому чешскому обычаю», а на протест старшего брата, ссылающегося на право первородства, один из присутствующих восклицает: «не хвально нам в немцах правду искати», т.е. передавать права наследования на основе первородства, как это принято у немцев. Наряду с этим, вся поэма отражает демократические идеалы чешских патриотов. Уже сам факт созыва сейма из представителей всех земель Чехии, атмосфера «праведного суда», решение вопросов тайным голосованием выражали желание сочинителей нарисовать перед чехами картину демократии, к которой следует стремиться. Кроме того, наличие на суде так называемых «досок правдодатных» должно было свидетельствовать о существовании у чехов писанных законов уже в VIII–IX вв., к которым якобы относится описываемое в РЗ действие. В то время сама рукопись выдавалась за возникшую в X веке. Позднейшие исследования показали, что в поэме все является вымыслом от начала до конца. Историческая критика решительно отвергла как всю картину сейма и суда Либуши, так и каждую деталь их описания. «Открытие» РКЗ было восторженно встречено чешской патриотической интеллигенцией. Рукописи «подтверждали» мнение романтической историографии о характере славян, их древней высокой культуре и образованности. Такое мнение сложилось под влиянием высказываний немецкого философа И.Г. Гердера (1744–1803). В РКЗ его теория находила «документальное» подтверждение. Рукописи убеждали в преимуществах славянского характера и славянской культуры над германскими. Славяне, судя по РКЗ, обладали гармоничностью, благородством, честностью, тонкостью духа, демократичностью и т.д. Между тем, как «кровавые повести», типичные для литературы германцев, свидетельствовали о грубости и жестокости народа, о его склонности к изменам и лести. Не только чешские патриоты, но и интеллигенция других славян (и не славян!) ориентировавшаяся на «всеславянство» увидели в РКЗ доказательства идеи славянской взаимности. «Памятники» начали активно издаваться и переводиться на славянские языки, а также к 60-м годам появились переводы на немецкий, английский, французский, итальянский, венгерский и шведский.

РКЗ имели огромное влияние на развитие исторической науки. Они появились именно в тот момент, когда в Чехии вырабатывалась новая концепция национальной истории в противоположность господствующей контрреформационной теории, объявлявшей чешский народ неполноценным, а культуру его еретической, проникнутой духом бунтарства и антихристианства. Создателем новой концепции стал Ф. Палацкий (1798–1876), написавший «Историю народа чешского в Чехии и Моравии» (вышла на немецком языке в 1836–1876 гг. и на чешском в 1848–1876 гг.). Работа стала классическим произведением романтической славянской историографии. Она была теоретической и фактической основой для освещения истории Чехии и древних славян и другими славянскими учеными XIX в., в том числе русскими¹. Взгляд Палацкого на сущность чешской истории разделялся многими его современниками и учениками. «Школа» Палацкого выдвинула из своих рядов большое число крупных историков, вместе с Палацким заложившими основу научного исследования чешской истории. Точку зрения Ф. Палацкого развивали на своем материале историки литературы и права, знаменитый филолог-славист П.И. Шафарик и, фактически, все представители чешской творческой интеллигенции XIX в. Сущность концепции чешской истории, созданной Палацким и его школой, заключалась в общих чертах в том, что славяне на территории Чехии являются автохтонным населением, они пришли на свободные земли и никогда не подчинялись другим народам. Славяне были миролюбивыми, никого не завоевывали, самостоятельно создали собственное государство, которое (в отличие от других народов) успешно защищалось от политических претензий Германской империи¹. Немецкое влияние на чехов, по мнению Палацкого, наблюдается лишь с X века. Чехи достигли уровня цивилизации европейских народов еще до принятия христианства. Не только ранняя, но и дальнейшая, средневековая история чехов (её изложение доведено Палацким до 1526 г.) освещается с национальных позиций. В период складывания этой концепции чешской истории РКЗ как нельзя лучше подтверждали её «документально», и при описании древней истории чехов, как и других славян, Палацкий опирается на рукописи, использует приведенные в них факты и конструирует картину общественного устройства и правовой практики древних чехов.

Аналогичным был взгляд на древний период развития славян и у Павла Й. Шафарика (1795–1861). В 1837 г. стало выходить его главное сочинение «Славянские древности». В нем комплексно и компаративным методом освещалась жизнь древних славян от 456 г. до н.э. до 988 г. нашей эры. Взгляд Шафарика на проблему был даже более романтическим, чем у Палацкого. Его освещение древности славян было настоящей апологией. Методом сравнения языков и другого филологического материала Шафарик выработал свой взгляд на древних славян, содержащий два главных тезиса. Во-первых, славяне в мировой истории являются древним культурным народом и, во-вторых, – их культура выше, чем у остальных европейских народов. В отличие от воинственных кочевых племен и народов Европы и Азии славяне принадлежат к народам, занявшим свою территорию мирным расселением. Это утверждение Шафарика было направлено против немецкой националистической исторической науки, которая доказывала, что исторической судьбой славян было вечное подчинение другим народам. Чешский ученый также старался опровергнуть мнение историков, переоценивавших цивилизационную функцию христианства у древних славян, которые якобы до принятия христианства и немецких нравов ничем не отличались от африканских и американских дикарей. По утверждению Шафарика, культурные способности славян начали исчезать, когда их подчинили воинственные народы. Его представления о демократическом устройстве древних славян были еще более романтическими, чем взгляд Палацкого. РКЗ были для Шафарика «первоклассными» источниками, подтверждающими его концепцию. Он, как и другие романтики, предполагал, что в дохристианское время у чехов существовала богатая народная традиция в форме героических эпосов, аналогичных гомеровской Иллиаде и что эту традицию уничтожило христианство. Не только Палацкий и Шафарик были убеждены в сконструированной ими картине жизни древних чехов. РКЗ использовались в других трудах по истории, праву, этнографии, литературе, языкознанию. Рукописи стали источником вдохновения поэтов, художников, композиторов, создавших классические произведения чешской культуры. Из РК брались сведения об эпизодах чешской истории XI–XIII вв., в которых освещались победы чехов над врагами, героические поступки отдельных лиц. РЗ подтверждала славянский демократический правовой порядок в дохристианский период. Но подтвердить этот аргумент романтическая историография не могла, ибо ей недоставало доказательств из существующих исторических источников и приходилось прибегать к аналогиям из русской, польской и сербской истории, чтобы составить представление о славянской общине у чехов.

Одновременно с увлечением РКЗ в чешской историографии продолжалась работа над изучением других источников о прошлом народа. Ф. Палацкий, изучая архивы, обнаруживал новые документы. Он организовал несколько фундаментальных изданий ценнейших исторических материалов. Аналогичную работу вели его современники-единомышленники, а затем и последователи.

В целом, романтическая историография, основанная на ложном источниковом фундаменте и искусственной теории, все же не прошла даром для науки и была шагом вперед по сравнению с обскурантским толкованием истории чешского народа в предшествующий период. Но историческим содержанием и языковой формой РКЗ вводили в заблуждение специалистов по истории филологии, языкознанию, истории права, мифологии и стали источником множественных ошибок и ложных выводов, что являлось тормозом для дальнейшего развития науки. Изменение методов исследования, специализация в отдельных областях и т.п. явления постепенно отодвинули на задний план концепцию Палацкого, что, однако, произошло не сразу, а лишь в результате ожесточенной борьбы. Сторонники подлинности РКЗ медленно сдавали свои позиции, кроме того, в обстановке политического противостояния чехов по отношению к государственному режиму Австрийской империи, научный спор о рукописях сразу же приобрел политический и националистический характер.

Сомнения в подлинности РКЗ стали высказываться со второй половины 50-х годов XIX в. В 1856 г. моравский немец Юлиус Фейфалик (1833–1862), сотрудник Венской университетской библиотеки, опубликовал работу, в которой доказывал подложность РК. Что касается РЗ, то её подлинность вызывала сомнение и раньше. Еще в 1824 г. Й. Добровский (1753–1829) выступил с решительным опровержением этой рукописи как исторического источника¹. Но в 1829 г. Добровский умер, и его оценка была проигнорирована, а затем отвергнута. В защиту подлинности РКЗ выступили Шафарик, Палацкий. В 1840 г. они издали книгу «Древние источники чешского языка», где признали тексты подделок древнейшими. Научный авторитет ученых был настолько высок, а желание иметь великолепные памятники древности настолько сильно, что сомневающихся не осталось.

Но с выступлением Фейфалика началась полемика, которая продолжалась около 120 лет! Дело в том, что именно к концу 50-х гг. XIX в. национальный вопрос в Чехии стоял очень остро, и РКЗ стали важным идеологическим оружием. Чешская интеллектуальная элита считала, что неверие в подлинность РКЗ возможна лишь в стане врагов чешского народа, прежде всего немцев, а отрицание «очевидных истин» может диктоваться только античешскими побуждениями и завистью. Выступление Фейфалика было поддержано другими учеными-немцами, а в 70-е с критикой выступили и славянские ученые: В. Ягич, А. Вашек, А. Шембера и некоторые специалисты в славянских странах. На защиту древности манускриптов бросились практически все представители чешского патриотического лагеря. Критика памятников разделила ученых по национальному признаку, она приняла также характер партийной борьбы в чешском обществе и привела к обострению национализма. Наука в этой обстановке отошла на задний план, политические группировки стремились лишь усилить свою популярность в народе. Критиков РКЗ травили в газетах, отказывались публиковать их работы, объявляли предателями национальных интересов. Масса читателей газет и другой продукции, созданной признанными авторитетами, верила в подлинность «национальных ценностей». Она не разбиралась в научных аргументах критиков, «памятники» подкрепляли её патриотизм, и вера в них стала составной частью национального самосознания чехов. Решительная борьба вокруг РКЗ развернулась в 1886–1918 гг. В начале этого периода критики сосредоточились вокруг журнала «Атенеум», который редактировался философом и политическим деятелем либерального толка проф. Т.Г. Масариком. Он объединил молодых профессоров чешского Пражского университета, стоявших по своим научным методам в оппозиции к национально-романтической историографии. На страницах этого журнала в 1886 г. появилась статья филолога-слависта Яна Гебауэра (1838–1907), который доказал несостоятельность РКЗ с лингвистической точки зрения. Он также указал на источники новейшего происхождения, использованные для составления РКЗ. Всего Гебауэр опубликовал более 60 работ об этих рукописях. Ученый был лучшим знатоком древнечешского языка, автором «Исторической грамматики чешского языка» и «Древнечешского словаря» и пользовался особым авторитетом. Защитники рукописей не смогли опровергнуть ни одного довода Гебауэра в области лингвистики. Мнению о подлинности рукописей был нанесен сокрушительный удар. Журнал «Атенеум» определил целую программу изучения РКЗ. Эта программа выполнялась в течение ряда лет. На этом этапе критиками выступали уже чешские ученые, пришедшие в науку на смену представителям возрожденческого, романтического поколения. Они понимали, что патриотизм, выросший на ложной основе, больше вредит престижу народа, нежели признание фальсификатов. Сам Масарик опубликовал много статей по разным аспектам, касающимся доказательств поддельности РКЗ. В 1886 г. в «Атенеуме» против подлинности рукописей выступил Ярослав Голл (1846–1929). Это был крупнейший чешский историк, основатель нового направления в изучении истории Чехии – так называемого позитивизма. Он выступил с отрицанием идеи о специфическом характере развития славянских народов и тем самым стал в оппозицию к романтической историографии. Голл проанализировал эпические поэмы Краледворской рукописи и доказал, что их содержание заимствовано из хроники Вацлава Гайка (XVI в.) и Я. Бецковского, которая была издана в 1700 г. Также и другие поэмы содержат данные из поздних источников¹. Я. Голл обнаружил массу анахронизмов, вымышленных битв, никогда не существовавших замков, укреплений. Голл также доказал неисторичность действующих лиц, выведенных в РК, которых Палацкий относил к далеким предкам некоторых его знатных современников.

С точки зрения социологии РКЗ были разобраны в работах Т.Г. Масарика, который пришел к выводу, что в рукописях изображается неправильная картина того времени. Сведения о них авторы заимствовали из литературы периода около 1817 г. Спор о рукописях разделил чешских историков на три группы: сторонников подлинности, единомышленников Я. Гола, число которых увеличивалось постепенно, и третья группа выступала в защиту рукописей непоследовательно и по второстепенным вопросам. В целом к концу XIX в. были подвергнуты ревизии многие необоснованные и неправильные теории и прежде всего ошибочное понимание древней чешской истории. В XX веке критика пошла по пути поисков источников фальсификаций. 31 декабря 1911 г. 45 представителей чешской науки обнародовали в чешских газетах декларацию, в которой заявили, что поддельность РКЗ доказана со стороны лингвистической, исторической, литературно-исторической, а также палеографической, так что дальнейшая защита этих подделок может быть только повторением попыток, имевших место ранее и основанных на ложных суждениях и недостаточной компетентности в обсуждаемом вопросе¹. Однако попытки защиты РКЗ продолжались и дальше, но уже не носили научного характера и не влияли на исследования ученых.

РКЗ сыграли сложную и противоречивую роль. Своим содержание они вводили в заблуждение представителей ряда гуманитарных дисциплин и таким образом тормозили развитие науки. Но с другой стороны, сам факт фальсификации оказался стимулом, ускорившим развитие ряда научных дисциплин. Так, стремление подтвердить или опровергнуть подлинность РКЗ повлекло за собой тщательное исследование всех древнечешских текстов, древней и средневековой чешской и немецкой истории, истории права и т.д. Сопоставление содержания и формы РКЗ с подлинными произведениями древности способствовало углублению сравнительно-исторического метода и приемов исследования как в лингвистическом, так и в других научных планах.

В процессе изучения и критики РКЗ возникли важнейшие труды по истории чешского языка, основанные на исследовании всех без исключения подлинных древнечешских текстов, дошедших до нового времени. В условиях чешской действительности XIX в. РКЗ стали фактором большого общественного звучания. Уже к середине XIX в. РКЗ превратились в орудие чешского национализма. Борьба за выяснение истинного происхождения РКЗ стала частью движения за свободу научного исследования, а в более широком смысле – за демократические свободы вообще. Однако мифы, особенно если они льстят национальному самолюбию, трудно поддаются истреблению. Как известно, некоторые из них бытуют в человечестве не одно тысячелетие и продолжают оставаться объектом веры, несмотря ни на какие рационалистические аргументы. Видимо, мышление человека сочетает рациональное и иррациональное, и разум не всегда в состоянии победить эмоции. Борьба вокруг РКЗ продолжалась и дальше. Чешские подделки оказали значительное влияние на труды ученых других народов, особенно славянских. Веру в их подлинность разделяли такие крупные немецкие корифеи как И.В. Гёте, Якоб Гримм. В русской литературе они использовались в работах о славянских древностях, о фольклоре, этнографии, о древнем славянском праве. Русские слависты в большинстве своем верили в их подлинность и негативно отзывались об их критиках. Такая позиция, на наш взгляд, объяснялась романтическим отношением к славянству и славянофильскими традициями в XIX веке, не полностью угасшими вплоть до революции 1917 г.¹

О.Г. Ульянов