20. «Гаргантюа и Пантагрюэль». Франсуа Рабле

1) История создания. Толчком к написанию книги послужил выход в 1532 г. в Лионе анонимной народной книги “Великие и неоценимые хроники о великом и огромном Гаргантюа”. В том же 1532 г. Рабле выпустил в качестве ее приложения книгу “Страшные и ужасающие деяния и подвиги преславного Гаргантюа”. Подписана была псевдонимом Алькофрибас Назье. Составила затем 2 книгу всего романа. В ней Р. придерживается народной схемы романа: детство героя, юношеские странствия и подвиги и т.д. Наряду с Пантагрюэлем выдвигается другой герой эпопеи – Панург. В 1534 г. Р. – под тем же псевдонимом, начало истории, которая должна была заменить народную книгу, под заглавием “Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля”. Из народной книги осталось немного: исполинские размеры, поездка на гигантской кобылы, похищение колоколов собора Нотр-Дам. Третья книга – в 1546 г. под подлинным именем. В 1547 г. все три книги были осуждены богословским факультетом Сорбонны. Первая краткая редакция “4 книги героических деяний и речений Пантагрюэля” вышла в 1548 г., расширенная в 52. Через 9 лет после смерти Р. была издана под его именем книга, озаглавленная “Звонкий остров”, а еще через два – под его же именем – полная пятая книга. По всей вероятности, это черновой набросок Р., обработанный кем-нибудь из его учеников или друзей. Основой для этой байды послужили: гротескно-сатирическая поэзия Италии, Лукиан (а говорите – сатиры нет!), мистерия о том, как Прозерпина представляла Люциферу 4 дьяволят (в т.ч. и Пантагрюэля, вызывающего жажду), фаблио, фарсов.

2) Основные темы и образы. В 1 книге – Гаргантюа – добрый, миролюбивый великан-король. Их вообще в романе три таких красавца: Грангузье, Гаргантюа и Пантагрюэль. 3 тематических центра: -- воспитание Гаргантюа. Противопоставление средневекового и ренессансного воспитания. Но даже в таком серьезном деле – установка на пародийную игру (преувеличение старательности, которой требую воспитатели-гуманисты.

-- война с Пикрохолом. Противопоставление Пикрохола и Гаргантюа – противопоставление средневекового и гуманистического правителя.

-- Телемская обитель. Это, во-первых, противопоставление средневекового монастыря, + утопия нового мира. Брат Жан – это порождение монастырских стен и одновременно их насмешливое отрицание. Девиз обители – “Делай что хочешь” – противопоставление монастырскому уставу. Этот девиз сплачивал людей. Люди там жутко образованные: знают 5-6 языков, могут сочинять на них стихи. Короче, прочитайте этот отрывок сами и перескажите его. Во 2 книге: Пантагрюэль – добрый великан, добрый малый, обжора и любитель выпить. Мотив жажды, которая сопровождает рождение П., -- жажда знаний и обычная жажда. Параллель выпивки и науки – через всю книгу. Серьезный эпизод – письмо Г. к П. Это манифест ренессанса. В нем – апология наук, апология движения истории (это где три этапа, см. билет 1). Бахтин считает, что 3 книга – органическое продолжение первых двух. В ней меняются все пропорции: все действие – 30 дней, Пантагрюэль нормального размера. В 5 книгах больше серьезного, ослаблена народно-карнавальная основа. А про 4 у меня ничего не сказано. Острова в 4-5 кн. Чаще всего символизируют социальные институты, ценности. Нет главного героя, все путешественники. Пантагрюэль возвышен, Панург снижен. В 3х книгах Панург вызывает симпатию вызовом старому косному общест-ву. А 4-5 не везде. В тех, эпизодах, которые появились в 48 г. он прежний, а в тех, которые в 52 г. – подчеркнуто трусливый (например, эпизод с бурей, Колбасами). Это, видимо, связано с тем, что Панург и Пантагрюэль – разные полюса Божественной природы. Пантагрюэль – идеальный человек, Панург - реальный. Но писатели разочаровываются в реальном человеке => снижение образа Панурга. Заканчивается роман тем, что Бутылка изрекла: “Тринк”, т.е. пей (вообще и из источника мудрости). Таким образом, это было плавание к истине. Правда, окончательной истины нет. А вообще-то путешествие воспроизводит плавание Жака Картье в Сев. Америку. 3) Публицистическая злободневность.

Засуха во время рождения Пантагрюэля: действительно была в 1532 г. Эпизод, где Панург покупает индульгенции и при этом поправляет свои денежные дела: в 32 г. проводился внеочередной папский юбилей, и те церкви, которые обходил П., действительно получили право продажи индульгенций.

Кн. II гл. 5 – эпизод со скульптурой Жофруа де Люзиньяка. Имена лиц, названия местностей, событий, гневный облик скульптуры подлинные, все теснейшим образом связано с жизнью самого Рабле. В 1524-27 г. он служил секретарем у епископа и аббата Майезе и часто совершал путешествия из Майезе в Пуатье и обратно (маршрут П.).

4) “Г и П” как карнавализированное произведение. Карнавал как совокупность празднеств карнавального типа – это синкретическая зрелищная форма обрядового характера. Карнавал выражает народную правду о мире. Это жизнь навыворот. Здесь все участники. Черты карнавального мироощущения:

Здесь отменяются иерархические отношения => вольное фамильярное отн. между людьми => эксцентричность (поведение, немыслимое вне карнавала, кот. позволяет раскрыться подспудным сторонам человеч. личности) => карнавальные мезальянсы (фам. Отношения распространяются абсолютно на все. Все, что было разъединено, сближается: священное с профанным, высокое с низким и т.д.)  карнавальная профанация (карнавальные кощунства, непристойности, связанные с производительной силой земли и тела, пародии на священные тексты и изречения). Основное карнавальное действие – шутовское увенчание и развенчание короля. В основе этого обряда – ядро карнавального мироощущения – пафос смен и перемен, смерти и обновления. Увенчание-развенчание пронизано карнавальными категориями: фам. Контакт (развенчание), мезальянс (раб-король), профанация (игра символами высшей власти). Побои и брань носят не бытовой и частный характер, но являются символическими действиями, направленными на высмеивание “короля”. В этой системе образов король есть шут. Его всенародно избирают, затем всенародно осмеивают, ругают и бьют. Он умирает, а потом возрождается. Поэтому ругательству отвечает хвала. Ругательство-развенчание, как правда о старой власти, об умирающем мире, органически входит в раблезианскую систему образов, сочетаясь здесь с карнавальными побоями с переодеваниями. Избиение так же амбивалентно, как и ругательство, перходящее в хвалу. Избиваемого украшают, само избиение носит веселых характер, оно вводится и завершается смехом. Короче, то же самое, но попроще. Ругань и побои носят амбивалентный (двойной) характер. Все, что бьют и ругают, -- старо, его надо уничтожить (как масленичное чучело во время карнавала). Но умирая, оно рождает новое. Поэтому побои носят веселый характер, а за бранью следует хвала. Карнавал – это праздник всеуничтожающего и всевозрождающего времени. Теперь к конкретным примерам. Развенчание короля Пикрохола – все элементы традиционной системы образов (развенчание, переодевание, избиение). В таком же карнавальном духе развенчание Анарха (его переодевают, делают продавцом зеленого соуса, а бьет его жена). Избиения ябедников в доме г-на Боше: ябедники составляют карнавальную пару – тостый маленький и длинный худой. Их избивают, но избивают якобы на свадьбе  веселый характер. Третьего еще и украшают ленточками, как на карнавале. Остров сутяг: жители зарабатывают тем, что позволяют себя избивать за деньги. Брат Жан избивает одного краснорожего (клоунская рожа) сутягу, дает ему деньги, а тот вскакивает счастливый, “как будто он король или даже два короля”. Т.е. старый убитый король и возрожденный новый.

Эпизод с защитой монастырского сада: солдат убивают, но дорезают их ножичками, какими лущат орехи т.е. это не солдаты, а куклы.

Эпизодов этих немерено, скажу еще об одном. Панург хочет жениться, но боится, что жена наставит ему рогов и побьет, т.е. он боится повторить судьбу старого короля и старого года. Женщина с нар. т.з. – утроба, враждебная всему старому. Панург боится движения жизни.

Преисподняя – тоже жизнь навыворот.

Гротескное тело. Оно никогда не бывает закончено, все время создает себя и другие тела. Оно не замкнуто в пространстве. Поэтому основные части гротескного тела: нос, рот, зад, живот и фаллос (короче, все выпуклости или впадины. А в животе зарождается новая жизнь). Через эти органы тело осуществляет контакт в внешним миром. А жрут там герои все время тоже потому, что через пир на весь мир устанавливается связь с миром.

Хронотоп. Соответствие качества и пространства и времени: хорошего должно быть много, поэтому герои большие и живут долго. Хорошее наделено силой для пространственно-временного расширения. А все плохое должно умереть. Это нарочитое противопоставление диспропорции феодально-церковного мировоззрения, где ценности враждебны пространственно-временной реальности как суетному, греховному, где большое символизируется малым, сильное – слабым, вечное – мигом.

21. Гуманизм в Германии и Нидерландах

.В 16 в Германия испытывала влияние Франции (рядом с которой находилась) и Италии (с которой торговала сев. Германия). Более того, в то время Германия находилась под деспотическим правлением династии Гагсбургов (+завесила от папы). Но в 15-16 веке начинают появляться буржуазные отношения в феодальном обществе, что влечёт к быстрому и колоссальному экономическому подъёму. Развивается, однако, Германия не так быстро и равномерно как Италия, Франция или Нидерланды. В Германии началась некая политическая раздробленность из-за того, что одни города развивались быстрее других. Но и те и другие были лишены выхода к мировому рынку. Ситуация и правда противная – князья наживают состояния за счёт императора, но низшие слои общества разорялись и теряли свою политическую самостоятельность. Это повлекло за собой ряд крестьянских восстаний. В это же время, пусть не все, но растут города. Подъём городов, и развитие городской культуры во второй половине 16в являются основной предпосылкой возникновения гуманизма в Германии. Благодаря, правда, остальным факторам, гуманистическое движение не получает здесь такого размаха как в Италии.

2. Среди титанов возрождения нет немцев. В Германии гуманисты не интересуются всесторонним развитием человека, они замкнуты на изучении античности, филологии и т.п. В Германии существует УЧЁНЫЙ ГУМАНИЗМ. Главными гуманистическими центрами в Г., являлись южные города, связанные с Италией торговлей (Страсбург, Нюрнберг и др.). Повлияло на Нем. Гуманизм и создание университетов (кружок гуманистов Эрфуртского университета во главе с Муцианом Руфом). Литература немецкого гуманизма написана большей частью на немецком языке (интеллигенции нет дела до широких масс).

3. Среди нелатинских поэтов выделяются Конрад Цельтис («немецкий Гораций) и Генрих Бебель, чьи короткие комедии по подобию итальянских новелл и французских фаблио «Фацетии» пользовались огромной популярностью.

4. Крупнейшим представителем нем гуманизма был Иоганн Рейхлин, богослов, философ, историк, блестящий филолог и знаток тдревних языков. Написал комментарии к Ветхому завету, что положило начало более подробному изучению святых книг. Церткви это не очень – то понравилось и она решила отдать Рейнлиха под суд, ему стали писать сочувственные письма, которые он издал в сборнике под названием: «Письма тёмных людей» (1514), что стало блестящим оразцом боевой сатиры эпохи гуманизма. Книга имела огромный успех и свидетельствовала о надвигающейся реформации.

Ульрих Гуттен происходил из старинной рыцарской, но обедневшей семьи. Сбежал из монастыря, куда его отправил учиться отец, мечтая посвятить себя гуманитарным наукам. Он ипринял участие в составлении второй части «Писем» Рейнлиха и напечатал найденную им рукопись итальянца Лоренцо Валы «О ложности дара Константина». Против папы и католической церькви написал «Диалоги» в духе Лукиана. Хорошо отнёсся к реформации, но видел в ней прежде всего не церковную, а национально-духовную революцию.

Непосредственным призывом к борьбе против римского влияние, является «Жалоба и увещение против непомерной и нехристианской власти римского папы и недуховного духовенства. Написана уже на немецком языке.

В отличие от Германии Нидерланды благодаря своему благоприятному положению на стыке торговых путей из Северного моря в среднюю и южную Европу уже в средние века, как и Италия, являются в экономическом отношении одним из передовых участков Европейского континента. В XIII —XIV вв. города Фландрии и Брабанта (Брюгге, Гент и др.) становятся крупными центрами текстильной промышленности и торговли и пользуются широким политическим самоуправлением. Участие в мировой торговле огромной колониальной империи Габсбургов выдвигает с начала XVI в. Антверпен, а потом Амстердам как крупнейшие рынки мировой торговли и денежного капитала.

Война за освобождение Нидерландов, эта первая буржуазная революция нового времени (1572—1579), заканчивается после героической и кровавой борьбы освобождением лишь северной части «объединенных провинций» — нынешней Голландии.

Развитие гуманизма в Нидерландах, как и в Германии, почти совпадает по времени с Реформацией. Его первыми представителями были ученые-гуманисты с интернациональными научными интересами и связями Эразм Роттердамский, Рудольф Агрикола и другие. Изучение латинских и греческих классиков сопровождается переводами на нидерландский язык античных писателей (Гомера, Вергилия, Цицерона, комедий Теренция, сатир Горация и др.). Возникает ученая поэзия на латинском языке и латинская школьная драма по античным образцам. Так подготовляется почва для блестящего расцвета классицизма в голландской литературе XVII в., оказавшей широкое влияние на подготовку этого направления в других западноевропейских литературах (Питер Гоофт, Иост ван Вондел и другие).

Среди произведений нидерландской бюргерской литературы второй половины XVI в., по преимуществу дидактической, яркой сатирой против католической реакции является «Улей святой римской церкви» (1569) Марникса ван Синт Альдехонде, одного из ближайших соратников Вильгельма Оранского. Книга эта получила широкое распространение в немецком переводе Фишарта. Марникс является также автором народной песни «Виллельмус», посвященной Вильгельму Оранскому и сделавшейся гимном нидерландской революции. Другие анонимные народные песни этой эпохи, получившие название «Песен гезов» (по кличке, которую носили нидерландские повстанцы), являются наиболее ярким выражением героического духа народных масс в период кровавых преследований и революционной борьбы за национальную независимость.

Крупнейшим ученым-гуманистом начала XVI в. был Эразм Роттердамский (Desiderius Erasmus, 1466—1536). Уроженец богатого торгового города Роттердама, голландец по происхождению и «гражданин мира» по своим убеждениям, Эразм провел большую часть своей жизни за пределами своей родины в странствованиях по Европе, поддерживая дружеские отношения с передовыми представителями гуманистической мысли Италии, Англии и Франции. Особенно значительно было его влияние на ученое направление гуманизма, сложившееся в Германии. [322]

Рано оставшись сиротой, Эразм вынужден был поступить в монастырь, где он занимался преимущественно изучением латинских и греческих классиков. Годы, проведенные в монастыре, воспитали в нем ненависть к церковному обскурантизму и средневековой схоластике. Покинув монастырь, он продолжал свое образование в Париже, жил подолгу в Италии, Англии и Франции. В Риме ему покровительствовал просвещенный кардинал Джованни Медичи (будущий папа Лев X), в Англии он был дружен с знаменитым гуманистом Томасом Мором (автором «Утопии») и читал лекции но греческому языку, толкуя «священное писание» на основе филологической критики текста.

Ученые сочинения Эразма, написанные по-латыни, создали ему славу наиболее авторитетного знатока классической древности.

Его латинские переводы трагедий Еврипида впервые широко познакомили западный мир с произведениями этого греческого классика. Но особенно значительное влияние на европейскую мысль имело предпринятое Эразмом критическое издание греческого текста Евангелия с новым латинским переводом. Филологическая критика «священных книг» положила начало их историческому объяснению, порывающему с традиционным догматическим отношением к этим книгам как к «божественному откровению». В этом смысле критика Эразма повлияла на Реформацию, поставив вопрос об изучении «первоисточников» церковного вероучения и подорвав доверие к их официальному истолкованию.

Тем не менее в годы реформационного движения Эразм не присоединяется к немецким реформаторам, несмотря на то что ранее он неоднократно выступал против «порчи» католической церкви и положил начало попыткам «очистить» первоначальное «евангельское» христианство от позднейших толкований католического богословия. Поклонник светской гуманистической культуры и классической образованности, Эразм сторонится растущего религиозного фанатизма и ожесточения обеих борющихся партий, каждая из которых первоначально надеется найти в нем авторитетного союзника. Однако, когда углубление идейной и политической борьбы обнаруживает враждебное отношение лютеранства к гуманизму, он, подобно ряду других гуманистов, становится открытым врагом протестантизма и вступает в полемику с Лютером, против которого (в трактате «О свободе воли», 1524) он защищает духовную независимость человеческой личности. [323]

Из литературных произведений Эразма наибольшее значение имели «Похвала Глупости» (1509) и «Домашние беседы» (1518), написанные на латинском языке, как и все прочие сочинения великого гуманиста. «Беседы» представляют собрание диалогов нравоучительных и сатирических, серию живых разговоров и сценок, в которых, следуя образцу «Диалогов» Лукиана, Эразм дает сатирическое обозрение различных сторон современной частной и общественной жизни.

Гораздо более глубокую и обобщенную сатиру на современное общество представляет «Похвала Глупости», произведение, составившее славу Эразму как писателю и сразу после своего появления переведенное на многие новоевропейские языки. «Похвала Глупости» примыкает к традиции немецкой «литературы о глупцах», начало которой положил немецкий сатирик Себастьян Брант в своем «Корабле дураков». Как у Бранта, пороки современного общества выступают у Эразма в шутовском наряде, представленные как различные виды человеческой глупости и обозреваемые в форме шуточного панегирика, «похвального слова», которое госпожа Глупость произносит себе и своим поклонникам.

В этом обозрении Глупость выступает прежде всего в частной жизни — в любовных и супружеских отношениях, в жажде славы и богатства, в чванстве «громкими именами и почетными прозвищами». [324]

Далее в свите Глупости перед нами проходят различные сословия и профессии средневекового общества: врачи-шарлатаны, «невежественные, нахальные и самонадеянные», законники-крючкотворы, умеющие приумножить свои имения, тщеславные поэты, философы, «уважаемые за длинную бороду и широкий плащ», которые, «ничего не зная в действительности, тем не менее воображают себя всезнайками», и другие. Особенную ненависть Эразма вызывают купцы. «Но глупее и гаже всех купеческая порода, — говорит он, — ибо купцы ставят себе самую гнусную цель в жизни и достигают ее наигнуснейшими средствами: вечно лгут, божатся, воруют, жульничают, надувают и при всем том мнят себя первыми людьми в мире, потому только, что пальцы их украшены золотыми перстнями». Эразм был современником эпохи первоначального накопления и видел возникновение нового общества, основанного на власти денег. Плутос (бог богатства), по его словам, есть «единственный настоящий отец богов и людей». «От его приговоров зависят войны, мир, государственная власть, советы, суды, народные собрания, браки, договоры, союзы, законы, искусства, игрища, ученые труды,— короче говоря, все общественные и частные дела смертных».

Не менее сурово обличает Эразм господствующий класс феодального общества — дворян, которые, «хоть и не отличаются ничем от последнего прохвоста, однако кичатся благородством своего происхождения», придворных и вельмож, которые живут как бездельники, спят до полудня, проводят день в забавах и потехах, «с шутами и девками», за закуской и выпивкой. «Нет ничего раболепнее, низкопоклоннее, пошлее и гнуснее, чем подавляющее большинство из них».

Наконец, сам монарх, окруженный раболепным поклонением и почти божественными почестями, изображается Эразмом со всеми своими человеческими слабостями — как «человек, невежественный в законах, едва ли не открытый враг общего блага, преследующий единственно свои личные выгоды, преданный сладострастию, ненавистник учености, истины и свободы, отнюдь не помышляющий о пользе общественной, но все мерящий на аршин собственных своих прибытков и вожделений».