2.4. Верлибр Аллена Гинзберга «Супермаркет в Калифорнии»: путь поэта в литературной традиции

Говоря о литературных влияниях в поэзии Аллена Гинзберга, в первую очередь стоит назвать, конечно же, Уильяма Блейка, но также нельзя не сказать о фигуре Уолта Уитмена. Один из известнейших американских поэтов, Уолт Уитмен был кумиром Гинзберга, его учителем (о чем говорил сам поэт: «О, дорогой отец, старый седобородый одинокий учитель мужества») и источником вдохновения.

Уолт Уитмен (1819 - 1832) был новатором американской поэзии XIX века. Он предвосхитил появление верлибра, а сборник его стихов «Листья травы» (1855—1891) был признан одним из важнейших в американской литературной традиции.

Интересен опыт восприятия поэзии Уолта Уитмена русским поэтом Корнеем Ивановичем Чуковским, который он описал в книге «Мои Уитмен» (благодаря именно этой книге творчество Уитмена приобрело популярность в России). Чуковский впервые прочел Уитмена в 19 лет, в 1901 году, и с первых строк увлекся им: «Я был потрясен новизною его восприятия жизни и стал новыми глазами глядеть на все, что окружало меня, — на звезды, на женщин, на былинки травы, на животных, на морской горизонт, на весь обиход человеческой жизни. Все это возникло предо мною, озаряемое миллионами солнц, на фоне бесчисленных тысяч веков» [Чуковский, 1996].

Основные особенности поэзии Уитмена – это космизм, идеи всеобщей «мировой демократии», очищающей сущности природы, сакрализация материального мира, вещей и человека и др. В стихах Гинзберга ярко выражено тематическое следование за Уитменом, что можно увидеть на примере верлибра «Супермаркет в Калифорнии». Это небольшое произведение содержит ряд мыслей, немаловажных для данного исследования.

В этом тексте перед нами еще один вариант реализации мотива пути. С одной стороны, он обусловлен сюжетно – верлибр описывает скитания Гинзберга по супермаркету, а также по улицам города. Текст кажется крайне динамичным, прежде всего, за счет частого использования глаголов движения: «I walked down the sidestreets» («слоняясь по переулкам»), «In my hungry fatigue […] I went» («усталый я шел […] и забрел»), «followed in my imagin»ation» («Я ходил за тобой»), «We strode down» («Мы бродили с тобой»), «Where are we going?», («Куда мы идем?»), «Which way does your beard point tonight?» («Куда сегодня ведет твоя борода?»), «Will we walk all night through solitary streets?» («мы будем бродить всю ночь по пустынным улицам?»), «Will we stroll […] home to our silent cottage?» («Что же, […] пойдем домой?») [Гинзберг, 2012]. Это формальное выражение мотива пути, отражающее типичный скитальческий образ жизни героя-битника (свойственный и героям Джека Керуака).

Однако в данном тексте, на наш взгляд, наиболее важна реализация мотива пути как творческого поиска поэта, которая транслируется Гинзбергом через метафорическое соединение с душой другого поэта, Уолта Уитмена. В первую очередь, мы вновь видим героя-визионера, типичного для Гинзберга: «I saw you, Walt Whitman, childless, lonely old grubber, poking among the meats in the refrigerator and eyeing the grocery boys. I heard you asking questions […]» (Я видел, как ты, Уолт Уитмен, бездетный старый ниспровергатель, трогал мясо на холодильнике и глазел на мальчишек из бакалейного. Я слышал, как ты задавал вопросы […]», пер. А. Сергеева). Уитмен возникает перед поэтом в качестве видения из прошлого, и Гинзберг чувствует и переживает окружающие его реалии через призму мировосприятия Уитмена: «We strode down the open corridors together in our solitary fancy tasting artichokes, possessing every frozen delicacy, and never passing the cashier» («Мы бродили с тобой, одинокие, мысленно пробуя артишоки, наслаждаясь всеми морожеными деликатесами, и всегда избегали кассиршу») [Гинзберг, 2012]. Гинзберг восторгается способностью Уитмена описывать самые непримечательные мелочи окружающего мира, поэтически проникать в сущность вещей. Корней Чуковский так писал об этом даре поэта: «Любого человека, любую самую малую вещь, какие встречались ему на пути, он видел, так сказать, на фоне космических просторов. На этом же фоне он воспринимал и себя самого» [Гинзберг, 2012].

Одной из важнейших идей Уитмена, за которой следует Гинзберг, - это идея о равноправии всего сущего во Вселенной и о синтезе духовного и физического начал в человеке. Это подтверждают следующие строчки Уитмена, представленные в книге Чуковского: «и душа не больше, чем тело, и тело не больше, чем душа», «И клопу и навозу еще не молились, как должно: они так же достойны молитв, как самая высокая святыня» [Гинзберг, 2012]. Нечто похожее мы видим и в поэме «Вопль», когда Гинзберг называет святыми части человеческого тела (то же видим и в романах Керуака, когда речь идет о сакрализации и воспевании природы, растений, животных и др.).

Важным выводом, сделанным в ходе анализа данного текста, можно считать мысль о том, что Аллен Гинзберг, помимо пути героя-битника и пути человеческой цивилизации, говорит о своем собственном пути в качестве поэта-битника. Гинзберг визионерски ставит себя в один ряд с Блейком и Уитменом, говоря о единстве собственных идей и художественно-эстетических стремлений с идеями этих поэтов. Мы можем сказать, что идейно Гинзберг продолжает визионерскую концепцию Блейка и Уитмена, развивая и трансформирую их взгляд на соотношение в человеке таких категорий, как духовное и физическое, на место человека в мире и на движение человеческой цивилизации в культурно-историческом пространстве. Следует сказать, что важнейшим, на наш взгляд, идеологическим схождением в творчестве Керуака и Гинзберга является категория религиозности. Общей чертой является, прежде всего, смешанность и неоднородность религиозных взглядов писателей. В данных текстах мы видим нечто, напоминающее New Age (Нью Эйдж, «общее название группы различных оккультных течений. Другие названия – Новая Эра, Эра Водолея. Движение зародилось в послевоенное время на основе теософии. Расцвет его пришёлся на 70-е годы 20 века» [Дворкин, 2002]). Однако, в отличие от New Age со свойственным ему оккультизмом и мистицизмом, в произведениях битником мы видим смешение традиционных религий, таких как буддизм и христианство, о чем свидетельствуют многие образы и мотивы. В текстах Керуака это выражено в частом обращении к образу Иисуса Христа, мотивам скитальчества, одиночества и святости, сакрализация различных образов (образы музыкантов-Богов), а также с некоторыми буддистскими традициями (отношением к природе, мотивы просветления, тема пустоты, использование хокку как художественной формы и др.).