Фильма Шестая

“Кто хоть раз услышал зов Востока, тот не изменит ему никогда”, - писал великий Киплинг. Но не в одном только мистическом притяжении было дело.

Русский ниньдзя

Русско-японская война отвлекла моего Прадеда от внутренних проблем и мистицизма (при внешней угрозе русский человек, как правило, мгновенно забывает о внутренней жизни).

Летом 1904 года он записался в особый авиаотряд князя Турчанинова, где сразу же вошел в пятерку асов - очень скоро на его счету оказалось 11 сбитых японцев и он первым в мире выполнил две сложнейшую фигуры высшего пилотажа.

Одна вошла в историю под именем “Мертвой петли Нестерова” - хотя сам Нестеров, как благородный человек, всегда подчеркивал приоритет моего Прадеда.

Другая фигура называлась “АвиаКобра” - её смог повторить российский летчик Виктор Луговских лишь в 1992 году на реактивном Су-41...

...В двенадцатом бою мой Прадед совершил опять же первый в истории авиации таран... и рухнул на горящем самолете - по счастью, в озеро. Его спасли китайские крестьяне, укрыв в местечке Шаолинь.

Он жил в монастыре и старый настоятель по имени Ли Бо обучил его тонкостям секретной борьбы Сю-Цу, которой владели лишь черные ниньдзя. Прадед полюбил его дочь, красавицу Минь, принял буддизм и решил остаться в Шаолине навсегда.

Но японцы, напавшие на монастырь, перебили в кровавой схватке всех его обитателей, - в живых остался лишь русский ниньдзя Бо (мой Прадед) и маленький крестьянский мальчик, которого он спас.

...Расставаясь, мальчик сказал, что никогда не забудет великой услуги, оказанной его народу большим русским братом. Он уходил, весь освещённый красными лучами солнца и что-то заставило Прадеда окликнуть его, спросить, как его имя.

- Мао, - ответил мальчик.

Фильма Седьмая

Все знают как неповторимо благополучен был 1913 год. Но, судя по старой кинохронике, год 1911 был не менее, а может быть и более прекрасен. И, как во всяком изобильном обществе, в России расцветали ремесла и искусства, важнейшим из которых, бесспорно, является кино.

Одной звезды я повторяю имя

Одна звезда блистала в свете двух столиц, собирая толпы поклонников, воздыхателей и почитателей. Говорят, в их числе были Собинов, Шаляпин, Блок и множество других, среди которых почему-то выделялся юноша бледный с взором горящим - застенчиво-надменный Феликс Дзэ.

Звали эту первую российскую кинозвезду Вера Холодная.

Она отнюдь не была холодна! Но мало кто знает, как трудно складывалась её судьба. Родом из бедной рабочей семьи, она была вынуждена позировать полуобнаженной для рекламы французского нижнего белья и это закрыло ей путь в высшее общество.

Страстно влюбленный, Протазанов пригласил её сниматься в кино. Но при всей своей красоте Вера была на редкость плохой актрисой.

Чтобы изобразить перед камерой слезы, она подносила к глазам лук, спрятанный в платочке, страх могла сыграть лишь при внезапном выстреле из пистолета, смеялась при щекотке и можно только догадываться, что делал режиссер в гримерной перед любовными сценами.

В конце концов и Протазанов отказался с ней работать. Желаемая всеми, она была никому не нужна.²

...Но в это время вернулся из Маньчжурии мой Прадед. Глаза его сияли буддистскими знаниями, его переполняли идеи, замыслы и планы, главнейшим из которых был Крупный План.

Да! До него не знали, что это такое. Людей снимали, повинуясь законам человеческого зрения: в основном, по пояс.

Крупный План производил ошеломляющее действие: публика завороженно смотрела в бездонные глаза Холодной, которая конечно, полюбила Прадеда, - на фоне бледных декадентов и анемичных символистов - он был полон настоящей силы.

Вера отдалась чувствам и все актерские проблемы были сняты как рукой - она натурально хохотала и плакала, заламывая руки - а магические её глаза, густо обведенные тушью, трагически-изломанные черные губы, по-славянски круглое лицо загадочно мерцали с экранов и сводили с ума молодых и старых, символистов и акмеистов, монархистов и разночинцев.

Но Вера оставалась верна герою своего романа (то есть, Прадеду). Остальные были не в счет.

В столицах началась волна самоубийств. Стрелялись, ежедневно, ежечасно - даже ночами то и дело слышались короткие щелчки: бац! Бац!...

Вера была в отчаянии - нежная душа, она была совсем не роковой, а просто женщиной. Она любила всех... по-матерински. Даже противный Феликс Дзэ отогревался здесь, одновременно складируя тюки с газетой «Искра». Она сочувствовала не революции, а Феликсу, считая, что у него чахотка.

Но эти выстрелы!.. И пресса впрямую винит её... И вчера какая-то старушка ударила клюкой и крикнула «верни мне сына!» И ведь она права - уже весь потолок в розовых пятнышках от крови и мозгов!

Вера умоляюще смотрела на Прадеда, надежда была только на него.

И вот, когда очередной кадет засунул в рот наган, а Вера, зажмурившись, заткнула уши, вдруг из соседней комнаты вышел её возлюбленный... с солидной пачкой «Искры»! По деловому убедительно, как только он один умел, мой Прадед предложил кадету - ради спасения Звезды! - вывезти из её апартаментов этот опаснейший груз! Куда? Да хоть обратно в Цюрих!

Глаза у молодого человека засияли - в его жизни появилась цель! Он спрятал пистолет, задал какие-то толковые вопросы, упаковался и исчез навеки.

За ним другие потянулись: каждый получал свою партию газет и - в Цюрих, в Цюрих!

Конечно, это было в общем-то нелепо... но приходилось выбирать из двух зол меньшее. Уж лучше так, чем декаданс и саморазрушение! Абсурдная, но четко сформулированная цель позволила мятущимся душам заняться, наконец, каким-то интересным делом - и из России потянулась цепочка молодых людей со свертками газет в багаже и пистолетами под мышкой.

Надо ли говорить, как реагировал на это маленький, заметно лысоватый человек, безумно влюбленный в Революцию ?..