36. Сознание как объект философского анализа

1. Проблема сознания и основные традиции ее анализа в классической философии.

Сознание выступает как один из наиболее сложных объектов философского анализа. Сознание это отличительная сущностная характеристика человека. Еще Аристотель определяет человека как «разумное животное». Будучи несомненной очевидностью человеческого существования, сознание одновременно является неуловимым для внешнего наблюдения, и принципиальная ненаблюдаемость сознания задает естественные трудности для его теоретической реконструкции. При этом попытки объективировать опыт сознания и исследовать его через устойчивые внешние факторы, как правило, приводили к утрате уникально-личностного контекста, составляющего сущностную специфику этого феномена. Однако, с другой стороны, методы интроспекции (от лат. “introspectio” - смотрю внутрь), ориентированные на выявление конкретности и индивидуальности "Я", фиксируют всеобщие и универсальные моменты личностного опыта. Реконструкция феномена сознания возможна лишь при его соответствующей соотнесенности с фундаментальными метафизическими, онтологическими, гносеологическими и социально-философскими вопросами, затрагивающими оппозиции материального и идеального, субъективного и объективного, индивидуального и коллективного. На сегодняшний момент можно говорить о выделении трех основных подходов в философии к исследованию сознания: субстанциального, функционального и экзистенциально-феноменологического.

Исторически первой моделью философии сознания была субстанциальная концепция (Платон, Аристотель, Августин, Декарт, Гегель и др.). В данной концепции разум является наиболее значимым и универсальным свойством сознания. Разум здесь выступает гарантом единства и упорядоченности мира, той субстанциальной основой, которая обеспечивает мировой порядок и гармонию. Индивидуальное человеческое сознание рассматривается лишь как отдельное проявление Мирового Разума, законы организации которого совпадают с логикой мышления, а идеи, посредством которых определяются сущностные свойства объектов, определяют его содержание.

Функциональная модель сознания интерпретирует последнее как функцию материальных систем, в своих исходных характеристиках не содержащих идеального и мыслящего (Гоббс, Локк, Гартли, Гельвеций, Дидро и другие). Согласно этой модели, сознание обеспечивается функционированием нервной системы и мозга, организованных в соответствии с универсальными законами механики. Их единая природа обусловливает согласованность чувственного опыта, являющегося подлинным основанием мышления. При этом сознание выступает не конкретизацией универсальных понятийных конструкций, а отражением реально существующих объектов и связей действительности, данных нам в ощущениях. Ситуация конца XIX - начала XX вв. стала кризисной для классической философии сознания, редуцировавшей последнее преимущественно к разуму как инструменту отражения всеобщих истин бытия. Развитие марксизма, вскрывшего социально-практическую природу сознания и указавшего на его неизбежную идеологическую ангажированность, обоснование субстанциальности воли и иррациональных аспектов человеческого бытия в "философии жизни", открытие феномена бессознательного в психоанализе стали теоретическими предпосылками перехода к неклассической философии сознания. Одной из наиболее авторитетных неклассических версий философии сознания стала экзистенциально-феноменологическая концепция (Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр, М. Мерло-Понти и др.). Акцент здесь делается на описании опыта индивидуального сознания, центральной характеристикой которого становится интенционалъность. Последнее предполагает способность сознания быть всегда "сознанием о...", его нацеленность вовне при одновременном внесении личностных смыслов в действительность. Преодолевая созерцательность классических моделей сознания, феноменология наделяет индивидуальное человеческое "Я" активным конституирующим статусом. Сознание по сути своей есть не столько отражение, сколько осмысление (конституирование смысла) действительности. Именно сознание формирует "жизненный мир" человеческого бытия, задает его мировоззренческие горизонты и определяет весь опыт его существования.

2. Проблема генезиса сознания.

Помимо основных подходов к самой проблеме сознания в философии существуют различные точки зрения на вопрос о происхождении сознания. Можно выделить две основополагающие: 1. Сознание имеет космическое (либо божественное) происхождение. Согласно данной точке зрения сознание существует само по себе, независимо от его материальных носителей — живых организмов, человека. Сознание "исходит" непосредственно из космоса (другой вариант - из разума Бога), едино, неделимо, цельно по своей сути. Частицы "мирового сознания" рассеяны в природе в виде сознания живых организмов и человека. Существуют теории происхождения сознания, близкие к космической (божественной) точке зрения:

• теория монад (монадология) - первоначально выдвинута Лейбницем, развита Даниилом Андреевым, согласно которой в мире существует огромное количество неделимых и бессмертных монад — первичных духовных единиц, в которых заключена энергия Вселенной и которые являются основой сознания и порождаемой им материи;

• теория Шардена, согласно которой сознание — надчеловеческая сущность, "внутренняя сторона", "мозг" материи;

• теория Толбета, согласно которой Вселенная — гигантский разум, сознание — результат взаимодействия полей, которые образуют материю;

• теория психосферы Рейзера, согласно которой Галактика — громадный разум, который вступает в контакт с человеческим мозгом и "заряжает" его разумом;

• теория гилозоизма, согласно которой вся материя (живая, неживая, все ее проявления) имеет душу, одушевленность — свойство материи.

2. Основная идея другой, "биологической" точки зрения: сознание - порождение живой природы и присуще всем живым организмам.

Сторонники данной точки зрения обосновывают ее тем, что:

• жизнь животных происходит не спонтанно, а подчинена их сознанию, имеет смысл;

• инстинкты бывают не только врожденные, но и приобретенные;

• животное в течение жизни накапливает и умело использует опыт;

• многие действия, совершаемые животными (особенно высшими - кошачьими, собачьими, приматами и др.) сложны (например, охота) и требуют большой работы сознания;

• животным присущи своя "мораль", правила поведения, привычки, качества, борьба, лидерство, внушаемость и т. д. Согласно "человеческой" точке зрения сознание — продукт исключительно человеческого мозга и присуще только человеку, а животные обладают не сознанием, а инстинктами.

Данная точка зрения была особенно распространена с середины XIX в. до середины ХХ в. Новейшие научные исследования ставят ее под сомнение: животные руководствуются не только инстинктами; высшим животным (обезьянам, собачьим, кошачьим и др.) свойственны сложные умственные операции, наличие интеллекта, животные обучаемы, видят сны (вращение зрачков, эмоции во сне), имеют склонность к достаточно высокой "социальной" организации с распределением ролей.

Правильнее, вероятно, считать, что сознание в различной степени присуще живой природе в целом (в частности, высшим животным), а самый высокий уровень сознания имеет человек (Якушев, с. 142-144).

3. Структура сознания. Сознание и самосознание.

Структуру сознания можно представить как определенную систему уровней и проекций, описывающих характер отражения действительности и спектр отношений к ней. Необходимо сказать, что приведенная структура сознания выступает лишь одной из возможных версий интерпретации данной темы. Принимая во внимание несомненное богатство духовного опыта человека, можно говорить о существовании самых разнообразных элементов сознания, не вошедших в данную структуру.

Структура сознания

Проекции /Уровни Когнитивная Аксиологическая Регулятивная

Чувственно-эмоциональный Ощущение, восприятие, представление Эмоции Чувства

Интуитивно-волевой Интуиция Смыслы Воля

Абстрактно-дискурсивный Понятия, суждения, умозаключения Значения, ценности Вера

В качестве первичной конструкции можно выделить следующие уровни сознания: чувственно-эмоциональный, связанный с непосредственным отражением внешней действительности (ощущение, восприятие, представление); рационально-дискурсивный, предполагающий интеллектуальную обработку чувственных данных в соответствии с заданным культурной традицией, логико-понятийным и ценностным каркасом (понятия, суждения, умозаключения); интуитивно-волевой, акцентирующий опыт «Я», самосознания (интуиция, смыслы, воля).

В реальном опыте сознания достаточно трудно отграничить чувственное от рационального или волевого. Все уровни и все проекции сознания функционируют как единая целостность. При этом динамика сознания описывается через категории памяти, внимания и воображения, где в реальном фокусе настоящего (внимания) оказываются собранными как прошлые знания, так и целевое предвосхищение будущего; как чувства, так и разум. Акцент на развитии индивидуального сознания сущностно пересматривает традиционные представления о привелигированном статусе разума. Если ранее мышление как основная функция и предназначение сознания сводилось исключительно к способности разума посредством логических умозаключений приходить к постижению всеобщих идеальных истин, то сегодня мышление рассматривается в ином контексте. Начиная с К. Г. Юнга, в психологии и философии говорят о двух типах мышления: образно-ассоциативном и рационально-логическом, где генетически первичным и функционально более значимым оказывается образно-ассоциативное мышление. В современных исследованиях сознания особым вниманием пользуются ситуации «снятия» разума: состояния сна, безумия, измененного сознания.

Отличительными признаками сознания человека от психики животных являются: абстрактное мышление, связанное с умением воспроизводить сущностные характеристики и связи действительности, не данные непосредственно в восприятии; целеполагание как способность прогнозировать свою деятельность; самосознание определяющее возможность выделения себя из внешней среды; язык как система, позволяющая ориентироваться не столько по реальным физическим процессам, сколько по их знаково-символическим, языковым обозначениям.

Формирование этих особенностей сознания стало возможным благодаря социо- и культурогенезу, где и абстрактное мышление, и язык, и самосознание выступают как исторические образования. У истоков сознания стояла практика, где первичный акт мышления фактически выступает как «внутреннее действие».

В зависимости от выделенных уровней анализа можно говорить и об основных структурно-функциональных характеристиках сознания. Рассмотрим модель психики, предложенную З. Фрейдом, рассматривающий последнюю в единстве таких составляющих, как «Оно» (id), «Я» (ego) и «Сверх-Я» (super-ego). Феномен сознания («Я») здесь образуется за счет пересечения импульсов бессознательного («Оно) и нормативных установок культуры и общества («Сверх-Я»). Фрейдовская схема описывает не столько сознание, сколько психику, в рамках которой сознание выступает как небольшой и не самый интересный для Фрейда фрагмент. В то же время представляется возможным структурировать также «внутренний» опыт сознания, отличающийся исключительным богатством и многообразием своих проявлений.

Таким образом, сознание – это сложная многоуровневая система, включающая в себя природно-психические, индивидуально-личностные и социокультурные проекции.

42. философское учение об истине:эволюция идей

1) Следует отметить, что знание может быть истинным, ложным, адекватным, неадекватным, вероятностным, логически противоречивым и непротиворечивым, формально правильным и неправильным, случайным, общим, частным, полезным и бесполезным, красивым и т. п. В этом случае истина предстает как одна из возможных характеристик знания.

2) Стержень классической концепции истины — принцип соответствии знания действительности. Действительность в данном определении понимается очень широко. Это не только объективная реальность, внешний мир, но и любая область мыслительной деятельности, в том числе фантастические, сказочные, мифологические, вымышленные, абстрактные и теоретические области рассуждения.

Исследования показали возможность применения классической концепции истины к любым мыслимым мирам, но в этом случае она должна быть уточнена следующим образом. Знание является истинным, если оно прежде всего формально корректно. А под формальной корректностью разумеют непротиворечивость того мира, к которому относится данное знание. Непротиворечивость делает возможным осуществление мыслительной деятельности по отношению к мыслимым мирам, какими бы они по своей природе ни были.

Для классической концепции истины характерны следующие принципы:

 действительность не зависит от мира знания;  между нашими мыслями и действительностью можно установить однозначное соответствие;  существует критерий установления соответствия мыслей действительности;

 сама теория соответствия логически непротиворечива. Классическая концепция истины столкнулась со значительными трудностями. Первая из них была связана с понятием действительности. Чтобы иметь возможность сопоставлять знание с действительностью, мы должны быть уверены в подлинности последней. Но как раз этой уверенности мы не имеем. Почему? Потому что мы сравниваем наше знание не с самой действительностью, а с нашим восприятием в, с фактами, которые могут быть обозначены как мир опыта. Но эти факты не могут быть независимы от наших познавательных способностей, как, впрочем, и сам мир знания. Фактический, опытный мир - это концептуально осмысленный и “пропущенный” через наше сознание мир. Существуют такие области познания, в которых действительность полностью зависит от субъекта, моделируется им, например, в математике или в квантовой механике.

3) Адекватное отражение объекта возможно, если наше звание точно воспроизводит объект и независимо от наших субъективных особенностей. Так возникает очень важное понятие объективной истины, т.е. истины, не зависящей от субъективных факторов. Но от любых ли субъективных факторов не зависит объективная истина? Разумеется, нет. Истина как свойство знания не может не зависеть с познавательных способностей, при помощи которых получается это знание. Тогда вроде бы получается, что объективная истина завис” от субъективных факторов. Чтобы избавиться от такого нежелательного, но невольно напрашивающегося вывода, было введено ограничение на понимание субъекта познания. Это не реальный индивид, исследователь, ученый, а гносеологическая абстракция. Субъект обладает лишь способностями к познанию, все остальные свойств человека (эмоции, воля, желания, привычки, склонности, память талант) не относятся к субъекту познания, поскольку они индивидуальны, не всеобщи. Объективная истина не зависит именно от эти? факторов, от индивидуальных особенностей конкретных людей, но зависит от их всеобщих познавательных способностей, которые в данном случае следует понимать как родовое свойство человека. Достижение объективной истины является основной целью научной деятельности. Практическая применимость знания, личные интересы, полезность в этом случае можно рассматривать как побочные моменты, которые важны, могут рассматриваться и учитываться, но лишь тогда, когда объективная истина уже получена, т.е. знание не только претендует на истинность, но уже стало таковым. Иногда говорят и о субъективной истине — ее следует понимать как характеристику мнения, узкую субъективную точку зрения, не претендующую на всеобщность и объективность.

4) Понятия относительной и абсолютной истин связаны с пониманием познания как процесса, происходящего во времени и в определенных исторических условиях. Феномен относительной истины зависит от конкретных внешних условий и внутренних факторов познавательной деятельности. Любое вновь возникающее знание может быть относительно истинным. Здесь встают две проблемы.

Первая проблема — соотношение истины и заблуждения. Если верно, что любое знание относительно истинно, то как возможны заблуждения, ошибки, даже тупиковые ветви в развитии науки. Может быть, заблуждение — это и есть относительная истина? Но такое предположение выглядит довольно нелепо. Существование в науке ошибок и заблуждений особо доказывать не нужно, они реально были, есть и будут. Объяснить возникновение такого рода фактов можно различными способами. Например, когда появляются какие-либо научные концепции, люди еще не знают, истинны они или ложны, но могут их принимать на нерациональных основаниях, в частности верить в их истинность или принимать их за отсутствием других, более убедительных систем знания. Убеждение на такой основе — один из самых распространенных способов введения в научную практику и общественную жизнь научных концепций. Так принимались в свое время и считались научно самодостаточными гипотезы теплорода, эфира, пустого пространства, вечного двигателя. Даже более того, такие концепции после их принятия могут быть частично эмпирически подтверждаемыми. Например, геоцентрическая система Вселенной подтверждалась простыми эмпирическими наблюдениями, использовалась для вычисления положения небесных тел на небосводе. Подобные концепции имели значительное влияние на общественную жизнь, возможно даже, как в последнем случае, формировали устойчивое мировоззрение. Однако если ходом исторического развития науки они опровергались, то их называли заблуждениями.

Вторая Проблема связана с тем, что знание, как известно, зависит от внешних и внутренних факторов. Тогда вроде бы получается, что любое знание является относительно истинным. Здесь важно учитывать факт исторического развития знания: поскольку знание представляет собой познавательный процесс, то на каждом его временном срезе существуют абсолютные и относительные истины.

бсолютно истинное знание — теоретически обосновано, доказано настолько, что в его истинности не приходится сомневаться, или представляет собой несомненный эмпирический факт (результат многократно повторенного опыта, исторический факт). На самом Деле трудно себе представить нашего современника, который передоказывает закон Архимеда или теорему Пифагора. Тем не менее было такое время, когда данные законы еще не были доказаны, хотя люди эмпирически могли наблюдать и даже пользоваться фактами, соответствовавшими и закону Архимеда, и теореме Пифагора. Такого рода знание было относительно истинным, и только теоретическое, чисто рассудочное доказательство сделало его абсолютно истинным. Трудно также представить человека, который сомневается в том, что Вторая мировая война закончилась разгромом фашистской Германии. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что абсолютно истинное знание — это такое знание, которое в данный момент не может быть опровергнуто опытными проверками и экспериментом, т.е. его истинность уже не зависит от опыта.

Идея (принцип) научной объективности

Характеризуя эту проблему, Поппер указывает два ос¬новных пути, на которых она не может быть разрешена.

Первый путь — методологический натурализм (сциен¬тизм), который требует от социальных наук, чтобы они, наконец, научились у естественных наук научному методу. Ограниченность натурализма философ видит в том, что он, во-первых, исходит из естественнонаучного метода, и, во-вторых, из распространенного мифа «об индуктивном ха¬рактере естественнонаучного метода» и естественнонаучной объективности. Натурализм, по мнению Поппера, сегодня в общем и целом одержал верх в социальных науках.

,Второй путь — исторический и социологический реля¬тивизм. Первый полагает, что нет объективной истины но есть лишь истины для той или иной эпохи, второй учит тому, что есть истины или наука для той или иной груп¬пы, класса — например, пролетарская наука и буржуазная наука. «Но эта позиция абсурдна»1, — заключает Поппер.

Раскрывая содержание идеи научной объективности, он пишет: «Было бы совершенно неправильно предполагать, будто объективность науки зависит от объективности уче¬ных. И уж совершенно неприемлемо мнение, будто есте-ствоиспытатель объективнее социального ученого. Есте¬ствоиспытатель столь же партиен, как и все прочие люди, и, к сожалению, если он принадлежит к тем немногим^ кто постоянно выдвигает новые идеи — он обычно крайне односторонен и партиен в отстаивании своих собственных идей. Некоторые выдающиеся современные физики даже основали школы, которые оказывали сопротивление но¬вым идеям»2.

Британский философ убежден, что то, что обозначает¬ся как научная объективность, присуще только критичес¬кой позиции, и только ей одной. Научная объективность не есть индивидуальное дело тех или иных ученых, но об¬щественное дело взаимной критики. Тем самым она зави¬сит от целого ряда общественных и политических отноше¬ний, каковые способствуют критической традиции.

Вместе с тем Поппер обращает внимание на то, что в социальных науках объективности достичь сложнее («если таковая вообще достижима»), чем в естествознании: ибо объективность означает свободу от оценок, а социальные науки лишь в редчайших случаях могут настолько освобо¬диться от оценок, чтобы хоть на сколько-нибудь подойти к свободе от них и к объективности. Конкретизируя этот свой вывод на примере исторической науки, он считает бесспор¬ным, что история, не принимающая никакой точки зрения, невозможна; подобно естественным наукам, она дол¬жна быть избирательной, чтобы «не задохнуться от обилия пустого и бессвязного материала». Поэтому необходимо сознательно и заранее ввести в историю установку на изби¬рательность, т. е. писать такую историю, которая нам ин¬тересна. Это не значит, предупреждает Поппер, что мы можем искажать факты, чтобы они вписались в рамки зара¬нее придуманных идей; и что теми факторами, которые не согласуются с нашими идеями, можно пренебречь.

В этой связи философ выступает против тех, кто, стре¬мясь к объективности, хотят избежать всякой избиратель¬ности, но поскольку это невозможно, обычно занимают какие-то позиции, сами того не ведая. А это разбивает их попытки быть объективными, поскольку невозможно кри¬тически относиться к своей собственной точке зрения, осознавать ее недостатки, не зная ее существа1.

Также ошибочно, по мнению Поппера, считать исто¬рические интерпретации теориями: существует обязатель¬но множество интерпретаций, которые по своей сути про¬извольны и субъективны, хотя некоторые из них могут быть продуктивными. Поэтому, еще раз подчеркивает британ¬ский философ, стремясь к объективности, надо уяснить себе необходимость принять какую-то точку зрения, четко ее сформулировать и всегда понимать, что она одна среди многих, даже, если она равноценна теории, то ее все же нельзя проверить.

44. «что есть истина?» современные ответы на этот вопрос

«Что есть истина?». В современном общественном мнении нет внятного ответа на этот вопрос. Но что касается отношения людей к данному вопросу, то тут можно отметить две крайности. С одной стороны это высокомерное пренебрежение, звучащее, например, в словах Пилата, когда он задает этот вопрос Христу. Пример иного отношения к истине находим у Гегеля в его Науке Логики: «Истина есть великое слово и еще более великое дело. Если дух и душа человека еще здоровы, то у него при звуках этого слова должна выше вздыматься грудь».

Скоро исполнится 2000 лет, как прозвучал этот вопрос, и почти 200 лет, как Гегель попытался сформулировать ответ. Но, если называть вещи своими именами, Гегель нам не понятен. Поэтому вопрос «Что есть истина?» отнесен нами к разряду «вечных», то есть не разрешимых, вопросов. вместе с тем, люди пользуются словом «истина» и каким-то образом понимают друг друга. Например, «истинное произведение искусства» есть нечто совсем иное, чем просто «произведение искусства». Следовательно, в нашем сознании видимо есть какое-то, пусть интуитивное, представление об истине. Поэтому имеет смысл попытаться очертить то, что мы понимаем под этим словом.

Не ожидая сразу исчерпывающего ответа, мы, тем не менее, можем поискать хотя бы форму, в которой этот ответ может быть дан. Вопрос «Что есть истина?» предполагает ответ «Истина есть то-то и то-то». В формальной логике эта форма называется суждением. Термин, стоящий слева от связки «есть» называется субъектом суждения, а тот, что справа – предикатом (субъект есть предикат).

Субъекту суждения, как правило, соответствует несколько разных предикатов, то есть ответов на вопрос «Что есть субъект?». В этом легко убедиться, вспомнив какое множество мнений существует по поводу того, что есть бог, человек, свобода, мораль и т.п. Как говорится, «сколько людей, столько и мнений». Но даже самый простые субъекты (камень, вода, воздух и т.п.) часто не исчерпываются одним предикатом.

Однако есть субъекты, у которых лишь один предикат. Например, у субъекта «пятью пять» есть один предикат – «двадцать пять». И подобных субъектов не мало. А сколько предикатов должно быть у субъекта «истина»? Один или много? Истина, как известно, должна быть «по середине», но что есть эта «середина» между одним и многим?

А. Самое простое множество состоит из двух элементов. Проще только «множество» с одним элементом - «одно», а сложнее – все остальные множества, что есть «многое». На основании выше изложенного можно предположить (подчеркнем, не утверждать, а только предположить) следующее: Истина есть субъект, у которого ровно два предиката.

Но известны ли нам такие субъекты? Субъект «человек» явлен нам в двух ипостасях – мужчины и женщины, субъект «рука» бывает правой или, отличной от нее по форме, левой, магнит имеет ровно два полюса и т.п. Разумеется, приведенные субъекты имеют и другие предикаты, следовательно, формально у них больше, чем два предиката. Однако, интуитивно понятно, что эти дополнительные предикаты вторичны и зависимы. Так субъект «человек»», как женщина может «рожать в муках», а как мужчина – нет. Все эти соображения нельзя считать доказательством предложенного тезиса (то есть выше приведенного суждения), но можно - как ряд дополнительных оснований для него.

Кроме того, предложенный тезис соответствует пошлому высказыванию: «истина рождается в споре», ведь результат спора (истина) есть продукт сопоставления двух точек зрения (предикатов). Но, «соответствует» не значит «доказывает».

В результате констатируем, что предложенный тезис не доказан, но имеет веские основания чтобы быть сформулированным.

В. Вернемся к поиску «середины» между «одним» и «многим». Оказывается, есть еще один «претендент» на роль «середины». Это то, что не есть «одно» и не есть «многое» - это «ни одного». Да, «ни одного» не лежит между «одним» и «многим», но зато оно точно не принадлежит ни к одному из них. Кроме того, поиск истины требует анализа абсолютно всех вариантов. Значит, нужно сформулировать другое предположение, то есть антитезис:

Истина есть субъект, у которого точно нет предиката.

Аналогично предыдущему пункту следует поискать пример такого субъекта. На первый взгляд это бессмысленный термин, некая абракадабра, к которой не возможно приписать какой либо предикат. Но в антитезисе речь идет о субъекте, о слове, которое предполагается известным. Значит, это название чего-то принципиально непостижимого. Значит, пример искомого субъекта – Бог. Здесь можно возразить, что у Бога, напротив, огромное количество предикатов. Например, у Будды их, по определению, бесконечное множество. Но это никак не отменяет того факта, что в основе представлений о Боге лежит дилемма: Бог есть или Бога нет. То есть Бог, прежде всего, является субъектом суждения, в котором нет предиката.

Кроме того, это не рационально давать несколько имен субъекту, определяемому исключительно отсутствием предиката, ведь он уникален. Это соответствует всеобщему представлению о Боге как о едином.

Как и в предыдущем пункте, приведенные соображения не доказывают антитезис, а являются лишь дополнительными основаниями.

С. Итак мы имеем две гипотезы относительно того, что есть «середина» между «одним» и «многим». Причем, если тезис предлагает самый простой элемент «многого», то и антитезис, описывая максимально простую - фундаментальную определенность, предлагает образчик самого простого «одного». Значит, хотя «середина» и не найдена, но сузилась область дальнейшего поиска. Тезис и антитезис здесь выступают как «внешние» границы этой области, они ограничивают, то есть определяют ее.

Следовательно, поиск «середины» между «одним» и «многим» привел к появлению «серединной» области с вполне определенными границами. И перед сознанием возникает та же самая задача – найти «середину» этой «серединной» области. Что, в свою очередь, означает необходимость синтезировать некую «серединную» гипотезу, рассматривая тезис и антитезис как крайности. Такой гипотезой может быть следующая:

Истина есть субъект, у которого один явный и один скрытый предикат.

То есть один предикат (явный) хорошо известен сознанию, а другой (скрытый) – не известен. В данном случае к субъекту применим термин «форма», предполагающий наряду с непосредственным описанием предмета (явный предикат) наличие неизвестной информации о нем (скрытый предикат). К слову, этот скрытый предикат совпадает с тем, что Кант понимал под термином «вещь в себе». Таким образом, «серединную» гипотезу можно переформулировать следующим образом:

Истина есть субъект в виде формы.

Примером такого субъекта может быть тот же «человек», каким он виделся нам еще сотню лет назад. Ведь тогда человеком считался только мужчина, а женщина считалась существом второстепенным – недочеловеком. Другой пример – субъект «муж», который ведь предполагает наличие еще одного элемента, то есть жены. Когда мы говорим «левша», мы понимаем, что у человека ведущая, главная рука - левая, а правая, хотя и есть, но выполняет второстепенные, вспомогательные функции. И подобных примеров можно привести сколько угодно.

А. Если явный предикат известен сознанию как конкретное слово, то для истины можно написать:

Истина есть субъект в виде конкретной формы.

Что означает: Истина есть «конкретное слово».

В. Понятно, что истина здесь представлена так же, как субъект с одним предикатом. Ведь в этой записи нет информации о наличии второго, скрытого, предиката.

Однако, субъекты с одним предикатом, помимо того, что каждый из них имеет свой конкретный предикат, обладают еще одним общим свойством – этот предикат у них один. То есть полное описание такого субъекта состоит из, во-первых, конкретного предиката и, во-вторых, того, что этот предикат один. Это «во-вторых» указывает на наличие второго, как бы скрытого, предиката.

Следовательно, обозначенная нами ранее группа субъектов с одним предикатом по своим свойствам соответствует синтезированной нами «серединной» гипотезе. Только, в отличие от субъекта «истина», для каждого из них конкретный предикат известен. А это дает шанс составить представление о соответствующем скрытом предикате, отвечающем за единственность.

В этой связи естественно вернуться к приводимому ранее примеру субъекта с одним предикатом «пятью пять есть двадцать пять». Ведь «двадцать пять» не описывает свой субъект полностью. Ведь он, кроме того, не равен, например двадцати шести, а также множеству других чисел. Вернее, он не равен ни одному из чисел, кроме двадцати пяти. Двадцать пять – единственный вариант ответа. Значит на вопрос «Что есть пятью пять?» есть два ответа. Во-первых, это двадцать пять, во-вторых, только это одно число. «Двадцать пять» это явный предикат, а «только это одно число» - получается, скрытый. Но «только это одно число» имеет тот же смысл, что и просто «число»! Слово «число» есть абстракция, указывающая на конкретный элемент множества чисел, но не дающая его значения. Далее, высказывание (суждение) «Пятью пять есть число» это правильный, хотя и не полный ответ. Следовательно, предикат этого суждения слово «число» и есть искомый скрытый предикат. Иными словами, «пятью пять есть число» это суждение, в котором явный предикат «двадцать пять» скрыт, а скрытый предикат «число» - явен. Это - «вывернутая» конкретная форма суждения, которую естественно назвать абстрактной формой.