Билет №1. Социологическое знание.: структура и уровни

Структура социологического знания — это определенная упорядоченность знаний об обществе как динамично функционирующей и развивающейся социальной системе. Она предстает как совокупность взаимосвязанных представлений, понятий, взглядов, теорий о социальных процессах разных уровней.

Социология — сложноструктурированная отрасль научного знания об общих и специфических тенденциях и закономерностях развития и функционирования, различных по масштабам, значимости, особенностям и формам проявления социальных систем.

В современной методологии — и в нашей стране, и за рубежом — научное знание принято понимать иерархически и представлять его в виде «здания» социологической науки, состоящего из пяти этажей (рис. 1.1):

верхний этаж — это научная картина мира (философские предпосылки);

четвертый - общая теория, включающая категории самого абстрактного уровня;

третий — частные, или специальные, теории;

второй этаж представлен эмпирическими исследованиями;

нижний этаж — прикладные исследования.

Четыре верхних этажа социологического «здания» занимает фундаментальная социология, а последний - прикладная социология. Три верхних этажа - теоретическая социология. Два нижних — эмпирические и прикладные исследования — принято относить к эмпирическим знаниям.

Выделенные пять уровней и типов знания различаются двумя параметрами — степенью обобщенности (абстрактности) понятий, используемых на данном уровне, и степенью распространенности знаний данного уровня — иными словами, количеством проведенных исследований или созданных теорий.

Самый верхний уровень социологического знания, связанный с научной картиной мира (НКМ), еще не является собственно социологическим, а скорее имеет универсальное для всех наук значение и носит философский характер. НКМ включает в себя совокупность самых общих теоретических суждений о том, как устроена и каким законам подчиняется социальная реальность, в которой существует общество и индивиды.

По степени обобщенности самой абстрактной является научная картина мира, а самым конкретным знанием выступает прикладное, касающееся одного объекта и нацеленное на решение конкретной ситуации, проблемы, задачи.

Рис.1.1. Пирамида уровней и типов научного социологического знания

Количество проведенных исследований или созданных теории

По степени распространенности знания самая редкая — также научная картина мира; в каждой социальной науке таких картин всего несколько. Наибольшее признание и влияние сегодня имеют, по мнению исследователей, пять доминирующих картин мира и способов его познания: схоластическая, механистическая, статистическая, системная, диатропическая.

В рамках схоластической научной картины мира природа и общество трактуются как некий шифр, нуждающийся в прочтении и расшифровке с помощью кодов, роль которых играют мифы.

Механистическая НКМ характеризует природу и общество как механизм, машину, все детали которой осуществляют строго обозначенные для них функции.

С позиции статистической НКМ природа и общество рассматриваются как равновесие противодействующих сил (природных, экономических, политических, культурных, общественных, социально-бытовых и личностно-индивидуальных, групповых).

Системная научная картина мира даст представление о природе и обществе как об организованных системах, подсистемах, состоящих из элементов, постоянно изменяющихся, но при этом обеспечивающих целостность и жизнестойкость всех систем.

Диатропическая НКМ позволяет увидеть мир многомерно, полицентрично, изменчиво.

НКМ в социологии подвержена изменениям, которые обусловлены развитием научных знаний, появлением новых направлений, парадигм. Решающее влияние на НКМ оказывает философия. Научные картины мира интегрированы в культуру определенной эпохи и цивилизации. Культура каждой страны создаст собственную философию, которая накладывает отпечаток на ход развития социологии.

Билет №2. Социологический способ мышления.

Социология порождает особый взгляд на мир, особый способ видения окружающей среды. В результате ее изучения у самых обычных людей развивается социологическое мышление и воображение, способность охватывать тонкую материю социального взаимодействия.

Согласно З. Бауману, «искусство социологического мышления ведет к увеличению объема и практической эффективности нашей с вами свободы. Индивидом, освоившим и применяющим это искусство, уже нельзя просто манипулировать; он сопротивляется насилию и регулированию извне, тем силам, с которыми, как до сих пор считалось, бесполезно бороться».

Социологический стиль мышления характеризуется следующими особенностями:

1) преобладание когнитивных технологий, т.е. способов получения знаний о чем-то;

2) просоциальные принципы интерпретации полученных знаний.

В механизм социологического мышления включают следующее:

1) учет множества взаимосвязей между конкретными социальными явлениями;

2) рассмотрение этих явлений через призму человеческой деятельности, эмоций, мнений, интересов, потребностей, сопровождающих эту деятельность;

3) взвешивание этих явлений в количественном плане: какова потенция их развития, т.е. эмоций, мнений интересов, потребностей и т.п.

Воспитание, формирование, культивирование социологического стиля мышления - процесс сложный, требующий обоюдной ответственности человека и общества. Нежелание (или неумение) человека использовать этот стиль мышления или воспрепятствование со стороны общества формируют одномерную личность с искаженными взглядами на всеобщую картину мира и свое место в нем. Социологичность мышления - наиболее органичный способ правильной ориентации человека в жизненном пространстве. Социологичность должна быть присуща и теоретическому, и практическому мышлению.

Признаками (критериями) социологического мышления являются:

1) стремление и готовность осмысливать процесс перманентного усложнения социальной системы. Системность мышления несовместима с упрощением проблем жизни общества. Следует избегать категоричных аксиологических (оценочных) суждений, основанных на последовательно-линейных причинно-следственных показателях, стремиться осознавать многообразие и сложность, противоречивость и неоднозначность, переменчивость мира и общества. На смену вульгаризаторским и примитивизирующим жизнь трактовкам (например, абсолютизация классового подхода, экономический детерминизм, признание религиозности единственной основой нравственности, превознесение коллективистских или, наоборот, сугубо индивидуалистических основ бытия и духа и др.) должно прийти социологическое познание проблем человека и общества. Оно трудно для восприятия и усвоения, так как утверждает не плоскостное толкование социальных проблем, а поливариантность, многосторонность;

2) основанное на социологической эрудиции и информационной культуре осознание способа существования и сохранения общественной системы как совокупности целенаправленного регулирования и самоуправления, саморегуляции, саморазвития, которые предоставляют широкие возможности для творческого и активного участия личности в управлении;

3) отсутствие проявлении монизма в изучении социального мира, исходящее из понимания, что всякая отдельная теория упрощает социальную реальность. Только так можно избежать опасности догматического, стереотипного, инерционного мышления. Многие теории и исповедующие их адепты боятся всего, что способно породить разнообразие. Изучать, обдумывать, познавать мир, современное общество трудно, порой мучительно - легче довольствоваться тем, что создано другими, руководствоваться чувствами, настроениями;

4) наличие самостоятельных взглядов и оценок в области понимания мира, нетабуированное мышление - в противном случае человек не застрахован от манипулирования его волей и поведением. Интеллектуальная независимость - важнейший компонент социальной безопасности;

5) ориентация на гуманистические основы общества: гарантированность свободы выбора; ответственная свобода; взаимная ответственность человека и общества, ответственность перед природой: созидательные отношения личности, общества и природы; социальная защищенность каждого члена общества; стабильность и управляемость; самоценность человека; преодоление его отчуждения во всех сферах социального поля;

6) выработка самооценки, адекватной личностным требованиям и общепринятым социальным нормам;

7) наличие трехмерного восприятия социального времени, гармонично сочетающего прошлое (ретроспективное), настоящее (актуальное) и будущее. Незнание (пренебрежение, отрицание, фальсификация) прошлого и неумение (нежелание) заглянуть в будущее, предвидеть хотя бы ближайшие последствия дня сегодняшнего чревато опасностями;

8) способность осваивать социальное пространство на ситуативном (локальном), среднем и метауровне;

9) четкое самоопределение в своей социальной роли, готовность к смене ролей в силу возрастных, микро- и макросоциальных перемен. Нет ничего опаснее неосознанности своей роли, маргинальности, «жизни на обочине». Человек должен знать свою роль, уметь ее профессионально играть. Существует опасность «застревания», «затвердения» ролевого состояния;

10) инновационность при умении ответственно оценить ее социальную значимость и степень социального риска. Социально ориентированное самосовершенствование;

11) неконфликтность, толерантность, сотрудничество, отсутствие насилия как императивы поведения. Не просто уважать мнение другого (что совсем непросто), а хотеть его услышать, знать, чтобы с ним считаться, им обогатиться;

12) понимание свободы общества как реализованность возможности общения - его качественной наполненности, пространственности, полноценности, гармоничности. Свободный и всеобщий доступ к информационной среде;

13) правильная оценка своего социально-психологического самочувствия как защитное средство от фрустрации, аномии. Волевые усилия в достижении жизненного успеха, расчет на свои силы, знания - неотъемлемое качество социологически мыслящего человека.

Социолог, обладающий социологическим мышлением, способен критично оценивать не только окружающую его действительность, но реальные действия властей. Он как бы «встает» между обществом и властью: доводит до сознания общества то, что предпринимает власть, а для той власти, которая реально выражает интересы народа проводит социальную экспертизу, как законодательных актов, так и практических действий.

Поскольку социальный ракурс присутствует во всех видах и сферах жизнедеятельности личности, группы, общности, общества, всем следует овладеть социологическим стилем мышления. Естественно, он обязателен для социологов и для профессионалов, деятельность которых связана с работой с людьми.

Билет №15. Теория постиндустриального общества Д. Белла.

Постиндустриальное общество рассматривается Беллом как основанное на «игре между людьми», в которой на фоне машинной технологии поднимается технология интеллектуальная, основанная на информации.

Белл пишет: «Постиндустриальное общество основано на услугах, поэтому оно есть игра между людьми. Главное значение имеют уже не мускульная сила, энергия, а информация. Основным действующим лицом становится профессионал, потому что его опыт и образование позволяют ему отвечать всем требованиям, предъявляемым в постиндустриальном обществе. Если доиндустриальное общество определяется через количество товаров, обозначающих уровень жизни, то постиндустриальное общество определяется качеством жизни, измеряемым услугами и различными удобствами - здравоохранением, образованием, отдыхом и культурой».

- Сфера экономики: переход от производства товаров к производству услуг

- Сфера занятости: преобладание класса профессиональных специалистов и техников

- Осевой принцип: ведущая роль теоретического знания как источника нововведений и определение политики в обществе

- Предстоящая ориентация: контроль над технологией и технологическими оценками деятельности

- Процесс принятия решений: создание «новой интеллектуальной технологии»

Д Белл: «Общественные знания - совокупность субординированных факторов или суждений, представляющих собой аргументированное утверждение или экспериментальный результат, который может быть предан другим людям».

Белл приводит 5 типов знаний:

1) практические знания, которые пригодны для использования в работе, решениях и действиях:

• Профессиональные,

• Предпринимательские,

• Знания навыков физического труда,

• Знания в области ведения домашнего хозяйства и др.

2) Интеллектуальные знания

3) Бесполезные и развлекательные знания

4) Духовные знания

5) нежелательные знания, находящиеся в сфере интересов человека

Когда знание в своей систематической форме вовлекается в практическую переработку (в виде изобретения или организационного усовершенствования), можно сказать, что именно знание, а не труд выступает источником стоимости. Экономисты в своих концепциях, объясняющих производство и обмен, используют в качестве основных переменных "землю, капитал и труд".

Более проницательные исследователи, - например, В. Зомбарт и Й. Шумпетер - дополняют эту триаду такими важными понятиями, как "деловая инициатива" и "предприимчивость". Но, несмотря на это, доминирует все же такой аналитический подход к экономике, который акцентирует те или иные комбинации капитала и труда в духе трудовой теории стоимости, почти полностью игнорируя при этом роль знания или организационных новшеств и управления. Однако с сокращением рабочего времени и с уменьшением роли производственного рабочего становится ясно, что знания и способы их практического применения замещают труд в качестве источника прибавочной стоимости. В этом смысле, как труд и капитал были центральными переменными в индустриальном обществе, так информация и знания становятся решающими переменными постиндустриального общества

Билет №16. Теории общества информационной эпохи (М. Кастелье Э. Гидденс)

Теория М. Кастельса

Концепция «сетевого общества» является одной из составляющих целостной теории информационального общества Мануеля Кастельса, охватывающей практически все области человеческой деятельности и позволяющей оценить фундаментальные последствия революции в ин­формационных технологиях.

Кастельс не использует привычную терминологию данной теории, отмечая, что термин «информационное общество» только лишь подчер­кивает роль информации в обществе, но информация, по его мнению, в самом широком смысле, то есть как передача знаний, имела критическую важность во всех обществах, включая средневековую Европу. Термин «информациональное» указывает у него на атрибут специфической фор­мы социальной организации, в которой благодаря новым технологиче­ским условиям, возникающих в данный исторический период, генерирование, обработка и передача информации стали фундаментальными ис­точниками производительности и власти . Такой подход выде­ляет М. Кастельса из рядов приверженцев традиционной версии постин­дустриализма.

Кастельс рассматривает формирующуюся сегодня в глобальном масштабе социальную структуру как сетевое общество, важнейшей чер­той которого выступает даже не доминирование информации или знания, а изменение направления их использования, в результате чего главную роль в жизни людей обретают глобальные, сетевые структуры, вытес­няющие прежние формы личной и вещной зависимости. Кастельс под­черкивает, что он именует социальную структуру информационного века сетевым обществом потому, что «оно создано сетями производства, вла­сти и опыта, которые образуют культуру виртуальности в глобальных потоках, пересекающих время и пространство… Не все социальные из­мерения и институты следуют логике сетевого общества, подобно тому как индустриальные общества в течение долгого времени включали мно­гочисленные предындустриальные формы человеческого существования. Но все общества информационной эпохи действительно пронизаны – с различной интенсивностью – повсеместной логикой сетевого общества, чья динамичная экспансия постепенно абсорбирует и подчиняет предсу-ществовавшие социальные формы».

Кастельс определяет сетевое общество как динамичную открытую систему, допускающую новации без утраты баланса. «Сети являются орудиями, подходящими для капиталистической экономики, основанной на обновлении, глобализации и децентрализованной концентрации; для труда рабочих и фирм, базирующихся на мобильности и адаптивности; для культуры с бесконечной деконструкцией и реконструкцией; для по­литики, направленной, к моментальной обработке ценностей и общест­венных настроений, и для социальной организации, нацеленной на по­давление пространства и уничтожение времени».

Сеть, по определению Кастельса, – это множество взаимосвязанных узлов. Конкретное содержание каждого узла зависит от характера той конкретной сетевой структуры, о которой идет речь. К ним отно­сятся, например, рынки ценных бумаг и обслуживающие их вспомога­тельные центры, когда речь идет о сети глобальных финансовых пото­ков. К ним относятся советы министров различных европейских госу­дарств, когда речь идет о политической сетевой структуре управления Европейским союзом и т. п.

Согласно закону сетевых структур, расстояние (или интенсивность и частота взаимодействий) между двумя точками (или социальными положениями) меньше, когда обе они выступают в качестве узлов в той или иной сетевой структуре, чем когда они не принадлежат к одной и той же сети. С другой стороны, в рамках той или иной сетевой структуры пото­ки либо имеют одинаковое расстояние до узлов, либо это расстояние во­все равно нулю. Таким образом, расстояние (физическое, социальное, экономическое, политическое, культурное) до данной точки находится в промежутке значений от нуля (если речь идет о любом узле в одной и той же сети) до бесконечности (если речь идет о любой точке, находя­щейся вне этой сети). Включение в сетевые структуры или исключение из них, наряду с конфигурацией отношений между сетями, воплощаемых при помощи информационных технологий, определяет конфигурацию доминирующих процессов и функций в современных обществах.

Сети децентрализуют исполнение и распределяют принятие реше­ния. У них нет центра. Они действуют на основе бинарной логики: включение/исключение. Все, что входит в сеть, полезно и необходимо для ее существование, что не входит – не существует с точки зрения се­ти, и может быть проигнорировано или элиминировано. Если узел сети перестает выполнять полезную функцию, он отторгается ею и сеть зано­во реорганизуется. Некоторые узлы более важны, чем другие, но они все необходимы до тех пор, пока находятся в сети. Не существует системно­го доминирования узлов. Узлы усиливают свою важность посредством накопления большей информации и более эффективного ее использова­ния. Значимость узлов проистекает не из их специфических черт, но из их способности к распределению информации. В этом смысле главные узлы – это не центральные узлы, а узлы переключения, следую­щие сетевой, а не командной логике.

Сети являются очень старой формой социальной организации, но в информационную эпоху они становятся информационными сетями, уси­ленными информационными технологиями. Сети имеют преимущество перед традиционными иерархически организованными морфологиче­скими связями. Кроме того, они наиболее подвижные и адаптивные фор­мы организации, способные развиваться вместе со своим окружением и эволюцией узлов, которые составляют сети.

Динамизм социальной структуры сетевого общества, его глобальный охват, обусловленный финансовыми рынками, военными технологиями, информационными потоками, делают сетевое общество расширяющейся системой, проникающей различными путями и с разной интенсивностью во все общества. Но именно эти различия исключительно важны, когда мы пытаемся понять реальные процессы жизни и смерти данной стран в данное время. Какого рода сетевое общество перед нами? Каковы раз­личные формы проникновения сетевой логики в разные сферы социаль­ной, экономической и политической организации? Эти вопросы стано­вятся крайне важными для понимания новых реальностей, возникающих где-либо на рубеже веков. Сетевое общество – это не модель успеха со­временности; подчеркивает Кастельс, скорее это крайне общая характе­ристика возникающей социальной структуры. В свое время таковым бы­ло индустриальное общество.

Поскольку темпы установления информационного общества в раз­личных странах различны, а формы взаимодействия с ранее существо­вавшими социальными структурами разнообразны, анализ возможных состояний, подобный тому, который сделал Мигель Кастельс, может служить ключом к пониманию как стабильности, так и кризиса в совре­менном процессе социальных изменений.

Теория рефлексивной модернизации Э. Гидденс.

Э. Гидденс, анализируя процессы модернизации и ее переход в более высокую (рефлективную) стадию, не уделял, как Луман, столь пристального внимания эпистемологии риска. Но, может быть, именно поэтому он выявил те структурные элементы социума, трансформация которых порождает риски. Назову их очень кратко.

Гидденс, как и У. Бек (см. об этом ниже), отметил двусторонний характер перехода к стадии рефлексивной модернизации, ввел понятие «разъединение», т.е. изъятие социальных отношений из локального контекста и их включение в контекст глобальный, постоянно подчеркивая, что модернити внутренне присуща тенденция к глобализации.

«Немыслимая и всевозрастающая взаимозависимость повседневных решений и глобальных последствий есть ключевой пункт новой повестки дня». Он ввел понятие безличных институтов (абстрактных систем), указав при этом, что природа социальных институтов модерна тесно связана с настройкой механизмов доверия в этих системах. Вообще, доверие является базовым фактором для существования в условиях пространственно-временной дистанцированности, присущей веку модерна. Автор ввел также понятие «онтологическая безопасность», т. е. ощущение надежности людей и вещей, надежности и предсказуемости повседневной жизни. Гидденс уделил много внимания соотношению модерна и традиции. Модернизация разрушает традицию главным «врагом», которой является растущая институциональная рефлективность. Но, по мнению Гидденса (и это важно для нас), «сотрудничество» модерна и традиции было критически важным на его ранних стадиях, когда предполагалось, что риск может быть калькулирован.

Современное общество рискогенно, хотим мы этого или нет; даже бездействие чревато риском. Анализируя собственно механику производства рисков, Гидденс подчеркивал, что современный мир структурируется главным образом рисками, созданными человеком. Эти риски имеют ряд отличительных признаков.

Во-первых, современные риски обусловлены глобализацией в смысле их «дальнодействия» (ядерная война).

Во-вторых, глобализация рисков, в свою очередь, является функцией возрастающего числа взаимозависимых событий (например, международного разделения труда).

В-третьих, современный мир – это мир «институционализированных сред рисков», например, рынка инвестиций, от состояния которого зависит благополучие миллионов людей. Производство рисков динамично: осведомленность о риске есть риск, поскольку «разрывы» в познавательных процессах не могут быть, как прежде, конвертированы в «надежность» религиозного или магического знания.

В-четвертых, современное общество перенасыщено знаниями о рисках, что уже само по себе является проблемой.

Наконец, Гидденс ввел чрезвычайно важное для наших последующих рассуждений понятие «среда риска» в современном обществе, выделив три ее компоненты: угрозы и опасности, порождаемые рефлективностью модернити; угроза насилия над человеком, исходящая от индустриализации войн, и угроза возникновения чувства бесцельности, бессмысленности человеческого существования, порождаемая попытками человека соотнести свое личное бытие с рефлективной модернизацией.

Билет №17. Теория общества Н. Лумана

Общей теорией является теория социальных систем. Таким образом, среди социальных систем выделяется некая особая система, так как ока представляет собой всеобьемлющую социальную систему, включающую в себя все другие. Это есть социальная система общества.

ТРИ УРОВНЯ ОБРАЗОВАНИЯ СИСТЕМ: интеракция, организация и общество.

ИНТЕРАКЦИЯ. Интеракции, или, как их иначе называет Луман, простые социальные системы являются аналогом гофмановского понятия «encounter». Они предполагают присутствие участников и их взаимное восприятие. Системы интеракции весьма ограничены по своей мощности и длительности существозания. Они могут одновременно обрабатывать лишь одну тему, а вместе с окончанием присутствия участников заканчивается и существование интеракционной системы.

ОРГАНИЗАЦИЯ. Организации можно обозначить как промежуточный уровень образования систем, являются формальными организациями. Они представляют собой объединения членов, формализующих членство в смысле определения условий входа и выхода. Пока кто-либо является членом организации, он подчиняется комплексу правил действующих в этой организации. В качестве аутопойетических систем организации операционно закрыты посредством решений. Решения являются для членов обязательными, поскольку они осуществляются на основе правил организации.

ОБЩЕСТВО. Общество — это всеобъемлющая социальная система, которая включает в себя интеракции и организации. Сегодня в мире есть только одна-единственная общественная система, так что следует говорить о всемирном обществе.

ТЕОРИЯ ОБЩЕСТВЕННОЙ СИСТЕМЫ. В четырех больших сюжетах.

ОБЩЕСТВО ОБЩЕСТВА. Общественная система, как система, охватывающая все другие системы, является системой, которая относится к самой себе и культивирует эту самосоотносительность в форме самонаблюдения и самоописания.

ТЕОРИЯ СМЫСЛА. Остальные три теории общества тесно связаны с лумановской теорией смысла. В каждом случае Луман различает социальное, временное и вещественное измерение смысла и соотносит с тремя этими терминами, характеризующими различение, теорию посредников коммуникации, теории эволюции и теорию дифференциации как три основы его теории общества.

ТЕОРИЯ ПОСРЕДНИКОВ КОММУНИКАЦИИ. В социальном измерении смысле! важным представляется прежде всего вопрос о том, как можно преодолеть различия в восприятии и в интересах участников. В современном мире эта функция выполняется с помощью символически генерализированных посредников коммуникации.

ТЕОРИЯ СИМВОЛИЧЕСКИ ГЕНЕРАЛИЗОВАННЫХ ПОСРЕДНИКОВ КОММУНИКАЦИИ. Луман анализирует символически обобщенные посредники коммуникации в качестве механизмов внутри систем, которые могут возникнуть прежде всего там, где должны быть созданы дополнительные источники мотивации для принятия маловероятных условий. Основополагающий аргумент теории коммуникации дополняется Луманом подробным каталогом свойств посредников, который предусматривает такие моменты, как бинарное кодирование посредников (прекрасный—безобразный, истинный— ложный и т. д.), вероятность инфляции и дефляции, отношение к физической реальности участников (сила, сексуальность, потребности) и многое другое.

ТЕОРИЯ ЭВОЛЮЦИИ. Второй большой комплекс теоретических вопросов в теории общества относится к объяснению структурных изменений во времени. В качестве теоретической парадигмы Луман делает выбор в пользу теории эволюции неодарвинистского направления. Во-первых, для построения структуры может быть использована случайность. Она оптимально согласуется с центральной ролью понятия контингенции. Во-вторых, основную проблематику исследования в эволюционно-теоретической программе Луман видит в разработке теории эволюционных механизмов. Набор механизмов эволюции — изменчивость, отбор и стабилизации.

ИЗМЕНЧИВОСТЬ. На уровне системы общества Луман видит механизм изменчивости в возможности отрицания, содержащийся в каждой коммуникации, реализация которой дает импульс перемен. ОТБОР. В качестве механизмов отбора выступают бинарные коды посредников коммуникации, которые посредством отрицания сортируют новые смысловые содержания.

СТАБИЛИЗАЦИЯ. Смысловые содержания стабилизируются посредством образования системы, то есть ее отграничения, которая обеспечивает специфическую заботу о тематике в отобранном смысловом содержании.

Посредством различения трех механизмов эволюции в теории эволюции отражается основное различие теории посредников коммуникации, теории эволюции и теории дифференциации. Один механизм гарантирует приемлемость случая; второй усиливает вероятность восприятия невероятного по смыслу требования; третий упорядочивает посредством разграничения реальную сложность мира.

ТЕОРИЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ — теория образования системы. Дифференциация означает повторение различения «система—окружающий мир» в самих системах. У Лумана для построения систем в системах имеется лишь ограниченное количество форм.

СЕГМЕНТАРНАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ. Прежде всего, существует возможность сегментарной дифференциации. Сегменты характеризуются тождественностью своей внутренней структуры, одинаковым общественным значением и своим статусом (например, родственные связи в родовом обществе). В сегментарно дифференцированном обществе можно добавлять либо удалять сегменты без существенных изменений в структуре общества.

ЦЕНТР-ПЕРИФЕРИЯ. Вторая форма дифференциации, которую Луман в дальнейшем включил на основании обширного исследования на эту тему, называется «центр— периферия». Различие между городом и деревней является классической иллюстрацией этого различения, которое означает институционализированное и систематическое различие в контроле над ресурсами и информацией. В случае различения «центр— периферия» речь идет о форме построения структуры в уже существующей системе или о форме переплетения самостоятельных систем как альтернативе. Различение «центр— периферия» характеризует переходы между формами дифференциации.

ИЕРАРХИЧЕСКАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ. Или стратификация. Она делит общество на социальные системы (сословия, касты, слои), которые описываются через неравенство их рангов по отношению друг к другу, причем каждая из этих систем определяет весь контекст образа жизни людей, принадлежащих этой системе. Традиционные общества с высокой культурой чаще всего являлись стратифицированными обществами.

ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ. Или форма дифференциации современного общества. Сегодня имеются такие системы, как право, наука, средства массовой информации, политика, экономика и т. д., которые одновременно являются глобальными макросистемами и резко различаются между собой по предмету, так что они в принципе не могут больше рассматриваться в единой иерархии. Они являются самозадаваемыми порядками, то есть дефицит денег невозможно заменить дополнительным количеством произведений искусства, по меньшей мере, на уровне общественной системы.

Билет №18. Теории сетевого общества

Теория постиндустриального общества Д. Белла.

Постиндустриальное общество рассматривается Беллом как основанное на «игре между людьми», в которой на фоне машинной технологии поднимается технология интеллектуальная, основанная на информации.

Белл пишет: «Постиндустриальное общество основано на услугах, поэтому оно есть игра между людьми. Главное значение имеют уже не мускульная сила, энергия, а информация. Основным действующим лицом становится профессионал, потому что его опыт и образование позволяют ему отвечать всем требованиям, предъявляемым в постиндустриальном обществе. Если доиндустриальное общество определяется через количество товаров, обозначающих уровень жизни, то постиндустриальное общество определяется качеством жизни, измеряемым услугами и различными удобствами - здравоохранением, образованием, отдыхом и культурой».

- Сфера экономики: переход от производства товаров к производству услуг

- Сфера занятости: преобладание класса профессиональных специалистов и техников

- Осевой принцип: ведущая роль теоретического знания как источника нововведений и определение политики в обществе

- Предстоящая ориентация: контроль над технологией и технологическими оценками деятельности

- Процесс принятия решений: создание «новой интеллектуальной технологии»

Д Белл: «Общественные знания - совокупность субординированных факторов или суждений, представляющих собой аргументированное утверждение или экспериментальный результат, который может быть предан другим людям».

Белл приводит 5 типов знаний:

1) практические знания, которые пригодны для использования в работе, решениях и действиях:

• Профессиональные,

• Предпринимательские,

• Знания навыков физического труда,

• Знания в области ведения домашнего хозяйства и др.

2) Интеллектуальные знания

3) Бесполезные и развлекательные знания

4) Духовные знания

5) нежелательные знания, находящиеся в сфере интересов человека

Когда знание в своей систематической форме вовлекается в практическую переработку (в виде изобретения или организационного усовершенствования), можно сказать, что именно знание, а не труд выступает источником стоимости. Экономисты в своих концепциях, объясняющих производство и обмен, используют в качестве основных переменных "землю, капитал и труд".

Теория информационного капитализма М. Кастельса

Концепция «сетевого общества» является одной из составляющих целостной теории информационального общества Мануеля Кастельса, охватывающей практически все области человеческой деятельности и позволяющей оценить фундаментальные последствия революции в ин­формационных технологиях.

Данная теория является разновидностью теории информационного общества, начавшей свое развитие со второй половины 60-х годов, как модификация концепции постиндустриального общества. Пик ее попу­лярности пришелся на начало 70-х годов, когда многие исследователи согласились с выводом, что в новых условиях «культура, психология, социальная жизнь и экономика формируются под воздействием техники и электроники, особенно компьютеров и коммуникаций, производствен­ный процесс более не является основным решающим фактором перемен, влияющим на нравы, социальный строй и ценности общества».

Кастельс не использует привычную терминологию данной теории, отмечая, что термин «информационное общество» только лишь подчер­кивает роль информации в обществе, но информация, по его мнению, в самом широком смысле, то есть как передача знаний, имела критическую важность во всех обществах, включая средневековую Европу. Термин «информациональное» указывает у него на атрибут специфической фор­мы социальной организации, в которой благодаря новым технологиче­ским условиям, возникающих в данный исторический период, генерирование, обработка и передача информации стали фундаментальными ис­точниками производительности и власти . Такой подход выде­ляет М. Кастельса из рядов приверженцев традиционной версии постин­дустриализма.

Кастельс рассматривает формирующуюся сегодня в глобальном масштабе социальную структуру как сетевое общество, важнейшей чер­той которого выступает даже не доминирование информации или знания, а изменение направления их использования, в результате чего главную роль в жизни людей обретают глобальные, сетевые структуры, вытес­няющие прежние формы личной и вещной зависимости. Кастельс под­черкивает, что он именует социальную структуру информационного века сетевым обществом потому, что «оно создано сетями производства, вла­сти и опыта, которые образуют культуру виртуальности в глобальных потоках, пересекающих время и пространство… Не все социальные из­мерения и институты следуют логике сетевого общества, подобно тому как индустриальные общества в течение долгого времени включали мно­гочисленные предындустриальные формы человеческого существования. Но все общества информационной эпохи действительно пронизаны – с различной интенсивностью – повсеместной логикой сетевого общества, чья динамичная экспансия постепенно абсорбирует и подчиняет предсу-ществовавшие социальные формы».

Кастельс определяет сетевое общество как динамичную открытую систему, допускающую новации без утраты баланса. «Сети являются орудиями, подходящими для капиталистической экономики, основанной на обновлении, глобализации и децентрализованной концентрации; для труда рабочих и фирм, базирующихся на мобильности и адаптивности; для культуры с бесконечной деконструкцией и реконструкцией; для по­литики, направленной, к моментальной обработке ценностей и общест­венных настроений, и для социальной организации, нацеленной на по­давление пространства и уничтожение времени».

Сеть, по определению Кастельса, – это множество взаимосвязанных узлов. Конкретное содержание каждого узла зависит от характера той конкретной сетевой структуры, о которой идет речь. К ним отно­сятся, например, рынки ценных бумаг и обслуживающие их вспомога­тельные центры, когда речь идет о сети глобальных финансовых пото­ков. К ним относятся советы министров различных европейских госу­дарств, когда речь идет о политической сетевой структуре управления Европейским союзом и т. п.

Согласно закону сетевых структур, расстояние (или интенсивность и частота взаимодействий) между двумя точками (или социальными положениями) меньше, когда обе они выступают в качестве узлов в той или иной сетевой структуре, чем когда они не принадлежат к одной и той же сети. С другой стороны, в рамках той или иной сетевой структуры пото­ки либо имеют одинаковое расстояние до узлов, либо это расстояние во­все равно нулю. Таким образом, расстояние (физическое, социальное, экономическое, политическое, культурное) до данной точки находится в промежутке значений от нуля (если речь идет о любом узле в одной и той же сети) до бесконечности (если речь идет о любой точке, находя­щейся вне этой сети). Включение в сетевые структуры или исключение из них, наряду с конфигурацией отношений между сетями, воплощаемых при помощи информационных технологий, определяет конфигурацию доминирующих процессов и функций в современных обществах.

Сети децентрализуют исполнение и распределяют принятие реше­ния. У них нет центра. Они действуют на основе бинарной логики: включение/исключение. Все, что входит в сеть, полезно и необходимо для ее существование, что не входит – не существует с точки зрения се­ти, и может быть проигнорировано или элиминировано. Если узел сети перестает выполнять полезную функцию, он отторгается ею и сеть зано­во реорганизуется. Некоторые узлы более важны, чем другие, но они все необходимы до тех пор, пока находятся в сети. Не существует системно­го доминирования узлов. Узлы усиливают свою важность посредством накопления большей информации и более эффективного ее использова­ния. Значимость узлов проистекает не из их специфических черт, но из их способности к распределению информации. В этом смысле главные узлы – это не центральные узлы, а узлы переключения, следую­щие сетевой, а не командной логике.

Сети являются очень старой формой социальной организации, но в информационную эпоху они становятся информационными сетями, уси­ленными информационными технологиями. Сети имеют преимущество перед традиционными иерархически организованными морфологиче­скими связями. Кроме того, они наиболее подвижные и адаптивные фор­мы организации, способные развиваться вместе со своим окружением и эволюцией узлов, которые составляют сети.

Динамизм социальной структуры сетевого общества, его глобальный охват, обусловленный финансовыми рынками, военными технологиями, информационными потоками, делают сетевое общество расширяющейся системой, проникающей различными путями и с разной интенсивностью во все общества. Но именно эти различия исключительно важны, когда мы пытаемся понять реальные процессы жизни и смерти данной стран в данное время. Какого рода сетевое общество перед нами? Каковы раз­личные формы проникновения сетевой логики в разные сферы социаль­ной, экономической и политической организации? Эти вопросы стано­вятся крайне важными для понимания новых реальностей, возникающих где-либо на рубеже веков. Сетевое общество – это не модель успеха со­временности; подчеркивает Кастельс, скорее это крайне общая характе­ристика возникающей социальной структуры. В свое время таковым бы­ло индустриальное общество.

Поскольку темпы установления информационного общества в раз­личных странах различны, а формы взаимодействия с ранее существо­вавшими социальными структурами разнообразны, анализ возможных состояний, подобный тому, который сделал Мигель Кастельс, может служить ключом к пониманию как стабильности, так и кризиса в совре­менном процессе социальных изменений.

Концепция «публичной сферы» Хабермаса Понятие «публичной сферы» - public sphere – введено Юргеном  Хабермасом полвека назад, в 1962 году для обозначения "грамотного буржуазного общества" и позже "общества в целом", способного действовать в качестве критического противовеса государству. Относилось к независимой от государства сфере информации, куда входили публичные библиотеки, радио и телевидение, музеи и художественные галереи, информационные службы. Возникла на рубеже зарождения капитализма, и затем, по мнению Хабермаса, деградировала под воздействием своекорыстного бизнеса и пришла в упадок в середине и конце прошлого века. 

Некоторые важные положения концепции.  1. Юрген Хабермас полагает, что циркулирующая в обществе информация избыточна, подпорчена и что «существуют те, кто специально выбирает способ ее подачи, наводит «глянец», благодаря которому склоняет людей в пользу определенной позиции, кто манипулирует информацией, добиваясь собственных целей, или превращает информацию в развлечение, чтобы выгоднее сбыть ее как товар».

2. Более общая особенность и закономерность либерального капитализма – управление с помощью информации, которого придерживались многие политологи начала прошлого столетия «признавалось совершенно необходимым для того, чтобы обеспечить согласованную работу правительства. Манипулируя общественным мнением и осуществляя социальный контроль, государство всецело полагается при этом на коммуникацию и информацию» [Tumber, цитировано по Уэбстер, стр. 258]. Основатель теории связи с общественностью Эдвард Бернайс (Bernays) сформулировал также потребность в средствах выработки «искусственного консенсуса» как элемента развития демократии в условиях развития потребительских ценностей.

3. Изменения в сфере информации создали угрозу публичной сфере, существенно расширили возможности манипулирования информацией. Одна тенденция - знание и информация превратилась в товар, в СМИ делается упор не на обсуждение, а на эскалацию выгодных мнений и рекламы. 

4. С другой стороны, в мире – появились средства и желание шире участвовать в публичной сфере, а сама публичная сфера приобрела более открытый характер чем когда-либо. Существенно повысился образовательный уровень населения, что потенциально может привести к более качественной информации. Информация приобретает глубину и увеличивается количество независимых источников.

5. Понятие публичной сферы возможно становится ценностно-ориентированным идеалом, разумное отношение к которому сформулировано А.Уайтхедом: «Ни один конкретный цветок в мире идеально не соответствует концепции красного цвета, но это не значит, что от этой концепции нужно избавится!»

6. В рамках идеалов гражданского общества желательно создание «сети публичных сфер», «электронной палаты общин» и «электронного вече».

7. Возникшее киберпространство в концепции «публичной сферы» Ю. Хабермаса, определялось как «новая общественная сфера, представляющую собой пространство свободных обсуждений по актуальным общественным проблемам, сферу, в которой каждый гражданин может не только высказаться, но и быть услышанным».

Можно выделить следующие особенности концепции информации К. Шеннона:

• рассматривается только одна форма информации — сообщение;

• под информацией понимается количество сообщений, измеряемое в «битах» и определяемое как вероятности частотности символов;

• стремление к уточнению понятия «информация» для математических моделей;

• отвлечение от качественных характеристик информации;

• раскрываются закономерности, связывающие количество двоичных знаков, достаточных для описания одной буквы или знака сообщения (количество информации) с пропускной способностью канала связи, характеризуемой максимальным количеством информации, которое можно передать по нему за одну секунду;

• рассмотрение информации как части физического мира наподобие энергии или вещества.

Концепция информации К. Шеннона отвечала потребностям своего времени, стремлению к четкому математическому описанию ее количественных характеристик. Количество информации позволяет оценить количество знаков, достаточных для кодирования передаваемой информационной модели. При этом происходит абстрагирование от смыслового содержания передаваемой информации. Под информацией стали понимать все, что может быть передано по каналам связи от источника к получателю, смысловое содержание информации, ее ценностные характеристики, при этом практически не учитывались.

Подобный подход к информации оказал влияние на формирование термина «информационное общество» и его интерпретацию. Понятие «информационного общества» появляется в начале 60-х годов почти одновременно в США и Японии как попытка понять новую роль «знания» в прогрессе человечества. В научный оборот оно было введено профессором токийского технологического института Ю. Хаяши. В дальнейшем оно было использовано в западных исследованиях Саймоном Нори и Аленом Минком.

Под влиянием доминирующего в то время понятие информации само знание трактуется без учета его смыслового наполнения, прежде всего, как поток сообщений. В качестве самостоятельной наряду с экономикой, политикой культурой и т. д. выделяется информационная сфера, развитие которой определяется ростом числа информационных взаимодействий и общим потоком информации. Она начинает рассматриваться как доминирующая и определяющая все аспекты жизни западного общества. Типичным примером подобного рода подхода на Западе являются концепции крупнейшего японского социолога Й. Масуды и американского социолога Э. Тоффлера. Среди отечественных исследователей данный подход разделяли А. И. Ракитов, И. Н. Курносов и др.

Базовыми идеями данного подхода является убеждения в том, что:

• технология рассматривается как главный двигатель социальной динамики;

• новые информационные технологии — признак рождения информационного общества;

• объем технологических новаций должен привести к социальному переустройству, ибо его воздействие на общество очень значительно;

• компьютерные технологии стали для информационного века тем же, чем была механизация для промышленной революции.

Билет №19. Постмодернистские концепции общества

Вторая основная тема постмодернистского дискурса в социологии-это поиск новых (альтернативных) подходов к теории общества. Социология модерна поставлена постмодернизмом под вопрос не только как эпистемология, но и как теория общества.

Как известно, социология возникла как теория определенного – модерного – типа общества и существовала с ним в определенном симбиозе. Ее появление зафиксировало наступление нового исторического этапа в общественном развитии, нового состояния общества, которое явилось результатом разделения государственной, экономической и гражданской сфер. При всем различии конкретных описаний и теоретических интерпретаций этого общества существовало несколько исходных, общих методологических – метатеоретических - позиций, которые позволяют рассматривать все эти теории как варианты общего – модерного видения общества, как особую модель репрезентации социальной жизни, доминировавшую в социологии до второй половины ХХ века.

Центральным компонентом и главной отличительной особенностью этого видения, его основным объясняющим принципом является социологизм. Согласно этому принципу, общество и занимаемое в нем положение служат основой объяснения и оценки поведения индивидов. Индивиды рассматриваются как социальные акторы, определяемые своими ролями и через соответствующее своему статусу ролевое поведение обеспечивающие функционирование социальной системы. Нормальное поведение – это поведение, способствующее функционированию общества. Соответствие между социальными системами и акторами, между институтами и процессами социализации обеспечивает устойчивое функционирование общества. Идея такого соответствия лежит в основе всей классической социологии. Ее наиболее полной разработкой можно считать концепцию Т.Парсонса.

Вторым важнейшим компонентом модерного видения общества является признание того, что экономика, экономическая подсистема общества определяет тип общества, задавая принципы социального порядка и социальной интеграции.

Новый этап в развитии промышленного капитализма , его новые специфические характеристики, связанные с переходом в стадию государственно-монополистического капитализма ( или "организованного капитализма" ), нашли свое отражение в целом ряде новых социологических теорий. Однако во всех этих теориях методологические подходы, разработанные классической социологией, не только не были опровергнуты и отвергнуты, но и получили подтверждение и дальнейшее развитие. Все эти концепции еще раз зафиксировали системное единство общества, а также тот факт, что экономическая сфера продолжает оставаться доминирующей, существенным образом влияющей на сферу государства и политики, социальную подсистему и подсистему культуры.

Таким образом, социология этого периода, вбирая в себя все основные положения разработанных новых теорий, таких как теория организованного капитализма, менеджериального общества, массового общества и т.п., вновь воспроизвела основные черты той теоретической модели общества, которая была предложена классической социологией. Более того, ее основные методологические требования – социологизм и признание доминирующей роли экономики в системе общества – стали реализовываться еще более последовательно.

В начале 70-х годов перед социологией вновь встала задача описать и теоретически проанализировать то качественно новое состояние, в котором оказалось западное общество к тому времени, создать социологические теории, позволяющие адекватно отразить происходящее. Эта задача получила определенное решение в различного рода теориях, таких как теория постиндустриального, постсовременного, посткапиталистического, а позже – информационного общества. Именно усилиями этих теорий и их представителей в социологии и был сформирован если не новый, то значительно обновленный теоретический дискурс, который в дальнейшем стал развиваться как социологический постмодерн. Для него характерно общее стремление выработать новую парадигму взамен классической, осуществить принципиальный методологический сдвиг в базисном подходе.

Именно в рамках этого дискурса было описано то качественно новое общественное состояние, о наступлении которого одними из первых заявили Д.Белл и О.Тоффлер. При всей пестроте названий и оценок в деталях, все эти концепции выделяют общие сдвиги, которые происходят в обществе постмодерна.

Главное изменение состоит в том, что экономика утрачивает свой статус доминирующей подсистемы общества, задающей условия и правила функционирования всем другим подсистемам. Более того, выделяются две других, столь же значительных и самостоятельных в новом обществе, подсистемы – телекоммуникационная и система образования (О.Тоффлер).

Коммуникационные и информационные возможности всего общества теперь определяет телекоммуникационная система. Она фундаментальным образом изменяет и коммуникационные возможности человека – создает для него возможность "непосредственного членства" в обществе без посредничества каких-либо групп и символических систем. Она непосредственно влияет на государственно-политическую сферу, организацию и управление, сферу труда, культуры и отдыха.

Система образования становится "почти доминирующей" подсистемой общества. Она определяет сферу труда и экономики, является стратегическим ресурсом функционирования государственных и политических структур, становится доминирующим фактором группообразования, статусной принадлежности, фундаментальной основой социализации.

На этой основе происходят существенные изменения и в системе социальной дифференциации общества. Собственность уже не является основным критерием, а классы – основным элементом социальной стратификации. Социальная структура становится более фрагментированной и сложной, характеризуется наличием множества оснований дифференциации. Классовая структура заменяется статусной иерархией, которая формируется уже не на основе профессии, а на основе образования, уровня культуры и ценностных ориентаций. Именно культурная идентичность становится основой системы социальной иерархии и группообразования. Ось социального конфликта пролегает теперь не по линии обладания или необладания собственностью, а по линии обладания – необладания образованием и контролем над информацией.

Существенные изменения претерпевают типы организации и управления. Рушатся высоко иерархизированные и централизованные институты, происходит переход от иерархической к сетевой организации. Снижается роль бюрократических форм организации и ,напротив, растет роль рыночной конкуренции. Методы "научного управления" сменяются социальными управленческими технологиями. Массовое производство для массового потребителя сменяется специализированным производством ограниченных партий продукта и сегментацией рынка (постфордизм).

Государство все более неохотно принимает на себя ответственность за управление экономикой и поддерживает рыночное и частное предпринимательство, самостоятельность, конкурентоспособность.

По оценке Лэша и Урри ( Lash S., Urry J. ) общество обнаруживает определенное движение от "организованного", регулируемого государством монополистического капитализма к его "дезорганизованной" форме, характеризующейся большей конкуренцией и меньшей регуляцией, культурной фрагментацией.

У. Бек ( Beck U. ) отмечает развитие процесса индивидуализации, в ходе которого человек утрачивает все традиционные связи – с семьей, знакомыми, друзьями, с социальным классом. Индивиды становятся все более самостоятельными в осуществлении своего выбора, в формировании собственной идентичности и биографии. Все, что их связывает, - это рыночные отношения.

Вторая важнейшая черта нового общества - это его локализация, фрагментация, плюралистичность. Все социологические теории, описывающие общества постмодерна, отмечают не только утрату экономикой былой роли доминирующей и системообразующей структуры, но и растущий разрыв и взаимную независимость экономической и политической жизни, религиозной сферы, сферы приватной жизни и т.д. Развиваются раздельные логики действия в разных сферах, причем логики, не сводимые к общему, единому, универсалистскому разуму. Мир модерна, который был миром когерентно взаимоувязанных социальных и культурных сил, который существовал в универсальном контексте рациональности модерна, распадается. Создается впечатление, что мы живем в "не-обществе" (А.Турен), поскольку все его составляющие движутся каждая в своем направлении и удаляются друг от друга. Общество уже невозможно рассматривать как совокупность хорошо организованных институтов. Соответствие между акторами и системой, лежавшее в основе классической социологической теории общества, разрушается на глазах. Представление о таком соответствии в социологии поочередно сменяется сначала представлением о системе без акторов, затем – об акторах без системы.

Таким образом, объект, сконструированный классической социологией - социологией модерна, – перестает существовать. Социологизм как основополагающий принцип модерной социологии себя исчерпал.Общество все чаще рассматривается не как система социальной интеграции и социального контроля, а как система подавления со стороны ограниченной группы людей, контролирующей финансы, влияние и информацию и таким образом концентрирующей в своих руках власть. Тем самым сама социология поставлена под вопрос.

Совершенно очевидно, что социология нуждается в радикальном переосмыслении своих оснований, в принципиальном изменении в базисном методологическом подходе. Постмодернизм в качестве альтернативы предлагает социологии свое видение социальной реальности, свое представление о социальности, которую с определенной долей условности можно назвать "новой социальностью малых групп". По мнению теоретиков постмодернизма, постмодернистское видение мира как децентрированного, фрагментированного, неупорядоченного, лишенного причинно-следственных связей, наиболее соответствует характеру социальной реальности эпохи постмодерна.

• Постмодернизм изначально отвергает принцип системной организованности, целостности и структурной упорядоченности общества.Он рассматривает социальную реальность как множественность, состоящую из отдельных, единичных, разрозненных элементов и событий. В постмодернизме общество теряет черты тотальности, выстроенности в соответствии с той или иной моделью ("проект Модерн" ) – оно становится совокупностью локальных самопроизвольных и слабо скоординированных процессов. Постмодернизм – это, несомненно, кризисное мироощущение. Для него характерно чувство тревоги, ощущение распада единого и гомогенного мира. Но в то же время постмодернизм видит в этом распаде шанс нового – иного. Такой взгляд, по мнению Лиотара, и составляет специфику постмодернистского сознания. То, что с традиционных позиций кажется хаосом и беспорядком, постмодернисту представляется многообразием возможностей. Нестабильность, неопределенность и многозначность развивающихся в обществе процессов рассматривается не как проявление патологии системы, а как признак и условие ее жизнеспособности. Разнообразие элементов в системе делает ее устойчивой к многовариантному будущему.

• Социальные изменения, согласно постмодернизму, носят нелинейный, многовариантный характер и никогда до конца не детерминированы. Такое видение социальной реальности исходит из отказа от идеала всеобщего прогресса, имеющего глобальный и необходимый характер, и, несомненно, связано с кризисом модерна, утратой им формы единого исторического процесса.

• Постмодернизм акцентирует центробежные тенденции в современных социумах. Кризис модерна – это и распад его "универсалистских" принципов организации, его "универсалистских" структур. Это прежде всего разрушение структур модерна как пространства идентичности – распад иерархии идентичностей, дезинтеграция общества. Всеобщие, основывавшиеся на "универсальном" разуме, структуры модерна разлагаются, усиливается интеграция объединений более низкого уровня: доминирующей моделью идентичности становятся "размножающиеся" локальные идентичности. Общество фрагментируется, начинает походить на мозаику, образованную малыми группами. С уходом из западного сознания былой престижности общественного человека на поверхность общества вышла маргинальность во всех ее видах. У теоретиков постмодернизма это явление получило название "новоготрайбализма". Именно подобного рода "племенная социальность" противопоставляется постмодернизмом обществу в его традиционном понимании. Особое значение имеет разложение национально-государственной идентичности. Нации распадаются на множество этнических и культурных образований. Основная тенденция – этнификация культурной идентичности, при которой акцентируется общая история, язык, раса как свидетельства аутентичности этно-культурной идентичности.

• Постмодернистская социология концентрирует внимание не на исследовании социальных структур и институтов или таких подсистем общества, как экономика или государство, которые были предпочтительными объектами классической социологии, не на традиционной проблематике социального порядка, социальной организованности и сплоченности и т.п., а на изучении культуры. Именно культура становится основным объектом интереса постмодернистских социологов, главным объяснительным принципом.Постмодернистская социология отмечает дегомогенизацию культурного пространства, усиливающуюся тенденцию к релятивизации и поливалентности ценностей, деидеологизацию и деполитизацию,мультикультурализм. Стремление к обретению групповой солидарности на новом уровне ведет к образованию специфической групповой культуры, которая западными социологами и культурологами названа "племенной культурой". Здесь разум, рациональная (универсальная) рефлексия заменяется эмоциональной сопричастностью, групповым этико-эстетическим сознанием. Поэтому главная форма существования постмодернистской культуры – эстетическая. Мышление отказывается от "логоцентричности", понимаемой как озабоченность рациональностью, логикой. Эмоциональные и эстетические ориентации приобретают большее значение, чем рациональные. Ослабевает тенденция к генерализации, обобщению.Именно с этим связано утверждение теоретиков постмодернизма о том, что в настоящее время невозможна никакая рациональная, единая для всего общества идеология ("метарассказы") , а лишь локальные "миниконцепции".

• В контексте постмодернизма сам индивид лишается целостности- это фрагментированный, разорванный человек, который перестал восприниматься как тождественный самому себе, своему сознанию; он характеризуется кардинальным и неизбежным несовпадением социальных, персональных и биологических функций и ролевых стереотипов. Его ориентация приобретает контекстуальный, а не универсальный, характер, его Я размывается и расчленяется фрагментированным опытом.

• Кризис модерна как универсального проекта , разрушение универсальных моделей идентичности модерна и глобальное размножение локальных идентичностей означает закат гегемонии Запада, распад структуры центр – периферия и возникновение нового социального порядка глобального уровня. Для многих незападных стран понятие "модерн" было связано с тем периодом, когда всемирная ( и национальная) история была переосмыслена на евроцентристской основе. В этой истории они "переместились" на периферию, поскольку понятие "центра" было привязано к Западу. Постмодернизм для этих стран означает выход за пределы периферийного самосознания, осознание собственного опыта как самодостаточного, а собственных прав – как равных с ведущими державами современного мира. Отказ от евроцентризма ведет к разрушению традиционной культурной вертикали центр – периферия, а лозунги культурного релятивизма и радикального плюрализма воспринимаются как знамя утраты колониальной модели культуры. Вне универсальных стандартов не может стоять проблема глобализации высокой культуры, но может стоять проблема поиска коммуникации и понимания между культурами.

Таким образом, постмодернизм помимо эпистемологической альтернативы предлагает социологии и собственную теоретическую альтернативу, особое видение социальной реальности, в котором:

• общество рассматривается не как целостное, системно упорядоченное и сплоченное (социологизм), а как фрагментарное, мозаичное, неупорядоченное образование;

• представление о детерминированности и универсальной направленности социального развития сменяется представлениями о его неопределенности и многовариантности;

• иерархическая центр-периферическая модель мира сменяется представлениями о радикальной плюральности и равноценности всех способов жизни.

Вместе с тем необходимо отметить, что в последние два-три десятилетия в социологии в рамках нетрадиционных направлений происходило активное критическое переосмысление традиционных концепций, которое привело к общему методологическому сдвигу в видении социальной реальности, созвучному постмодернистскому. Этот сдвиг проявляется прежде всего в прекращении поисков устойчивых социальных целостностей, в смещении интереса исследователей со структур и институтов на процессы, причем прежде всего на процессы, протекающие в мире повседневности, который рассматривается как "первичная реальность", открывающаяся социологам (феноменологическая социология, этнометодология ).Этот сдвиг проявляется и в появлении нового языка социологии, в преобразовании статических понятий социологии в динамические ( понятия "структура" в понятие "структурация" у Н.Элиаса ( N.Elias ) , устойчивых форм межиндивидуального взаимодействия - в "фигурации" у Э.Гидденса (A.Giddens) и т.п. ) Таким образом, различные теоретические направления участвуют в разработке не только эпистемологической, но и концептуальной альтернативы социологии модерна, совместно формируя новую модель репрезентации социальной реальности, отличную от той, что доминировала в социологии модерна.

Обобщая, можно сказать, что социология постмодерна как в эпистемологическом, так и в концептуальном отношении значительно шире постмодернистской социологии. Постмодернизм участвует в формировании нового социологического дискурса, адекватного новым историческим условиям, определяемого как дискурс постмодерна, нового – постнеклассического типа научности в социологии , но не исчерпывает его. Хотя существуют попытки обобщить все новые тенденции в социологии как постмодернистские, "забывая" об особых – постструктуралистских - исходных философских основаниях постмодернизма. Так или иначе, ясно, что в социологии формируется новая парадигма:

• пересматриваются представления о природе социальной реальности;

• переопределяются проблемы, доступные и значимые для научных исследований;

• утверждаются новые допустимые методы и набор стандартных решений.

Нормальная практика науки превращается в то, что Т.Кун назвал "экстраординарной наукой", с характерным для нее концептуальным хаосом ("радикальным плюрализмом").

Билет №20. Понятие культуры в социологии. Социальные функции культуры 

Общее понятие культуры множество значений:

а) исторически определенный уровень развития общества и человека;

б) характеристика определенных исторических эпох (античная культура), конкретных обществ

в) характеристика специфических сфер жизни и деятельности (культура труда, политическая культура, художественная культура)

г) в узком смысле — сфера духовной жизни людей.

Культура включает в себя предметные результаты деятельности людей (машины, сооружения, знания, произведения искусства, нормы морали и права и т. д.), умения, навыки, уровень интеллекта, нравственного и эстетического развития, мировоззрение, способы и формы общения людей.

В обыденном словоупотреблении культура имеет оценочный смысл и означает совокупность достижений людей.

Научное включает в культурные начала повседневной жизни.

На основе обыденного понятия культуры можно выделить ее некоторые формы, которые могут быть предметом социологического интереса:

·      Элитарная культура

·      Народная культура

·      Массовая культура

·      Суперкультура

Социологическое понятие культуры

Система социально приобретенных и значимых символов, идей, идеалов, ценностей, верований, традиций, норм и правил поведения, посредством которых люди организуют свою общественную жизнь, и которая передается от поколения к поколению.

С социологической точки зрения:

1.    Культура представляет собой общезначимую систему ценностей, символов и значений

2.    Культура формирует внегенетическую программу поведения человека.

3.    Культура является устойчивой и передается от одного поколения к другому.

Функции культуры

·      Смысловая функция

·      Инструментальная функция

·      Проективная функция

·      Коммуникативная функция

·      Регулятивная функция

Типы культур

Культура традиционного типа

Представляет собой сложную модель, в которой действия всех людей тщательно продуманы в деталях, соотнесены друг с другом, закреплены в эталонах. Человек должен добросовестно следовать наличным моделям поведения (не вникая в их смысл). Если он делает все правильно, то в результате его поведение окажется удачным, приводящим к успешным результатам.

Современная культура

Является продуктом рационализации общества, расширения возможностей  поведения, необходимостью выбора из разных альтернатив. Современная культура указывает человеку цели деятельности, но весьма абстрактно, в форме ценностей.

Современная культура ориентирована на будущее. (В постфигуративной культуре дети учатся у своих предков, в кофигуративной культуре взрослые учатся у равных по возрасту, а в префигуративной культуре взрослые учатся также и у детей. Распространение префигуративной культуры связано с ускорением научно-технического прогресса, хода истории.

Билет №21. Субкультура и контркультура

Поскольку общество распадается на множество групп — национальных, демографических, социальных, профессиональных, — постепенно у каждой из них формируется собственная культура, т. е. система ценностей и правил поведения. Малые культурные миры называют субкультурами.

У одного языка — несколько диалектов. Группы, говорящие на разных диалектах,— субкультуры, группы, говорящие на разных языках,— различные культуры. Когда люди из двух групп, несмотря на несходство деталей образа жизни, разделяют общие базисные ценности и потому могут общаться беспрепятственно, их культуры — всего лишь варианты одной, господствующей, культуры.

Субкультура — это часть общей культуры нации, в отдельных аспектах отмечающаяся или противостоящая целому, но в главных чертах согласующаяся и продолжающая культуру нации, которая получила название доминирующей культуры. Субкультура отличается от доминирующей культуры языком, взглядами на жизнь, манерами поведения, прической, одеждой, обычаями. Различия могут быть очень сильными, но субкультура не противостоит доминирующей культуре. Она включает ряд ценностей доминирующей культуры и добавляет к ним новые ценности, характерные только для нее.

Контркультура обозначает такую субкультуру, которая не просто отличается от доминирующей культуры, но противостоит, находится в конфликте с господствующими ценностями.

Примером контркультуры, по мнению известного американского социолога Н. Смелзера, служит культура богемы. «Среди других ценностей богемы выделяются стремление к самовыражению, желание жить сегодняшним днем, требование полной свободы, поощрение равенства мужчин и женщин и любовь к экзотике. Это подразумевает отрицание таких ценностей господствующей культуры, как самодисциплина, самоограничение в настоящем ради награды в будущем, материализм, успех в соответствии с общепринятыми правилами».

Возникновение контркультуры на самом деле — явление вполне обычное и распространенное. Доминирующая культура, которой противостоит контркультура, упорядочивает только часть символического пространства данного общества. Она не способна охватить все многообразие явлений. Оставшееся делят между собой суб- и контр культуры. Те и другие крайне важны доминирующей культуре, хотя на одних она смотрит с недоверием, а на других — с враждебностью. Контркультурами были раннее христианство в начале новой эры, затем религиозные секты, позже средневековые утопические коммуны, а затем идеология большевиков.

Иногда провести четкие различия между субкультурой и контркультурой затруднительно или невозможно. В таких случаях на равных правах к одному явления применяют оба названия.

Преступная субкультура, произрастающая в коллективных тюрьмах, которые называют «фабриками насилия», отличается специфическим поведением, правилами и даже языком. Здесь своя система иерархии и привилегий. «Особо привилегированные» (босс, бугор, рог зоны) — неформальные лидеры, имеют лучшее спальное место, лучшую пищу, эксплуатируют других. «Просто привилегированные» (борзый, отрицал) — сподручные и советники босса. Они — исполнители его воли и толкователи норм. Ниже по лестнице стоят «нейтральные» (пацаны) — основная масса осужденных. Им запрещается контактировать и оказывать помощь «непривилегированным» (шестерки, чушки, шныри), которые используются для грязной работы и служат орудием издевательств над «лишенными привилегий» (опущенные, обиженные). Для поддержания внутригрупповой стратификации (структуры) используется особый механизм «прописка». Она проводится в форме игры, загадок и других процедур испытания. Борьба за сохранение или повышение статуса носит, как правило, остроконфликтный характер и отличается особой агрессивностью, жестокостью и культом насилия. Конфликт с лидером чреват трагическими последствиями, которые нередко принимают форму самоубийства или членовредительства.

Билет №22. Глобализация и локализация культур

 Формирование глобальной культуры, рассматриваемой зачастую как распространение западной (или американской) культурной модели, парадоксальным образом сопровождается усилением "локальных" культурных различий. Этот факт заставляет многих исследователей говорить одновременно и о "глобализации", и о "локализации" культуры. 

   Например, чисто экономический аспект глобализации – деятельность ТНК, имеет важную культурную составляющую. Перед ТНК часто возникает проблема: как вписаться в новое культурное окружение? Специфические трудности, связанные с локальными культурными особенностями, возникшие у компании McDonald's, описывает современная индийская исследовательница Туласи Шринивас: 

   …продукция McDonald's создает определенные рыночные проблемы в такой стране, как Индия, и идея кусочка говядины в булочке оказалась непривлекательной для большинства индийцев, исповедующих индуизм, даже наиболее европеизированных из них… 

   Компания McDonald's потратила много времени и средств на создание в каждом ресторане двойной кухни, чтобы предотвратить смешивание вегетарианских и мясных продуктов. Такие понятия, как чистота и осквернение, очень важны для индийского потребителя. Несмотря на все усилия McDonald's, потребители связывают компанию с изделием, изображенным на ее фирменном знаке, булочкой с начинкой из говядины. На юге Дели мы видели, как старшие члены семейств тайком обнюхивали тарелки в McDonald's, пытаясь установить, не подавалось ли на них мясо; более же агрессивные клиенты настояли на осмотре обеих кухонь, чтобы удостовериться, что вся посуда хранится отдельно. Другие же долго выпытывали у служащих, какие меры предосторожности принимаются для того, чтобы держать мясные продукты подальше от вегетарианских кухонь.

   Кроме того, McDonald's попытался приспособить к местным условиям, т.е. "индианизировать" своё меню. Менеджеры компании изменили надписи на своих гамбургерах с обычного биг-мака на махараджа-мак – так называется индийский гамбургер с некоторыми вегетарианскими компонентами. Но многих клиентов отпугнул недостаток специй в мясе… Не привлекло индийского потребителя настолько, насколько привлекает многих в других частях света, и меню, составленное из гамбургера, картофеля фри и стакана кока-колы… 

   McDonald's… и другие американские транснациональные корпорации основаны на американском идеале стандартизации и предсказуемости; филиалы любой многонациональной продовольственной компании должны быть в состоянии воспроизвести это чудо стандартизации по всему миру. И потребителям продукции этой компании нравится такая стандартизация. Однако индийский потребитель этой стандартизации продуктов питания не желает. Благодаря этнической пестроте страны, индийцы привыкают ко множеству различных типов еды в рамках одного небольшого географического пространства, т.е. не существует какой-то единой индийской кухни.. Пытаться стандартизировать и гомогенизировать эти продукты питания – значит неправильно понимать потребности индийского потребителя. 

   На фоне роста влияния глобальной культуры возрастает интерес к локальным особенностям, возникает множество "синтетических" культурных форм и образцов, сочетающих в себе глобальное и локальное (так называемая "гибридизация"). Этот синтез проявляется и на уровне частной жизни и культуры потребления, и на уровне "высокой" и "массовой" культур, и в различных профессиональных областях. Приведенный выше случай McDonald's в Индии может служить примером противоречивого взаимодействия глобального и локального. Возможны и другие примеры.

   Китайский исследователь Яньсань Янь описывает своеобразную деловую культуру современных китайских предпринимателей, стремящихся сочетать элементы западной деловой культуры с традиционными китайскими ценностями: 

    …многие стремятся стать "конфуцианскими торговцами", или преуспевающими учеными-бизнесменами, чем-то напоминающими ученых-чиновников в имперском Китае. Здесь термин "конфуцианский торговец" подразумевает следующее: бизнесмен является вместе с тем и ученым, который овладел сущностью традиционной китайской культуры и теперь посвящает себя применению на деле своих знаний и своей культуры и поддерживает тесные связи с политической элитой. Согласно убеждению господина Чжэнь Тяньшэна из Пекина, известного представителя этого класса, неправильно определять "конфуцианского торговца" просто как ученого, который стал бизнесменом. "Владение культурой само по себе никого не может сделать "конфуцианским торговцем". Гораздо важнее, чтобы поведение человека соответствовало конфуцианским нормам поведения и морали, таким, как доброжелательность, справедливость, благопристойность, рассудительность и искренность"

Билет №23. Культурная политика в России

Сегодня в российском обществе важнейшая роль в развитии культуры принадлежит государству, которое призвано внести наибольший вклад в регуляцию сферы культуры на рынке. Многое в культуре проистекает стихийно, отсюда возникает спор: нужно ли управлять институтами, формирующими культуру и ее продукт, и должно ли это делать государство? В условиях нестабильности Российского государства оно, видимо, еще долго будет главным субъект культурной политики, который может и должен внести свой вклад в формирование инновационных основ, целей и задач культурной политики общества.

Неоднократные изменения в органах управления культурной сферой разрушили ее структуру. В регионах источники ресурсов и организационные механизмы, посредством которых осуществлялась государственная культурная политика, себя изжили. Это свидетельствует о том, что в настоящее время важнейшими задачами государства в культурной политике являются создание социально-оправданных учреждений культуры (т.е. тех, которые отвечают требованиям современности и пользуются спросом у потребителя), поддержки социального партнерства, общественных организаций для поддержки учреждений культуры, формирования понимания "духовных и культурных ценностей"; сохранение культурного наследия, организация предпринимательской деятельности[207].

Сегодня подход к культуре в высших эшелонах власти меняется. Возрастает значение понимания роли государственного управления в развитии культуры и политики. Принципиальное значение имеют культурные процессы, происходящие в обществе, воплощение которых в жизнь осуществляют социальные институты, институты культуры. Следовательно, необходимо иметь четкую программу преобразований, технологий, подготовки кадров, которые могли бы создать условия для благоприятного развития культурной политики государства.

Государственная культурная политика по-прежнему представляет собой комплекс действий по решению проблем в ряде институтов специализированной сферы культуры. Это развитие культурных связей с зарубежными странами, поддержка театральных коллективов и концертных учреждений, работа библиотек и музеев, деятельность по охране исторических комплексов и мемориалов, содействие в профессиональной подготовке специалистов в области творческой деятельности и культурных услуг. Данные институты культуры призваны обеспечить воспроизводство ряда актуальных форм культурной активности в пределах ведомственной компетенции, финансовых средств, кадрового инструментария и технологий, имеющихся на сегодняшний день. Специфика культурной политики в немалой степени сопряжена с наличием ряда институциональных направлений управленческого воздействия.

Направления культурной политики, которые не закреплены за Министерством культуры Российской Федерации, а входят в круг ответственности других министерств и ведомств, требуют разработки общих межведомственных программ. Речь идет о поддержке развития этнонациональных культур, культурных связей с соотечественниками, проживающими за рубежом, молодежной программе, об образовательной политике, охране культурных памятников и использовании историко-культурного наследия, о поддержке деятельности архивов, о развитии народного творчества и культурно-досуговой деятельности населения, деятельности федеральной службы по телевидению и радиовещанию.

В период реформирования заметно ослабла политика, направленная на формирование общенационального уровня российской культуры; не развиваются те сегменты общенациональной художественной практики, которые ориентируются на региональные и муниципальные образования, на такую категорию населения, как дети и молодежь.

Но неверно считать, что в управленческих структурах не было попыток проанализировать место культурной политики государства в преобразованиях. Целый ряд ведомств, регулирующих деятельность разных учреждений культуры, ведут интенсивный поиск тех направлений и форм управленческой активности, которые отвечали бы новым запросам отечественной практики. Министерство культуры Российской Федерации инициирует обсуждение проблем культурной политики, материалы которого публикуются в ведомственной печати. Анализируя культурную политику государства на федеральном и региональном уровнях, следует признать, что пока она остается пассивной, имеет зачастую весьма опосредованное отношение к процессам самообновления социокультурных сторон локального развития.

Одни ученые и эксперты, разрабатывая технологии государства в культурной политике, говорят о необходимости перехода от политики сглаживания региональной дифференциации к стратегии выравнивания, стимулирующей региональное развитие с опорой преимущественно на собственный инновационный потенциал. Другие же говорят о необходимости сохранения единого социального культурного пространства страны с сильным центром и развитыми регионами, сравниваемыми по качеству и уровню жизни.

Эти два направления региональной культурной политики - сохранение механизма выборочной помощи центра, с одной стороны, и формирование структур самостоятельного локального развития с упором на активизацию своего внутреннего потенциала - другой, должны объединяться в рамках общих усилиями той и другой стороны по умножению региональных ресурсов, взаимно дополняя, а не конфликтуя друг с другом. Центру предстоит разработать единую политику распределения полномочий в социокультурной сфере и перераспределения трансфертов при одновременном углублении практики выполнения целевых федеральных программ социокультурного развития регионов и государства.

Особенности локальной культурной политики отличаются большей конкретностью и многообразием форм решения жизненных и культурных проблем населения, нежели политика центра.

Перечисляя важнейшие направления культурной политики региональных властей, в качестве главных следует выделить следующие:

- регулирование занятости населения и снижения уровня безработицы;

- налаживание социального партнерства между разными субъектами культурно-досуговой деятельности;

- политика в области охраны семьи, материнства и детства;

- принятие мер по социальной защите населения;

- развитие системы культурно-досуговых учреждений;

- политика в области градостроительства, современной инфраструктуры, решение задач архитектурно-планировочного характера, постройка жилья, совершенствование дорожно-транспортных сетей, сетей связи, бытовое обслуживание, торговля, центр досуга;

- политика в области воспитания и общего образования детей, молодежи, профессиональной подготовки и переподготовки молодежи и взрослого населения;

- эстетическое воспитание подрастающего поколения, стимулирование художественно-творческих процессов;

- развитие инфраструктуры досуга; организация отдыха и свободного времени, проведение праздников, памятных дат;

- сохранность исторических памятников культурного наследия, поддержание культурной среды в целом[211].

Вместе с тем существует перечень ряда проблем, которые решаются в тех регионах, где они особенно актуальны, или для этого существуют объективные предпосылки, зачастую создаваемые в рамках процесса самоорганизации, а также там, где проявляется политическая воля местных властей. К таким проблемам следует отнести проблемы миграционной политики, межнациональных отношений и сохранение традиционных культур ряда этносов (например, народностей Северного Кавказа), проблемы социоэкологической политики. Целый ряд региональных администраций в условиях социальной нестабильности особое внимание уделяет массовому настроению и социальному самочувствию населения. Помимо этого местные власти некоторых регионов задаются вопросом повышения доходов, уровня и безопасности жизни населения, а также разрабатывают меры по устройству переселенцев и иностранных граждан. Весьма часто в регионах приходится вести борьбу с криминалом и распространением наркотиков, по-новому осмысливать вопросы поддержания здоровья и воспитания подрастающего поколения и организовывать досуг населения[212].

В регионах также идет широкий поиск направлений территориального развития, что стимулирует отработку новых целей, задач, методов культурной политики на местах. Культурные задачи декларируются политическими лидерами в период предвыборной кампании. Хотя чаще всего стратегические цели культурного развития региона и самого государства никак не связаны с целями политическими или хозяйственными. При этом цели регулирования культурной сферы либо размыты и в условиях кризиса невыполнимы, либо, по существу, являются лишь конкретными задачами.

В условиях нестабильности указанные альтернативные варианты формирования коллективного опыта должны привлечь внимание федеральных и региональных властей к развитию социокультурной базы местной практики, более последовательно нацеливать их на развитие конструктивного потенциала процессов самоорганизации. Перспективные цели федерального и регионального развития, увязанные с социокультурной практикой, невозможно получить в готовом виде извне. Они могут быть определены самим федеральным и региональным сообществом и отрефлексированы представителями власти, общественных организаций, интеллектуальной элитой. Важнейшие цели государственного и регионального развития могут быть найдены не в одночасье, не методом проб и ошибок. Какие бы трудности ни встречались при этом, они должны быть преодолены. Сам факт наличия у государства и региона стратегических целей следует оценить как позитивный фактор преодоления кризиса. Наиболее эффективным способом антикризисного управления является стратегическое управление.

Наличие стратегических целей развития благотворно отражается на управленческой деятельности: властные структуры государства и региона обретают видение состояния, в котором находится российское сообщество, понимают, какие направления социокультурного развития следует развивать в первую очередь, чего следует достичь к определенному моменту. В условиях выборной демократии степень достижения позитивных целей служит эффективным средством тестирования руководящих органов власти на предмет их профессиональной пригодности к управлению современной культурной политикой государства, региональных и муниципальных образований.

Билет №24. Социальная теория стратификации: функционализм

Согласно функционалистской теории социального неравенст­ва, стратификация существует, поскольку она полезна для об­щества. Эта теория наиболее четко сформулирована в 1945 г. Кингсли Дейвисом и Уилбертом Муром, позднее ее модифици­ровали и усовершенствовали другие социологи.

Дейвис и Мур утверждают, что социальная стратификация не только универ­сальна, но и необходима, поэтому ни одно общество не может обойтись без расслоения и классов. Система стратификации требуется для того, чтобы заполнить все статусы, образующие социальную структуру, и выработать у индивидов стимулы для выполнения обязанностей,  ассоциирующихся с их положением.

В связи с этим общество должно мотивировать людей на двух уровнях:

1) оно должно побуждать индивидов занимать разнообразные должности, поскольку не все обязанности, связанные с различ­ными статусами, одинаково полезны для человеческого организ­ма,  одинаково  важны  для  социального  выживания  и требуют одинаковых способностей и талантов. Если бы социальная жизнь   была иной, не имело бы большого значения, кто какое положе­ние занимает, и проблема социального статуса была бы значительно меньшей;

2) когда эти должности будут заняты, общество должно про­буждать в людях желание выполнять соответствующие роли, ибо обязанности, связанные со многими должностями, рассматрива­ются людьми, их занимающими, как тягостные и при отсутствии мотивации многие не справились бы со своими ролями.

Эти социальные реальности привели Дейвиса и Мура к мне­нию, что общество должно располагать, во-первых, опреде­ленными благами, которые могут использоваться в качестве по­будительных мотивов для своих членов, во-вторых, способом распределения этих благ среди различных статусов. Неравенст­во — это тот эмоциональный стимул, который общество создало для того, чтобы решить проблему заполнения всех статусов и заставить их обладателей исполнять наилучшим образом соответ­ствующие роли. Поскольку эти блага встроены в социальную систему, социальную стратификацию можно считать структурной особенностью всех обществ.

На основе экономической модели спроса и предложения К.Дей­вис и У.Мур сделали вывод, что самыми высокооплачиваемыми должностями являются: те, которые занимают наиболее талан­тливые или квалифицированные работники (предложение); те, которые функционально наиболее важны (спрос). Так, чтобы иметь достаточно врачей, общество должно гарантировать им высокую заработную плату и престиж. Если этого не будет, то, по мнению Дейвиса и Мура, не стоит ожидать, что кто-то будет проходить сложный и дорогостоящий курс обучения медицине. Итак, работники, занимающие высокооплачиваемые должности, должны получать вознаграждение, которое они получают; в про­тивном случае должности останутся невостребованными и обще­ство распадется.

Таким образом, базовые идеи концепции К.Дэвиса и У.Мура таковы:

1. Некоторые позиции в обществе функционально более важны, чем другие;

2. Только небольшое число людей в любом обществе обладает способностями, дающими возможность выполнять эти более ответственные функции;

3. Чтобы побудить одаренных людей нести нелегкие нагрузки, овладевать знаниями и навыками, общество открывает им доступ к дефицитным и необходимым благам;

4. Этот неравный доступ к благам приводит к тому, что разные страты пользуются неодинаковым престижем и уважением.

5. Престиж и уважение, а также права и преимущества создают институционализированное неравенство, то есть стратификацию.

6. Следовательно, социальное неравенство между стратами по этим признакам позитивно функционально и неизбежно в любом обществе.

Структурно-функциональный подход к стратификации подвергался серьезной критике, поскольку изложенные идеи далеко не всегда подтверждаются фактами реальной жизни. Дело в том, что присвоение благ и услуг обладателями собственности и власти зачастую неадекватно затратам труда и проявленным дарованиям. Кроме того, критики утвержда­ют, что человек от рождения занимает привилегированное или непривилегированное положение: место человека в обществе в значительной мере зависит от того, в какой семье он родился. Так, почти две трети управляющих в 243 крупных американских компаниях выросли в семьях верхушки среднего класса или выс­шего слоя общества. Основываясь на этих и аналогичных дан­ных, сторонники теории конфликта утверждают, что общество организовано таким образом, что индивиды поддерживают ранг, который определяется рождением и не зависит от их способнос­тей.

Также критики отмечают, что многие самые ответствен­ные должности в США — в правительстве, науке, технике и образовании — оплачиваются не очень высоко. Так, служащие крупных корпораций зарабатывают гораздо больше, чем Прези­дент Соединенных Штатов, члены кабинета министров и судьи Верховного Суда. Возникает еще один вопрос: не являются ли мусорщики, несмотря на низкий уровень оплаты их труда и непрестижность профессии, более важными для жизни Соеди­ненных Штатов, чем известные спортсмены, которые имеют доход, выражаемый семизначными цифрами.

Билет №25. Конфликтологическая теория стратификации

Сторонники теории конфликта считают, что расслоение общества существует потому, что это выгодно индивидам и группам, обладающим властью над другими. Если функционалисты выявляют общие интересы членов общества, конфликтологи фокусируют внимание на различии интересов. С их точки зрения, общество — это арена, где люди борются за привилегии, престиж и власть, а группы, имеющие преимущества, закрепляют его через принуждение. Теория конфликта во многом основана на идеях Карла Маркса. Он утверждал, что для понимания любого общества необходим исторический подход, т.е. для постижения механизма конкретной экономической системы надо знать, что предшествовало этой системе, а также процессы, способствовавшие ее развитию. По Марксу, уровень техники и метод организации производства детерминируют эволюцию общества. На каждом атапе истории эти 'факторы определяют труппу, которая будет господствовать в обществе, и группы, которые будут ей подчиняться. Стремление капиталиста получить прибавочную стоимость является основной причиной классовой борьбы — непримиримого столкновения интересов рабочих и капиталистов. Прибавочную стоимость Маркс определял как разницу между стоимостью, создаваемой рабочими (что выражается в рабочем времени, воплощенном в товаре, который они производят), и стоимостью, которую они получают (что выражается в прожиточном минимуме, обеспечиваемом заработной платой). Капиталисты не создают прибавочную стоимость; они присваивают ее, эксплуатируя рабочих. Следовательно, по Марксу, капиталисты — воры, крадущие плоды труда рабочих. Накопление капитала (богатства) происходит из прибавочной стоимости и является ключом — и даже стимулом — к развитию современного капитализма. В конечном итоге классовая борьба завершится тем, что рабочие свергнут класс капиталистов и установят новый, справедливый общественный порядок.

Ни один класс не существует изолированно и независимо от других классов, которым он противостоит. В результате борьбы с капиталистами «объективные» классовые интересы рабочих переходят в субъективное осознание «реальных» обстоятельств, и они приобретают классовое сознание. Следовательно, по марксистской теории, для того чтобы рабочий класс смог выступать в исторической роли ниспровергателя капитализма, он должен стать классом «не только антикапиталистическим», но и классом «для себя», т.е. классовая борьба должна быть поднята с уровня экономической необходимости на уровень сознательной цели и эффективного классового сознания, Идеи Маркса кажутся простыми на первый взгляд, но именно эта простота и вводит в заблуждение. Конфликт — это распро-страненная характеристика человеческой жизни, которая не ограничивается экономическими отношениями. Как писал Ральф Дарендорф: «Похоже, что конфликт существует не только в социальной жизни, а везде, где есть жизнь». Дарендорф считает групповой конфликт неизбежным аспектом жизни общества. Марксистская теория обедняет картину даже в сфере собственности: деление общества на капиталистов и пролетариат скрывает и искажает другие динамические процессы. Так, на протяжении всей истории противостояли друг другу должник и кредитор, потребители и продавцы и т.д. А расовые и этнические различия, деление рабочих на квалифицированных и неквалифицированных, существование различных союзов характерны для современных развитых обществ. Владение средствами производства является лишь одним из источников власти. Другой источник — контроль над людьми — владение средствами управления. Это положение можно иллюстрировать на примере Советского Союза и стран Восточной

Европы. Милован Джилас, югославский марксист и сподвижник президента Тито, писал, что новый класс коммунистов состоит из тех, кто имеет особые привилегии и экономические льготы в силу обладания административной монополией. Новой элитой стала партийная бюрократия, которая формально пользуется и управляет как национализированной и обобществленной собственностью, так и всей жизнью общества. Роль бюрократии в обществе, т.е. монопольное управление национальным доходом и национальными богатствами, ставит ее в особое привилегированное положение. Даже в современных развитых странах человек может процветать, не имея собственности. В значительной мере власть обеспечивается занимаемой в крупных транснациональных корпорациях должностью, а не собственностью. Служащие не просто владеют сравнительно небольшой собственностью, но их влияние длится лишь до тех пор, пока они занимают определенную должность. Весьма похожая картина наблюдается в правительстве.

Билет № 26. Концепция стратификации М. Вебера

Стратификационый подход восходит к идеям М. Вебера о том, что в основе структуры социального неравенства лежат материальное положение, статус и власть. Под классом М. Вебер понимает людей, находящихся в одинаковой классовой ситуации. Классовая ситуация – это вероятность обладания товарами, деньгами, квалификацией и другими возможностями для получения дохода и обретения некоторой жизненной позиции при данном экономическом порядке, это экономический компонент того, что М. Вебер называет «жизненными шансами». Имущественные классы – это группы, выделяемые на основании владения различными видами собственности. Позитивно привилегированные имущественные классы включают «рантье», получающих доходы в результате владения рабами, землей, шахтами и рудниками, предприятиями, транспортом, финансами, акциями. Негативно привилегированные имущественные классы это рабы, деклассированные элементы, должники, пауперы. Между позитивно и негативно привилегированными имущественными классами расположены различные средние классы. Позитивно привилегированные коммерческие классы это различные группы предпринимателей: торговцы, судовладельцы, предприниматели в промышленности и в сельском хозяйстве, банкиры и, иногда, высококвалифицированные профессионалы, такие как адвокаты, врачи, люди искусства или рабочие с уникальными квалификацией и навыками. Негативно привилегированные коммерческие классы – рабочие различной квалификации. Средние коммерческие классы – это фермеры, ремесленники, чиновники, гуманитарная интеллигенция, рабочие с уникальной квалификацией.

Между «классами» М. Вебера нельзя провести более или менее четких границ, как это делается в рамках классового подхода, например, в неомарксизме, поскольку нет никаких четко определенных качественных критериев классовой принадлежности. В конечном итоге классообразующим критерием является материальное положение, а это – критерий количественный. Причины же материального положения или «классовой ситуации» могут быть самые разнообразные, в том числе и качественного порядка, например, наличие или отсутствие собственности или квалификации.

Аналогично тому, как он вводит понятие классовой ситуации, М. Вебер вводит понятие статусной ситуации. Статус в понимании М. Вебера обозначает требование общественного уважения, в терминах позитивных или негативных привилегий. Типично он основан на стиле жизни и, следовательно, на формальном образовании и соответствующих формах поведения, на наследственном или профессиональном престиже. На практике статус выражается в супружеских связях, сотрапезничестве, монополистическом присвоении привилегированных форм приобретения или в запретах на определенные типы приобретения. Власть, по определению М. Вебера, – это способность человека или группы людей осуществить свою волю в отношении других, несмотря на возможное сопротивление последних и независимо от основания такой способности. И материальное положение, и статус могут, по его мнению, с одной стороны, быть основаны на власти, а с другой стороны, быть источниками власти. При этом иерархия власти не всегда совпадает с иерархией материального положения или иерархией статусов.

Билет №27. Стратификационный подход П.Сорокина

Классическая теория социальной стратификации и мобильности принадлежит Питириму Сорокину(1889–1968), одна из основных книг по этой теме: «Социальная и культурная мобильность» (1927). П. Сорокин вводит понятие социального пространства – многомерного пространства социальных статусов, отличного от физического (геометрического) пространства. Социальная стратификация – это дифференциация людей на высшие и низшие слои в социальном пространстве. Основа и сущность стратификации – в неравномерном распределении прав и привилегий, ответственности и обязанности, наличия или отсутствия социальных ценностей, власти и влияния среди членов того или иного сообщества. Основные формы стратификации: экономическая (на основе богатства), политическая (на основе власти), профессиональная (на основе образования). Эти и другие измерения социального пространства являются основой многомерных страт. Под внутренне антагонистическимимногомерными стратами П. Сорокин понимает такие, которые включают людей с противоречивой социальной позицией, занимающих высокое положение в одних иерархиях и низкое положение в других. Например, высокий профессиональный престиж, но низкие расовая и религиозная принадлежности, или высокое происхождение, но низкое материальное происхождение. Внутренне солидарные (афинные) многомерные страты это такие, в которых позиции вдоль разных линий стратификации взаимосогласованы и одинаково воздействуют на поведение и сознание людей. Наконец, внутренне нейтральныемногомерные страты   это такие, в которых нет ни взаимного антагонизма, ни взаимосоответствия между одновременными позициями людей в разных иерархиях.

Можно измерить высоту стратификационной пирамиды, например, различия в доходах высших и низших слоев, и ее профиль – относительное соотношение людей в каждом слое ко всему населению в целом. По наблюдениям П. Сорокина существуют общественные закономерности, согласно которым параметры стратификации могут изменяться только в определенных пределах. В частности, не бывает обществ всеобщего равенства, с одной строны, но стратификационная пирамида не может «вытягиваться» до бесконечности, с другой. Социальная мобильность – это перемещение в социальном пространстве, переход от одного социального слоя к другому. Она бывает вертикальная и горизонтальная, индивидуальная и групповая, внутри- и межпоколенная. Можно измерять интенсивность мобильности, т. е. величину социальной дистанции, преодолеваемой за определенное время, и всеобщностьмобильности, т. е. абсолютное или относительное число индивидов (групп), изменяющих свое положение. Совокупный показатель мобильности объединяет интенсивность и всеобщность. Теоретически можно предположить существование закрытого типа стратификации (когда мобильность отсутствует) иоткрытого типа стратификации (с чрезвычайно интенсивной и всеобщей мобильностью). В реальности таких обществ не существует.

П. Сорокин различал, во-первых, организованные реальные социальные страты, во вторых, «как если бы» реальные и организованные страты и, в-третьих, чисто номинальные или статистические страты. «Как если бы» реальная и организованная страта, заключающая в себе группу или совокупность групп, состоит из общности индивидов, которые имеют одинаковое положение, права, обязанности, функции и т. д.   в иерархии страт и которые, следовательно, думают, чувствуют и действуют одинаково постольку, поскольку такая одинаковость налагается на них одинаковостью их стратовых позиций. Однако они не являются явно организованными в нечто целое, с собственным руководством, регулятивами, спланированной и сознательно осуществляемой политикой и т. д. Многие из членов могут даже не знать об их принадлежности к одной и той же страте. Страты рабов, крепостных и преступников являются примерами таких «как если бы» организованных страт. В качестве же примера чисто номинальных или статистических страт П. Сорокин называл категории лиц с разным уровнем дохода.

Билет №28. Понятие социальной сратификации: дефиниции, типология, критерии

Билет №29. Стратификация современного российского общества

В процессе развития демократических и рыночных реформ социальная стратификация российского общества претерпела значительную трансформацию.

Во-первых, коренным образом изменился сам характер стратификационной системы. Если в советском обществе преобладали черты этакратической системы, построенной на властных иерархиях и формальных рангах, то в современном российском обществе формулирование стратификационной системы происходит на экономической основе, когда главными критериями становятся уровень доходов, владение собственностью и возможность осуществлять самостоятельную хозяйственную деятельность.

Во-вторых, сложился довольно многочисленный предпринимательский слой, высшие представители которого не только составляют существенную часть хозяйственно-экономической элиты, но и в ряде случаев входят в политическую элиту страны. Можно по-разному оценивать сущность, состав и структуру этого слоя, но нельзя не видеть, что переход к рыночной экономике породил качественно новые статусные группы, обладающие экономической свободой и претендующие на самые высокие места в системе общественной иерархии.

В-третьих, в ходе реформ появились новые престижные виды деятельности, что заметно изменило социально-профессиональную стратификационную систему. Так, резко возрос престиж предпринимательской, коммерческой, финансово-банковской, управленческой, юридической и некоторых других видов деятельности (реклама, маркетинг, операции с недвижимостью и т. д.).

В-четвертых, наметилось полярное расслоение общества, что находит выражение в растущей дифференциации доходов населения. Так, если незадолго до распада советского государства децильный коэффициент (соотношение средних доходов 10 % наименее обеспеченных и 10 % наиболее обеспеченных слоев населения) равнялся пяти, то в 1997 г. он повысился до двенадцати, а в настоящее время – до двадцати пяти.

В-пятых, несмотря на существенную социальную полярность общества, начинает формироваться средний класс, ядро которого образуют высокопродуктивные, инициативные и предприимчивые социальные категории (предприниматели, менеджеры, бизнесмены, фермеры, представители научно-технической интеллигенции, высококвалифицированные рабочие и др.). Средний класс определяет стабильность социальной системы и одновременно обеспечивает ее динамичное развитие. Он заинтересован в осуществлении экономических реформ и выступает субъектом технологической модернизации и политической демократизации общества.

Вопросы социально-стратификационной дифференциации находятся в центре внимания российских социологов. Предлагаются самые различные теоретические схемы, объясняющие расслоение современного российского общества. Наибольшее признание получила стратификационная модель, разработанная академиком Т. И. Заславской на базе данных, полученных в ходе мониторинговых исследований, проводимых Всероссийским центром по изучению общественного мнения (ВЦИОМ) в середине 1990-х гг.

В стратификационной структуре современного российского общества Т. И. Заславская выделила четыре слоя: верхний, средний, базовый и нижний.

Верхний слой (6 % занятого населения) образуют элитные и субэлитные группы, занимающие важные позиции в системе государственного управления, в экономических и силовых структурах. Это политические лидеры, верхушка государственного аппарата, значительная часть генералитета, руководители промышленных корпораций и банков, преуспевающие предприниматели и бизнесмены, видные деятели науки и культуры. Верхний слой почти на 90 % представлен мужчинами молодого и среднего возраста. Это самый образованный слой: две трети его представителей имеют высшее образование. Уровень доходов этого слоя в 10 раз превышает доходы нижнего слоя и в 6–7 раз – доходы базового слоя.

Таким образом, верхний слой обладает самым мощным экономическим и интеллектуальным потенциалом и имеет возможность оказывать прямое влияние на процессы реформ.

Средний слой (18 % занятого населения) состоит из мелких и средних предпринимателей, полупредпринимателей, менеджеров средних и небольших предприятий, представителей среднего звена государственного аппарата, администраторов непроизводственной сферы, старших офицеров, лиц интеллектуальных профессий, фермеров, наиболее квалифицированных рабочих и служащих. Почти 60 % из них заняты в негосударственном секторе. Большую часть и здесь составляют мужчины, преимущественно среднего возраста. Уровень образования представителей этого слоя значительно выше, чем в среднем по стране, однако несколько ниже по сравнению с верхним слоем. По уровню доходов средний слой существенно уступает верхнему слою и, соответственно, заметно хуже его социальное самочувствие. Несмотря на то что большинство представителей среднего слоя не обладают ни достаточным капиталом, ни отвечающим в полной мере современным требованиям уровнем профессионализма, ни высоким социальным престижем, социологи рассматривают этот слой российского общества в качестве зародыша среднего класса в его западном понимании.

Базовый слой (66 % занятого населения) включает лиц, занятых преимущественно в государственном секторе экономики. К нему относятся рабочие индустриального типа, значительная часть интеллигенции (специалисты), полуинтеллигенция (помощники специалистов), служащие из технического персонала, основная масса военнослужащих, работники массовых профессий торговли и сервиса, а также большая часть крестьянства. Около 60 % этого слоя составляют женщины, в основном среднего и старшего возраста. Только 25 % его представителей имеют высшее образование. Уровень жизни этого слоя, и прежде невысокий, в последние годы постоянно снижается: 44 % его представителей живут за чертой бедности. Хотя потребности, интересы и ценностные ориентации групп, составляющих базовый слой, весьма различны, их модель поведения в переходный период достаточно сходна: это приспособление к изменяющимся условиям с целью выжить и по возможности сохранить достигнутый статус.

Нижний слой (10 % занятого населения) обладает наименьшим профессионально-квалификационным и трудовым потенциалом. К нему относятся работники, занятые простейшими видами труда, не требующими профессиональных знаний (уборщики, лифтеры, вахтеры, курьеры, подсобные рабочие, такелажники и т. д.). Из них более 40 % заняты в индустриальных отраслях и 25 % – в сфере торговли, обслуживания. Две трети этого слоя составляют женщины, а доля пожилых людей в три раза выше средней по стране. Для этих социальных категорий характерен чрезвычайно низкий уровень жизни: /3 живут за чертой бедности, из них четверть – за гранью нищеты. Большинство представителей этого слоя выступают против реформ, а /3 считает, что стране нужна диктатура.

Наряду с этими основными слоями Т. И. Заславская отмечает также наличие «социального дна», которое образуют алкоголики, бомжи, бродяги, криминальные элементы и т. д. Однако эмпирически идентифицировать эти группы не удалось, что связано с их десоциализацией, изолированностью от общества, включенностью в различные криминальные и полукриминальные структуры.

Несколько иную модель стратификационной системы современного российского общества предлагает известный социолог М. Н. Римашевская, которая выделяет следующие социально-классовые группы:

• «общероссийские элитные группы», обладающие крупной собственностью и средствами властного влияния на федеральном уровне;

• «региональные и корпоративные элиты», обладающие значительной собственностью и влиянием на уровне регионов и секторов экономики;

• «верхний средний класс», имеющий собственность и доходы, обеспечивающие западные стандарты поведения и притязания на повышение социального статуса;

• «динамичный средний класс», проявляющий социальную активность и имеющий доходы, обеспечивающие среднероссийские и более высокие стандарты потребления;

• «аутсайдеры», характеризующиеся низкой социальной активностью, невысоким уровнем доходов и ориентацией на легальные способы их получения;

• «маргиналы», отличающиеся низкой степенью социальной адаптации, незначительными доходами и неустойчивостью социально-экономического положения;

• «криминальные элементы», проявляющие высокую социальную активность, но противоречащую моральным и правовым нормам общества.

Приведенные концепции социальной стратификации современного российского общества не исчерпывают многообразия точек зрения по данной проблематике. Интересные результаты получены в ходе исследований, проведенных по вопросам социальной дифференциации в разных регионах страны. Дискуссия продолжается и по проблемам формирования среднего класса в России. И это вполне понятно, ибо стратификационный профиль нашего общества подвижен, меняется в зависимости от множества факторов – подъема или спада производства, структурной перестройки экономики, технологического обновления, появления новых престижных профессий и т. д. Потребность в социологическом объяснении этих бурно развивающихся процессов будет и в дальнейшем стимулировать изучение различных аспектов стратификации российского общества.

Билет №30. Социальная мобильность: концепция Сорокина