Глава 10

СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

В предыдущей главе, начав с разных подходов к предпринимательству как экономической функции, мы дали общие определения предприни­мательской деятельности, а затем проследили исторические корни современного предпринимательства. В этой главе речь пойдет о социаль- но-психологической мотивации и социальных основаниях предприни­мательской деятельности, а также о той среде, из которой выходят пред­принимательские группы.

Психологический портрет и мотивы предпринимателя. Какими личны­ми качествами должны обладать люди, способные выполнять нестан­дартную стратегическую предпринимательскую функцию? Здесь эконо­мические объяснения предпринимательской функции достраиваются психологическими склонностями (propensities). В первую очередь обра­щается внимание на психологический склад человека, тип характера. При этом подчеркиваются очень разные свойства:

• интеллект и нацеленность на новое знание (И. Кирцнер);

• воображение и изобретательность (Дж. Шэкл);

• личная энергия и воля к действию (Ф. Визер, Й. Шумпетер);

• сочетание ума и фантазии (В. Зомбарт).

Вернемся к наиболее популярной концепции Й. Шумпетера. Его предприниматель — человек, находящийся в непрерывном движении. Он не только не является собственником предприятия, но и, как пра­вило, не связан с ним какими-то другими более или менее постоянны­ми узами. В принципе ему относительно безразлично, в какой сфере работать. В случае успеха он оставляет свое детище и принимается за новые проекты. Привязанность к конкретному предприятию даже вред­на для реализации предпринимательской функции. Предприниматель должен быть свободен, и в этом смысле он является полной противопо­ложностью менеджеру современной корпорации. Среди личных качеств ему необходимы, во-первых, интуиция и чутье, требующиеся для об­наружения новых нестандартных путей, переключения с одного режи­ма действия на другой; во-вторых, энергия и воля для того, чтобы отказаться от устоявшихся порядков, преодолевать структурную и ин-

ституциональную инерцию, действовать вопреки сложившимся обсто­ятельствам; в-третьих, определенные харизматические качества, спо­собность заставить людей поверить в то, что пока не существует, нали­чие личностных ресурсов, роль которых возрастает при невозможности опереться на традицию или сложившийся формальный порядок.

К объяснению предпринимательских качеств присоединяются и профессиональные психологи. Среди психологических объяснений наи­большую популярность приобрела концепция Д. Макклелланда, связы­вающего феномен предпринимателя с повышенной потребностью в до­стижении (need for achievement). Это врожденное свойство (“нечто в крови”), оказывающееся сильнее природной лени и важнее простой жажды наживы и общественного признания³⁷². В числе прочих личност­ных качеств, располагающих к предпринимательству, чаще всего фик­сируются повышенная склонность к риску и внутренний локус контро­ля (locus of control) по шкале Ротгера (полагание на собственные силы в противовес влиянию внешних обстоятельств)³⁷³.

Впрочем, в психологические объяснения порою вводятся и соци­альные параметры. Подмечается, например, что предприниматели от­носительно чаще являются выходцами из больших семей. Играет роль и характер самой семьи. В этом отношении довольно оригинальный пор­трет предпринимателя как маргинала и нонконформиста представлен в “реактивной модели ” психодинамических сил, объясняющей быстрые взлеты и падения многих предпринимателей. Многие из этих сил — родом из детства, они формируются в результате подавления личностных начал подростка авторитарным отцом. Жесткий внешний контроль постепен­но вырабатывает неприятие всякой власти и авторитета, затрудняет со­циальную адаптацию. Возникающий после взросления и ухода из родной семьи предпринимательский порыв есть импульсивная реакция, взрыв подавленных эмоций. Трудности встраивания в устоявшиеся структурные и институциональные порядки побуждают потенциального предприни­мателя к созданию собственного мира, в котором компенсируются детс­кие фрустрации и вынужденный инфантилизм. По этим же социально­психологическим причинам впоследствии успешный предприниматель часто оказывается плохим менеджером, склонным к авторитаризму, не­терпимым к чужому мнению и неготовым к повседневным рутинным

практикам. И если он не оставляет вовремя созданное им детище, его энергия обращается внутрь организации и способна разрушить ее³⁷⁴.

Какие мотивы движут предпринимателем на столь тернистом пути? Мотив извлечения денежного дохода обязателен по определению. Но денежный доход все же не является самоцелью, это центральный, но не конечный мотив. Множество проектов реализуется не ради личного потребления. Напротив, предпринимательская деятельность противо­стоит всякого рода гедонизму. Во-первых, предпринимательство высту­пает как акт не просто стратегической, но и творческой деятельности с высокой степенью автономности в принятии решений. Предпринима­теля, таким образом, увлекает сам процесс этой деятельности, в кото­рой он стремится к независимости и самореализации³⁷⁵. А во-вторых, заработанные деньги важны в первую очередь как критерий успеха, так как демонстрируют, насколько хорошо реализован задуманный пред­принимательский проект. Они также становятся средством обеспечения социального признания со стороны общества и повышения деловой репутации предпринимателя. Таким образом, относительно узкий эко­номический мотив достраивается мотивами удовлетворенности от твор­ческого процесса и социальными мотивами (рис. 10.1).

Рис. 10.1. Структура предпринимательской мотивации

“Прирожденное” и вынужденное предпринимательство. Исследования предпринимательской мотивации чаще всего не отвечают на вопрос о причинах возникновения этого особого психологического типа людей, обладающих повышенной склонностью к предпринимательству. И чаше всего на помощь призывается понятие биологической предрасположенно­сти (или, в терминах JI.H. Гумилева, “пассионарности”) отдельных лю­дей, которых называют “прирожденными предпринимателями” Так, че­рез ссылки на генетический код снимаются проблемы воздействия соци­альной среды, а социальные проблемы сводятся к различию врожденных психологических склонностей. Такие объяснения экономическую со­циологию, разумеется, не очень устраивают, но при этом мы не станем отрицать существования “прирожденных” (“психологических”) предпри­нимателей — этих неуемных энтузиастов, постоянно генерирующих орга­низационные проекты; начинающих новое предприятие, еще не успев реализовать предыдущую идею, и оставляющих свое детище на чужое попечение в случае его успеха. Обратим лишь внимание на то, что число таких людей, видимо, минимально по сравнению с основной массой со­здателей и руководителей предприятий, многие из которых не проявляют каких-то особых психологических качеств. А ведь в предпринимательскую активность вовлечено, как правило, около 3—4% взрослого населения³⁷⁶.

Одно из объяснений заключается в том, что для многих людей уход в предпринимательство является вынужденным. И это не удивительно. Ведь чтобы начать свое дело, часто приходится менять не только место работы и жительства, но и профессию, порывать с накопленным доро­гой ценой человеческим капиталом и социальными навыками. Еще в 1980-х гг. в ряде американских эмпирических исследований предприни­мательства “новой волны” было отмечено, что предпринимателей, име­ющих ясную идею продукта или услуги до того, как они решили создать свой бизнес, в четыре раза меньше, чем тех, кто принимается за дело, не имея подобной идеи. И для двух третей создателей новых фирм побуди­тельной причиной становятся именно негативные стимулы — неудовлет­воренность своей прежней работой, ее содержанием и связанными с ней перспективами или просто угроза увольнения. Особенно это характерно для высокотехнологичных венчурных фирм, где такие негативы могут обусловливать более четырех пятых всех случаев ухода специалистов в начинающие бизнесмены, что почти в четыре раза больше соответствую­щей доли среди предпринимателей нетехнического плана. Любопытно, что преуспевшие предприниматели, по данным Р. Брокгауза, в большей степени не удовлетворены прежней работой, чем предприниматели-не- удачники³⁷⁷. Так что многие из сегодняшних предпринимателей начинали поиск новых путей приложения своих сил, увы, не от хорошей жизни.

Одной из причин массового ухода в предприниматели, во многом объясняющей возникновение его новой волны в 1970—1980-х гг. в за­падном мире, стала “теснота”, возникшая в определенных сегментах рынка труда³⁷⁸ Она подталкивала высококвалифицированных специали­стов к созданию собственных технологических, информационных и консультативных фирм, а малоквалифицированных работников — к открытию своего небольшого дела в сфере торговли и бытового обслу­живания. Впрочем, это не означает, что предприниматели рекрутиру­ются из тех, кто потерял работу. Напротив, из рядов вчерашних безра­ботных выходит, как правило, меньшая часть основателей новых малых фирм³⁷⁹. Таким образом, решающим фактором скорее является угроза потери работы или ухудшение карьерных перспектив в своей фирме.

Так повелось, что рост предпринимательства ассоциируется с ди­намичным развитием и расцветом. А между тем всплеск числа новых предприятий куда чаще оказывается проявлением экономического кризиса. В самом деле, в современном хозяйстве, в период его устойчивого роста и освоения обильных ресурсов, львиную долю последних захватывают крупные бюрократические организации. Потребность в людях с пред­принимательскими наклонностями здесь ограничена, ибо обеспечение устойчивого роста в принципе — функция менеджеров. Организацион­ные инновации перестают быть острой необходимостью, когда дела идут хорошо. А поскольку в период подъема, как правило, происходит и общее улучшение условий занятости, постольку большинство тех, кто близок бюрократическому или мещанскому типам, склонны сохра­нять стабильное положение в качестве организаторов или исполнителей на уже существующих предприятиях, не желая рисковать устойчивыми заработками и увесистыми добавками в виде социальных льгот из фон­дов компаний. Конечно, энтузиасты находятся в любое время. Но в пе­риоды экономического подъема основная масса более “гармоничных” субъектов испытывает куда меньшую склонность к риску, и проникаю­щее влияние предпринимательской дрожжевой закваски снижается³⁸⁰.

Другое дело — периоды экономического спада и кризиса. Деформа­ция рынка, ухудшение конъюнктуры понуждают к поиску новых хо­зяйственных возможностей. Крупные организации оказываются перед необходимостью технологического и структурного обновления. Одновре­менно удешевляется часть ресурсов, которые становятся доступными для вновь созданных предприятий малого и среднего бизнеса. В этот период люди предпринимательскою типа, проявляющие свои лучшие качества именно в худших условиях, способны потеснить часть бюрократов.

Все это подтверждается рядом эмпирических исследований, пока­зывающих, что в условиях экономического спада растет количество новых малых фирм, создающих в этот период до двух третей новых рабочих мест и привлекающих тех, кто выталкивается из крупного производства. Такая тенденция была характерна и для Великой депрессии 1930-х гг., и для структурного кризиса середины 1970-х гг., в то время как в период между этими двумя потрясениями доля занятых на малых предприятиях сократилась вдвое. Существуют также расчеты, в соответствии с которы­ми доля малого бизнеса в занятости и объемах производства негативно связана с устойчивым экономическим ростом и позитивно коррелиру­ет с уровнем безработицы³⁸¹.

Подобные выводы для ведущих западных стран — положительная связь с уровнем безработицы, отрицательная связь с экономическим ростом — делаются на основе как статистических данных, так и социо­логических опросов и в отношении динамики самостоятельной занято­сти — сферы, активно поставляющей новых предпринимателей".

Утверждение о “кризисном происхождении” предпринимательства помогает лучше объяснить и “новую предпринимательскую волну” 1970— 1980-х гг., вылившуюся в массовое создание новых предприятий прак­тически во всех ведущих западных странах. Структурный кризис середи­ны 1970-х гг. породил в них немало проблем на рынке труда. Эффект послевоенного “бэби-бума” и поощрявшийся на первых порах наплыв иммигрантов обеспечили быстрый прирост рабочих рук. А образова­тельный бум повлек за собой возрастающую напряженность на рынке квалифицированного труда. “Теснота” же в сфере занятости заставила искать новые ниши, в первую очередь в растущей опережающими тем­пами и менее централизованной сфере услуг.

Кризисом советской хозяйственной системы была обусловлена и волна нового российского предпринимательства в конце 1980-х — нача­ле 1990-х гг., когда условия труда и оплаты в традиционных советских учреждениях, особенно для наиболее квалифицированных специалис­тов, становились все менее приемлемыми. В то же время появлялись новые экономические возможности в нишах, незаполненных крупны­ми государственными предприятиями. И при снятии правовых ограни­чений многие специалисты уходили с насиженных мест в смежные или совершенно другие сферы деятельности, чтобы начать собственное дело³⁸².

Следует упомянуть, что одних выталкивающих факторов может быть недостаточно. И уровень предпринимательской активности зависит так­же от благоприятности законодательства, наличия свободного капита­ла, развития венчурных фондов и многих других явлений.

Социальный статус предпринимательских групп. Как можно охаракте­ризовать рыночные и статусные позиции типичного предпринимателя, представляющего основную массу руководителей малых и средних пред­приятий? Они отличаются заметной неустойчивостью и противоречиво­стью. Экономически — это долговая ресурсная зависимость и жизнь в ожидании лучшего будущего; большой разрыв между прогнозируемы­ми и текущими доходами; уязвимость перед лицом множества внешних факторов и не просчитываемая до конца возможность провала (уровень смертности вновь созданных малых фирм, как правило, весьма высок³⁸³).

Но и успешный старт тоже не снимает всех противоречий. Пред­приниматели постоянно испытывают напряжение, а то и плохо скры­ваемую враждебность со стороны других, более массовых социальных групп. Так, в традиционных обществах предпринимательство фактичес­ки никогда не относилось к числу благородных занятий. Напротив, пред­приниматели располагались ближе к нижним ступеням социальной ле­стницы. В современных индустриальных обществах положение меняется. Но и здесь все не так уж гладко. Бизнес как сфера занятий часто выби­рается в большей степени по иным мотивам, нежели его престижность³⁸⁴.

Даже в Англии Нового времени, которая в Европе наиболее мощ­но продемонстрировала силу индустриализма и наименее болезненную, казалось бы, адаптацию традиционных институтов к разворачивавшему­ся предпринимательскому духу, последний так и не завоевал господству­ющих социокультурных позиций. Землевладелец-аристократ и джентль­мен, стоящие выше культа чистой прибыли и наживы, — вот кто по- прежнему определяет круг наиболее важных ценностей, вот с кем соот­носятся нормы поведения, даже когда численное представительство этих групп на социальной арене ограничено несколькими процентами³⁸⁵.

Аристократия с ее идеалами консерватизма и стабильности, пас­сивного использования наследуемой собственности и демонстративной праздности постепенно теряет свои позиции, но вырождается чаще в мещанские, нежели в предпринимательские типы. При этом, напри­мер, в Англии аристократия все же приняла и признала предпринима­тельские занятия, чему немало способствовал обычай первородства, который выталкивал младших сыновей из благородных семей в ком­мерческую среду. Во Франции же подобные занятия надолго остались делом не вполне благородным, причем даже в глазах низших слоев. Не слишком привлекательное политическое лицо буржуазии, явленное ею в периоды революционных и военных потрясений, также сказалось на общей антипредпринимательской атмосфере³⁸⁶. Статусные позиции ос­таются здесь важнее рыночного успеха, а “стрижка купонов” — выше работы на потребителя. Пытающийся сохранить свои позиции семей­ный бизнес закономерно связан с антиконкурентными установками, со стремлением к безопасности и государственной протекции, изредка нарушаемым вспышками крайнего авантюризма.

Влияние аристократизма, дополняемое сильными постфеодальны- ми корпоративными устоями, ярко проявляется и в раннекапиталисти­ческой Германии. В Японии роль иерархических отношений в бизнесе, унаследованных от феодальных структур после революции Мэйдзи, считается еще более явной. Общеизвестно и приниженное положение основной массы предпринимателей в дореволюционной России³⁸⁷. Во всех этих странах позиции государственного чиновника оказываются более предпочтительными. И практически повсеместно за вспышками предпринимательского духа следует его частичное угасание под напо­ром новой “феодализации”

Своего рода исключением можно считать США — общество, ка­жется, целиком захваченное предпринимательским духом. Однако не забудем, что речь идет о стране, освоенной в результате нашествия мар­гиналов³⁸⁸. Притесняемые религиозные меньшинства, носители пуритан­ских идеалов; обездоленные крестьяне, рассчитывавшие на получение куска земли; квалифицированные ремесленники, чьим амбициям ста­новилось тесно в рамках цеховой регламентации; узники гражданской войны, надеявшиеся заработать себе свободу, не говоря уже о всяких искателях приключений и авантюристах, — вот кто в первую очередь покидал Старый Свет в поисках лучшей доли. Сама широта почти не­освоенных пространств Нового Света поощряла дух фронтьерства — этого яркого проявления маргинальное™, буквально выраженного в самом слове “фронтир” (крайний рубеж).

На земле фронтьеров с непрекращавшимся двойным потоком им­мигрантов — сначала из Европы на Атлантическое побережье, затем с побережья дальше на Запад — предпринимательская активность сама по себе приобретала символическое значение. Характерные для нее взлеты и падения рассматривались как норма, а неудачник не подвергался столь суровому осуждению, как в странах Старого Света. Неукорененность и мобильность, повышенная склонность к миграции, отличавшие не толь­ко рядовых работников, но и менеджеров, становились факторами, благоприятствующими предпринимательской среде. Тылы же обеспечи­вались концентрацией местного управления в руках граждан-собствен- ников, относительной слабостью централизованной административной власти и системным сдвигом в законодательстве, поощрявшем актив­ное, предпринимательское отношение к правам собственности³⁸⁹. Впро­чем, и в США крупные корпорации отодвигают в тень “старый” сред­ний класс, бросая предпринимательскому духу серьезный вызов и час­тично трансформируя его в бюрократические и мещанские элементы капиталистического духа. Ни в одном социуме предпринимательский дух не способен одержать полной и безоговорочной победы.

Социальные факторы предпринимательской деятельности. Особая труд­ность предпринимательской деятельности связана с тем, что она почти неизбежно сталкивается с сопротивлением нововведениям. Любое обще­

ство строится на более или менее стабильной системе структур и инсти­тутов. В качестве первой реакции на нововведения большинству людей свойственно не приятие, а скорее их отторжение³⁹⁰. В итоге предприни­мателем становится тот, кто “идет вопреки” — отваживается на слом рутинных порядков, устоявшихся правил и привычных практик. Вот почему очень часто в качестве предпринимателей выступают, по словам Й. Шумпетера, “выскочки” или “чужаки”, не связанные господствую­щими традициями и не встроенные в системы неформальных институ­тов. Предприниматель шумпетеровского типа — это эгоист (своего рода “асоциальный тип”), который служит Идее и ощущает внутренний долг скорее перед самим собой, нежели перед окружающими его людьми, привыкшими чаще всего к спокойной, размеренной жизни, даже если они и постоянно рассуждают о реформах³⁹¹.

225

Человек предпринимательского типа менее встроен в местное со­общество, не особенно приспособлен к обычной “светской” жизни. Ему часто недостает скромной респектабельности и благонадежности мещанина, равно как представительности и образованности бюрократа. Успешный предприниматель — это новый конкурент для собратьев по цеху, а на долю неудачника выпадают презрение и недоверие³⁹². В резуль­тате людям, не слишком глубоко укорененным в данной социальной среде, зачастую проще проявить себя в предпринимательских занятиях.

Поскольку “чужак” не имеет высокой репутации, которая собира­ется по крупицам, то ему труднее открывать двери кредитных контор. Но репутация одновременно и сковывает в не меньшей степени, пред­писывая, чем пристойно, а чем зазорно заниматься человеку данного круга, какими методами ему дозволено пользоваться, дабы не уронить свое реноме под пристальными взглядами соседей или начальников. Пред­принимательство же граничит если не с подрывом общепринятых норм, то с некоторыми отклонениями от них. И человеку, внутренне не связан­ному этими нормами, действовать несколько легче — нарушая их в случае необходимости или просто игнорируя по незнанию. Это тот самый слу­чай, когда “послушание не ведет к успеху” (“Nice guys don’t win”)³⁹³.

Однако здесь заключено важное противоречие предприниматель­ской деятельности. Чтобы достичь успеха, нужен доступ к экономичес­кому капиталу. А чтобы получить этот доступ, предприниматель не мо­жет оставаться в “асоциальной” позиции, он должен опираться на де­ловые и личные сети, т.е. на социальный капитал, и использовать соци­альные навыки, чтобы успешно эксплуатировать эти сети. Причем в отличие от мещанства, покоящегося на сплетении постоянных и тесных внутрисемейных и локальных связей, предпринимательство более ус­пешно взрастает, используя иную форму социального капитала — “сла­бые связи” (“weak ties”), включая разного рода знакомства, не имеющие постоянного или тесного характера³⁹⁴.

Именно слабые связи порождают еще один важный элемент соци­ального капитала предпринимателя, называемый в рамках сетевого под­хода структурными пустотами (structural holes)³⁹⁵. Они возникают в тех случаях, когда контрагенты предпринимателя в сети его связей не име­ют контактов между собой. Это, во-первых, позволяет потенциальному или фактическому предпринимателю выступать в качестве посредника и координатора, а во-вторых, помогает ему расширять свои деловые связи и сферу источников информации, вырвавшись из узкого круга знакомств, где все знают друг друга.

Таким образом, предпринимательский успех базируется одновре­менно на отторжении господствующих социальных норм и поддержке альтернативных социальных норм. Невключенность в одну сеть и неприя­тие одних правил компенсируется ресурсами другой сети. Предпринима­тель не может оставаться в безвоздушном (“асоциальном”) пространстве или “институциональном вакууме”, уподобляясь модели “экономическо­го человека” Он просто не получит ресурсов и не сможет даже начать задуманный проект.

Этническое предпринимательство. Ярким примером сочетания “асо- циальности” и встроенности в социальные отношения, маргинальной среды, постоянно формирующей все новые и новые группы предпри­нимателей, выступает так называемое этническое предпринимательство. Широко известны многочисленные примеры того, как в самых разных частях света отдельные этнические меньшинства активно проявляют себя на ниве предпринимательства, обходя по этому параметру местные (ти­тульные) этнические группы. Это китайцы, корейцы и кубинцы в США; выходцы из Индии, Пакистана и Бангладеш в Великобритании; северо- африканцы из Алжира, Туниса, Марокко во Франции; турки в Герма­нии; суринамцы в Голландии и т.д.³⁹⁶

Важнейшие причины расцвета этнического предпринимательства как раз и объясняются тесной связью маргинальное™ социального по­ложения и склонности к предпринимательству. Дело не только в том, что тяготы миграции становятся фильтрами, через которые проходят наиболее деятельные люди, но и в положении этих людей в их новой среде. Речь идет о дискриминации на рынке труда и затрудненности про­фессиональной карьеры, а часто неготовности к новым индустриальным и постиндустриальным типам занятий; ограниченных возможностях до­стижения более высокого социального статуса и вхождения в престиж­ные круги принимающего общества. Чужая культурная среда, языковые барьеры, прохладное отношение коренного населения, а для большин­ства вчерашних иммигрантов и беженцев нелегкая смена занятий, — все это закрепляет маргинальный статус. И для таких людей, которым за­труднены традиционные карьерные пути через наследование имуще­ства и титулов, государственную и военную службу, предприниматель­ство открывает каналы вертикальной социальной мобильности.

Как выразился В. Зомбарт: “Чужбина пуста” Оставаясь во многих отношениях “чужаками”, представители пришлых этносов, “еретики” и “иноверцы” менее дорожат господствующими в данном обществе ста­тусными позициями (по крайней мере, материальное положение, как правило, заботит их больше, нежели социальный статус). Они менее стеснены поведенческими нормами, цементирующими местное сооб­щество, и поэтому оказываются, во-первых, более открытыми для вся­кого рода инноваций, а во-вторых, более свободными в выборе насту­пательных стратегий по отношению к представителям господствующего этноса (которые, со своей стороны, считают это проявлением “бес­принципности”). Сохраняющаяся же относительная обособленность этнических коммун и образуемых ими “внутренних городов”, с одной стороны, рождает спрос на традиционные для данного этноса товары, а с другой — формирует сети деловой поддержки — капиталом и ин­формацией, рабочими руками и заказами.

При этом представители этнических меньшинств, по крайней мере поначалу, ограничены в выборе рыночных ниш. Большинство из них открывают дело в розничной торговле и сфере услуг (кафе, рестораны). И лишь незначительная часть оказывается в производственных отраслях (исключая, пожалуй, строительство). Труднодоступными, как правило, остаются такие сферы, как финансы, крупная оптовая торговля³⁹⁷.

Не все этнические группы в равной мере успешно проявляют себя на предпринимательской стезе. Например, представители афрокариб- ских народностей (за исключением Кубы), латиноамериканцы (мекси­канцы, пуэрториканцы), а среди выходцев из Европы ирландцы силь­но уступают по своей активности прочим этносам. Но, думается, коренная причина лежит не в расово-биологических особенностях, а скорее в характере социальных отношений, вырабатываемых в процес­се исторического развития того или иного этноса. Так, явно преуспева­ют этнические меньшинства, для которых характерна высокая интен­сивность сетевых связей, через которые оказывается коллективная под­держка соплеменников и их предпринимательских начинаний (что ха­рактеризует, например, многие азиатские этнические группы — на­пример, пакистанцев, корейцев и др.)³⁹⁸.

Идеологические основания предпринимательской деятельности. Конец XX столетия был ознаменован не только появлением предпринима­тельских волн с характерным ростом числа вновь создаваемых предпри­ятий, но и возрождением своего рода героики предпринимательства. С чем связано это явление? Дело в том, что помимо проблем деиндуст­риализации и структурных кризисов большинство привыкших к свое­му лидерству западных стран столкнулось с проблемами поддержания падающей конкурентоспособности многих отраслей национальных хо­зяйств в условиях усиливающейся глобализации рынков, необходимо­стью по-новому встраиваться в глобальные цепи производства и про­

движения товаров. Проблемы эти напрямую связывались также с кризи­сом государственного регулирования и бюрократических хозяйствен­ных организаций. Все это заставило заговорить о необходимости воз­рождения предпринимательского духа, чему способствовал и приход к власти в ведущих западных странах консерваторов, склонных к более либеральной экономической политике.

Зачем же понадобилось вытаскивать из “запасников” подновлен­ные облики отважного фронтьера, свободного фермера, трудолюбиво­го йомена? Возвеличивание предпринимательства таит явные полити­ческие примеси, нечто от сознательно культивируемой мифологии. Это связано в том числе с межпартийной борьбой за поддержку представи­телей “средних классов” (хотя политики борются скорее за голоса не предпринимателей, а мещан, сознательно приукрашенных чертами предпринимателя), и не только с демагогией, придуманной для заши­ты интересов крупного бизнеса — реальных творцов экономической политики (хотя это тоже играет свою роль³⁹⁹). За политическим фасадом скрываются и более глубокие идеологические сдвиги, в том числе стрем­ление подновить и отстоять индивидуалистические ценности — этот оплот западного рационализма. Пропаганда “стремления к достижению” выражает ностальгию по “фаустовскому духу” Это лекарство для встря­хивания “усталых наций”

В этой связи важно отметить, что “предпринимательство”, помимо прочего, выступает еще и как мобилизующая идеологическая схема. Оно обладает практически всеми необходимыми чертами идеологии как си­стемного мировоззрения. Эта идеология содержит набор рационализи­рующих схем, относящихся как к индивидуальному действию, так и к социально-экономическому развитию, поведению фирмы и кругообо­роту национального капитала. Предпринимательство предлагает относи­тельно замкнутую систему ценностных ориентиров, таких, как незави­симость, самореализация, стремление к индивидуальному успеху в осязаемых материальных формах. Идеология раскрепощенного предпри­нимательского духа прокламирует право каждого на хозяйственную ини­циативу, осуществляемую в целях своего материального благосостояния. Она является важным элементом либеральной идеологии, нацеливаю­щей на отвоевание индивидуального жизненного пространства “снизу”

В конце 1980-х гг. идея свободного предпринимательства была вбро­шена и в российское символическое пространство. И многие устреми­лись на поиски “российских протестантов” Как и все прочие мобилиза­ционные схемы, заимствованные из прошлого или вырванные из за- падного контекста, предпринимательство является для России в силь­ной степени мифологической структурой. Но этот миф успешно рабо­тал. В постсоветской России идея свободного предпринимательства стала одним из ключевых элементов концепций контроля, которые господ­ствовали на протяжении 1990-х гг. и легитимизировали масштабные приватизационные процессы. Хотя значение этой идеи выходит далеко за рамки приватизации — к ней апеллировали в рассуждениях о форми­ровании гражданского общества и российского среднего класса⁴⁰⁰.

Заключение. Разработку предпринимательской темы начали эконо­мисты еще в рамках классической политической экономии. Позднее этот предмет был подхвачен психологами и социологами, для которых от­правной точкой становятся действия людей с присущей им сложной, в том числе не экономической, мотивацией. Помимо же экономических функций и психологических склонностей в сферу исследований пред­принимательства экономсоциологами вовлекаются:

• характер и структура деловых сетей, в которые вовлечены пред­приниматели и которые они вокруг себя выстраивают;

• формальные и неформальные правила, которым они следуют в своей хозяйственной деятельности, включая преодолеваемые ад­министративные барьеры, устанавливаемые органами государ­ственной власти;

• социальный состав предпринимательских групп, каналы их рек­рутирования и способы самоидентификации;

• элементы предпринимательской культуры и этики деловых вза­имоотношений;

• выполняемые предпринимательством символические роли, скла­дывающийся вокруг него общественный климат.

Экономическая социология рассматривает предпринимательство не как свод абстрактных принципов, а как составляющую конкретных культурно-исторических типов. Последние несомненно различаются по хозяйственным эпохам и специфичны для разных сообществ, будь то Россия или Китай, Германия или Англия, в пространстве которых раз­ворачивается свой особый хозяйственный дух.

Р аздел 5 ЧЕЛОВЕК В ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

Если революции XVIII столетия утверждали инди­видуализм, то революции XIX столетия проклады­вали путь господству корпораций.

Джон Коммонс. Экономика коллективного действия