4. Борис Годунов.

О Годунове: Пушкин писал о драме нового времени, о шекспировской, говоря условно, драме: «Драма стала заведовать страстями и душою человеческой. Истина страстей, правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах - вот чего требует наш ум от драматического писателя». Его Годунов - да и другие герои трагедии - вполне отвечает этим требованиям. В нем изображены страсти, правдоподобные «в предполагаемых обстоятельствах». Эти страсти и эти обстоятельства и обусловливают все его поступки, мысли, внутренние жесты, речи. Каким выглядит Годунов у Пушкина? Это хитрый деспот, на совести которого убийство царевича; это человек, полный предрассудков, окруживший себя колдунами и гадателями; но это и нежный отец, трогательно преклоняющийся перед наукой, которая неведома ему самому и которую постигает его сын; это мудрый правитель государства. При всей своей противоречивости Годунов Пушкина всегда и во всем остается героем высокого плана и при этом сохраняет верность себе и правде обстоятельств. Это и делает его таким значительным и таким достоверным. В Годунове, в крайностях и сложностях его характера, крупными чертами выступает та историческая эпоха, в которую он жил.

Годунов хорошо понимает, каким жалким может быть тот, в ком «совесть не чиста». Но сам-то он выглядит не только жалким, и даже, чаще всего, совсем не жалким. Он мучается, но мучения его не мелки, не заурядны. Сам он прежде всего высокий - трагически высокий. Басманов говорит о нем:

• «Высокий дух державный.

• Дай бог ему с Отрепьевым проклятым

• Управиться, и много, много он

• Еще добра в России сотворит…».

Его высота дает возможность Пушкину высказывать через него многие собственные мысли о жизни и истории. Например:

• «Живая власть для черни ненавистна,

• Они любить умеют только мертвых»

• «Ты знаешь ход державного правленья

• Не изменяй теченья дел.

• Привычка - Душа держав…»

• «Будь молчалив; не должен царский голос

• На воздухе теряться по-пустому

• Как звон святой, он должен лишь вещать

• Велику скорбь или великий праздник».

Мудрость героя в высокой трагедии оказывается в большой степени и мудростью самого поэта, потому что на самом высоком уровне и герой, и его создатель-поэт соизмеримы и близки в интеллектуальном отношении. В трагедии Пушкина неоднозначным и тоже по-своему высоким выглядит и Дмитрий. И его устами тоже в иных случаях провозглашаются близкие Пушкину истины.

• Стократ священ союз меча и пиры,

• Единый лавр их дружно обвивает.

• Родился я под небом полунощным,

• Но мне знаком латинской музы голос,

• И я люблю парнасские цветы.

• Я верую в пророчества пиитов.

• Нет, не вотще в их пламенной груди

• Кипит восторг: благословится подвиг,

• Его они прославили заране!

В этих словах Димитрия - особенно в словах «Я верую в пророчества пиитов» - звучит собственная пушкинская вера, собственное живое его волнение. Как и Годунов, Димитрий в трагедии Пушкина изображен как герой высокого плана, и это-то и позволяет Пушкину разделять с Димитрием иные его взгляды и идеи - высокие идеи.

В целом, однако, Димитрия, каким его показал Пушкин в своей трагедии, трудно назвать мудрым. Он не столько мудр, сколько молод и по-молодому одарен. Он отважен в бою, находчив на слова и в деле, его мысль всегда быстра и остра. Пушкин называл его милым авантюристом и, отмечая его «романтический и страстный характер», сравнивал его с Генрихом IV: «Подобно ему он храбр, великодушен и хвастлив, подобно ему равнодушен к религий - оба они из политических соображений отрекаются от своей веры, оба любят удовольствия и войну, оба увлекаются несбыточными замыслами, оба являются жертвами заговоров».