Коммуникация не имеет никакой цели

Нелегко принять этот тезис кольцевой, аутопойэтической закрытости системы. Следует некоторое время мысленно экспериментировать с ним, чтобы постепенно увидеть, что он дает. То же самое относится ко второму, тесно связанному с ним тезису. Коммуникация не имеет никакой цели, никакой имманентной энтелехии. Она происходит или не происходит — это все, что можно сказать о ней. […]

Теория рациональности коммуникативного действия ошибочна уже чисто эмпирически

Часто более или менее неявно полагают, что коммуникация нацелена на консенсус, ищет согласия. На этой предпосылке построена теория рациональности коммуникативного действия, разработанная Хабермасом. Тем не менее, она ошибочна уже чисто эмпирически. Можно вступить в коммуникацию, чтобы обозначить разногласия, можно начать спорить, и не существует никакого императивного основания считать поиск согласия более рациональным, нежели поиск разногласий. Это полностью относится к темам и партнерам. Само собой разумеется, что коммуникация невозможна без какого-либо согласия; но она невозможна также и без какого-либо разногласия. Она императивно предполагает, что в отношении тем, в данный момент не актуальных, вопрос согласия или разногласия можно оставить открытым. А в случае актуальных тем — где тут консенсус или разногласие, покуда удовольствие не портится коммуникацией — когда, наконец, нашли парковку и после долгой ходьбы нашли кафе, в котором должен быть лучший в Риме кофе, и выпили пару глотков?

Все коммуникации рискованы

На место энтелехии, направленной на консенсус, системная теория выдвигает иной тезис: коммуникация обостряет вопрос о том, будет ли сообщенная и понятая информация принята или отклонена. Сообщению верят или не верят: коммуникация создает, прежде всего, лишь эти альтернативы и, тем самым риск отклонения. Она форсирует ситуацию решения, будто бы она не существовала без коммуникации. В этом отношении все коммуникации рискованы.

Этот риск является одним из важнейших морфологических факторов, ведущим построению институтов, которые обеспечивают готовностью приема также и в случае невероятных коммуникаций.

Однако возможно также обратное, что мне кажется справедливым для дальневосточных культур: избегают коммуникации с высокой вероятностью быть отклоненной, пытаются исполнять желания до их выражения и тем самым сигнализируют о пределах; содействуют коммуникации, не противореча и не мешая коммуникации тем, что поступает сообщение о ее приеме или отклонении.

Коммуникация удваивает реальность

Таким образом, еще раз иначе повторяя этот важный пункт, коммуникация удваивает реальность. Она создает два ее варианта: вариант «да» и вариант «нет», и тем самым принуждает к селекции. И как раз в том, что теперь должно что-то происходить (пусть это будет явно обсуждаемый обрыв коммуникации), заложен аутопойэзис системы, которая гарантирует себе свою собственную продолжимость.

Таким образом, заострение альтернативы приема или отклонения является ничем иным, нежели аутопойэзисом самой коммуникации. Она дифференцирует позицию присоединения для следующей коммуникации, которая не может строиться ни на достигнутом согласии, ни следовать разногласию, ни пытаться кашировать проблему и избежать щекотливого момента в будущем. Ничто, способное стать коммуникацией, не может избежать этой жесткой бифуркации за единственным исключением: мир (в феноменологическом смысле) в качестве последнего горизонта смысла, в котором все это разыгрывается, и который не квалифицирует себя ни позитивно, ни негативно, не может быть ни принят, ни отклонен, а будет со-производится во всех осмысленных коммуникациях в качестве условия доступности дальнейшей коммуникации.