Глава II. Жажда знаний

Зачем же Фаусту понадобилось заклинать черта и заключать с дьяволом договор? Фауст жаждал знаний – он перепробовал все науки, но он так и не смогу научиться у людей всему, что могло вообразить его сознание. Дьявол же, ассоциирующийся в представлении людей с запретными знаниями – не только магического характера, но и касающееся природы божественного и дьявольского, казался Фаусту способным удовлетворить его желания. Именно из-за знаний Фауст практически без колебаний пожертвовал «блаженством своей души, дал свое согласие злому духу на такое дело и все условия обещался выполнить». Если из этого эпизода исключить элемент договора, который систематизирует и подтверждает соглашение между дьяволом и Фаустом, но не является самоцелью, то остается следующий сюжет: грехопадение ради знания. Многие исследователи, вполне правомерно, связывают этот мотив с грехопадением Адама и Евы, которые были соблазнены дьяволом именно «знанием»³⁷. Вопрос о характере этого «знания» до сих пор открыт и вызывает полемику – то ли оно подразумевало понимание природы вещей, то ли сознание собственный наготы и стыда и пр. Однако в случае с Фаустом это вполне определенный набор категорий, которые были ему интересны: естественные науки, нигромантия и различные ее виды, понимание божественной сути вещей. Эта греховность знаний, амбивалентность добра и зла лежит в центре истории как Адама и Евы, так и легенды о Фаусте. Адам и Ева были наказаны за непослушание Богу, а Фауст – за гордыню, за попытку сравняться с Богом в знаниях и интеллекте³⁸.

Характер вопросов, задаваемых Фаустом дьяволу, определяет одновременно и композицию «народной книги», и иллюстрирует упрочнение Фауста в своей греховности. Несмотря на постоянные «мирские» услаждения, которые герой получает от злого духа (яства, богатство, женщины), Фауст интересуется в первую очередь об источниках нечистой силы, о месте ее обитания, о падении Люцифера, о его силе и т.д. Проводя время в беседах с Мефостофелем, у Фауста и у читателя легенды создается образ царства ада и его правителей, довольно устрашающий, однако до сих пор полный загадок и неясностей, так как злой дух часто о многом недоговаривает Фаусту, лукавит, скрывает, либо ссылается на собственную неосведомленность. Однажды Фауст, услышав от духа, что же ждет грешников в аду, был близок к раскаянию, покаянием и силой своей веры Фауст сумел бы снискать милосердие Бога (опять же тут прослеживается лютеранский тезис – оправдание верой). Но Фауст винит во всем себя и дьявола, соблазнившего его душу и тело, но при этом он так и не обрел веры и не надеялся на милосердие Бога³⁹. Как становится известно уже в следующем параграфе, в тот момент Фаусту еще не поздно было бы раскаяться, но Мефостофель объявляет своеобразную «точку невозврата» - с этой минуты герой навсегда во власти сатаны и его судьба предрешена. На этом и заканчиваются расспросы Фауста о царстве ада и рая: то ли, примирившись со своей судьбой, он решил вести исключительно «эпикурейскую» жизнь, то ли настолько отошел от учения, что действительно уверовал в смерть души вместе с телом.

Следующий круг проблем, интересующих Фауста, состоит уже в устройстве природы, земной жизни: о создании человека, о смене времен года, о движении неба и небесных светил. На вопрос о создании этого мира дьявол, на удивление, излагает концепцию, близкую к античному языческому пониманию акта космогонии – сугубо материалистическому⁴⁰. Фауст осознает, что «Моисей об этом иначе говорит», но он не смеет ничего возразить – он уже не чувствует себя причастным к церкви и не придерживается ее канонов. В этом эпизоде проявляются религиозные конфликты XVI века, которые довольно чутко переживал автор «народной книги». В связи с возрождением античной мысли, возведением ее в идеал, античные идеи о мироздании (почерпнутые у Аристотеля) также получили распространение особенно среди итальянских гуманистов. Эти идеи резко осуждались Лютером и его последователями, что и высказывает автор⁴¹.