40. Стратегические дефекты российской налоговой системы.

Налоговая система, доставшаяся Российской Федерации в наследство от плановой экономики, оказалась принципиально несовместимой с практикой рыночного хозяйствования. Данной системе изначально было внутренне присуще серьезное противоречие. На одной его стороне – чрезмерный для мирного времени (в начале 1990-х гг.) бюджетный дефицит как следствие распада финансовой системы позднего социализма. На другой стороне – необходимость подстегивать экономическую активность предприятий. И если первый процесс требует неустанного поиска дополнительных налоговых поступлений в бюджет, то второй – снижения налогов. Поэтому в ходе рыночной трансформации все постсоциалистические страны сталкиваются с дилеммой: чему отдать предпочтение – налоговому наполнению казны или же стимулированию развития частного сектора путем ослабления налогового гнета (с перспективой расширения налогооблагаемой базы в будущем). Россия унаследовала некоторые базовые принципы хозяйствования, сформировавшиеся в нед­рах советской экономики (а в ней налоги служили в первую очередь фискальным инструментом обеспечения доходов государства и на этой основе – поддержки нерентабельных производств за счет высоко­эффективных). В связи с этим в ней оказался реализованным преимущественно первый подход к решению этого «вечного вопроса» теории налогообложения. Но если в развитых странах избыточный уровень налогообложения производителей товаров и услуг мог оказаться полезным на гребне подъема для антиинфляционного сдерживания бурного экономического роста, то применение его в обстановке российской стагфляции явно не имело под собой сколько-нибудь серьезных теоретических оснований.

Игнорируя факт пребывания отечественной экономики в состоянии беспрецедентного спада, когда объектом всемерной правительственной поддержки закономерно становится совокупный спрос, и недооценивая важность реализации принципа соразмерности налогообложения, финансовые власти резко взвинтили налоговую нагрузку. При этом была сохранена характерная для финансовой системы советского общества ее нацеленность не на прямые налоги, а на косвенные налоговые изъятия. Налог с оборота, оперативный пересмотр ставок которого оказался невозможным в условиях развернувшейся гиперинфляции, был заменен налогом на добавленную стоимость, который гарантирует несравненно большую налоговую эффективность при интенсивно протекающем росте цен. Взимаемый с 1992 г. по ставке в 28%, НДС стал на долгие годы «спасителем»» федерального бюджета от риска чрезмерной несбалансированности. Наряду с ним завышенными в течение долгих лет были и ставки налога на прибыль (45%), социальных взносов во внебюджетные фонды (39,5%) и к тому же существовал личный подоходный налог с прогрессией до 35%. В 1992 г. были введены экспортные пошлины на поставляемые за рубеж российские товары (особенно топливно-сырьевые), ставшие со временем одним из ведущих источников доходов государственного бюджета.

Таким образом, в сложнейшем, запутанном клубке противоречий налоговой системы Российской Федерации важнейшим недостатком являлся до­став­шийся ей по наследству от плановой экономики излишне фискальный­ характер – при отсутствии условий для реализации регулирующей функции налогов. Полная ставка налогообложения в российской экономике оказалась в 1990-е годы на уровне 53–60%, что на 10–15 пунктов выше уровня налогового гнета в большинстве динамично развивающихся стран. Между тем хорошо известно, что в отличие от домохозяйств корпоративный сектор по определению не терпит ущерба для своей хозяйственной деятельности. И если он сталкивается с опережающим ростом своей налоговой нагрузки сравнительно с динамикой объема выпуска, то обычно находит возможность переложить собственные трудности либо на потребителей (взвинчивая цены), либо на работников и акционеров (сокращая оплату труда и выплаты дивидендов). Заметно превысив некое пороговое значение налоговых изъятий прибыли предприятий, фискальные власти еще более ослабили стимулы к развертыванию их инвестиционной активности. В результате верхняя планка чистых инвестиций отечественных предприятий составляла всего 10–15% их валовой прибыли, что в условиях неуклонно увеличивающегося износа основного капитала делало возобновление экономического роста весьма проблематичным.

Безусловное преобладание фискальной функции налогообложения над функцией регулирующей привело к тому, что в 1990-е гг. российская экономика оказалась в так называемой «налоговой ловушке», где рост налоговой нагрузки вовсе не сопровождался увеличением доходов государственного бюджета. Более того, каждый последующий шаг по ее повышению оборачивался сокращением налоговых поступлений в бюджетную систему. Многие предприятия, поставленные в невыносимые налоговые условия, постарались вывести значительную часть своего хозяйственного оборота из-под фискального пресса: от налогов уклонялись, по некоторым оценкам, до 80% всех юридиче­ских и физических лиц. В обстановке нарастающего «налогового терроризма» государства наблюдались уход до 40% отечественного производства в теневую сферу, массированный отток капитала за границу. Российские предприниматели уже к 1997 г. создали за рубежом свыше 60 тыс. оффшорных компаний.

Некоторым объяснением столь жесткой налоговой политики является то, что ее главные черты сформировались в обстановке финансовой катастрофы начала 1990-х гг., и она выступала противовесом нарастающему бюджетному дефициту (трактуемому не в качестве циклического, а как структурный). Этой жестко­сти содействовала и реализуемая Банком России денежно-кредитная политика. Так, антиинфляционный курс на ужесточение последней делал по сути неизбежной сугубо фискальную нацеленность налоговых преобразований. Однако сложившаяся на втором этапе финансового кризиса налоговая система превратилась в сильнейший тормоз хозяйственного развития и мощную угрозу экономической безопасности нашей страны. Она и в настоящее время, по истечении двух десятилетий радикальных рыночных реформ, серьезно препятствует реализации благоприятных возможностей решительного прорыва экономики России в постиндустриальное будущее.

Вплоть до сегодняшнего дня не устранено четко обозначившееся в те годы нарушение принципа равенства обязательств различных отраслей, регионов, факторов производства, хотя внешне дискриминация налогоплательщиков в зависимости от формы собственности, территори­ального расположения выглядит незначительной. Между тем на деле россий­ская система налогообложения вопреки господствующим общемировым тенденциям способствует не ослаблению, а напротив, усилению дифференциации населения. Это проявляется, в частности, в том, что в усло­виях перманентно протекающей инфляции и регулярного повышения минимального размера оплаты труда необлагаемый размер дохода, призванный гарантировать воспроизводство рабочей силы, демонстрирует непозволительную стабильность. Если в Западной Европе необлагаемый минимум доходов составляет сегодня 5–6 тыс. евро в год, то в нашей стране он сведен к смехотворно низкому уровню (хотя в СССР он был равен 70 руб. в месяц, что по нынешним меркам никак не меньше дохода в 7 тыс. руб.). «Действующий в России НДФЛ, – резонно замечает В. Кашин, – исправно срезает заработки граждан, далеко не достигшие даже явно заниженного официального прожиточного минимума. Эти заработки в экономическом смысле не могут считаться «доходом» (по сути, это – компенсация затрат на возмещение товара «рабочая сила», причем компенсация далеко не полная)»¹¹⁹.

Кроме того, при многократном пересмотре с 1991 по 2000 гг. ставок подоходного налога на физических лиц в сторону понижения лишь одна ставка – в 12%, по которой облагались доходы наименее обеспеченных рос­сиян, не подвергалась пересмотру ни разу, а в 2001 г. и вовсе была повышена до 13%. Известно, что инструментом ослабления степени регрессивности НДС в мировой практике выступает различие его ставок по товарным группам в зависимости от степени насущности тех или иных личных потребностей населения. Так, если товары первой необходимости облагаются в Италии льготными налоговыми ставками в 2 или 9%, то те же продоволь­ственные товары, реализуемые через рестораны, а также бензин и нефте­продукты – уже в 18%, а в цены предметов роскоши (спортивных авто­мобилей, мехов, ювелирных изделий и т.п.) включаются налоги в 38%. Столь обширной дифференциации ставок НДС в России не наблюдается и по сей день. Налоговая дискриминация наименее состоятельных россиян происходила в первое десятилетие ХXI в. и в результате введения Налоговым кодексом Российской Федерации регрессивной шкалы единого социального налога, при которой его ставка резко сокращалась по мере повышения уровня заработной платы на предприятии. Формально нацеленная на выведение крупных заработков из «тени», такая налоговая новация на деле стала всего лишь очередной несправедливостью распределительных отношений: пенсии высокооплачиваемых россиян фактически финансируются теми их согражданами, чья заработная плата существенно ниже. Понятно, что в подобных условиях нынешний чудовищный дефицит Пенсионного фонда становится безальтернативным.

Именно неадекватная налоговая политика стала в нашей стране ведущим фактором, предопределившим избыточную дифференциацию населения по уровню доходов и накопленному богатству ¹²⁰. В современном обществе аксиомой считается нерациональность изъятия через налоги денег у малообеспеченных семей одновременно с их включением в систему государственного социального обеспечения. Гораздо рациональнее сразу же оставить данные средства у малообеспеченных домохозяйств, поскольку это существенно экономит бюджетные средства на функционирование перераспределительной системы и сокращает их потери в связи со сформулированной А. Оукеном проблемой «дырявого ведра» государственной социальной помощи (когда из каждых 350 дол. доходов, изымаемых посредством налогов у бедных, до 250 дол. безвозвратно теряется в ходе их перекачивания через бюджетную систему). Между тем вследствие преобладания в структуре отечественной налоговой системы косвенных налогов – взимаемых фактически по регрессивным ставкам – над налогами прямыми, основными налогоплательщи­ка­ми в России являются лица не с высокими, а средними и низкими­ доходами, расходующие почти весь свой доход на приобретение необходимых товаров и услуг, а значит, подпадающие под интенсивное косвенное налогообложение.

Это обстоятельство выделяет нашу страну из числа не только государств с социально ориентированной экономикой, но и с экономикой либеральной. Так, в 2004 г. всего 0,1% богатейших американцев внесли в государственную казну 17,4% налогов, уплачиваемых физическими лицами, в то время как 50% беднейших граждан США – всего 3,3%. В России же состоятельные семьи имеют в своем распоряжении многочисленные, в том числе легальные, способы ухода от выполнения своих обязательств перед бюджетом. Это, например, маскировка личных расходов под корпоративные (автомобили, квартиры, мебель, офисная техника и др.), трансформация заработной платы, которая становится в результате явно «избыточной», в не облагаемый налогом процентный доход, получение директорами и высшими управляющими компаний дополнительных доходов под видом бонусов, ссуд, гонораров и т.п. Одновременно с этим­ включение в цены товаров первой необходимости (например, в лекарства, применяемые при профилактике наиболее опасных для жителей нашей планеты заболеваний системы кровообращения) НДС и тамо­женных пошлин фактически нацеливает отечественную систему налогообложения на стимулирование сокращения численности населения Российской Федерации. Мировая практика доказывает, что налогообложение низких доходов влечет за собой выход значительной части населения из состава рабочей силы и пополнение ею рядов получателей трансфертов, а также расширение теневой, нелегальной занятости. Именно акцент на избыточное обложение фонда заработной платы закономерно приводил к тому, что в 2003 г. объем скрытой оплаты труда превышал 2 трлн руб., или 16,3% ВВП, что приводило к недополучению бюджетами разного уровня суммы в 500–600 млрд руб. в год.

Бесспорным противоречием отечественной налоговой системы и по сей день является тот факт, что, с одной стороны, вклад труда как фактора производства (при невысокой по мировым меркам его оплате) в прирост ВВП заметно ниже вклада других факторов, а с другой – на практике реализуется стремление значительную долю налоговых поступлений в бюджет получить за счет обложения именно доходов работающих по найму. В годы рыночной трансформации маятник социально-экономической политики в России резко качнулся от прежней защиты интересов лиц наемного труда к защите интересов капитала. В результате именно собственники трудовых ресурсов несут сегодня, в конечном счете, основное бремя налогообложения. Направляя подавляющую часть своих доходов на приобретение потребительских товаров, они перечисляют в бюджетную систему несравнимо большую, нежели представители бизнеса, долю бюджета своих семей через НДС. Этот ведущий российский налог, по сути, является регрессивным, поскольку состоятельные люди, получающие доходы далеко не только от труда, большую долю своего дохода сберегают и тем самым выводят ее из-под налогообложения данного типа. Поэтому для обеспечения большей справедливости налогообложения (достижения хотя бы его пропорциональности) в налоговой теории считается безусловно необходимым введение прогрессивных подоходных налогов, призванных нейтрализовать дискриминирующий бедняков перераспределительный эффект косвенных налоговых изъятий. Но поскольку в России уже долгие годы сохраняется пропорциональная ставка НДФЛ, постольку именно те покупатели, уровень жизни которых ниже средней отметки, имея вынужденно невысокую предельную склонность к сбережению, являются ведущими налоговыми «донорами» бюджетной системы. Для них, располагающих заметно меньшим семейным бюджетом, бесспорно, гораздо сложнее расставаться с 13%-ным подоходным налогом. 26%-ный единый социальный налог фактически ложился тяжким грузом опять-таки на тех россиян, чьим единственным фактором производства является способность к труду. Получалось, что заработки большинства наемных работников облагались у нас суммарным налогом около 40% (26% ЕСН + 13% НДФЛ). С 2011 г. это налоговое бремя еще более возросло в связи с дальнейшим взвинчиванием (до 34,2%) ставки страховых взносов. Выходит, что степень участия труда в укреплении доходной части российского государственного бюджета обратно пропорциональна его вкладу в разрушение и дезорганизацию хозяйственной жизни (по оценке С. Губанова, она составляет 0%, в то время как вклад частного капитала – 97%) и прямо пропорциональна его роли в выживании и жизнеобеспечении отечественной экономики (100% и 0% соответственно)¹²¹. В то же время, как отмечает А. Шевяков, подавляющая часть доходов более состоятельной части населения России уводится государством из-под налогообложения, поскольку получаемые ими дивиденды, проценты по депозитам или доходы от аренды собственности облагаются по налоговым ставкам, не превышающим 6–13%.¹²². «А те, кто живет не на зарплату, а на доходы в виде дивидендов, банковского процента или с аренды, платят с них в разы меньше. Например, в случае хранения вкладов под проценты Центробанка – вообще ничего, с предпринимательства – 6%, дивидендов – 9%, с аренды собственности – 13%»¹²³.

Острое несоответствие сложившегося механизма налогообложения различных факторов производства принципу равенства обязательств, как яркое проявление доминирования капитала над трудом в российском обществе, находит отражение и в том, что в Налоговый кодекс не включены столь важнейшие категории, как «рента природных ресурсов» или «дополнительный доход» от использования природных богатств нашей страны. Объединяя понятия «рента» и «прибыль» и облагая их налогом по единой ставке, законодатели тем самым лишили государственный бюджет немалых поступлений. Так, предприятиями газовой промышленности в 2002 г. было перечислено в россий­ский бюджет акцизов 130 млрд руб., налога на добычу полезных ископаемых – 17 млрд руб., экспортных пошлин – 31 млрд руб. Еще 80 млрд руб. получила казна в виде НДС от продажи газа на внутреннем рынке. Однако отмеченные доходы бюджета (примерно 260 млрд руб.) составили всего четверть реализованной газовиками природной ренты. Конечно, еще часть ее уловлена бюджетной системой в форме налога на прибыль и ЕСН. Немалая доля потенциальных доходов «Газпрома» направляется на поддержание заниженных внутренних цен на газ (включая цены для некоторых экс-советских республик, например, Беларуси и Украины)¹²⁴. Однако и после этого еще несколько сотен миллиардов рублей природной ренты проходили мимо федерального бюджета, оседая в частном кармане.

Кроме нефтегазовой отрасли рентные доходы по сей день присваивают предприниматели, функционирующие в угольной, лесной промышленности, черной и цветной металлургии, добывающие золото­ и алмазы, ведущие рыбный промысел и т.п. Поэтому серьезным дефектом налоговой системы следует признать недостаточный учет такой особенности нашей страны, как беспрецедентное богатство ее недр, вследствие чего основную тяжесть подоходного налогообложения следует возлагать не на заработную плату и даже не как капитал, а на рентный доход, подавляющая часть которого должна направляться в консолидированный бюджет Российской Федерации. Не пожелав в до­статочной степени учитывать зарубежный опыт эффективного налогообложения (который состоит в существенном превышении масштабов изъятия природной ренты по сравнению с действительно заработанной предприятиями прибылью), установив в интересах олигархических кланов, допущенных к недропользованию и обогащающихся с невиданной в истории скоростью, непозволительно низкий уровень ресурсных платежей, власти не только серьезно оголили бюджеты различного уровня, но и спровоцировали продолжающееся поныне превращение нашей страны в сырьевой придаток мировой экономики.

Не секрет, что, будучи гораздо более трудоемкими, предприятия обрабатывающих отраслей несут основную тяжесть масштабных взносов во внебюджетные социальные фонды. Сочетание высоких ставок страховых взносов и налога на добавленную стоимость приводит, по сути, к двойному налогообложению фонда оплаты труда и обрекает эти отрасли, в которых традиционно высока доля заработной платы в структуре издержек производства, на прогрессирующее обнищание. Именно подобный подход в ограничительной налоговой политике, нацеленной на преодоление инфляции, внес серьезнейший вклад в эволюцию Российской Федерации в рамках модели «сырьевого государства». Однобокое развитие российской экономики является непосредственным результатом искусственно созданной налоговым ведомством сверхдоходности добывающей промышленности, которая дестимулирует вложение капиталов в конечные отрасли материального производства и социально-культурную сферу. Нынешнее же соотношение ставок страховых взносов (30%) и налога на прибыль (20%) неизбежно повлечет за собой либо очередную фальсификацию отчетности предприятий (как фактор раздувания доли теневой зарплаты), либо дальнейший отход от рациональной пропорции между заработной платой и прибылью в структуре национального дохода страны в пользу последней, что через торможение динамики потребительского спроса населения в свою очередь крайне негативно отразится на темпах роста российской экономики.

Чрезмерное налогообложение труда как фактора производства приводит к тому, что весомые отчисления от фонда заработной платы во внебюджетные социальные фонды вызывают резкий рост издержек производства. Механическое заимствование опыта развитых западных стран с социально ориентированной экономикой неминуемо приводит к избыточному налогообложению реального сектора, которое в усло­виях все более открывающейся экономики и ожесточенной конкуренции на мировом рынке закономерно делает продукцию нашей страны излишне дорогой. Выходит, что наличие тяжелой «социальной гири» вы­ступает немаловажным фактором подрыва ценовой конкурентоспособности национального, обслуживающего внутренний рынок бизнеса. Подрывает ее и тот факт, что будучи заинтересованными в мини­мизации заявляемой налоговым ведомствам прибыли, предприятия искусственно завышают уровень издержек производства, что зачастую делает национальную экономику еще более затратной, чем в дореформенный период. Такая заинтересованность в условиях, когда конкурентная среда­ не была еще сформирована, еще сильнее раскручивала маховик неуклонного нарастания общего уровня цен. Высокая степень инфляционности экономики объясняется также завышенными ставками НДС, из-за которых розничная цена большинства отечественных товаров в ходе их движения к по­требителю превосходит оптовую цену производителя примерно вдвое.

Дополнительные трудности в плане реализации принципа равенства налоговых обязательств создает распространение Интернета, фор­ми­рующего для бизнеса принципиально новый канал перемещения товаров и услуг от продавца одной страны к покупателю другой, что серьезно облегчает предприятиям (особенно торговым) уход из-под налогообложения и минимизацию тем самым своих издержек. Противо­речие между усиливающимся глобальным характером современной экономики и сохраняющимся пока что локальным характером налоговых систем начинает отчетливо проявляться и в нашей стране, порождая еще большую дискриминацию наемного труда как объективно гораздо менее подвижного фактора производства по отношению к капи­талу, расширяющему возможности перемещения активов в зоны налогового благоприятствования.

Ярко выраженная регрессивность российского налогообложения, ее неравномерность проявляется и применительно к различным сферам­ экономической деятельности. Так, доля отраслей материального производства (промышленности, связи и др., кроме сельского хозяйства), жестко привязанных к той или иной территории, в доходах государственного бюджета оказывается существенно выше их вклада в создание ВВП. В то же время ситуация в так называемых мобильных видах деятельности, способных с легкостью быть перенесенными за пределы­ государства (финансовые операции, посреднические услуги, рекламная деятельность, сделки с ценными бумагами и др.) и характеризующихся низким налоговым контролем, диаметрально противоположна. В результате в одних сферах хозяйственной деятельности существуют неразумно­ низкие налоги, в то время как основное налоговое бремя несут крупные промышленные предприятия – из-за несравненно меньших возможностей уклонения от выполнения ими своих обязательств перед бюджетной системой по подоходному налогу, налогу на имущество и социальным взносам. Вместе с тем известно, что правительствами развитых стран уже давно введен фактический запрет на налогооб­ложение реального капитала. При формальном сохранении налоговой ставки в 20–35% на «заработанный» предприятиями доход (применяемой лишь в случае его вывода из сферы производства в сферу потребле­ния – на выплату дивидендов, премирование персонала и т.п.) наличие щедрых амортизационных льгот и стимулов для реинвестирования прибыли в развитие предприятий объективно толкает фактическую ставку налогообложения к нулю.

Серьезные перекосы в реализации принципа справедливости налогообложения можно обнаружить на различных уровнях финансовой системы. Если федеральный бюджет неуклонно укрепляет свою доходную базу за счет самых крупных и намного легче собираемых налогов, то подавляющая часть бюджетов субъектов Российской Федерации не наделена самостоятельными налоговыми источниками, адекватными объему их конституционных обязательств. «Сбрасывая» регионам бремя выполнения своих бюджетных обязательств (содержание объектов социально-культурной сферы, ЖКХ, обеспечение монетизации льгот и др.), федеральная власть в то же время лишает их финансовых основ осущест­вления своих социально-экономических функций. В этих условиях даже трансферты регионам (усиливающие их зависимость от центральных властей) не обеспечивают справедливости во взаимоотношениях разных уровней финансовой системы. К тому же многие вполне благополучные субъекты Российской Федерации получили возможность направлять в федеральный бюджет несравненно меньшую долю собираемых на их территории доходов. Так, при среднероссийском уровне подобных отчислений в 41%, Башкортостан перечислял всего 18,5%, а Татарстан и того меньше – 13,4%. В результате неуклонно нарастает дифференциация субъектов Российской Федерации по бюджетной обеспеченности, даже если не принимать в расчет гигантские отличия Москвы от наименее развитых регио­нов по данному показателю. Так, расходная часть консолидированного­ бюджета Ульяновской области составляла в 2005 г. всего около 13,3 млрд руб., в то время как Самарской области — 52,8, а Татарстана — 87,8 млрд руб.¹²⁵

Налоговая система, как известно, может дискриминировать как старшее поколение в пользу молодого, так и, напротив, наносить ущерб расширенному воспроизводству населения путем избыточной финансовой подпитки пожилых его представителей. Для российского механизма налогообложения характерен последний вариант дискриминации, что находит выражение как в форме опережающего роста пенсий сравнительно с детскими пособиями и стипендиями, так и в накоплении государственного долга сегодня в расчете на его погашение в будущем за счет дополнительных налоговых изъятий у нынешней молодежи. В современной России специфика перераспределительной функции налогов проявляется и в расходовании немалой части фонда финансовых резервов на покрытие дефицита пенсионного фонда – при нежелании тратить его на поддержание, скажем, сферы ипотечного кредитования молодых семей.

Российская налоговая система, сформированная на втором этапе финансового кризиса, не учитывала в должной мере и принцип эффективности налогообложения. В немалой степени это было обусловлено гипертрофированным раздуванием значимости такого инструмента финансовой политики, как налоговые льготы. Превалирование интервенционистской концепции налогообложения над концепцией нейтралистской приводило к тому, что мотивация хозяйственных руководителей зачастую была ориентирована вовсе не на рост эффективности производства, а на построение «режима наибольшего благоприятствования» с органами власти, которые, будучи нередко коррумпированными, попросту торговали своими возможностями вывода немалой доли доходов и имущества фирм из-под налогообложения. Более того, получив налоговые преференции, предприятия-льготники начинали затем оказывать платные услуги по сокращению налогового бремени своим клиентам, заключая с ними разнообразные реальные и фиктивные сделки. В последние десятилетия в мировой практике возобладал подход, в соответствии с которым эффективность налоговых льгот (как разновидности субсидий) может быть достигнута лишь в случае максимальной их концентрации в точках экономического роста. В таком случае поддерживаемые инструментом налоговых преференций отрасли-локомотивы хозяйственного возрождения страны вытягивают за собой многозвенную цепь сопряженных производств и через наращивание налоговых поступлений с лихвой компенсируют первоначальные расходы бюджета на свою поддержку. Однако подобный концептуальный подход к льготированию в России по сей день далек от реализации.

Не обеспечили реализацию принципа эффективности и попытки копирования в 1990-е гг. модели налогообложения, используемой в индустриально развитых странах. Основанная (до 2001 г.) на прогрессивном налогообложении доходов граждан, добровольно декларируемых последними, данная модель требовала колоссальных единовременных инвестиций и текущих затрат на переоснащение и компьютеризацию налоговых органов, на переподготовку кадров, учет недвижимости, контроль за крупными расходами и вывозом капитала и т.п. Отсутствие в бюджете требуемых для этого средств приводило к тому, что налоговые службы успевали реально проверять декларации не более 1,5–2% налогоплательщиков, что мотивировало их к серьезным искажениям своей отчетности. Эффективность подобной системы налогообложения может проявиться только на достаточно высокой ступени социально-экономического развития, когда общество, состоящее преимущественно из весьма состоятельных граждан (и налогоплательщиков), не только окажется способным изыскать огромные средства на ее функционирование, но и при предоставлении собственной отчетности о доходах будет в состоянии всерьез осознать свои моральные обязательства перед относительно бедными согражданами¹²⁶. Для постсоциалистических стран, обремененных бюджетными неурядицами, где уровень жизни невысок, зачастую важнее обеспечить максимальную техническую простоту системы­ сбора налогов и тем самым свести к минимуму затраты государственных средств на ее более или менее бесперебойное функционирование. Это выражается в ряде случаев во временном установлении «плоской» шкалы подоходного налогообложения физических лиц, хотя подобный шаг и вступает в непримиримое противоречие с принципом справедливости.

В российской налоговой системе до сих пор не найден и оптимальный баланс между стабильностью и гибкостью. В попытках вывода страны из беспрецедентного инвестиционного кризиса власти осуществляют неустанный пересмотр налоговых ставок, что само по себе становится мощным фактором, дестимулирующим инвестиции. Впрочем, подобная нестабильность объясняется не только очевидным отсутствием стройной концепции взимания налогов, но и неизбежным в условиях рыночной трансформации перманентным изменением механизма налогообложения в условиях динамично меняющейся экономической системы.

Отмеченные масштабные несовершенства налоговой системы наряду с отмеченными выше стратегическими дефектами бюджетной политики российского государства не могли со временем не спровоцировать очередное усиление кризисных потрясений финансовой системы. Возложив в начале 1990-х гг. основную тяжесть налогообложения на трудящихся россиян с невысоким уровнем жизни, последовательно урезая их социальные гарантии и воспроизводя тем самым парадокс бережливости, власти активно формировали предпосылки для финансово-экономических потрясений 1998 и 2009 гг., решающим внутренним фактором развертывания которых стало сокращение потребительского, а затем и инвестиционного спроса на выпускаемую в России продукцию.