28. Стратегические дефекты модели сырьевого государства и потребность в смене социально-экономической модели.

Сырьевые государства, на которые накладывается «ресурсное проклятье» (парадокс изобилия), сталкиваются с необходимостью неустанно бороться с регулярными вспышками безработицы, нищетой немалой части своего населения. А подрыв международной конкурентоспособности значительной доли отраслей и производств порождает парадоксальную ситуацию, когда при неуклонно расширяющемся экспорте сырья само соотношение экспорта к ВВП может даже сокращаться, что делает страну менее открытой внешнему миру. Деградация высокотехнологичных отраслей не могла не отразиться на кардинальных сдвигах в интеллектуальном потенциале россиян. Взаимосвязанное сокращение уровня занятости и заработков лиц, пока еще сохранивших свое рабочее место, переводит Россию в разряд государств с ярко выраженной несправедливостью распределения доходов. Известно, что существует прямая пропорциональная зависимость между удельным весом добывающих отраслей в структуре ВВП и коэффициентом Джини.

Мировой опыт показывает, что многие нефтеэкспортирующие страны, извлекающие основную прибыль не из конечной, а из промежуточной продукции, не только обрекают свою экономику на жесткую зависимость от конъюнктуры мирового топливного рынка,⁷¹ но и неизбежно проигрывают на длительном временном интервале соревнование в уровне жизни населения странам, лишенным богатых месторождений, но с лихвой компенсирующим данный дефект опережающим наращиванием продукции с высокой добавленной стоимостью. Современным примером подобного внешне не очень понятного (при поверхностном рассмотрении) сопоставления темпов может являться стагнация в динамике благосостояния жителей нефтеносной Саудовской Аравии и неуклонное вхождение в число мировых лидеров по уровню жизни все большего количества государств Юго-Восточной Азии, которых природа наградила ресурсами в несравненно меньшей степени.

Ответ на вопрос о причинах такого диссонанса в динамике уровня жизни можно обнаружить в отмеченных выше механизмах «голландской болезни», которая закономерно замедляет динамику ВВП и, соответственно, уровня реальных доходов в странах, интенсивно эксплуатирующих извлеченные из своих недр природные богатства. Получая от своих зарубежных потребителей немалые валютные поступления и направляя определенную их часть на реализацию потребительских амбиций своих граждан, власти, например, нефтедобывающих стран, конечно же, вначале добиваются серьезного всплеска в благосостоянии и временно поднимаются по его уровню в мировом рейтинге. Однако неуклонное и избыточное укрепление реального курса национальной валюты и удорожание вследствие этого отечественной продукции (с неизбежным вытеснением ее на внешнем и внутреннем рынках конкурентами из-за рубежа) приводит к закономерному сокращению экспорта и, самое главное, к взрывному наращиванию импорта. А это не только ухудшает состояние торгового баланса (как компонента ВВП), значит, и уровня жизни, но и провоцирует остановку множества предприятий, сокращение занятости в стране с соответствующими последствиями для общественного благосостояния.

И если центральный банк в своем стремлении к нейтрализации угрозы нарастающей безработицы прибегнет к запуску механизма форсированного приобретения поступающей в страну иностранной валюты (искусственно ослабляя тем самым валюту национальную), то данный механизм приводит опять-таки к временному улучшению ситуации на рынках товаров и труда, что может переломить тенденцию к стагнации доходов. Однако неумолимо поступающая на денежный рынок национальная валюта постепенно нагнетает ценовую динамику и через механизм инфляционного налога начинает перекачивать финансовые ресурсы от наименее обеспеченных граждан в сторону более состоятельных. Поэтому противодействие «голландской болезни» действиями центрального банка едва ли можно расценивать в качестве результативного социального регулирования. Более того, подобная его валютная политика обрекает страну на дальнейшее усиление подоходной дифференциации ее жителей во вполне обозримом будущем. А реальное укрепление рубля все равно станет свершившимся фактом – через инфляцию, развертывающуюся более быстрыми темпами по сравнению с падающим номинальным валютным курсом .

Модель экспортоориентированного роста на базе сырьевых секторов оказывается не в состоянии обеспечить устойчивое наращивание ВВП не только потому, что ее характеристикой выступают невысокий уровень занятости, а значит, и относительно небольшой вклад в рост доходов населения и массового потребительского спроса. Непредсказуемость ценовой конъюнктуры на мировых рынках топлива и сырья закономерно отвращает собственников соответствующих компаний от реализации сколько-нибудь масштабных инвестиционных планов, от запуска передовых технологий – тем более что сами технологии вылова рыбы, вырубки леса, да и выкачивания нефти и газа из недр не сильно изменились за последние десятилетия.

Таким образом, однобокая ориентация на наращивание топливно-сырьевого экспорта тормозит развертывание научно-технического прогресса в нашей стране. По мере разрушения наукоемких, высокотехнологичных производств без работы, а значит, без средств к существованию остаются многие квалифицированные работники, в подготовку которых ранее были вложены немалые средства. Это вызывает чудовищную утечку мозгов, которая может быть как внешней, связанной с эмиграцией ученых и специалистов, так и внутренней – гораздо более масштабной. В последнем случае деинтеллектуализация российского общества проявляется либо в вынужденной смене людьми своей специальности (с утратой квалификации, но с приобретением достойного заработка), либо в ухудшении качества трудовой деятельности на своем прежнем рабочем месте: неустанный поиск дополнительных источников дохода означает фактический уход опытных специалистов из сферы производства знаний. Что же касается молодых людей, то у многих из них в подобной обстановке утрачиваются стимулы к выбору высокоинтеллектуальной профессии.

По мере сокращения затрат на НИОКР и оттока талантливых специалистов за границу (а также в сырьевые и другие отрасли с более высокой оплатой труда) стране приходилось лишь пассивно потреблять результаты НТП, генерируемые за рубежом, уплачивая при покупке продукции зарубежного высокотехнологичного комплекса огромную технологическую ренту. Причем весьма символично, что расширение импорта дорогостоящей машиностроительной продукции зачастую преследует цель всего лишь дальнейшего наращивания добычи топлива и сырья. Неизбежное в таком случае удорожание компонентов отечественного экспорта делает его еще менее эффективным, тем более в обстановке повышающегося обменного курса рубля. Развивая преимущественно капиталоемкие отрасли добывающей промышленности, начиная осваивать все более отдаленные от центра районы, Россия, как и другие страны с экспортно ориентированной сырьевой моделью, объективно сталкивается с ростом капитальных и текущих затрат на выполнение своей «исторической миссии» обеспечения развитых стран стратегическим сырьем.

Эволюционируя в жестких рамках модели сырьевого государства, российская экономика оказывается в определяющей зависимости от динамики мировых цен на нефть, которые, будучи объективно крайне неустойчивыми, обрекают нашу страну на нестабильность ее финансового состояния и инвестиционной привлекательности во всей обозримой перспективе. Так, в первой половине 1998 г. в условиях быстрого снижения нефтяных цен практически все государства-нефтеэкспортеры оказались перед необходимостью резкого сокращения своих расходов до уровня, адекватного заметно сжавшимся бюджетным доходам.

К примеру, совершив такое секвестирование своего бюджета четыре раза, правительство Венесуэлы сразу столкнулось с мощным комплексом негативных социально-экономических проблем. Во избежание аналогичных последствий в нашей стране сегодня является фактически безальтернативной переориентация национального хозяйства в направлении сокращения удельного веса сырьевых отраслей и формирования его диверсифицированной структуры. Тем более что подверженность российской экономики «голландской болезни» не только влечет за собой стремительное исчерпание потенциала импортозамещения, но и оказывает крайне негативное влияние на сами экспортно-ориентированные секторы, объективно заинтересованные в постепенном ослаблении (пропорционально темпам внутренней инфляции) рубля.

Помимо негативных последствий для отраслей, выпускающих продукцию с высокой долей добавленной стоимости, изобилие резко подорожавших на мировом рынке природных ресурсов может сыграть злую шутку с нашей страной и в другом плане. Высокие мировые цены на нефть чрезвычайно затрудняют сам переход к рыночной экономике, делая не столь безальтернативным дальнейшее развертывание необходимых для этого реформ. К тому же опрометчивые надежды властей на золотой дождь нефтедолларов приводят к наращиванию – даже с опережением их поступления в страну – правительственных расходов с адекватным сжатием доли частного сектора в структуре отношений собственности.

Впрочем, крайне упрощенным явился бы вывод о том, что высокий удельный вес топливно-энергетического комплекса и, соответственно, низкая степень диверсификации экспорта, характерные для современной российской экономики, выступают ее однозначными дефектами. В обстановке глобального финансово-экономического кризиса последних лет эти специфические черты российской модели в немалой степени явились ее спасителями. В условиях, когда спрос на конечную (прежде всего машиностроительную) продукцию в мире резко сократился, такие ведущие державы, как Япония, Германия, Италия, Великобритания оказались в состоянии затяжной рецессии (охватившей, по крайней мере, их экспортоориентированный автомобильный сегмент), в то время как российский экспорт стал уже постепенно нарастать вслед за потянувшимися снова вверх нефтяными ценами. Думается, что если бы машиностроительный комплекс уже в 2007 г. превратился в двигатель расширения открытой внешнему миру экономики России, то кризисное сокращение объема ВВП нашей страны могло бы стать еще более глубоким.

Таким образом, при выработке целевого ориентира российской структурной политики следует учитывать, что абсолютно необходимый сегодня нашей стране устойчивый экономический рост темпом 5–7% в год в рамках модели сырьевого государства принципиально невозможен. Поддержание в будущем топливно-сырьевой ориентации экономики не приблизит Россию к странам «Большой семерки», представляющей собой достаточно замкнутый круг договаривающихся партнеров, которые держат в своих руках весь остальной мир и направляют его хозяйственное развитие в русло своих долгосрочных интересов. Более того, в этом случае наша страна не сможет примкнуть даже к группе государств-сателлитов (Испания, Австрия, Швеция, Австралия и др.). Формально они независимы, но фактически подчинены более сильным государствам первой группы: безропотно исполняют их волевые решения, но в целом довольны качеством своей жизни. Удел России при ее движении в рамках сырьевой модели – превратиться в конце концов в страну третьего мира, где тенденции эволюции задаются извне и развиваются те отрасли и сферы хозяйства, которые первые две группы стран поддерживать у себя по каким-либо причинам (например, в силу их чрезмерной природоемкости или ресурсорасточительности) не желают.

Поэтому интересы сохранения России в числе относительно независимых субъектов мирового хозяйства диктуют необходимость смены ныне сохраняющейся модели на такую, которая бы обеспечивала преимущественный рост производства продукции с высокой добавленной стоимостью, неуклонное повышение эффективности использования сохранившегося природного, физического и человеческого капитала. Даже в начале XXI в., после масштабного экономического кризиса, Россия по уровню национального богатства в расчете на душу населения (400 тыс. дол.) сохраняет за собой третье место в мире – после США и Японии. При этом главным компонентом богатства нашей страны является не только и даже не столько природный капитал (составляющий, по оценке С. Валентея и Л. Нестерова, 150 тыс. дол. на каждого россиянина⁷²), сколько накопленный человеческий капитал, оцениваемый в 200 тыс. дол. на человека. По данным швейцарского института Бери, ежегодно производящего расчет качества рабочей силы, Россия и сегодня находится по этому показателю в середине второй десятки из 49 обладающих значительным кадровым потенциалом стран (53 балла по 100-балльной шкале).

Столь масштабный человеческий потенциал отечественной экономической системы, огромные интеллектуальные возможности ее субъектов позволяют серьезно диверсифицировать национальную экономику за счет решительного отхода от сугубо сырьевой ориентации производства и экспорта. «Движущей силой конкурентного развития, – подчеркивает С.Губанов,– служит производство высокотехнологичной ренты, а не извлечение и перераспределение сырьевой».⁷³ В противовес экономике, основанной на эксплуатации природных богатств, в Российской Федерации должна быть сформирована модель экономики, основанной на знаниях, которая характерна для развитых стран современного мира.