Пути модернизации

В XIX в., как и прежде, развитие капитализма шло неравномерно, несинхронно. Расстановка сил, состав «центра» и «периферии» постоянно менялись по мере нарастания конкурентной борьбы между державами. Сложные экономические процессы были неразрывно связаны с политической жизнью и определяли место той или иной страны в мире. При этом для ряда государств (Россия, Германия и др.) неотложной задачей оставалась ликвидация остатков феодальной системы.

Модернизация, охватившая страны Европы в XIX в., настолько часто сопровождалась революциями, что может создаться впечатление, будто они -- обязательный элемент становления капитализма. Одна только Франция после революции 1789--1794 гг. пережила в XIX в. еще три (в 1830, 1848 и 1871 гг.). Революции сотрясали также Испанию и Италию, в меньшей степени -- Германию и Австрию. Дважды революционные волны прокатывались по Европе синхронно (в 1830 и 1848 гг.). И все же опыт некоторых стран (например, скандинавских) позволяет говорить, что модернизация вполне могла быть осуществлена и эволюционным путем, без применения насилия.

В начале XIX в. важную роль в расширении сферы модернизации сыграли наполеоновские войны. Конечно, страны «периферии», ставшие частью огромной империи Наполеона, испытывали на себе все тяготы (материальные и моральные) побежденных. Но вместе с тем на них распространялся и весь комплекс буржуазных реформ, проведенных Наполеоном во Франции: отмена феодальных привилегий, секуляризация церковных земель, установление демократических свобод и гражданского равенства. Положительные результаты этих преобразований были столь значительны, что их не смог перечеркнуть даже развал империи Наполеона и восстановление независимости покоренных стран.

К концу XIX в. Германия, завершив национальное объединение (1871), делает грандиозный скачок и становится первой промышленной державой в Европе и второй в мире (после США). Заметно ускорилось после национального объединения и экономическое развитие Италии. Особенно быстро развивался север страны, но аграрный юг, где довольно долго сохранялись помещичьи хозяйства и полуфеодальные формы зависимости крестьян, тормозил движение вперед. И все-таки к концу XIX в. Италия окрепла настолько, что даже смогла принять участие в борьбе за колонии (правда, не на первых ролях).

Противоположный пример являла собой Испания, где абсолютистская монархия не желала сдавать позиции. С потерей почти всей своей гигантской колониальной империи Испания лишилась и важного источника доходов. Она оставалась полуфеодальной страной, промышленность развивалась крайне медленно. Ключевые позиции в испанской экономике оказались в руках иностранного капитала, и страна надолго превратилась в сырьевой придаток ведущих держав.

Перераспределение сил шло и в европейском «центре»: прежние лидеры вынуждены были постепенно уступать свои позиции под натиском молодых капиталистических держав, в которых индустриализация началась позднее. Но это как раз и позволяло провести ее на более высоком техническом уровне, не перестраивая прежних структур, которые, в сущности, еще не сложились. А вот, например, Англия, родина промышленного переворота, оказалась в сложном положении. Ей пришлось уступить свое первенство США, а затем и Германии. Отчаянные попытки англичан сохранить прежние темпы развития привели в конце XIX в. к тяжелым экономическим кризисам.

В целом медленно шло развитие капитализма и модернизация во Франции. Уровень концентрации производства оставался низким, в стране сохранялось множество мелких и средних предприятий. Правда, по концентрации банковского капитала Франция опережала другие страны. К концу XIX в. несколько крупных банков концентрировали в своих руках до 75% финансов страны. Финансовая верхушка быстро богатела на займах, предоставлявшихся другим государствам (в том числе и России). Но еще история Голландии наглядно показала, насколько опасен путь финансового капитализма, поэтому в конечном счете Франция решительно отказалась от него.

Индустриальная эпоха требовала постоянного обновления технической базы, и этот процесс бесконечен. Любые промедления и задержки на пути технического прогресса немедленно сказывались на уровне и темпе развития страны в целом. В принципе это понимали все, но странам, привыкшим к ведущим позициям, трудно было осознать, сколь легко эти позиции могут быть утрачены. И напротив, страны «молодого» капитализма (США, Германия, Россия) были поставлены в такие условия, что только ускоренный, «догоняющий» темп развития мог позволить им настичь передовые державы.

В результате мощного рывка Германия к концу XIX в. превратилась в передовую капиталистическую державу, главные позиции в ее экономике заняли черная металлургия, машиностроение и химическая промышленность. Несмотря на сохранявшиеся пережитки крепостничества (реформы 1850-х гг. были не во всем последовательными), в стране укреплялись помещичьи хозяйства капиталистического образца. Росли и гигантские монополистические союзы, тесно связанные с банками.

Германия тратила огромные средства на перевооружение, численность ее армии резко увеличилась. С опозданием включившись в борьбу за колонии, Германия все же успела создать свою колониальную империю (правда, довольно небольшую), одновременно развивая экономическую экспансию в Турцию, Китай, Латинскую Америку. И при этом к началу XX в. Германия оставалась полумодернизированной страной с весьма неразвитой демократией. Довольно низкий жизненный уровень немцев привел к тому, что милитаристские, шовинистические настроения, насаждаемые «сверху», охватили весьма широкие слои населения. В результате Германия стала очагом первой в истории человечества мировой войны.

К началу XX в. достаточно высокими темпами развивалась и Россия. Но все же по многим показателям она отставала от ведущих держав, что было связано с целым комплексом причин: сохранением остатков феодализма, неразвитостью демократии, силой традиционной системы ценностей, которая в новых условиях становилась тормозом прогресса и причиной пассивного отношения к модернизации значительной части населения. Победив в Отечественной войне 1812 г., Россия не оказалась под властью Франции, но и не испытала воздействия буржуазно-либеральных реформ Наполеона. Идеи Просвещения были распространены лишь среди незначительной части интеллектуалов (дворянской интеллигенции). Если в Западной Европе основным двигателем модернизации была буржуазия, то в России она вплоть до конца XIX в. была сравнительно немногочисленна, неконсолидирована и слишком зависима от государственной власти, чтобы претендовать на политическое лидерство. Правда, росло число крестьян, занимавшихся торговой и предпринимательской деятельностью, но в целом крестьянство, даже после реформы 1861 г. жившее патриархальной общиной, не могло стать сторонником модернизации.

И только в середине XIX в. в России начинается движение за преобразования. На первых порах оно ограничивалось средой разночинной интеллигенции, но постепенно умеренно-либеральные лозунги вытесняются под напором крайне радикальных тенденций. При этом движение развивается без активного участия буржуазии. В итоге споры и разногласия концентрируются не столько вокруг практических проблем модернизации, сколько в отвлеченной, чисто философской сфере. Речь шла в основном о культурном и духовном развитии страны, а вовсе не о комплексных изменениях в ее экономике, политических и общественных структурах.

Интеллектуальная элита разделилась на два лагеря: западники и славянофилы. Первых прельщал западный путь развития, вторые отстаивали самобытность, «особость» России (т. е. в сущности выступали за восточный путь развития). Западники в принципе поддерживали модернизацию (но именно как идею, а не как систему практических действий), тогда как славянофилы видели в ней насильственное вторжение чужеродных идей в самобытную русскую цивилизацию. Этот, в сущности, надуманный спор продолжался даже после того, как ряд стран Востока пошел на широкую модернизацию и при этом выяснилось, что она не только не разрушает национальную самобытность (так утверждали славянофилы), но и вообще не посягает на нее.

Постепенно радикальные тенденции в русском общественном движении усиливаются, их агрессивный характер нарастает. Среди части радикалов распространяется учение К. Маркса, из которого вычленяются наиболее одиозные положения: непримиримая классовая борьба, ликвидация частной собственности, социалистическая революция и установление диктатуры пролетариата. На базе этих идей формируется сверхрадикальное течение, которое в 1903 г. получает название большевизм. Эта группировка уже в своем зародыше была серьезной преградой на пути модернизации, так как будущие большевики объявили буржуазию (а также помещиков) своим главным «классовым врагом», подлежащим безусловному уничтожению.

Таким образом, в России к началу XX в. сложилась уникальная расстановка сил: набиравшему мощь радикализму не противостояли защитники буржуазного строя и модернизации. Русская буржуазия до 1905 г. даже не имела своей политической партии. А центральная власть относилась к модернизации весьма непоследовательно, идя лишь на те нововведения, преимущества которых были очевидны. Никаких рискованных, «сомнительных» мер царское правительство предпринимать не желало. Еще в середине XIX в. это привело к трагедии: в ходе Крымской войны (1853--1856) английский и французский десанты, высаженные в Крыму, нанесли тяжелое поражение русской армии, которая по вооружению и организации сильно уступала противникам.

Реформы 1860-х гг., начавшиеся с отмены крепостного права, были серьезным шагом вперед, но в целом не отличались глубиной и последовательностью. Полуфеодальные формы зависимости крестьян сохранялись, а крепкая традиционная община оставалась серьезным препятствием на пути проникновения в деревню буржуазных отношений. К концу XIX в. экономическое развитие России заметно ускорилось, но ни модернизация, ни тем более демократизация не были осуществлены в сколько-либо значительной мере. Промышленный переворот, по сути дела, так и не коснулся сельского хозяйства, хотя Россия, при всех успехах ее промышленности, по-прежнему оставалась преимущественно аграрной страной. Неравномерность развития, довольно типичное явление для стран «молодого» капитализма, в России сохранялась слишком долго, что стало одной из причин трагедии 1917 г.

А в другой стране «молодого» капитализма, США, постоянное совершенствование демократической системы во многом обеспечивало высокий темп модернизации. Хотя капитализм развивался в США быстрее, чем в других странах, американцам тоже пришлось бороться со своего рода традиционализмом. Он заключался прежде всего в растущем противоречии между промышленным Севером страны и ее аграрным Югом, где процветало плантационное рабство. После завоевания независимости многие американцы полагали, что рабство постепенно отомрет само собой, но в первой половине XIX в. произошло обратное: поскольку рабство становилось все более выгодным для плантаторов Юга, его сфера даже несколько расширилась. Фактически плантации были крупными капиталистическими хозяйствами, успешно работавшими на рынок, хотя на них и использовалось внеэкономическое принуждение в весьма грубой форме. По мере расширения границ США крепнувший Юг стремился распространить рабство на новые территории. Это встречало нараставшее сопротивление противников рабства, опорой которых был Север.

В 1861--1865 гг. конфликт между Севером и Югом (в Америке тех лет его назвали «неотвратимым конфликтом») вылился в кровопролитную Гражданскую войну. В ее основе помимо рабства лежал и земельный вопрос: Север выступал за его демократическое решение, а влиятельные круги Юга предпочитали и в дальнейшем укреплять крупное плантационное хозяйство, что мешало демократическому распределению земли. В результате Гражданской войны рабство было уничтожено. Югу пришлось смириться и с другими реформами центральной власти. И все же острота расовых проблем напоминала о себе еще долгие десятилетия после отмены рабства. Некоторое время сохранялся и хозяйственный консерватизм Юга: этот регион с трудом включался в промышленный переворот и процесс модернизации в целом.

Тем не менее, в последней трети XIX в. промышленное развитие США резко ускорилось. Богатейшие сырьевые ресурсы страны стали использоваться гораздо активнее, протекционистские пошлины надежно защищали американскую промышленность от иностранной конкуренции, а постоянный приток сотен тысяч иммигрантов обеспечивал растущую промышленность рабочей силой.

Бурно развивалась и научно-техническая мысль: только в 1860--1900 гг. в США было запатентовано около 700 тыс. изобретений. Среди них были электрический телеграф, телефон, лампа накаливания и многое другое. Успехам науки способствовала серьезная финансовая поддержка со стороны правительства США, которое в отличие от ряда европейских правительств мгновенно осознало значение технических новшеств. Крайне важную роль играла и демократическая система США, дающая широкий простор инициативе, творческой свободе личности, но в то же время контролирующая эти инициативу и свободу во избежание злоупотребления ими.

Именно поэтому центральное правительство решительно пресекло попытку Юга выделиться в самостоятельное государство. По этой же причине власти не препятствовали борьбе разных этнических и социальных групп (прежде всего рабочих) за свои права, но только до тех пор, пока эта борьба не начинала выходить за мирные, эволюционные рамки. В результате в США сложилось мощное и влиятельное профсоюзное движение, выражавшее интересы трудящихся и, как правило, успешно добивавшееся удовлетворения государством и предпринимателями их требований. Радикализму же не удалось пустить корни на американской почве, его стихийные вспышки властям при помощи общественности удавалось быстро гасить. Успешный диалог между властью и обществом стал одной из главных причин стремительного превращения США в сильнейшую индустриальную державу мира.