1729), Подвергает сатирическому осмеянию нравы Берна («Испорченные

нравы», 1731; «Модный герой», 1733). В более поздних больших поэмах —

«О происхождении зла» (1734) и «О вечности» (1737—1742) Галлер выступает

поборником познания мира, в то же время он сомневается в познаваемости

его, видит опору в сохранении веры в бога. При этом он — предваряя Клопштока,

Шиллера и Гёльдерлина — становится зачинателем той философской лирики,

где сочетаются образность и напряженно ищущая абстрактная мысль.

Особое место в поэзии Галлера занимает «Траурная ода на кончину своей

любимой Марианны» (1736) благодаря глубине чувства, выраженного в

неброской, близкой к народной песне манере.

Ах! Я тебя любил сердечно,

Тебе об этом не сказал,

И — пусть не верит свет беспечный —

Любил сильней, чем сам считал...

В политических романах «Узонг» (1771), «Альфред» (1773) и «Фабий и

Катон» (1774) Галлер рассматривает и оправдывает разные формы правле-

249

Литература эпохи Просвещения

Собрание сочинений (1748)

ния — деспотизм, конституционную монархию и аристократическую олигархию

— в соответствии с условиями общественной жизни, а также размерами

страны и ее климатом.

Совершенно иной характер носит поэзия Фридриха фон Хагедорна (1708—

1754). Его стихотворения исполнены радости; их отличает легкость выражения

и неподдельное изящество. Своей книгой «Опыты стихотворных басен

и рассказов» (1738) Хагедорн снова восстановил авторитет популярного

басенного творчества, недостаточно почитавшегося поэтами XVII столетия.

Его «Стихотворные опыты или избранные пробы пера в часы досуга» (1729),

а также «Собрание новых од и песен» (3 тома, 1745—1752) предлагали популярнейшие

и по-своему образцовые тексты светских песен.

В 1750 году вышли «Нравоучительные стихотворения», в которых нашли

яркое выражение жизненные идеалы Хагедорна: «мудрость» бюргерского самосознания,

«разум и справедливость», «довольство» и «наслаждение скоротечными

часами жизни». Это идеалы просвещенного человека, уютно чувствующего

себя — с 1773 года он секретарь английской торговой фирмы — в бюргерском

Гамбурге. Его стихотворение, посвященное веселой речной прогулке («Аль-

стер»), — яркое свидетельство этого:

Нас Эльба всех обогащает,

А Альстер счастье нам дает,

Та кошельки нам набивает,

А этот пить вино зовет.

В челнах проплывают

250

Основные черты немецкого Просвещения

Довольство и смех,

Здесь хватит свободы

И счастья на всех.

Песенно-салонная лирика Хагедорна питалась из разных источников; здесь

студенческая песня, пословицы, галантная поэзия англичан, итальянцев, испанцев

и особенно французская поэзия рококо. Эта аристократическая поэзия

воспевает наслаждение жизнью в отточенно-изящной манере. Она — как и

поэзия Хагедорна — испытала сильное влияние анакреонтики, однострофных

нерифмованных стихов, получивших название по имени их автора — греческого

поэта Анакреонта — и воспевающих вино и любовь.

Венцом из роз себя венчайте,

(Лишь юным — роза суждена!)

Утех мирских не отвергайте:

Любви и дерзкого вина.

Что в царстве мертвых нам предложат?

Пока мы живы — будем жить.

Когда умрем, начнем, быть может,

Как трезвенники, воду пить.

(Перевод Г. Ратгауза)

Большим успехом пользовалось также басенное творчество Хагедорна;

изящный язык, которым написаны его басни, напоминал язык француза Жана

Лафонтена (1621—1695). Речь идет здесь о так называемых эзоповских баснях

— литературном жанре, который следует отличать от басни в широком

смысле, как ее понимал Готшед.

Эзоповская басня состоит из двух частей: истории, в которой выступают

по большей части говорящие животные, но также деревья и реки, и следующего

из этой истории поучения, сформулированного, как правило, в форме сентенции.

В этом смысле эзоповская басня особенно подходила для использования

поэзии в просветительско-дидактических целях. За персонажами из животного

мира могли стоять сильные мира сего, о которых нельзя было сказать правду

открыто, в незавуалированной форме. Уже овеянный легендами Эзоп был,

по-видимому, мастером этого языка оппозиционно настроенных рабов.

Басни Хагедорна не содержат ни дидактического наставления, ни острой

критики общества, хотя нередко и задевают безнравственность дворов и

социальную безответственность знатных и богатых. Более важным для

Хагедорна было не поучение — часто в шутливой форме, — а развлекательное

изложение историй из мира животных (в рассказах, подобных басне) или

людей. Серьезный, поучительный характер басня вновь приобретает у Геллер-

та, затем у Лессинга — его басни содержат решительную критику общественных

пороков.

Литературная

«культура среднего класса» (1745—1760)

В середине XVIII века поэтические каноны Готшеда потеряли силу. Возникла

новая литературная культура, «культура среднего класса» 26, широких

бюргерских слоев. Профессора Вольф и Готшед, хотя и происходили один

251

Литература эпохи Просвещения

из семьи пастора, а другой — ремесленника,

добились ученого звания

и пополнили ту прослойку ученых,

которые представляли интересы

сравнительно узкого круга

бюргерской городской знати. К тому

времени, когда они добились

успеха и признания, в университетах

и школах выросло новое поколение,

связанное со средней прослойкой

бюргерства.

Лишь немногим было доступно

продвижение по социальной лестнице

в соответствии с их способностями,

большинству приходилось

бороться за то, чтобы получить незначительную

должность, которая

часто была неинтересна и нелюбима.

Общество представлялось им

вовсе не столь гармоничным, каким

его учило воспринимать признанное

государством вольфианство.

В письме по поводу ранней

смерти одного из своих друзей Лессинг

писал в 1754 году о положении

интеллигентов из «определенного сословия», которое «слишком среднее, чтобы

его отнести еще к так называемой золотой середине»: «Стоит ли удивляться,

что убожество, досада, обида, презрение одерживают наконец верх над телом,

которое и без того уже не самое сильное, поскольку ему не предназначалось

стать телом дровосека» 27.

Совет Готшеда утешать себя «сложностями жизни сильных мира сего»

должен был казаться этим молодым людям чуть ли не насмешкой. Разве история

не показала, что не следует полагаться на чувство социальной ответственности

князей, если они даже и признавали «разумное»? Фридрих, прусский

наследный принц, несмотря на то, что опубликовал свой «Антимаккиавелист»

(на немецком языке в 1741 году) — просветительское программное сочинение

в защиту «истинной, государственной политики, основывающейся единственно

на справедливости, милосердии и благоразумии королей», став королем, развязал,

однако, войну, которая ввергла в пучину бедствий Силезию, Богемию,

Моравию, Баварию, Пфальц и Саксонию и явилась причиной несчастий народа,

поскольку принесла с собой разрушения, разбой, контрибуции и постой солдат.

Разве не было вообще заблуждением видеть задачу поэзии в том, чтобы

учить правителей их обязанностям и скрывать бедственное положение народа?

Такие продиктованные действительностью вопросы поколебали авторитет

готшедовской теории поэзии. Возникли новые представления о задачах и

сущности поэзии, о значимости различных ее жанров и видов.

Прежде всего было подвергнуто критике понимание Готшедом поэзии как

слишком философское; оно в большей степени определялось мыслью и слишком

мало фантазией.

С подобной критикой выступили уже в начале 40-х годов Иоганн Якоб

Ф. фон Хагедорн (И. X. Г. Фрич)

252

Основные черты немецкого Просвещения

Бодмер (1698—1783) и Иоганн Якоб Брейтингер (1701—1776), профессора

из Цюриха. Скоро они сплотили вокруг себя значительную группу антиготше-

дианцев. Оба швейцарца приобрели известность прежде всего своим нравоучительным

еженедельником, в котором освещались также вопросы теории

искусства, — «Беседы художников» (1721—1723). С выходом сочинений Брей-

тингера «Критическая поэтика, где... исследуется и поясняется на примерах...

поэтическое живоописание...» и Бодмера «Критическое рассуждение о чудесном

в поэзии и о связи его с правдоподобным» (обе опубликованы в 1740 году)

эти два швейцарца были признаны «художественными критиками».

В то время как Готшед исходил в своей оценке поэзии из ее просветительской,

воспитательной задачи, швейцарцы сравнивали литературу с живописью,

то есть рассматривали ее как искусство и снимали с нее функцию воспитания

монархов (сами они принадлежали к высшей прослойке своего города).

Готшед ориентировался на «правильную», то есть классицистическую, французскую

драму, Бодмер с Брейтингером обратились к «чудесно»-фантастической

религиозной поэзии англичан. Особенно они ценили «Потерянный рай» (1667)

Джона Мильтона, правда, в их сочинениях не чувствуется, что они восприняли

и его революционный дух. Бодмер писал героические стихотворения и драмы,

представляющие собой разновидность назидательной литературы на библейские

сюжеты («Ной», 1752; «Целомудренный Иосиф», 1754). Все-таки их

учение о поэзии сыграло прогрессивную роль в преодолении рационалистических

правил. Такие выдающиеся поэты, как Клопшток и Виланд, совершили

паломничество в Цюрих, где они, правда, были разочарованы ограниченностью

мировосприятия, а также религиозным ханжеством швейцарских пророков.

Учение и пример швейцарцев

сыграли свою роль и отвратили

многих молодых поэтов от Готше¬

да. В результате ученик Готшеда

Иоганн Иоахим Швабе (1714—