Дневник сестры милосердия.

7 Марта. Первая запись.

Сегодня, седьмого марта, решила я начать вести свои заметки, потому как мне хотелось в полной мере передать свои переживания и мысли по поводу событий, произошедших со мной в последнее время. Волею судьбы оказалась я в осажденном Севастополе при Первом перевязочном пункте на Северной стороне. Сейчас, сидя в каморке с маленьким окошком, выходящим на Севастопольскую бухту, странной и далекой кажется мне моя московская жизнь. Большей частью она прошла так, как проходит жизнь девушек нашего звания, то есть в выездах, занятиях музыкой, рисованием, домашними спектаклями, балами, на которых я, должна признаться, танцевала с удовольствием. Тогда мы все были такие, и мое желание поступить в сестры милосердия встретило сильную оппозицию родных и знакомых. Особенно усердствовал мой родной брат, Николай Лазарев, принимавший участие в кампании 28-29 годов. Он все говорил, что это вздор, самообольщение, и что мы не принесем никакой пользы, хотя сам собирался вскоре ехать на место военных действий. Я же отвечала ему, что мои намерения тверды и он не в силах отговорить меня, потому что я верю, что мы сможем принести там более пользы, чем если будем танцевать на балах и заниматься музыкой. Несмотря ни на что, я решилась ехать и отправилась в Петербург к собиравшемуся четвертому отряду сестер милосердия под началом великой княгини Елены Павловны, о доброте и милосердии которой я была наслышана ещё в Москве. В Петербурге мы пробыли неделю, так как было необходимо обучить нас, и каждый второй день мы проводили в госпитале, помогая докторам и делая перевязки. Вскоре мы отправились в путь. Я не стану подробно рассказывать этого длинного путешествия, потому как ничего примечательного в нем не было. Напишу только, что дорога была прескверная, и все мы ужасно вымотались. По приезде нас разместили в морском госпитале, нам дали комнату, всю заваленную разными тюками, на которых мы и расположились. Разложившись, я тотчас принялась за свои заметки, ведь неизвестно, будет ли у меня позднее достаточно времени. Чувство неизвестности пугает меня, но я ничуть не жалею о своем решении и верю, что научусь противостоять своему страху.

12 Марта

Прошло 5 дней с тех пор, как мы здесь. Не буду описывать всех тех ужасов, которые я тут видела, потому что не хочу, чтобы они остались в памяти. Все это я выдержала только лишь благодаря неустанным молитвам. Недавно один из солдат в ответ на мои вопросы о близости неприятеля, а, значит, и опасности быть взятыми, ответил: «Везде одинаковая опасность, и если Господь хочет помиловать, то и везде помилует». Эти слова запали мне в душу, и я часто вспоминаю их, чтобы перебороть свой страх. Недавно случилась первая наша тревога: в ночь с 10 на 11 нас разбудила Бакунина, одна из добрейших сестер, и сказала нам быть готовыми к приему раненых. Мы поспешно собрались и пошли к нашему пункту. Над Севастополем словно светило яркое, ослепляющее солнце – то было зарево пожара на горе, где в дом попала ракета. Пока ещё далекие выстрелы гулким эхом отзывались на пустых улицах. Звук этот приводил нас почти в ужас, и мы старались как можно скорее дойти до госпиталя. Казалось, только одна Бакунина не боялась ничего – все мы удивлялись её храбрости. Всю ночь просидели мы в госпитале, но раненых было немного. Нам, едва ли не впервые видевших такие страшные увечья, становилось жутко только при их виде, тогда как Бакунина с несколькими старшими сестрами промывали их водой и накладывали сухие накрахмаленные бинты. Нам же пока сказали смотреть и запоминать, что надо делать при какой ране, и мы наблюдали с чувством некоторого благоговения перед нашими старшими сестрами, которые так умело и ловко выполняли эту сложную и, признаться, неприятную работу. Знали ли мы, что уже днем нам придется делать по несколько перевязок за час, попутно заменяя загрязнившиеся бинты на чистые и отпаивая раненых чаем с вином из вечно кипящего самовара в углу залы. Вечером мы, уставшие донельзя, едва дойдя до тюков уснули и проспали до самого утра следующего дня. Теперь же я, едва проснувшись, села за свои заметки, припомнив, что давно не писала. Меня обуревают странные чувства, но недостаточно времени, чтобы всерьез задумываться о своем положении. Вот и сейчас, окончив писать, я поспешу в госпиталь на перевязки. И отрадно мне, что работает с нами такой чуткий и знающий человек, как Николай Иванович Пирогов – без него не было бы того товарищеского чувства, которое соединяло всех вокруг него, не было того оживления, той живости, того душевного участия! По праву считаем мы его нашей поддержкой и опорой!