Бергсон

рассматривает жизнь в контексте его кон­цепции эволюции как «потока жизни», первичным импульсом кото­рого является «жизненный порыв». Жизненный порыв принимает две осн. формы — инстинкт и интеллект, которые служат цели выживания организмов. Интеллект рассматривает живое как инертное по аналогии с механистич. концепцией всей природы, он характеризуется естественной неспособностью понимать Ж. Инстинкт же может обрести вид интуиции, в которой “Ж. сама с собою говорит”, постигается непосредственно. Философия должна объединить “частные интуиции”, осуществить то, что не может наука с ее традиц. средствами классич. рационализма, — синтезировать интеллектуальные и интуитивные, эмоц., этич. и эстетич., а также допонятийные, дологич. знания и установки человека.

Важнейшая характеристика жизни — время у Бергсона представлена как длительность, реальное время, принципиально отличающееся от условного понимания времени, которое создается наукой с помощью схем, понятий и принципов для измерения временных процессов. Эту реальную длительность, ее развертывание человек испытывает и констатирует, а ее части и элементы объединяются с помощью памяти. Время, являясь объективным, течет как бы через субъект, но независимо от него самого, он лишь “испытывает” время как данность. Ж. представлена только прошлым (благодаря памяти) и настоящим, но не будущим.

История как одна из форм проявления жизни.

В контексте истории категория «жизнь» позволяет характеризовать человечество как единый организм. Дильтей определяет историю как объек­тивацию жизни во времени, как организацию жизни в соответствии с отношениями времени и действия. История никогда не завершается, она есть то целое, в котором жизнь индивидов получает продолжение. Только в истории человек обретает свое бессмертие, поскольку именно исто­рия создает механизмы, сохраняющие целостность сообщества людей и возможность продолжения и актуализации опыта предшествующих поколений. В качестве механизмов, сохраняющих целостность истори­ческого опыта, являются, в частности, социальная память и забвение. Память объединяет поколения. Как личная, так и социальная память обогащается историческим прошлым, ставит нас в коммуникацию с «с че­ловеком, бывшим когда-то живым и стоящим за тем, кто отсутствует сегодня». На основе того, что со­держится в источниках, историк выявляет взаимосвязь действий, ход событий. Он призван к тому, чтобы привести к осознанию реальный ход событий

Зиммель, как и Дильтей, за исходный пункт принимает размышление о природе времени. Ж. он называет такой способ существования, который не ограничивает свою реальность настоящим моментом, полагая ирреальным прошлое и будущее; его прошлое действительно существует в настоящем, а настоящее в будущем. Ж. стремится выйти за собственные пределы; Ж. всегда есть ограниченное образование, постоянно преодолевающее свою ограниченность. Она одновременно неизменна и изменчива, оформлена и разрывает форму, связана и свободна; глубочайшей сущностью жизни является то, что она простирается вовне, полагает свои границы, возвышается над собою и выходит за свои пределы. Итак, сущность Ж. видится в трансцендировании, выходе за ее пределы.

Особенно тесно взаимосвязаны понятия “Ж.” и “культура” в широко известной морфологии культуры Шпенглера. Он представил историю как Ж. “организма”, развитие которого осуществляется в формах культуры, каждая из которых проходит этапы: юность, расцвет, упадок и смерть как превращение в цивилизацию. Это стремление преодолеть “механистич. картину” Ж., под влиянием идей Гёте увидеть культуры как “организмы”, как действительность, “созерцаемую в ее образах, а не в ее элементах”, наконец, развернуть морфологич. аналогию с историей отд. человека, животного, дерева или цветка, скорее как метафору, нежели собственно биол. объяснение.

Ж. должна быть ощущаема как имеющая опр. направление — судьбу. Идея судьбы требует жизненного, а не научного опыта, предполагает логику жизни, направления, а не застывшего в протяженности. Настоящая история как жизнь имеет судьбу, но никаких законов. Необходимость судьбы — это логика времени как глубоко собственного факта внутренней достоверности. Для Шпенглера “собственное”, “время”, “судьба” — синонимы, все живое, жизнь обладает особым, нефизич. направлением-временем и движением; живое неделимо и необратимо, однократно, никогда неповторимо, что и составляет сущность судьбы.

Естествознание как наука, полагал Гуссерль, ничего не может сказать нам о наших жизненных нуждах, о смысле или бессмысленности всего человеч. существования. Наука утрачивает свою жизненную значимость, поскольку забыт смысловой фундамент естествознания, человеч. знания вообще — “жизненный мир”, в котором присутствуют наши цели и устремления, обыденный опыт, культурно-истор. реалии, не тождественные объектам естественнонаучного анализа. Введение понятия “жизненный мир” позволило Гуссерлю существенно расширить сферу познават. деятельности субъекта. Он критикует философию Нового времени за то, что она, по существу, отождествила познание с его частным, хотя и важным видом — научным познанием, тогда как познание во всей его широте включает “разум и неразумное, несозерцаемое и созерцаемое”, охватывает всю сферу предикативных и допредикативных суждений, разл. акты веры.

Жизненный мир в его интерпретации это (а) мир повседневности, первичная данность; (б) этот мир обнаруживается непосредственно, дан «с полнейшей очевидностью каждому чел», и именно поэтому Гуссерль не обосновывает его сущ-е, а просто указывает на это сущ-е; так как мир открыт нам непосредственно, то мы его понимаем, а не объясняем; (в)это кул и исторически обусловленный образ мира, как он выступает в сознании соц группы, цив на определенном этапе их развития. Гуссерль с помощью категории «ж мир» попытался решить проблему взаимодействия и взаимозависимости научной и социокультурной практики людей. Понятие «ж мир» позволило Гуссерлю расс ж как соц феномен.

Несмотря на различие подходов и иссл стратегий, все они ориентированы на понимание ж как безусловной ценности.