2. Свобода самосознания: стоицизм, скептицизм.

Здесь, в мышлении, сознание все еще остается при себе, поэтому оно свободно, оно не зависит ни от мира, ни от каких-либо обстоятельств жизни, ни от мирской суеты. Оно преодолело противоположность господства и рабства и полностью погрузилось в самое себя и свое мышление. Одно лишь мышление устанавливает, как полагает Гегель, безусловно всеобщее, истину и добро. Он пишет: «В качестве господина оно не имеет своей истины в рабе, а в качестве раба оно не имеет своей истины в воле господина и служении ему, а как на троне, так и в цепях, во всякой зависимости своего единичного наличного бытия оно свободно и сохраняет за собой ту невозмутимость, которая..постоянно удаляется в простую существенность мысли» [5, с.108]. И дальше: «В мышлении я свободен, потому что я нахожусь не в некотором другом, а просто не покидаю себя самого, и предмет, который для меня сущность, в неразрывном единстве есть мое для-меня-бытие: и мое движение в понятиях есть движение во мне самом» [5, с.107]. Эту свободу самосознания, это «сознающее себя явление» Гегель назовет стоицизмом.

Итак, если полная зависимость от жизни делала сознание рабом, то полная независимость – стоиком. Однако это самостоятельное мышление стоика Гегель отличает от «своенравия» и упрямства, связывая последние с чем-то единичным, с рабским сознанием, в отличие от которого стоицизм есть свобода, которая «уходит в чистую всеобщность мысли», которая является всеобщей формой мирового духа, возникшей не только «в эпоху всеобщего страха и рабства, но и всеобщего образования, поднявшего процесс формирования до мышления» [5, с.108].

Всячески акцентируя прогресс в обретении самосознанием свободы на ступени стоического сознания, Гегель в то же время абсолютно трезво характеризует и слабости этой формы духа. Он усматривает их в том, что стоическое сознание – это еще не настоящая свобода, так как она «как всеобщая форма духа могла выступить только в эпоху всеобщего страха и рабства». Далее, это всего лишь абстрактная свобода, имеющая в качестве своей истины лишь саму чистую мысль, лишенную какого-либо жизненного наполнения. Это – только понятие свободы, а не сама свобода. Гегель так и пишет: «Эта его сущность есть …лишь абстрактная сущность. Свобода самосознания равнодушна к естественному наличному бытию, потому и ему точно так же предоставляет свободу» [5, с. 108 ]. Она нашла истину не в самом жизненном содержании мира, а только в формальной устойчивости субъективного мышления. Так, отвратившись от мира, стоик оказался неспособен завладеть действительностью и проникнуть в нее. Все его абстрактные общие фразы о ней, «хотя в общем и возвышенные», «не могут способствовать развитию содержания» и «скоро начинают надоедать».

Необходимо, по Гегелю, движение к действительной живой свободе, что возможно только благодаря вступлению самосознания в действительный мир в полном осознании того, что это «его собственный мир», «его новый действительный мир». Так стоическое сознание переходит в скептическое.

Гегель обосновывает этот переход следующим образом. Он говорит, что скептическому самосознанию противостоит мирское сознание с присущими ему ценностями вещей и условий жизни, поэтому для того, чтобы поддержать свободу и ценность стоического сознания, следует устранить с пути все объективные истины, все основы мирского сознания, опирающиеся на чувственную достоверность, восприятие, рассудок, господствующие нравы, законы и т.п. Скептицизм и реализует все это, оказываясь, таким образом, тесно связан со стоицизмом. Он просто необходим для осуществления последнего, гарантируя ему прочное положение и господство, разрушая и отвергая все устойчивое, утверждая непоколебимость собственного мышления. «В скептицизме теперь для сознания обнаруживается полная несущественность и несамостоятельность этого «иного»; мысль становится всепоглощающим мышлением, уничтожающим бытие многообразно определенного мира» [5, с.109]. И если стоицизм соответствовал у Гегеля понятию самостоятельного сознания, то скептицизм соответствует реализации его, как негативного направления на инобытие, вожделению и труду. И это «полемическое направление» против многообразной самостоятельности вещей увенчается у Гегеля успехом, так как оно обращается против нее как свободное самосознание.

Но и на этой ступени развития самосознания философ обнаруживает целый ряд неразрешимых противоречий и главным здесь выступает то, что скептицизм принужден одновременно утверждать и отрицать одно и то же: то, что он отвергает теоретически, в своем мышлении, – он восстанавливает практически, в своей деятельности. Это сознание «вместо того чтобы быть равным себе самому сознанием, именно в этом на деле есть лишь просто случайный хаос, головокружительное движение, беспрестанно себя порождающего беспорядка. Оно есть этот хаос для самого себя, ибо оно само поддерживает и производит этот движущийся хаос» [5, с.111]. Поэтому оно осознает себя как единичное случайное эмпирическое сознание, ориентирующееся на то, что не имеет для него реальности, но в то же самое время, оно считает себя всеобщим неизменным, себе равным сознанием, так как оно отрицает всякую единичность и т.п. Из этого равенства самому себе оно опять впадает в крайность и хаос, так как будучи движущейся негативностью, оно имеет дело только с единичным и случайным.«Это сознание, – пишет Гегель, – следовательно, есть бессознательная болтовня, переходящая от одной крайности .. к другой крайности… Само оно не согласует эти две мысли о себе самом: то оно признает свою свободу как возвышение над всяким хаосом и всякой случайностью наличного бытия, то оно точно так же сознается в том, что снова впадает в несущественность и блуждает в ней» [5, с.111]. Оно провозглашает «ничтожество видения, слышания и т.д., а само оно видит, слышит и т.д.; оно провозглашает ничтожество нравственных существенностей – и в то же время само подчиняет свои поступки их власти. Его действия и слова находятся всегда в противоречии друг с другом и точно так же у него самого двойственное противоречащее сознание – сознание неизменности и равенства… и полной случайности и неравенства себе…» [5, с.112]. Но оно удерживает это противоречие самому себе непримиренным и держит себя по отношению к нему так же негативно, как и по отношению ко всему. Когда ему указывают на равенство, оно указывает неравенство и наоборот. Гегель назовет эту форму сознания «нелепостью», состоящей в переходах от одной крайности к другой, от себе равного самосознания к крайности случайного, запутанного сознания, отмечая, что «само оно не может объединить этих двух своих идей о себе самом». Его поведение и слова постоянно противоречат друг другу, поэтому оно есть «противоречие внутри себя самого». На смену «безмыслию скептицизма» относительно себя самого приходит новая форма самосознания – несчастное сознание.