1 Маркс к.., Энгельс ф. Соч., т. 23, с. 191. 88

успехов людей в совершенствовании орудий труда, технологии их изготовления И способов употребления.

Археологический источник обладает свойством объективно отражать историческое прошлое, так как сам является непосредственным отзвуком истории. К нему в свое время прикоснулись руки наших предков, вложили в него свой труд, пользовались им в своей практической деятельности. Не только материальная деятельность, но и духовные начала человеческой жиз­ни, сложные явления общественных отношений, этниче­ские процессы и т. д. запечатлелись в археологическом источнике. Ученые научились расшифровывать закоди­рованные в нем данные об историческом процессе. Зна­комство с методикой изучения вещественных источни­ков и практика непосредственной работы с ними позво­лят и краеведу с успехом использовать этот вид исторических памятников для изучения истории края.

Для Белоруссии ценность археологического материа­ла приобретает особое значение в силу того, что пись­менные источники, в которых содержатся исторические сведения о жизни и деятельности наших предков, появ­ляются сравнительно поздно — в основном в эпоху Древнерусского государства. Да и это время представ­лено в летописях крайне скудно.

Белоруссия — страна древней, богатой, сложной и самобытной культуры. На ее территории соприкасались различные народы, и ключ к решению многих историче­ских проблем, связанных с происхождением ряда наро­дов, лежит в исследовании археологических памятни­ков. Особое значение в связи с этим приобретают массовое изучение археологических памятников, кропо­тливое накопление разнородного материала, его количе­ственные характеристики. Принимая во внимание трудоемкость археологических исследований, требую­щих значительного времени, можно оценить те большие возможности, которые таит в себе привлечение к архео­логическому поиску большой армии краеведов. Их деятельность не только помогает восстановить картину исторического прошлого отдельных мест и регионов, но и дает материал для больших научных обобщений.

Историческое прошлое может быть реконструирова­но на базе одних только археологических источников. Это прежде всего относится к так называемому допись-менному периоду истории, охватывающему несколько

89

десятков тысяч лет. Для археологических источников нет недоступных исторических периодов, как бы далеко от наших дней они не находились.

Но не только дописьменный период является объек­том археологического изучения. Более близкие к нашим дням эпохи вследствие недостаточности письменных ис­точников также с успехом изучаются по материальным остаткам. Большой интерес представляет история отдельных населенных пунктов, древних городов.

Если обратиться к русским летописям, то можно насчитать упоминания о почти сорока пунктах, распо­ложенных на территории современной Белоруссии. Но были ли все они настоящими городами, под которыми понимаются центры ремесла и торговли? Письменные источники не в состоянии ответить на этот вопрос в по­ложительном смысле, потому что летописцы в понятие «город» вкладывали иное значение. Для них город — любое поселение, имевшее укрепления (град). Между тем укрепления обязательны не только для раннефео­дального города, но и для таких пунктов, как военная пограничная крепость, замок феодала и др. Следо­вательно, список «летописных городов» нуждается в коррективах. И это возможно осуществить средствами археологии.

История любого населенного пункта начинается с указания времени его возникновения. Но из каких источников можно об этом узнать? Конечно, о многих городах рассказывает сама летопись, четко распределя­ющая описываемые события по годам. Но она почти не содержит известий о дате основания городов, сообщения часто имеют легендарный характер. Поэтому обычно существование города связывают с датой первого упо­минания о нем в летописи. Однако упоминания о горо­дах чаще всего бывают связаны с каким-нибудь политическим событием, которому они обязаны и своим попаданием на страницы летописи. Следовательно, пер­вые упоминания о городах отнюдь не означают, что этим временем может быть датировано и их возникно­вение. До описанных событий они могли иметь за собой десятки и сотни лет существования. Так, только к сере­дине XIII в. относятся первые упоминания о Новогруд-ке, Волковыске и Слониме, а археологические раскопки, проведенные в этих городах, показали, что они суще­ствовали уже в XI и даже X в.

90

Археологические источники являются единственны­ми, рассказывающими о начальной истории тех поселе-ний, которые вообще не упомянуты летописями. А их — большинство. Возникшие легенды о происхождении тех или иных поселений обычно далеки от действительности и представляют больше литературный интерес.

Раскопки городов занимают большое место в иссле-дованиях белорусских археологов. В течение ряда лет велись планомерные изыскания в Минске, Полоцке,. Гродно, Волковыске, Новогрудке, Бресте, Турове, Орше,. Мстиславле и других городах. Удалось определить кон-­туры древней территории многих городов, получить представление о их планировке и застройке. Веществен­ный материал рисует картину хозяйственного и куль-турного развития поселений. Однако процесс раскопок очень трудоемкий, он требует много времени и научных сил. Накопление материала идет крайне медленно. Да­же многолетние раскопки в городах по площади иссле­дований невелики по отношению к городской террито­рии в целом. Исследования велись в основном внутри укрепленных городских центров. Интереснейший же район, за счет которого шло дальнейшее развитие горо­дов и который определял их экономическое лицо, — ре­месленный посад еще почти не изучен. Делом будущих-исследований остаются такие вопросы, как темпы роста городов, социальная топография, специфические черты экономики, формы связи и отношений между городом и деревней и т. д. К числу слабо исследованных вопросов относится история материальной культуры XIV—-XV вв., периода, с которым связано формирование бе­лорусской народности.

Проблемы, которые волнуют ученых, представляют не только научный, но и познавательный интерес, и он тем выше, чем выше становится общеобразовательный и культурный уровень нашего народа. Поэтому, чтобы: удовлетворить интеллектуальные запросы наших лю­дей, решение этих вопросов нельзя связывать с отдален­ными перспективами. Отсюда следует, что интересы исторической науки требуют интенсификации археоло­гических исследований. Это тем более важно, что археологические памятники, к сожалению, подвергают­ся разрушению. Не только естественные факторы, но и бурный размах строительства, вооруженного современ­ной техникой, таят опасность разрушения и полного

9!

уничтожения многих археологических объектов, особен­но тех, которые еще не известны. Нужно быть внима­тельным и бережным к этому бесценному историческо­му архиву, содержащему данные о тысячах лет челове­ческой культуры. Многие открытия могут быть сделаны даже в процессе наблюдений за строительными работа­ми. И здесь для краеведов — непочатый край работы, нужной и благодарной.

ОСНОВНЫЕ ТИПЫ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ

На территории Белоруссии зарегистрировано около 6 тыс. крупных археологических памятников, включаю­щих до 50 тыс. отдельных объектов.

Археологические памятники представлены различны­ми категориями, что определяется разнообразием чело­веческой деятельности. Количество и относительное значение различных типов памятников неодинаково.

Важнейшим типом археологических памятников яв­ляются поселения и жилища, ибо изучение их остатков предоставляет наибольшие возможности для историче­ских реконструкций. Поселения и жилища прошли долгий путь развития от примитивных стоянок и шала­шей до современных супергородов и небоскребов. Их развитие находилось в зависимости от развития произ­водства, физико-географических условий, особенностей общего исторического процесса, этнической истории, характера общественных отношений.

Среди древних поселений выделяют две группы: неукрепленные (открытые) и укрепленные. К неукре­пленным относятся стоянки и стойбища каменного и бронзового веков и селища. Открытые поселения поя­вились раньше укрепленных и в течение долгого време­ни были единственным типом поселения первобытного человека. Они не прекратили своего существования и с появлением укрепленных поселений, однако с этого вре­мени их принято называть селищами.

Стоянки и селища варьируют по особенностям рас­положения на местности, площади, времени функциони­рования, характеру застройки и др. Были стоянки с прочной оседлостью населения и недолговременные ти­па кочевий. Большинство их располагалось возле во­доемов.

92

Укрепленные поселения принято называть городища­ми, хотя это название не совсем точно и правильнее •будет применять его к укрепленным поселениям эпохи первобытнообщинного строя. Появляются городища в период распада первобытнообщинных отношений, кото­рый на территории Белоруссии в основном совпадает с железным веком. Обычно городища устраивались на местах, имевших естественную защищенность: на мысах при впадении одной реки в другую, отдельных возвы­шениях, среди заболоченной низменности. Первоначаль­но они могли и не иметь искусственных оборонительных сооружений. Наиболее типичны мысовые городища. •Сначала их укрепляли валом и рвом с одной стороны, обращенной в поле (напольной), а потом стали обно­сить валом и рвом (иногда несколькими) по всему пе- • риметру.

С возникновением классового общества появляются города, феодальные замки, пограничные крепости. Все они также относятся к укрепленным типам поселений. В отличие от городищ они представляли очень сложные поселения. Города, как правило, состояли из нескольких частей. Непременной частью города был укрепленный детинец, служивший военным, административным, поли­тическим и религиозным центром. Городские укрепле­ния достигали десяти и больше метров в высоту и до 25 в поперечнике, имели сложные деревянные сооруже­ния по гребню земляного вала, величественные въезд­ные воротные башни. К детинцу примыкали ремесленно-торговые посады. Со временем план города усложнялся, возникали укрепленные районы на месте посадов: окольные грады и предградия. Окольный град отмечен летописью в Новогрудке. Города имели сложную внут­реннюю планировку, систему улиц, кварталов, отдель­ных усадеб, площадей.

Феодальные замки в отличие от городов имели не­большие размеры, представляя собой двор феодала, состоявший из жилых и хозяйственных построек, окру­женных мощными укреплениями. Важнейшим внешним признаком усадьбы следует считать диспропорцию меж­ду мощными укреплениями и небольшой по площади территорией, заключенной внутри укреплений.

Непременным атрибутом поселений является особый характер грунта, культурный слой, образовавшийся в процессе активной жизни людей. Эти напластования

93

отличаются от естественного грунта более темной окра­ской, получившейся в результате перегнивших органи­ческих веществ, и насыщенностью остатками мате­риальной деятельности людей.

На территории Белоруссии, как и в других местах, встречаются обнесенные укреплениями места, на которых отсутствует культурный слой. Это указывает на то, что люди на них не жили. Их рассматривают как убежища, в которых население близлежащего поселка укрывалось-в случае военной опасности. Такие пункты называют городищами-убежищами.

Очень важным элементом материальной культуры являются жилища. Для древних построек характерны землянки, полуземлянки и наземные сооружения. Жи-.лища различаются конструктивным решением стен и пе­рекрытия. Как правило, археологические жилища пред­ставлены • лишь нижними основаниями, и их общий об­лик реконструируется теоретически.

Особую категорию археологических памятников составляют погребения. Отдельные изолированные захо­ронения относятся уже к палеолиту, но специальное сосредоточение погребений в отведенных местах — мо­гильниках стало характерным с неолита вместе с оформлением представлений о загробной жизни. На территории Белоруссии самые древние могильники да­тируются пока началом бронзового века.

По внешним признакам погребения делятся на кур­ганные и грунтовые. Имеются также мегалитические, смешанные и др. По обряду захоронения различают мо­гилы с трупоположенисм (ингумацией) и трупосожже-нием (кремацией). Изучение погребений представляет большой научный интерес. В могилы обычно клали раз­нообразные вещи, дающие представление о материаль­ной культуре различных народов. В обрядах захороне­ний находят отражение семейные и социальные отношения, верования и этнические особенности населе­ния. Основываясь на различиях в обрядах захоронений, характере сопутствующих вещей, археологи устанавли­вают ареалы археологических культур и этнических групп. Наличие в погребениях комплексов хронологи­чески одновременных предметов представляет интерес для решения хронологических вопросов. Большой материал раскопки погребений дают для палеоантропо­логии.

94

На территории Белоруссии очень распространены курганы. Их зарегистрировано несколько десятков ты­сяч. У населения они известны под названием курганов, валатовок, капцов, шведских или французских могил. К последним никакого отношения курганы не имеют. Древнейшие курганы датируются рубежом III и II ты­сячелетий до н. э. В раннем железном веке они редки и известны пока только на юге Белоруссии (д. Дубой Столинского района). Основное количество курганов по­является во второй половине I тысячелетия н. э. Особенно характерны курганы для эпохи Киевской Руси.

По форме, размерам, внутреннему устройству и со­держанию, а также находкам курганы очень разнооб­разны: сферические, овальные, длинные и прямоуголь­ные. Высота их колеблется от нескольких см до 5 — 8 м, диаметр — 4— 10 м. Некоторые курганы в длину достигают 100 м. В курганах может содержаться как одно, так и несколько захоронений. Курганы обычно на­сыпали почвенной землей, взятой на месте. Имеются, каменные курганы. Покойник или остатки кремации по­мещались в насыпи кургана, на горизонте или в яме. Различна поза и ориентация погребенного. Встречаются пустые курганы, насыпанные в память об умершем (ке­нотафы).

У славян Белоруссии до принятия христианства преобладали очень бедные находками курганы с трупо-сожжением. Для XI — XIII вв. характерны трупополо-жения. Обычно находки в курганах — горшок, нож, огниво, металлические украшения, детали костюма, стеклянные бусы. В женских погребениях иногда нахо­дят серпы, в мужских — оружие. Под влиянием христи­анства захоронения в курганах прекращаются в горо­дах в XI в., в деревне — в XII — XIII вв.

В бронзовом веке появляются и бескурганные (грун­товые) погребения. Особенно характерны они для же­лезного века Белоруссии. Преимущественно распростра-" нено было трупосожжение. Прах сожженного ссыпался в неглубокую яму или поставленный в нее сосуд. В мо­гилу или сосуд клались и другие вещи. Отдельные могильники насчитывают сотни могильных ям. Такие грунтовые кладбища называют «полями погребений» или «полями погребальных урн». В одном из могильни­ков в Белоруссии около д. Чаплин Лоевского района

95

было раскопано около 300 бескурганных погребений. Бескурганные могильники могут содержать также n трупоположения.

Важную группу археологических памятников состав­ляют остатки древних производств — шахт, мастерских и др. Уже в глубокой древности человек проник в недра земли в поисках нужных ему материалов. На территории Белоруссии находятся одни из древнейших в нашей стране остатки шахт III — II тысячелетий до н. э., в которых добывался кремень. Научное значе­ние объектов, связанных с производственной деятель­ностью людей, трудно переоценить.

Археологическими памятниками являются и остатки культовых сооружений. В свое время святилища рас­сматривались как главные строительные объекты. В их создании участвовали лучшие зодчие, художники, строители, они были своего рода аккумуляторами чело­веческого опыта.

Объектом археологического изучения могут быть остатки древних каналов и дорог, полей земледелия, пещеры со следами обитания в них людей, каменные изваяния, наскальные изображения, древние оборони­тельные сооружения: валы, рвы, крепостные стены и башни.

Памятником археологии считается и отдельная древняя вещь, столь же разнообразная в своих проявле­ниях, сколь разнообразна человеческая деятельность. Особый интерес представляют предметы, связанные с производством, — орудия труда.

АРХЕОЛОГИЧЕСКИЙ ПОИСК

Делом большой важности для краеведов-историков является учет и первичное изучение археологических памятников. Основным средством этого служат архе­ологические разведки.

Наиболее перспективный метод выявления археоло­гических объектов — личный осмотр местности, т. е. сплошное и детальное ее исследование. Важное значе­ние приобретает также опрос местных жителей, нередко дающий самые ценные сведения. Обычно с него и начи­нают археологический поиск.

Археологические памятники представляются людям

96

совершенно необычными объектами и уже в древности породили множество легенд. Наблюдательный человек не пройдет мимо кургана или городища, окруженного валом и рвом. При земляных работах, распашке в них когда-то приходилось случайно находить предметы ма­териальной культуры или человеческие костяки. Такие находки вызывали всеобщий интерес, рассказы о них передавались, превращаясь в легенды. Городища изве­стны в Белоруссии под названием «город», «городок», «замок», «замэчек», «замчшце», «попова гора», «лысая гора» и др. С ними связывают легенды о провалившем­ся городе пли церкви, о зарытой колеснице или бочке с золотом.

Местных жителей привлекает не только необычный вид археологических объектов, но и наличие на некото­рых из них культурного слоя — чернозема, как его на­зывают. Насыщенный строительными, органическими остатками культурный слой отличается повышенным плодородием, и земледельческое население не оставит этот факт незамеченным. Существуют и свои объясне­ния. Обычно местные жители со ссылками на стариков рассказывают, что в древние времена люди сносили черную землю с полей шапками.

Краевед, ведущий опрос местных жителей, должен хорошо знать, под какими названиями археологические объекты известны у них. Умелый тактичный опрос мо­жет дать чрезвычайно много в поиске археологических памятников и им никогда не следует пренебрегать. Ко­нечно, метод опроса не может заменить личного осмот­ра и изучения памятника на месте. Но опрос освобо­ждает от лишних хождений, дает четкий ориентир на памятник, экономит время поиска. При беседах с насе­лением той или иной местности целесообразно придер­живаться следующей методики:

— опрос следует начать с популярного разъяснения необходимости бережного отношения к памятникам прошлого как неоценимым источникам исследований в области отечественной истории;

— не следует забывать тот факт, что местные жите­ли нередко «омолаживают» археологические памят­ники, «привязывая» их к более позднему, чем в действительности, времени, или же, напротив, относят их к слишком глубокой древности (показательны, на­пример, в этом отношении определения древнерусских

4. Зак. 912 97

курганов как «шведских» или «французских» мо­гил и т. п. );

— при всей кажущейся абсолютной фантастичности легенд и преданий, повествующих о древностях, необхо­димо учитывать, что они в большей или меньшей степе­ни могут быть основаны на элементах действительности; именно поэтому фольклорные данные нуждаются в научном осмыслении.

Еще до выезда на разведку необходимо обстоятель­но изучить всю доступную археологическую и краевед­ческую литературу, которая очень часто определит на­правления будущего поиска. Предварительное знаком­ство с крупномасштабными (топографическими) картами и планами местности также принесет большую пользу, так как они содержат значительное количество названий, в той или иной степени указывающих на на­личие в данном районе археологических объектов: Курган, Курганы, Могильно, Могиляны, Городище, Го­родок и ряд других. К примеру, на территории нашей республики 27 поселений носят название «Городище», а всего на территории Белоруссии около 95 топонимов с основой «город»2. Большинство этих названий указыва­ют на существование в данном месте древних поселений или погребений.

Человек всегда выбирал для местожительства наибо­лее благоприятные места, которые обусловливались господствующим способом производства, климатически­ми условиями, наличием объектов охоты и собиратель­ства, рыболовства и т. д. Поэтому памятники той или иной эпохи в большинстве случаев располагаются в сходных топографических условиях. Исходя из этого, зная месторасположение некоторых из них, можно по аналогии искать подобные. Характерной чертой распо­ложения большинства археологических памятников является их близость к воде. При этом, однако, необхо­димо учитывать то обстоятельство, что за сотни и тыся­чи лет, отделяющие большинство памятников от наших дней, рельеф местности мог значительно измениться. В силу этого многие археологические объекты могут на­ходиться на значительном расстоянии от современной реки или озера, могут быть перекрыты толщей торфа или воды.

2 Жучкевич В. А. Краткий топонимический словарь Белорус­сии. — Минск, 1974, с. 80.

98

Проведение археологических разведок требует опре­деленной подготовки и специального снаряжения. Необ­ходимо иметь топографическую карту или план местно­сти, компас, планшет для чертежных работ, фото- и киноаппаратуру, письменные принадлежности, милли­метровую бумагу, рулетку, шнур для замеров, бумагу для упаковки подъемного материала и многое другое.

В случае обнаружения археологического объекта следует его тщательно осмотреть и собрать подъемный материал (т. е. древние предметы, происходящие из разрушенного культурного слоя и лежащие на повер­хности). Эта работа проводится в определенном поряд­ке: обследуемая площадь делится на квадраты (обычно 2X2 м), которые наносятся на план и получают цифро­вые или буквенные обозначения. Подъемный материал вследствие этого привязывается к месту находки и в дальнейшем может указать на месторасположение того или иного археологического объекта. Найденные предме­ты помогут предварительно определить характер архео­логического памятника, его датировку. Необходимо со­ставить план обнаруженного объекта. Съемка плана проводится с помощью компаса, буссоли и других специальных приборов3. Вновь открытый археологиче­ский памятник следует тщательно описать. В описании должны присутствовать следующие сведения: название памятника (если имеется — и местное название). В том случае, если объект не имеет названия, то его лучше всего назвать по имени ближайшей небольшой реки или населенного пункта. Далее в описании следует дать его географическое положение (район, сельсовет и т. д.), а также топографическое расположение (такой-то берег реки или озера и т. д.). Памятник нанести на карту или план местности. Для этого в археологии существуют специальные условные обозначения4. На карте прокла­дывается также маршрут разведки.

Во время разведки следует как можно шире приме­нять кино- и фотоаппаратуру, являющуюся наиболее точным средством фиксации.

Собранный материал должен быть тщательно упако­ван и снабжен этикетками с подробным изложением

3 Андреев Н. В. Основы топографии и картографии. — М., 1972.

4 Авдусш Д. А. Полевая археология СССР. — М., 1980, с. 295, рис. 108.

99

всех обстоятельств находки. По возвращении из экспе­диции материал и документация предъявляются в крае­ведческий музей. Необходимо помнить, что «цель краеведов и местных музеев одна — изучать свой край во всех его проявлениях и накапливать материалы в музеях»5.

На вновь открытый памятник оформляются спе­циальные паспорт и учетная карточка, которые состав­ляются в трех экземплярах: два заполняются на языке союзной республики, один хранится в министерстве культуры союзной республики, другой — в местных ор­ганах охраны памятников; третий, заполненный на русском языке, передается на хранение в Министерство культуры СССР. Составление паспорта и учетной кар­точки ведется соответствующими специалистами. Но для первичного учета важны и краткие паспорта, запол­ненные краеведами-любителями. О вновь обнаруженных памятниках следует сообщить в государственные орга­ны охраны памятников истории и культуры и в Добро­вольное общество охраны памятников истории и культуры.

РАСКОПКИ

Основной метод изучения археологических памятни­ков — раскопки. Археологические раскопки проводятся ежегодно в различных частях нашей страны. На терри­тории БССР они осуществляются экспедициями Инсти­тута истории АН БССР, государственных университе­тов, крупных музеев, научных учреждений Москвы и Ленинграда. Активными помощниками и часто непос­редственными участниками полевых исследований являются краеведы. Для ведения раскопок привлекают­ся учащиеся общеобразовательных школ во главе с учителями, обычно историками. Сотрудничество ученых и краеведов весьма желательно, плодотворно и полезно для обеих сторон. Увеличивающийся из года в год объем археологических исследований, а также раскопок,-связанных с необходимостью быстрого и масштабного изучения археологических памятников, расположенных

5 Крайнев Д. А. Археология и краеведение. — СА, 1957, № 3, с. 271.

100

в зоне больших строек, имеющих народнохозяйственное значение, ставит задачу подготовки краеведов к уча­стию в таких раскопках. В связи с этим краеведу-исто­рику необходимо иметь начальные знания об организа­ции и проведении стационарных археологических иссле­дований.

Археологические раскопки всегда ответственны и сложны. Раскапывая, археолог уничтожает памятник. Вернуть объекту после проведенных на нем раскопок прежнее состояние уже невозможно. Следовательно, необходимо так провести работы, чтобы ничто не про­пало для науки. Именно поэтому археологические рас­копки разрешаются только специалистам-археологам, прошедшим практику полевых исследований под руко­водством опытных археологов. Всякие самостоятельные археологические раскопки запрещены и караются законом.

На право производства археологических раскопок по существующему положению выдаются специальные разрешения •— открытые листы, утвержденные в четы­рех формах. Они выдаются Академией наук СССР или Академией наук союзной республики, если раскопки проводятся на ее территории.

Как разнообразны археологические памятники, так разнообразна и методика их раскопок. Раскопки — творческий процесс, и исследователь выбирает ту мето­дику, которая в наибольшей степени обеспечит научный успех в работе. При всем разнообразии средств исследо­вания имеются общие требования, которые должны быть соблюдены в процессе раскопок.

Прежде всего археолог должен осознавать высокую ответственность перед наукой. Результаты его раскопок будут известны широкому кругу специалистов, ими бу­дут пользоваться и историки и археологи. Следователь­но, в научном отношении представленный им материал должен быть доброкачественным.

До выезда в поле необходима большая подготови­тельная работа. Нужно предварительно изучить все письменные источники, относящиеся к данному памят­нику, хорошо представлять проблему в целом. Необхо­димо познакомиться с тем, что уже сделано другими исследователями на этом или аналогичном объекте. Для этого надо изучить научные отчеты о раскопках предшественников или публикации, если такие имеются.

101

Археологические экспедиции включают руководите­ля (начальника экспедиции), научных сотрудников, научно-вспомогательный персонал (лаборантов, чертеж­ников, фотографов). Вся ответственность за работу экспедиции возлагается на руководителя. Он должен быть в состоянии сам выполнить на высоком профессио­нальном уровне любого рода работу, какая потребуется в процессе изучения памятника.

На научных работников возлагается обязанность по наблюдению за работами и руководству ими на каком-нибудь участке. Они следят за стратиграфическими особенностями памятника: прослойками, перекопами, остатками сооружений, нередко сами вооружаясь лопа­той, ножом и кисточкой. В их обязанность входит опи­сание наблюдений в дневнике. В обязанность лаборан­тов входит работа с вещами — составление на них паспортов, ведение коллекционной описи, очистка и консервация предметов. Лаборанты проводят всевоз­можные измерительные работы. Чертежи и фотосъемка выполняются соответствующими специалистами. Архео­лог, на каком бы участке он ни работал, должен быть знаком с техникой всех работ, ведущихся в раскопе. Подготовленный краевед, имеющий опыт работы в экс­педиции, может квалифицированно выполнять обязанно­сти лаборантов и даже научных сотрудников. Девиз ар­хеолога — наблюдательность, наблюдательность и еще раз наблюдательность. Этим заняты все—от руководи­теля до рабочего-землекопа.

Археологические раскопки ведутся вручную, ни один механизм не может заменить сознательного целена­правленного труда человека. Поэтому раскопки трудо­емки и дороги. Механизация может быть применена лишь для транспортировки просмотренной земли.

Поселения вскрывают большими площадями, только в таком случае можно получить правильное представле­ние об особенностях памятника и изучить крупные объекты. Шурфы и траншеи, которыми широко пользо­вались в прошлом, применяются лишь в разведочных целях.

Вскрываемая площадь называется раскопом. От то­го, насколько удачно выбрано место р-аскопа, во многом зависит успех экспедиции. Наиболее интересны для раскопок те участки, где располагались жилые и хозяй­ственные постройки. Опытный археолог знаком с осо-

102

бенностями планировки древних поселений и прежде, чем заложить раскоп, хорошо продумает и рассчитает его место. Раскопов может быть несколько. Размер их и общий объем исследований определяются экономиче­скими возможностями экспедиции и характером памят­ника, мощностью культурного слоя. Площадь раскопа не должна быть меньше 100 кв. м. Обычно ему придают правильную геометрическую прямоугольную форму. Имеются памятники, на которых раскопаны площади в тысячи и десятки тысяч квадратных метров. На таких объектах, как правило, работают в течение нескольких лет, и раскопы последовательно прирезаются один к другому.

В процессе археологических раскопок памятник вскрывается обратно тому, как он формировался. По­этому раскопки нужно вести последовательно горизон­тальными пластами по 15 — 25 см толщиной. Каждый пласт исследуется отдельно и исчерпывающе: зарисовы­ваются остатки сооружений, фиксируются различия в грунте в разных местах раскопа, выявляются перекопы, замеряются начальная и конечная глубины пласта, производится фотографирование. Раскопки можно ве­сти не только горизонтальными пластами, но и следую­щими за древним рельефом, который предварительно необходимо выявить. Такая методика в большей степе­ни учитывает стратиграфические особенности памятни­ка, но сложней и требует больше опыта.

Основным инструментом раскопок является лопата. В отдельных случаях археологи переходят на более мелкий инструмент — нож и кисть. Для производства измерительных работ используются оптические прибо­ры: нивелира, мензулы, кипрегели.

Очень важно точно определить место отдельных на­ходок как в горизонтальном, так и в вертикальном измерениях. Исследование степени концентрации нахо­док и их состава поможет расшифровать значение раз­личных объектов. Фиксация глубины залегания находки необходима не только для соотнесения ее с определен­ными объектами, но и для решения хронологических вопросов. Ведь чем находка глубже, тем она обычно древнее по сравнению с другими. Чтобы правильно связать все находки между собой и со всеми встреченны­ми в процессе раскопок сооружениями, ведется наблюде­ние за характером напластований (стратиграфией).

103

Это очень сложная и ответственная часть исследований, доступная только опытному археологу. Для стратигра­фических наблюдений важно выделить и точно зафикси­ровать различные прослойки, особенно угля и золы, образовавшиеся после какого-нибудь пожара. Иногда такие пожары удается связать с летописными сообще­ниями о пожаре или разрушении поселения и получить точную дату, наметить хронологические рубежи в исто­рии памятника. Стратиграфические наблюдения позво­лят выявить древний микрорельеф и на основании этого точно распределить находки по времени их попадания в культурный слой, так как нахождение их на одной глубине еще не гарантирует одновременности. В рас­копках часто встречаются перекопы, их необходимо выявить, так как найденные в них вещи могут относить­ся к разному времени.

Для изучения стратиграфии в процессе раскопок оставляются специальные перемычки, неразработанные участки. Для этой же цели тщательно зачищаются, за­рисовываются и фотографируются все стенки раскопа, перемычек.

Точность и абсолютная объективность в составлении раскопочной научной документации — обязательное ус­ловие археологического исследования. От того, как составлен документ раскопок, зависит научность добы­тых материалов. Одним из важнейших документов рас­копок является дневник, который фиксирует ход и ре­зультаты раскопочных исследований. Следует постоянно помнить, что полевой дневник пишется не для себя, что им будут пользоваться другие исследователи. Дневник должен быть научным и грамотным. Любой человек, позже обратившийся к дневнику, должен получить ис­черпывающее представление о раскопках. Далеко не всегда в процессе работ бывает все ясно самому иссле­дователю, поэтому ошибочные предварительные выводы могут попасть и в дневник. Очень важно, чтобы субъек­тивное восприятие памятника не выдавалось за истину в конечной инстанции, не навязывалось читателю. Собственные догадки и мнения должны быть оговорены, чтобы читатель был в состоянии отделить объективные факты от субъективных оценок их автором, пишущим дневник. Помимо записей в дневнике делаются рабочие зарисовки, схемы. Это значительно облегчает последу­ющую работу с другой полевой документацией. Нужно

104

учитывать также возможность утраты со временем ка­кого-нибудь документа раскопок, и дневник может стать единственным в своем роде источником. Вообще дубли­рование результатов в археологической полевой доку­ментации желательно.

Однако ни один дневник не может дать исчерпыва­ющего представления о раскопках археологического объекта и обнаруженных материалах надлежащим об­разом. Поэтому составляется и другая документация. Прежде всего необходимо как можно больше сделать фотоснимков, фиксирующих не только и не столько сами раскопки, сколько то, что обнаруживается в их процессе: все строительные остатки, сооружения и их развалы, скопления вещей и даже отдельные предметы. Фотодокумент — один из важнейших археологических источников. Фотосъемки желательно вести крупнофор­матными аппаратами, позволяющими получать снимки высокого качества, что необходимо для публикации. Объект предварительно подготавливают к съемке, уби­рают все лишнее, мешающее восприятию главного. Практика фотографических работ в полевых условиях выработала свои приемы в технике съемки и обработке фотоматериалов. Очень желательно вести и киносъемки.

Необходимым документом полевых исследований яв­ляются чертежи и зарисовки. Чем больше их будет сде­лано, тем лучше. Рекомендуется делать план каждого вскрываемого пласта, на который должны быть нанесе­ны все сооружения, перекопы, стратиграфические особенности. Предварительно пласт необходимо подго­товить к зарисовке, тщательно зачистить и желательно разобраться в нем. Планы делаются в масштабе 1:20. Более мелкие объекты зарисовываются на отдельные чертежи в масштабе 1:10, иногда и в более крупном. В археологии выработана своя система условных обозна­чений различных грунтов и материалов. Обязательным требованием является составление стратиграфических профилей. Рисование их требует не только техническо­го навыка, но и умения видеть, читать и понимать стра­тиграфию. Все фотоснимки и чертежи подписываются, нумеруются, на них составляется опись. Во время рас­копок ведется специальный журнал учета фотоснимков.

В процессе раскопок должны быть учтены и зареги­стрированы все обнаруженные вещи. Только тогда археологический предмет может стать историческим

105

источником, когда на него будет заведен паспорт. Для облегчения регистрации вещевого материала раскоп разбивают на квадраты по 1X1 или 2X2 м. Каждый квадрат имеет свой номер. В этикетку, сопровожда­ющую найденную вещь, вносятся номер квадрата и глу­бина, на которой она была найдена. Иногда указывает­ся и пласт или стратиграфический слой. Для находок, представляющих особый интерес (индивидуальных на­ходок), указываются более точные координаты — место находки внутри самого квадрата. Обычно уже в процес­се раскопок индивидуальные находки вносятся в специальные планы находок. На материалы составляет­ся коллекционная опись. В нее заносятся все данные о найденных вещах: название, номер раскопа, квадрат, глубина, пласт, время обнаружения, полевой номер. В примечании часто указываются условия нахождения их в слое. После занесения в коллекционную опись наход­ка получает свой номер — шифр, в котором в условной форме обозначен объект раскопок, год и номер, иод которым находка записана в коллекционной описи. Шифр пишется или на самой вещи, или на прикрепляе­мой к ней бирке.

Представляется желательным уже в процессе раско­пок вести консервацию и реставрацию вещей*.

Во время раскопок берутся пробы для будущих ана­лизов: угля, древесины, образцов почв, обожженных участков глиняных сооружений. Разработаны специаль­ные инструкции о методике взятия образцов.

В конце раскопок составляется подробная опись всей документации, которая хранится в научно-исследо­вательском учреждении, проводившем раскопки. Веще­вой материал после его научной обработки передается по акту музеям. О результатах раскопок автор откры­того листа обязан представить научный отчет в Акаде­мию наук.

Усвоивший основы археологии краевед может с ус­пехом обращаться к археологическому материалу, вос­станавливать на его основе страницы древнейшего прош­лого родного края и принести немалую пользу истори­ческой науке. Перед краеведом широкие возможности в изучении и систематизации прежде всего многочислен­ных археологических предметов, разбросанных по

* Подробнее об этом рассказывается в гл. 7. 106

школьным историческим уголкам или находящихся у частных лиц и неизвестных специалистам. Если не при­нять мер к их сохранению и ознакомлению с ними науч­ной общественности, многие бесценные памятники археологии могут погибнуть безвозвратно. Поэтому ме­сто археологических предметов — в государственных музеях, где им обеспечено научное хранение. Краевед должен не только выявлять такие памятники, но и в каждом случае собрать полную информацию об усло­виях, при которых они были обнаружены, установить точное место находки, возможную связь ее с другими материалами, которым не уделили внимания. Некоторые находки могли представлять часть большого археологи­ческого комплекса. Случайно обнаруженные археологи­ческие находки могут иметь большую научную цен­ность. Так, около д. Каплановичи Несвижского района при копании торфа на глубине 1,5 м был найден целый деревянный плуг, пролежавший в земле не менее 2 тыс. лет. Эта единственная подобного рода находка в Белоруссии стала достоянием науки благодаря школь­никам, принесшим ее в школу и вместе с учителем со­общившим о ней в Академию наук БССР.

Краевед в состоянии не только собрать необходимые сведения, делающие изолированную находку историче­ским источником, но и сам изучить ее, дать научное описание, сравнить с другими, найти ей аналогии, сфо­тографировать и зарисовать, наконец, опубликовать ее, введя таким образом вещь в научный оборот. Заметки об археологических находках часто публикуются информа­ционным научно-методическим бюллетенем Белорусско­го общества охраны памятников истории и культуры «Помнікі гісторыі і культуры Беларусі», их можно на­печатать в специальном журнале «Советская археоло­гия».

Конечно, для исчерпывающего археологического изучения края описания отдельных изолированных на­ходок будет недостаточно. Краевед должен познако­миться со всем наличным археологическим материалом, хранящимся в музеях или опубликованном в печати. Основная часть археологических источников по древней истории Белоруссии опубликована в специальных изда­ниях. Для начала краеведу следует проработать обоб­щающие работы по археологии Белоруссии*. Сведения

* Библиография по археологии БССР приведена в конце книги.

107

о наличии известных в науке археологических памятни­ках в интересующем его регионе можно найти в трех изданных книгах под общим названием «Археологиче­ская карта Белоруссии» (Минск, 1968, вып. 1; Минск, 1971, вып. 2; Минск, 1976, вып. 3). В них содержится краткая характеристика памятников, степень их изучен­ности, краткий обзор основных материалов, указано место хранения материалов и подробная литература.

Фактический материал и его историческая интерпре­тация содержатся в научных сборниках по археологии Белоруссии и отдельных монографических исследовани­ях, посвященных отдельным объектам, археологическим эпохам, археологическим культурам или регионам. Ма­териалы по каменному веку наиболее полно изучены и изложены в книгах В. Ф. Исаенко, К. М. Поликарпови-ча и М. М. Чернявского; по бронзовому веку — И. И. Артеменко; по железному веку — Ю. В. Кухарен-ко, О. Н. Мельниковской, А. Г. Митрофанова, Л. Д. По-боля, В. В. Седова; по эпохе Древней Руси—Л. В. Алек­сеева, Н. Н. Воронина, Ф. Д. Гуревич, Э. М. Загоруль-ского, Я. Г. Зверуго, П. Ф. Лысенко, М. А. Ткачева, Г. В. Штыхова.

Т"» ЭТНОГРАФИЯ В КРАЕВЕДЕНИИ

ИСТОРИЯ ЭТНОГРАФИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ БЕЛОРУССИИ

Этнография — это историческая наука, которая изучает народы, их культуру и быт. Термин «этногра­фия» происходит от греческих слов «этнос» (народ) и «графейн» (описывать) и означает народоописание, народоведение. Народами в этнографии называют груп­пы людей, обладающих общими особенностями языка, культуры, быта и осознающих свое культурно-бытовое единство1. Люди, относящиеся к одному народу, прожи­вают совместно на одной территории или отдельными группами среди других народов. Каждый народ создает культуру и формы быта, которые являются составной частью мировой культуры. Под культурой в этнографии понимается все то, что создано руками и умом людей. Культуру каждого народа подразделяют на материаль­ную и духовную. К материальной культуре относят ору­дия труда, хозяйственные постройки, средства передви-

1 Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. — М., 1973, с. 37.

109

s

я, жилище, одежду, украшения, предметы домаш-быта и т. п., т. е. все то, что сделано руками людей, онятие «духовная культура» включают народные знания, народное творчество, религиозные верования и т. п., т. е. всевозможные порождения умственной дея­тельности людей. Бытом в этнографии называют устоя­вшиеся формы общественной и личной жизни людей. Каждый народ имеет своеобразные черты как в ма­териальной и духовной культуре, так и в быту. Изучение культуры и быта народов есть главная задача этногра­фической науки.

Основным принципом советской этнографии, которая руководствуется марксистско-ленинской методологией, является принцип историзма. Культуру и быт народов можно правильно понять лишь в том случае,.если по­дойти к их исследованию с исторической точки зрения, т. е. изучить их происхождение, основные этапы разви­тия, изменение в современную эпоху. Советская этногра­фия рассматривает культуру и быт народов на протяже­нии всей истории. Это помогает глубоко понять те огром­ные прогрессивные перемены, которые произошли в образе жизни советских народов в процессе социалисти­ческого и коммунистического строительства.

На различных этапах исторического развития куль­тура народа неодинакова. На стадии общинно-родового строя культура каждого племени была однородна. В ан­тагонистическом классовом обществе существовали большие различия в культуре разных классов внутри одного и того же народа. «Есть две национальные куль­туры в каждой национальной культуре», — писал В. И. Ленин о культуре народов, находившихся на капиталистической стадии развития21. В социалистиче­скую эпоху вместе с исчезновением антагонистических классов были преодолены резкие различия в культуре народа. У народов, строящих социалистическое и комму­нистическое общество, имеются некоторые различия в культуре и быту дружественных классов — рабочих и крестьян, но эти различия в процессе социалистическо­го и коммунистического строительства постепенно сти­раются. У каждого народа постепенно формируется од­нородная культура. В культуре народов СССР возни­кает много общих черт.

? Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 24, с. 129, ,110

Как историческая наука этнография использует раз­нообразные источники, в которых содержится информа­ция о культуре и быте народов в прошлом и настоящем. В круг этих источников входят и письменные свидетель­ства, как опубликованные, так и рукописные, и коллек­ции предметов, хранящихся в музеях, и полевые этно­графические материалы, которые собираются во время непосредственных контактов с изучаемым народом. Последний вид источников является одним из важней­ших в этнографии. Собирая и исследуя источники, эт­нографическая наука разработала разнообразные прие­мы и методы, накопила много ценных исторических сведений, которые необходимо использовать при изуче­нии истории, культуры и быта населения родного края.

Первые этнографические сведения о древнем насе­лении, проживавшем на территории Белоруссии, содер­жатся в древнерусских источниках. В «Повести времен­ных лет», например, упоминаются этнические общности, обитавшие в раннем средневековье, накануне образова­ния Древнерусского государства в Полесье, верхнем Понеманье, Подвинье и Поднепровье (дреговичи, криви­чи, радимичи). Автор «Повести временных лет» ставит вопрос о происхождении этих общностей, указывает некоторые особенности их образа жизни3. В древнерус­ских источниках имеется также много ценных сведений о быте населения в эпоху Древнерусского государства и феодальной раздробленности. В период позднего средневековья этнографические сведения о населении Белоруссии, которая находилась в то время в составе Великого княжества Литовского, а затем Речи Посполи-той, сохранились в местных летописях, многочисленных инвентарях, записках путешественников, иностранных послов.

Интерес к этнографии Белоруссии усилился после воссоединения Белоруссии с.Россией. В начале XIX в. в Белоруссии побывала экспедиций В. Севергина, соб­равшая много ценных материалов о традиционных фор­мах хозяйства и материальной культуре белорусов4. На развитие этнографических исследований в Белоруссии большое влияние оказало возникшее в 1845 г. Русское географическое общество. Оно составило программу по

3 Полное собрание русских летописей. — М., 1962, т. 1, с. 5—14.

4 Севергин В. Записки путешествия по западным провинциям Российского государства. — Спб., 1803.

111

сбору этнографических сведений, которая была разос­лана во многие места России, в том числе и в Белорус­сию. По этой программе составлялись этнографические описания отдельных местностей Белоруссии. Некоторые из этих описаний затем публиковались в «Этнографиче­ском сборнике», издаваемом Русским географическим обществом. Наиболее крупными этнографическими ра­ботами о Белоруссии, выполненными по программе Русского географического общества, были труды А. Кир-кора, сделавшего этнографический обзор Виленской гу­бернии5, и Н. Анимелле, описавшего быт крестьян Ви-тебщины6.

В 60 — 70-х гг. XIX в. много сведений о Белоруссии публиковалось на страницах губернских газет, в памят-..ных книжках и описаниях белорусских губерний. Наи­более ценным с этнографической точки зрения является описание Гродненской губернии, в котором дается харак­теристика экономического положения крестьянской семьи. В описании выделяется несколько групп кресть­янских хозяйств, показано, что экономическое положе­ние, условия жизни и быта различных групп белорус­ского крестьянства были неодинаковы7.

Важным этапом в истории этнографического изуче­ния Белоруссии были 80 — 90-е гг. XIX в. В этот период возрастает интерес к культуре белорусского народа, раз­вертывается деятельность крупных представителей белорусской этнографии П. В. Шейна, Н. Я- Никифоро-вского, Е. Р. Романова и др.8

С большой энергией и настойчивостью собирал, об­рабатывал и издавал этнографические материалы П. В. Шейн. Им опубликован многотомный труд под названием «Материалы для изучения быта и языка рус­ского населения Северо-Западкого края» (Спб., 1887— 1902, т. 1 — 3), который и до настоящего времени сохра­няет значение ценной сводки разнообразных этнографи­ческих материалов О.Белоруссии. В труде П. В. Шейна помещены сведения о народной материальной культуре, белорусском фольклоре, обрядах и верованиях.

5 Киркор А. Этнографический взгляд на Виленскую губернию: Этнснрафический сборник. — Спб., 1853, вып. 1.

6 Анимелле Н. Быт белорусских крестьян: Этнографический сбор­ник. — Спб., 1854, вып. 2.

7 Бобровский П. П. Гродненская губерния. — Спб., 1863.

8 Бандарчык В. К.. Гісторыя беларускай этнаграфіі. XIX ст. — Мінск, 1964.

112

Неутомимым собирателем этнографических материа­лов о Белоруссии был Н. Я. Никифоровский. Он опубли­ковал около 20 работ9. В них описаны разнообразные стороны быта населения Витебщины. Особенно ценным является труд Н. Я. Никифоровского «Очерки простона­родного житья-бытья в Витебской Белоруссии» (Ви­тебск, 1895). Он представляет собой первое крупное этнографическое описание традг"!::эн;тых форм хозяй­ства и народной материальной культуры.

Е. Р. Романов несколько десятилетий посвятил соби­ранию и публикации этнографических материалов в мно­готомном издании под названием «Белорусский сборника (1886—1912). Было опубликовано девять выпусков. В них правдиво отражена материальная культура, народ­ные знания, народные игры, народные танцы, народное музыкальное творчество, устное народное творчество, традиционные обряды и верования. Особенно богат эт­нографическими материалами восьмой выпуск, в кото­ром помещены описания материальной культуры, обря­дов и верований белорусского крестьянства10. В сбор­нике опубликовано большое количество этнографиче­ских материалов из Могилевщины. В этом крае Е. Р. Романов родился, учился и долгие годы работал учителем в народной школе, инспектором народных училищ. Этнографии Могилевщины посвящен издавав­шийся Е. Р. Романовым сборник «Могилевская старина» (Могилев, 1900—1903, вып. 1 — 3). Е. Р. Романов был большим энтузиастом изучения родного края. Его под­вижническая научная деятельность в области белорус­ской этнографии была проникнута горячей любовью к Родине. Он мечтал о том, что этнографическое изучение Белоруссии будет продолжено11.

8 конце XIX — начале XX в. начал свою деятель­ность по изучению родного края видный представитель белорусской этнографии А. К. Сержпутовский. Долгое время он работал в этнографическом отделе Русского музея, а затем в Музее этнографии народов СССР, со­вершил несколько этнографических экспедиций в Бело­руссию. Особенно плодотворными были экспедиции на

9 Бондарчик В. К,., Чигринов И. Г. Николай Яковлевич Ники­форовский. — Минск, 1960.

10 Романов Е. Р. Белорусский сборник. — Вильна, 1912, вып. 8.

11 Бандарчык В. К. Еўдакім Раманавіч Раманаў. — Мінск, 1961, с. 114.

113

родину А. К. Сержпутовского — в Полесье. Только во время первых двух экспедиций в 1906 г. А. К. Сержпу-товский сделал подробное описание традиционного хо­зяйства, материальной культуры,семейного уклада жиз­ни, собрал тысячи этнографических предметов — земле­дельческих орудий, а также орудий охоты, рыбной ловли, пчеловодства, плотничьи инструменты, предметы тради­ционной одежды, музыкальные инструменты12. Полевые этнографические материалы послужили основой для создания его научных работ по этнографии Белорусско­го Полесья. Традиционным орудиям и хозяйственным занятиям жителей Полесья посвящены работы А. К. Сержпутовского «Земледельческие орудия Бело­русского Полесья» (Материалы по этнографии Рос­сии.— Спб., 1910, т. 1), «Бортничество в Белоруссии» (Материалы по этнографии России. — Спб., 1914, т. 2), «Ловля вьюнов» (Живая старина, 1907, вып. 4). В рабо­те «Земледельческие орудия Белорусского Полесья» дана классификация многочисленных земледельческих орудий. Они разделены на группы по функциям, назна­чению. А. К. Сержпутовский выделяет орудия для обра­ботки почвы, внесения удобрений, для посева, молотьбы и жатвы. Все земледельческие орудия, в том числе и древние по происхождению (среди них особенно инте­ресны вершалина, смык, соха), описаны детально. А. К. Сержпутовский характеризует их конструкцию, способы использования и, что особенно важно, рассмат­ривает и показывает их происхождение и развитие. В двух других работах, которые посвящены бортничест­ву и рыболовству, он отмечает, что эти древние по про­исхождению занятия сохранялись в Полесье потому,что земледелие полностью не обеспечивало крестьян сред­ствами к существованию. Условия для ведения этих древних занятий, особенно бортничества, ухудшались в связи с массовым уничтожением лесов. А. К. Сержпу­товский показывает, что у зажиточных крестьян стало распространяться пасечное пчеловодство

Описанию быта и материальной культуры жителей Полесья посвящены также работы белорусского этногра­фа И. А. Сербова «Поездки по Полесью 1911 и 1912 гг.» (Вильна, 1914), «Белорусы-сакуны» (Пг., 1915). Они

12 Бондарчик В. К., Федосик А. А. К. Сержпутовский.—Минск, 1966.

114

написаны на основе этнографических материалов, со­бранных И. А. Сербовым во время экспедиций по Бело­русскому Полесью. И. А. Сербов характеризует поселе­ния, усадьбы, жилище, одежду местных жителей, отме­чает как общие черты, так и локальные особенности в материальной культуре Полесья. Описания материаль­ной культуры сопровождаются большим количеством иллюстраций. Во время экспедиций И. А. Сербов сделал около 600 фотоснимков13.

Этнографические материалы о быте белорусского на­рода были обобщены в дореволюционный период в тру­де выдающегося ученого Е. Ф. Карского «Белорусы» (Варшава, 1903, т. 1; Варшава, 1908—1912, т. 2; М., 1916, т. 3, вып. 1), в котором сделан обзор развития белорусской этнографии, исследованы вопросы проис­хождения белорусского народа, дан анализ традицион­ной духовной культуры белорусских крестьян.

Великая Октябрьская социалистическая революция положила начало новому этапу в развитии белорусской этнографии. Ломка старых социально-экономических отношений и замена их новыми, социалистическими, формирование нового уклада жизни, развитие нацио­нальной культуры требовали деятельного участия в научных исследованиях специалистов-этнографов. В но­вый период в области белорусской этнографии активно работали ее виднейшие представители Е. Ф. Карский, А. К. Сержпутовский, И. А. Сербов. Е. Ф. Карский за­канчивает свой капитальный труд «Белорусы» (Пг., 1921, т. 3, вып. 2; 1922, вып. 3). А. К. Сержпутовс­кий участвует в работе комиссии Академии наук по из­учению национального состава Советского государства, совершает этнографические экспедиции, публикует но­вые работы (Суеверия и предрассудки белорусов-поле-шуков. — Минск, 1930). И. А. Сербов продолжает рабо­ту по изучению материальной культуры белорусов, из­дает книгу «Вичинские поляне. Этнографический очерк Белорусского Полесья» (Минск, 1928;,

В Белоруссии создается научно-исследовательский центр по изучению народной культуры. В 1922 г. был открыт Институт белорусской культуры, в котором была образована секция этнографии, впоследствии переимено-

13 Бандарчык В. К. Псторыя беларускай этнаграфіі. Пачатак XX ст. — Мінск, 1970, с. 74.

115

ванная в кафедру этнографии. После реорганизации Института белорусской культуры в Академию наук БССР кафедра этнографии была преобразована в сек­тор этнографии14. Институт белорусской культуры, а за­тем Академия наук БССР развертывает изучение мате­риальной культуры, производственного, общественного и семейного быта, духовной культуры белорусского наро­да, проводит большую собирательную работу, органи­зует этнографические экспедиции.

В этнографическом изучении Белоруссии активное участие принимали и сотрудники центральных научных этнографических учреждений. Этнографические иссле­дования в южной Белоруссии проводила сотрудни­ца Центрального музея народоведения Н. И. Лебедева. Она собрала богатые материалы о жилище, одежде, хо­зяйственных постройках, на основе которых опубликова­ла ценный научный труд «Жилище и хозяйственные постройки Белорусской ССР» (М., 1929). В работе вы­деляется несколько этнографических районов в Полесье, прослеживаются этнокультурные связи с соседними на­родами.

Собранные материалы по этнографии Белоруссии включали 70 тыс. единиц описаний и фольклорных тек­стов, около 10 тыс. фотоснимков, 2 тыс. предметов, ко­торые предназначались для этнографического музея. Все материалы были варварски уничтожены немецко-фа­шистскими захватчиками в годы Великой Отечествен­ной войны. После войны научный центр по этнографи­ческому изучению Белоруссии был восстановлен. Исследования вел сектор этнографии и фольклора Института истории Академии наук БССР. В 1957 г. был создан Институт искусствоведения, этнографии и фоль­клора. Создание института в системе Академии наук БССР явилось началом нового этапа в развитии белорус­ской советской этнографии. Институт успешно готовит квалифицированные научные кадры по этнографии, ве­дет научные исследования по наиболее актуальным проблемам современной белорусской советской этногра­фии.

В послевоенный период белорусские этнографы на-

14 Бандарчык В. К. Гісторыя беларускай савецкай этнаграфіі.— Мінск, 1972, с. 44.

116

чали изучение быта крестьян в партизанских краях и зонах в годы фашистской оккупации. Были исследова­ны материальные условия жизни крестьян, сохранение в партизанских краях социалистических традиций в про­изводственной деятельности колхозников, их образе жизни15. Началось также изучение новых явлений в жиз­ни белорусского села. Был обследован колхоз «Больше­вик» Хойникского района Гомельской области16. В дальнейшем белорусскими этнографами было обследо­вано значительно больше колхозов, а также несколько совхозов и показаны изменения в быту и культуре не только колхозников, но и рабочих совхозов17.

Одновременно с изучением изменений в культуре и быту сельского населения Белоруссии в современный период интенсивно исследовалось также развитие тради­ционной культуры жителей белорусского села в пред­шествующие эпохи. Была опубликована работа Л. А. Молчановой «Материальная культура белорусов» (Минск, 1968), в которой дана характеристика основных черт традиционной сельскохозяйственной техники, сель­ских поселений, усадеб, жилища, одежды, головных уборов и обуви белорусского крестьянства в дореволюци­онный период. Истории сельскохозяйственной техники, сельских поселений, усадеб, жилищ, одежды белорусов посвящены фундаментальные коллективные исследова­ния белорусских этнографов «Белорусское народное жи­лище» (Минск, 1973), «Народная сельскохозяйственная техника белорусов» (Минск, 1974), «Белорусская народ­ная одежда» (Минск, 1975). В трудах обстоятельно ис­следованы не только общие черты, но и локальные осо­бенности в традиционной материальной культуре бело­русского села, основные этапы ее истории. В 70-х гг. проводилось также исследование народных промыслов Белоруссии. Рыболовный промысел был изучен И. Н. Браимом. В историко-этнографическом очерке «Рыболовство в Белоруссии» (Минск, 1976) И. Н. Браим классифицировал и подробно описал традиционные ры­боловные орудия белорусов, определил особенности традиционной рыболовной техники, исследовал быт ры-

15 Залескі А. 1. Быт беларускіх сялян у партызанскім краі. — Мінск, 1960.

16 Беларуси! этнаграфічны зборнік. — Мінск, 1956, с. 5—8.

17 Изменения в быту и культуре сельского населения Белорус­сии. — Минск, 1976.

117

баков в прошлом и в советское время. Бондарный про­мысел изучен В. С. Титовым18.

Весьма плодотворно в 60 — 70-х гг. велось исследо­вание быта рабочего класса Белоруссии. В этот период были изданы книги В. М. Иванова «Очерк быта про­мышленных рабочих дореволюционной Белоруссии» (Минск, 1971), «Очерк демографии, социологии и быта рабочего класса Советской Белоруссии» (Минск, 1975), «Новое время — новая жизнь» (Минск, 1968). В них обстоятельно рассмотрены основные черты обществен­ного быта белорусских рабочих в дореволюционный пе­риод, в эпоху строительства социализма, в период коммунистического строительства. По специальной программе с широким применением социологических ме­тодов сектором этнографии Института искусствоведения, этнографии и фольклора изучены изменения в быту и культуре городского населения Белоруссии в современ­ный период19.

Важным аспектом этнографических исследований в Белоруссии в 60 — 70-х гг. было также создание обоб­щающих трудов, в которых всесторонне охарактеризова­ны быт и культура белорусского народа на протяжении длительного исторического периода, исследованы круп­ные проблемы белорусской этнографии. Значительной обобщающей работой о культуре и быте белорусского народа является этнографический очерк «Белорусы», написанный коллективом специалистов по белорусской этнографии и опубликованный в многотомном издании Института этнографии АН СССР «Народы мира» (Народы Европейской части СССР. — М., 1964, т. 1). Коллективная работа над этим очерком содействовала повышению научно-теоретического уровня этнографи­ческих исследований в Белоруссии. Важным дополнени­ем к этой обобщающей работе являются труд М. Я. Гринблата «Белорусы» (Минск, 1968) о происхож­дении и ранних этапах этнической истории белорусского народа, монография Е. И. Корнейчика «Белорусская нация» (Минск, 1969), в которой прослежено этничес­кое развитие белорусского народа в эпоху капитализма и в советское время. Развитие белорусской этнографии

18 Титов В. С. Народные деревообрабатывающие промыслы Бе­лоруссии. — Минск, 1976.

19 Изменения в быту и культуре городского населения Белорус­сии. — Минск, 1976.

118

в дореволюционный и советский периоды обобщено в трудах В. К- Бондарчика «Псторыя беларускай этнагра-фіі XIX ст.», «Псторыя беларускай этнаграфіі. Пачатак XX ст.», «Псторыя беларускай савецкай этнаграфіі». Современная белорусская советская этнография успешно разрабатывает наиболее актуальные проблемы культу­ры и быта белорусского народа, изучает развитие бело­русской культуры как в прошлом, так и в современную эпоху, способствует развитию исторического краеведе­ния Белоруссии, изучению истории быта и культуры род­ного края, исследованию исторического прошлого и сов­ременного развития Белоруссии.

ПРИМЕНЕНИЕ МЕТОДОВ ЭТНОГРАФИИ В КРАЕВЕДЧЕСКОЙ РАБОТЕ

Важное значение для краеведения имеют не только накопленные этнографией исторические сведения о быте и культуре населения родного края, но и разработанные этнографической наукой методы сбора полевых этногра­фических материалов. Применение этих методов в крае­ведении позволяет существенно расширить, обогатить знания о быте и культуре населения родного края и в прошлом, и в особенности в современную эпоху, иссле­довать те изменения, которые произошли за годы Совет­ской власти в быту, культуре, образе жизни местного населения.

Для сбора полевых этнографических материалов при­меняют стационарный и экспедиционный методы. Ста­ционарный метод предполагает длительное изучение бы­та и культуры населенного пункта. Длительность непосредственных контактов исследователя с местным населением составляет обычно несколько месяцев, год и даже несколько лет. Стационарный метод предполага­ет также проживание исследователя в течение всего это­го срока в населенном пункте, который он изучает. Применение стационарного метода позволяет собрать наиболее полные сведения о всех сторонах жизни мест­ного населения, в том числе о тех явлениях быта, кото­рые требуют длительного наблюдения. Сведения, соб­ранные стационарным методом, очень надежны, так как исследователь имеет возможность в течение этого сро­ка проверить свои наблюдения и выводы.

Ы9

Экспедиционный метод заключается в кратковремен­ном пребывании исследователя в одном или в несколь­ких населенных пунктах. При экспедиционном методе сбора полевых материалов непосредственные контакты исследователя продолжаются обычно несколько недель, месяц и гораздо реже несколько месяцев. Применение экспедиционного метода позволяет в более короткий срок изучить большую группу населения, обследовать большую территорию. Этот метод рациональнее всего применять для сбора сведений о тех явлениях быта и культуры, изучение которых не требует длительного на­блюдения. Обычно им собирают сведения о традиционных орудиях труда, поселениях, жилище, предметах одежды, традиционной утвари и т. д. Если во время экспедиции участники собирают полевые материалы в нескольких поселениях, то применяется или маршрутный или кусто­вой метод обследования. При маршрутном методе рав­ное время отводят на изучение каждого населенного пункта, при кустовом выделяются населенные пункты, которые изучаются более длительное время, чем осталь­ные. Кустовой метод применяется в тех случаях, когда несколько поселений расположено рядом и население ко­торых имеет сходную культуру. При изучении отдельно­го поселения применяется либо сплошное, либо выбо­рочное, либо статистически-выборочное обследование. При сплошном обследовании изучаются все объекты населенного пункта. Это обычно удобно делать, когда поселение небольшое. Сплошное обследование дает наиболее надежные и полные сведения. Выборочное об­следование предполагает изучение только некоторых объектов поселения. Оно чаще всего применяется при сборе материалов о старинных постройках, традицион­ных орудиях труда, предметах одежды и т. п. Ведь традиционные предметы или жилища в прошлом в од­ном селении чаще всего были однотипны. Знакомство с отдельными предметами или постройками дает верное представление о культуре в прошлом. Кроме того, традиционных предметов, построек сохранилось немно­го. При изучении большого поселения исследователь часто применяет статистически-выборочное обследова­ние, когда для обследования выбирается группа объек­тов. Эта группа должна быть достаточно представитель­ной, чтобы дать верное представление о культуре и бы­те всего поселения.

120

И при стационарном, и при экспедиционном методах работы исследование ведется посредством личных наб­людений, бесед с местными жителями, фиксации материалов. Полевая работа, как правило, включает также сбор этнографических предметов, характеризу­ющих быт местного населения. Личным наблюдением называется такой прием работы, когда этнографические сведения собираются посредством целенаправленного визуального наблюдения. Содержание сведений, добы­тых путем личных наблюдений, в значительной степени определяется этнографическим кругозором, знаниями исследователя. Поэтому для применения этого приема важна предварительная подготовка, изучение имеющей­ся литературы о культуре и быте населения края, рес­публики. Все сведения, полученные посредством личных наблюдений, фиксируются в полевом дневнике. Для по­левого дневника желательно использовать толстую тет­радь с прочными обложками. Дневник обязательно должен иметь титульный лист, на котором указывается название этого полевого документа (полевой дневник), фамилия, имя и отчество того, кто ведет дневник. Все страницы дневника должны быть пронумерованы. Пе­ред каждой записью ставится дата, когда записываются сведения — число, месяц, год, а также указывается мес­то записи. Если в течение дня записи велись в разных местах, то обязательно указывается каждое новое место записи. Если заполняется несколько дневников, то каж­дый дневник помечается порядковым номером. Полевой дневник должен заполняться разборчивым почерком.

Очень важным видом полевой работы является бесе­да с местными жителями. Местных жителей, которые сообщают сведения о культуре и быте населения края, в научной литературе называют информаторами. Бесе­ды с информаторами дают возможность проследить изменение быта и культуры края во времени. Успешное применение этого вида работы предполагает умелый подбор информаторов. Для беседы необходимо подби­рать таких людей, которые могут дать наиболее полную и правдивую информацию о быте в прошлом, в совре­менный период. Беседа, как и личные наблюдения, дол­жна быть целенаправленной. К ней также нужно гото­виться заранее, продумывать план, вопросы, которые необходимо выяснить. Сведения, полученные путем оп­роса информатора, надо проверить в беседе с другими

121

местными жителями. Запись бесед фиксируется в доку­менте, который называется полевой тетрадью. Для поле­вой тетради, как и для полевого дневника, рекомендует­ся использовать толстую тетрадь с прочными обложка­ми. Тетрадь должна иметь титульный лист, на котором указывается название документа (полевая тетрадь), но­мер (если полевых тетрадей заполняется несколько), фамилия, имя, отчество того, кто вел записи. Все листы полевой тетради нумеруются. Запись беседы с каждым новым информатором начинается с нового листа. Перед изложением содержания беседы обязательно указывает­ся место записи (селение, сельский совет, район, об­ласть), необходимые сведения об информаторе (фами­лия, имя, возраст, профессия), дата записи, фамилия, имя, отчество того, кто вел запись. Запись беседы в полевой тетради должна быть четкой.

Кроме записей в дневнике, тетради, сведения о куль­туре и быте населения края фиксируются посредством зарисовок, чертежей, фотографирования. Этот вид поле­вой работы чаще всего применяется для сбора инфор­мации о предметах материальной культуры. К рисункам, чертежам, фотографиям составляются записи, в которых указываются наименования предметов или их частей, место и время их бытования. Рисунки, чертежи обозна­чаются порядковыми номерами. При фотографировании указывается номер пленки, номер кадра.

Во время полевой работы по мере возможности ве­дется сбор этнографических коллекций, которые затем передаются в историко-краеведческие музеи. Коллекции представляют собой подлинные этнографические пред­меты. Рекомендуется собирать прежде всего предметы, наиболее типичные для населения данного края, наибо­лее распространенные в настоящее время или в прош­лом. Исследователь должен стремиться собирать не разрозненные вещи, а комплекс вещей, характеризую­щих ту или другую сторону быта, определенные виды хозяйственных занятий. Например, полезно собрать комплекс орудий, применявшихся в прошлом в земле­делии (при вспашке, бороновании, севе, уборке, молоть­бе и т. п.), а также комплекс предметов традиционной одежды (будничной, праздничной, летней, зимней, голов­ных уборов, обуви и т. п.). Желательно, чтобы такой комплекс был из одной местности, даже из одного дома, если это возможно. Каждый предмет помечается отдель-

122

ным номером, который указывается на бирке, прикреп­ленной к предмету. Непременным условием сбора этно­графических предметов является составление так назы­ваемой легенды этнографической вещи. В ней указываются общепринятое и местное названия предме­та, наиболее характерные его признаки, например материал, из которого он сделан, и т. п., назначение предмета, его использование, место, дата приобретения, фамилия, имя, отчество владельца вещи и тех, кто сде­лал ее. Легенда должна включать по возможности все сведения о вещи. Без легенды этнографический предмет, который попадает в коллекцию, а затем в музей, не имеет научной ценности. Именно на основании такой легенды составляется музейный паспорт этнографическо­го предмета. Легенды записываются либо в отдельной тетради, либо на последних страницах полевого дневни-. ка или полевой тетради с указанием номера этнографи­ческого предмета.

При сборе сведений о хозяйстве следует определить весь комплекс хозяйственных занятий, соотношение меж­ду основными занятиями и дополнительными, их дина­мику, изменение их роли и значения в общем хозяйствен­ном комплексе во времени. Важно сопоставить сохранив­шиеся сведения о традиционном хозяйстве в прошлом — земледелии, животноводстве, рыболовстве, охоте, пчело­водстве, ткачестве, бондарном и гончарном промыслах со сведениями о хозяйственных занятиях в настоящее время. Особое внимание следует обратить на орудия труда. В земледелии, например, в прошлом для обработ­ки земли белорусские крестьяне использовали традиционное земледельческое орудие — соху. Большин­ство частей сохи (рогаль, рассоха и др.) делали из дере­ва. Только некоторые части, главным образом сошники, которыми взрыхляли почву, нередко были железные.

На территории Белоруссии было распространено два типа сохи. Соху первого типа называют полесской. Она бытовала в юго-западной Белоруссии. В полесской сохе левый сошник ставили под тупым углом к правому. Сош­ники были соединены таким образом, что пласт земли отваливался вправо, как при вспашке плугом. Соха второго типа получила наименование сохи с перекладной полицей. Она бытовала в северо-восточной Белоруссии. Соединение сошников этого типа сохи было иным. Их ставили параллельно один другому и на одном уровне.

123

Для отвала земли около сошников прикрепляли лопатку (деревянную или металлическую), которую перекладыва­ли от одного сошника к другому при повороте во время пахоты. Эту лопатку называют полицей, перекладной полицей или перекладкой. Вспаханную землю разрых­ляли с помощью деревянной бороны. Бытовало несколь­ко типов бороны. Наиболее распространенной была так называемая плетеная, прутковая, или вязаная, борона. Территория бытования этого типа бороны в Белоруссии в значительной степени совпадает с ареалом распро­странения полесской сохи. Основу плетеной бороны сос­тавляла согнутая, чаще всего дубовая, дуга. Вдоль и поперек основы укладывали несколько рядов двойных прутьев из лозы, орешника и другого материала. В образовавшиеся при пересечении прутьев гнезда-клетки вставляли деревянные зубья, которые закреплялись витыми кольцами из лозы, березы, черемухи. Деревян­ную борону второго типа называли брусковой, рамной, или поперечно-брусковой. Она была распространена в северо-восточной Белоруссии. Деревянная борона этого типа имела прямоугольную форму. Ее изготовляли из крепких березовых брусков. В брусках делали дырки, в которые вбивали зубья.

Сеяли в прошлом вручную с помощью специальных приспособлений, которые называли севалками. На тер­ритории Белоруссии были широко распространены се­валки двух типов — соломенные и лубяные. Соломенная севалка -бытовала в юго-западной, западной, централь­ной и северной Белоруссии. Основу ее делали из тонких лозовых прутьев. Лубяная севалка была распространена преимущественно в восточной Белоруссии (Могилев-щина, восточная часть Минщины). Для изготовления лубяных севалок использовали кору липы, вяза, тонкие сосновые дранки и т. п. Убирали урожай также вручную. Орудием уборки многих зерновых культур, особенно ржи, ячменя, пшеницы, был серп. Серпы были полукруг­лой (сферической) и удлиненной (овальной) формы.

Молотили с помощью цепа. Он состоял из трех основ­ных частей — цапильна, бича и соединительного приспо­собления. Цапильна представляло собой длинную вы­струганную палку, а бич — короткую. Известно несколь­ко способов соединения. Наиболее распространенным было соединение с помощью «гужыка» — прочного сыро­мятного ремешка, который закрепляли в углублениях

124

цапильна и бича. В северо-восточной и центральной Белоруссии он был основным. В южной Белоруссии особенно юго-восточной, бытовал так называемый капи-цевый способ соединения. Капицей называли петлю из телячьей кожи. Различают однокапицевый и двухкапи-цевый способы крепления. При однокапицевом способе петлю прикрепляли только к цапильне. С бичом петлю соединяли с помощью хомутика — кольца, изготовленно­го из кожи. При двухкапицевом способе одну петлю прикрепляли на цапильне, а вторую на биче. Две петли связывали с помощью кожаного ремешка. В юго-запад­ной Белоруссии бытовал петлицевый способ соединения. Узкую петлю сыромятной кожи одним концом крепили в углублениях цапильна, другим — с бичом. В отличие от «гужыка» петля была более длинной и массивной.

Для каждого вида хозяйства или цикла хозяйствен­ных работ характерна целая серия орудий труда. Их фиксация осуществляется посредством фотографирова­ния, черчения, зарисовок. Фотографируют орудия труда таким образом, чтобы на фотографии была видна их форма, конструкция, составные части и места их соеди­нения. На чертеже указываются размеры орудия, его составных частей. На зарисовке также записывается название орудия, его составных частей, указываются размеры. Помимо изучения традиционных видов хозяй­ства, орудий труда, необходимо также собирать сведе­ния о возникновении и развитии местной промышлен­ности, исследовать ее влияние на быт населения.

Большой интерес для краеведения представляют по­селения, как городские, так и сельские. Наиболее слож­ную историю имеют городские поселения. Для воссозда­ния их истории проводятся археологические раскопки, изучаются письменные источники. Городские поселения часто различаются по времени возникновения, но тип их весьма сходен. Сельские поселения также возникали в разные времена и отражают определенные этапы исто­рии края. В течение длительного исторического периода на территории Белоруссии сформировалось несколько типов сельских поселений. К основным из них относятся местечки, села, деревни, околицы, застенки, хутора. Наи­более древними и самыми распространенными традици­онными типами сельских поселений были села и дерев­ни. В письменных источниках древнерусской эпохи они нередко обозначали один и тот же тип сельского поселе-

125

ния. Но вместе с тем они имели и некоторые различия. Селами чаще называли более многочисленные поселе­ния, которые были своеобразным центром для более мелких поселений, называвшихся деревнями. В прошлом в селе обычно находилось волостное правление, цер­ковь. Различие между селом и деревней имело историче­ский характер. Со временем деревня при благоприятных условиях могла разрастись и превратиться в село, а не­которые ее жители выселиться из этого вновь образо­вавшегося села и основать соседние деревни.

В отличие от сел и деревень такие типы сельских по­селений, как околица и застенок, более позднего проис­хождения. Застенки появляются во второй половине XVI в. после аграрной реформы 1557 г. По реформе пахотная земля, отводимая крестьянам, делилась на три поля, каждое из которых имело свои границы (стенки). Земли за пределами границ назывались застенками. Застенки представляли собой мелкие пахотные и сено­косные участки. Их сдавали в аренду мелкой шляхте, которая селилась здесь своими дворами. Околицами на­зывали поселения мелкой шляхты, которые располага­лись около деревень. Хутора на территории Белоруссии получают широкое распространение в начале XX в. в связи с проводившейся в это время аграрной реформой, согласно которой крестьянскому хозяйству выделяли землю, а усадьбы' строились в центре или рядом с зе­мельным наделом. Более трудно решить вопрос о проис­хождении местечек, которые представляли собой свое­образную промежуточную между городом и селом фор­му поселения. Население местечек занималось отчасти сельским хозяйством, самотужным (кустарным) ремес­лом, мелкой торговлей. Большинство местечек в Бело­руссии возникли в XV—XVII вв. В процессе социально-экономического развития, особенно в советское время, резко сократилось число хуторов, многие местечки превратились в города. Сельские поселения значительно укрупнились, стали более многолюдными и превраща­ются в современные благоустроенные колхозные и сов­хозные поселки.

Собирая сведения о поселениях, необходимо изучить условия, которые определили место их расположения, форму, планировку. Выбор поселения может быть обусловлен особенностями рельефа, наличием водных источников, характером путей сообщения, хозяйствен-

126

ными, социально-экономическими и политическими фак­торами. Нужно обратить внимание на время возник­новения поселений, происхождение названий. Время возникновения поселения исследуется по местным леген­дам и преданиям, по возрасту наиболее древних постро­ек, а также по местным археологическим памятникам. При изучении происхождения названия населенного пун­кта также анализируются легенды и предания, которые могут отражать его историю.

Внутри сельских поселений жилые и хозяйственные постройки, как правило, группируются в своеобразные комплексы, которые принято называть усадьбами. На территории Белоруссии известны различные типы сель­ских усадеб — так называемый веночный, погонный двор и двор с несвязанными постройками. Веночная усадьба была расположена в виде квадратного или про­долговатого в плане сомкнутого прямоугольника. Веноч­ный двор преобладал в северо-восточных и восточных районах Белоруссии. Погонный двор представлен двумя типами — однорядным и двухрядным. В однорядном дворе постройки располагались в одну линию длиною в несколько десятков метров, в большинстве случаев под одной крышей. В двухрядном погонном дворе постройки размещались двумя параллельными рядами. Хата, сени (с кладовкой) и стопка — в одном ряду, остальные по­стройки (хлев, поветь, клеть) — в другом. Погонный двор был распространен е Белорусском Полесье. Для крестьянского двора с несвязанными постройками ха­рактерно свободное размещение строений в глубине двора на расстоянии 10 — 20 м от хаты. Двор с несвя­занными постройками является более поздним типом усадебной планировки. Он начал формироваться во вто­рой половине XIX — начале XX в. и получил широкое распространение со времени коллективизации. Изучая сельские усадьбы, полезно составлять планы, схемы, де­лать зарисовки, фотоснимки, измерять расстояние между постройками. Необходимо также знать назначение каж­дой постройки сельской усадьбы.

Особое внимание следует обратить на жилище, сос­тавить его план, собрать сведения об использовании каждой части жилища, его украшениях, времени по­стройки. Наиболее древним типом жилища было однока­мерное. Оно состояло только из одной избы. Этот тип жилища характерен для самой ранней стадии этниче-

127

ской истории белорусов. В более позднее время, особен­но в новое, он бытовал только у самой обездоленной части крестьянства. Самым распространенным типом ^сельского жилища в эпоху средневековья и в новое вре­мя было двухкамерное, состоявшее из избы и небольшой пристройки к ней, которою называли сенями, сенцами, применем, «ляцёнам». С эпохи позднего средневековья в сельских усадьбах начало распространяться трехкамер-ное жилище. В XIX в. оно уже бытовало широко. Трех-камерное жилище состояло из избы, сеней и третьего помещения (изба, комора, истопка).

В эпоху средневековья, а частично и в новое время сельские жилища ставили как на фундаменте, так и без него. С середины XIX в. жилища без фундамента посте­пенно были вытеснены жилищами на фундаменте. В дореволюционный период были распространены два ви­да фундамента. На севере и западе Белоруссии преобла­дал фундамент из камней, а на юге и востоке жилище обычно ставили на толстых дубовых или смолистых сос­новых колодах, которые называли штандарами. Жилище в дореволюционных период было срубным. Его строили из очищенных от коры бревен. Бревна соединяли в венки посредством врубки одного бревна в другое в углах сру­ба. Бытовало несколько способов соединения бревен в венки. Самым распространенным из них было соедине­ние бревен «в чашку» (простой угол) — с выступами концов бревен за стены сруба. Соединение бревен «в чашку» в большей степени сохранилось в северной и восточной Белоруссии. На западе Белоруссии этот вид соединения был постепенно вытеснен «чистым углом» (без выступов концов бревен за стены сруба). Самой распространенной формой крыши была двускатная. Для юго-востока характерна более древняя по проис­хождению четырехскатная крыша. На юго-западе и се­веро-западе Белоруссии местами бытовала трехскатная крыша. Трехскатная крыша является переходной фор­мой от четырехскатной к двускатной.

В современный период жилища строят преимущест­венно на бетонном (заливном) или кирпичном фунда­менте. Значительное количество жилищ строят из кир­пича, шлакобетона. В качестве внешнего украшения широко распространена художественная резьба, художе­ственная шелевка, окраска стен и некоторых других элементов жилища. Резьбой чаще всего украшают на-

128

личники окон (лиштва), реже фронтоны. Наибольшего совершенства художественная резьба достигла в юго-восточной Белоруссии, в частности на Гомельщине. Здесь наряду с геометрическими формами широко рас­пространены растительные и зоологические мотивы. В художественной резьбе северо-восточной Белоруссии (Витебщина, Могилевщина) преобладает геометриче­ский орнамент. Значительно в меньшей степени резьба распространена в юго-западной Белоруссии. Для этой части более характерна художественная шелевка. Ху­дожественной шелевкой чаще всего украшают фронтон жилища, причем используют растительные и солярные мотивы. В других регионах Белоруссии в художествен­ной шелевке преобладает геометрический орнамент. На территории Белоруссии распространяется также окраска некоторых элементов жилища — наличников окон, фрон­тонов, углов, стен.

Сведения о жилище фиксируются посредством описа­ния, составления плана, фотографирования, зарисовки, копирования. При описании жилища важно соблюдать определенную последовательность. Описание следует начинать с устройства фундамента. Затем описывают форму угла, крыши и другие элементы жилища (окна, двери). В плане жилища указывается место каждого его элемента, размеры. Фотографировать жилище рекомен-дуется не прямо, а под углом. Фотоаппарат необходимо расположить таким образом, чтобы были видны две стены жилища. Сведения об украшении жилища собира-ются отдельно. Фиксируется место расположения укра­шений. Резьбу фотографируют. Росписи зарисовывают или копируют через кальку. Возраст постройки опреде­ляется по хозяйственным книгам или посредством опро­са населения.

Важной составной частью традиционной материаль­ной культуры, которая непосредственно свидетельствует об условиях жизни людей, является одежда. Одежда, как и жилище, представляет собой ценный исторический источник, и поэтому о ней необходимо собирать возмож­но более полные сведения. Самый важный вид полевой работы при изучении одежды — сбор этнографических коллекций. Предметы одежды, из которых составляется коллекция, должны дать как можно более полное пред­ставление о жизни людей, которые их создавали и ис­пользовали. Важно, чтобы в коллекции была как празд-

5. Зак. 91И 129

ничная, так и будничная одежда. По возможности сле­дует показать по предметам одежды деление на социальные группы. Предметы одежды, особенно празд­ничной, могут иметь также большие художественные достоинства, свидетельствовать о богатых народных художественных традициях. При сборе сведений об оде­жде применяются не только ее описание, но и фотогра­фирование, зарисовки, копирование узоров, делаются выкройки и т. д. Изучая традиционную материальную культуру, краевед должен обратить внимание и на пред­меты, которые составляют домашнюю утварь. Ведь предметы утвари, взятые в комплексе, характеризуют в значительной степени домашний уклад жизни, связь его с характером хозяйства. При изучении утвари применя­ются те же приемы, что и при исследовании одежды.

Важной частью краеведческой работы является из­учение общественного быта населения родного края в прошлом и настоящем. При сборе сведений необходимо соблюдать определенную последовательность в работе. Вначале собираются сведения о тех сторонах общест­венного быта, которые связаны с производственной дея­тельностью местного населения, об отношении различ­ных групп населения к основным средствам производ­ства (например, о формах владения и пользования землей, пастбищами, лесами), об организационных фор­мах производственного процесса, в особенности общест­венных работах, о принципах организации производст­венных артелей. Отдельно собираются сведения о семье, ее численности, составе, семейном бюджете, распределе­нии обязанностей в семье и т. д. Затем изучаются местные праздники, время их проведения, характерные черты и особенности.

Известный интерес для краеведа представляют также народные игры. Краеведом фиксируется время проведения игр, обстоятельства, при которых они прово­дятся, состав участников, правила игры. Полезно из­учать также местные обряды, особенно современные, ко­торые могут иметь свои особенности. При изучении общественного быта используются разнообразные мето­ды — личные наблюдения, беседы, описание, схемы, в частности производственных артелей, структуры мест­ных организаций, расстановки участников игр, фотогра­фирование и т. д. Разумеется, общественный быт насе­ления любого края не остается неизменным. В нем

130

появляются новые черты, которые характеризуют совре­менный процесс сближения деревни с городом. Важно изучить этнографические аспекты стирания различий между городом и деревней, показать, как претворяются в жизнь мероприятия партии по дальнейшему подъему уровня жизни и культуры сельского и городского насе­ления Белоруссии.

Местный этнографический материал является цен­ным источником для исследования истории родного края. Собирание и изучение его имеет не только позна­вательное, но и воспитательное значение. Оно дает возможность не только творчески осмыслить историю родного края, но и воспитывать любовь к своей стране, которая добилась грандиозных успехов в развитии хо­зяйства, культуры и быта. Чтобы умело собирать этно­графический материал, учителю и школьникам необхо­димо тщательно подготовиться к этому виду работы. Подготовка включает внимательное чтение соответству­ющей этнографической литературы, изучение этногра­фических коллекций краеведческого музея, знакомство с методическими пособиями по полевым этнографиче­ским исследованиям, предварительное ознакомление с объектом исследования, выработку четкого плана ра­боты.

Наиболее эффективными способами сбора этногра­фических материалов являются этнографические экспе­диции и экскурсии, которые позволяют школьникам ближе познакомиться с жизнью, культурой и бытом местного населения. Во время экспедиций и экскурсий школьники активно ведут исследовательскую работу, сопоставляют настоящее с прошлым, знакомятся с теми изменениями в хозяйстве, быту и культуре родного края, которые произошли за годы Советской власти. При подготовке к экспедиции или экскурсии каждому ее участнику следует дать задание, четко определить, ка­кой фактический материал должны собрать школьники. Во время экспедиции или экскурсии школьники запол­няют полевые тетради, дневники, делают зарисовки, фотографируют, собирают этнографические коллекции, придерживаясь тех правил, которыми руководствуются в полевых этнографических исследованиях. После экспе­диции или экскурсии весь материал сдается на хранение в школьный или местный краеведческий музей. По ито­гам экспедиции и экскурсии можно написать сочине-

131

нйя, рефераты, провести конференцию, вечер, организо­вать выставку этнографических материалов. Во время конференций, вечеров заслушиваются лучшие доклады, демонстрируются диапозитивы. Этнографические мате­риалы целесообразно также использовать на уроках по отечественной истории для формирования у школьни­ков представления об общественно-экономической фор­мации, социалистическом образе жизни, его совершен­ствовании и дальнейшем развитии.

5

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ДАННЫХ

ВСПОМОГАТЕЛЬНЫХ ИСТОРИЧЕСКИХ

НАУК В ИЗУЧЕНИИ КРАЯ

ПАЛЕОГРАФИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

Важнейшими источниками по изучению истории края являются данные вспомогательных исторических наук: палеографии, нумизматики, геральдики, топонимики, антропологии.

Палеография (от гоеч. палайос — древний, графо — пишу) — наука, изучающая внешние признаки памят­ников письменности, графику, материал, орудия письма, бумажные водяные знаки, орнамент, украшения в их историческом развитии. Надписи на металле, камне, де­реве изучает эпиграфика, которую называют часто ве­щевой палеографией.

Археологические исследования древнерусских горо­дов на территории Белоруссии дают богатейший мате­риал для изучения памятников, письменности эпохи Древнерусского государства. Перечень находок с древ­нерусскими надписями пополняется почти ежегодно и является показателем высокого уровня письменной куль­туры населения западных земель Руси.

Древнейшим образцом восточнославянского кирил-

133

ловского письма, после Гнездовской надписи X в., явля­ется печать полоцкого князя Изяслава Владимировича с надписью «Изас(лав)ос» русскими буквами, переда­ющая греческое звучание имени Изяслав, датируемая концом X в.1 Вероятно, уже в то время в полоцкой земле писались грамоты на пергаменте и удостоверялись кня­жескими печатями.

Две печати с надписями «Симеон» и «Дмитрий» были найдены в Волковыске. Известны свинцовые печати конца XII в. с греческой надписью «Печать Дионисия, епископа Полоцкого»2.

Гродненская печать с надписью «дьнеслово» исполь­зовалась при секретной княжеской переписке. Надпись обозначала, что в документе «в дне» (внутри), к кото­рому она приложена, заключено сообщение (слово)3.

Редкими находками на территории Восточной Евро­пы являются печати, принадлежавшие женщинам кня­жеского звания. Одна из таких печатей (сер. XII в.) с изображением св. Софии, с колончатой надписью, от которой сохранились тр« буквы (ГІ/А» (от слова «КА­ПА»— святая), была обнаружена при раскопках Верх­него замка в Полоцке в 1962 г.4 Владелицей этой, а так­же другой полоцкой печати с изображением св. Георгия, по предположению ученых, была мать известной прос­ветительницы XII в. княжны Ефросиньи Полоцкой.

С именем Ефросиньи Полоцкой связано создание ше­девра древнерусского прикладного и ювелирного искус­ства — знаменитого креста, сделанного по ее заказу по­лоцким мастером Лазарем Богшей в 1161 г. для церкви Спаса Ефросиньевского монастыря. Крест отделан зо­лотыми и серебряными пластинами, украшен перегород­чатыми эмалями, жемчугом, драгоценными камнями и, с точки зрения ювелирного искусства, представляет со­бой высокохудожественное произведение. Но главная его ценность заключается в мастерски выполненных надписях, которые являются оригинальным источником самых разнообразных сведений по истории древнего По-

1 Янин В. Л. Древнейшая русская печать X в. — Краткие со­общения Института истории материальной культуры, 1955, вып. 57, с. 46.

2 Янин В Л. Именные буллы русских епископов XII — начала XIII в. — СА, 1966, № 3, с. 202.

3 Воронин Н. Н. Древнее Гродно. — М., 1954, с. 198.

4 Алексеев Л. В. Полоцкая земля. — М., 1966, с. 235.

134

лоцка. Из надписей мы узнаем имя мастера — полоча-нина Лазаря Богши, сколь высоко был оплачен труд умельца, дату вложения креста в монастырь и молитву-заклинание о неотчуждении его оттуда. Характер на­чертания отдельных букв, сопоставление с датирован­ными памятниками письменности этого периода подтвер­ждают подлинность его датирования 1161 г. Крест был похищен фашистскими захватчиками из Могилева в 1941 г. и дальнейшее его местонахождение с точно­стью не установлено5.

На территории полоцкого княжества находились монументальные памятники эпиграфики, так называе­мые Борисовы камни. Четыре огромных валуна с высе­ченными на них крестами и надписями одинакового содержания: «Г(оспод)и и помози рабу своему Борису» лежали в русле Западной Двины ниже Полоцка. Первое сообщение об одном из Борисовых камней имеется в «Хронике» М. Стрыйковского 1582 г., упоминается о них в материалах экспедиции академика И. И. Лепехина в Белоруссию и Лифляндию в 1773 г.6

Вопрос о происхождении надписей на Борисовых камнях свыше 300 лет привлекал внимание любителей древностей, историков, палеографов, краеведов. Одни считали камни пограничными знаками княжества, дру­гие полагали, что надписи сделаны для улучшения судо­ходства на Двине (отмечали мели). Наиболее аргумен­тированно объяснил происхождение надписей академик Б. А. Рыбаков, связав их с полоцким князем Борисом Всеславичем, время княжения которого (1127—1128) совпало с неурожаями в Полоцкой земле. По мнению Б. А. Рыбакова, «огромные кресты, призывающие помощь бога его рабу Борису, возникли весной 1128 г. в дни борисоглебских аграрных праздников и призывали всевышнего дать урожай»7.

До настоящего времени в русле Западной Двины в 5 км от Полоцка у д. Подкостельцы сохранился всего один уникальный эпиграфический памятник, который местные жители называют «Борис-хлебник». В двинском

5 Алексеев Л. В. Полоцкая земля, с. 221.

Таранович В. П. К вопросу о древних лапидарных памятни­ках с историческими надписями на территории Белорусской ССР— СА, ?1946, т. 8, с. 253.

а* \ Рыбаков Б. А. Русские датированные надписи X!—XIV вв.— М., 1964, с. 27.

135

русле еще в XIX в. были замечены два камня с надписями «Сули(борь хръ)стъ» и «Святополк-Александр». Камень «Су­ли (борь хръ) стъ» в це­лях сохранности был пе­ревезен белорусским ар­хеологом М. Ф, Кусцин-ским зимой 1887/88 г. в Москву в Исторический музей, надпись на нем относится к XIII—XIV вв8. Известны Борисовы камни и на суше. Камень у д. Каменка Вилейско-го района Минской об­ласти впервые упомина­ется К- П. Тышкевичем в 1867 г. Борисов ка­мень у д. Высокий Городец Толочинского района был обнаружен Е. Р. Романовым в 1886 г. Содержание над­писи на камне было опубликовано в «Могилевских гу­бернских ведомостях» (1886, № 42).

Недалеко от древнерусского г. Друцка у д. Дятлов-ки (Оршанский район) до недавнего времени находится единственный датированный Рогволодов камень. Над­пись на нем на трехметровой высоте сообщала дату: «В лето 6679 (1171) мая в 7 день доспен (т. е. иссечен) крест сей» и содержала аналогичную двинским камням просьбу: «Ппомози рабу своему Василию в крещении именем Рогволоду сыну Борисову»9. Друцкий князь Ва­силий Борисович (Рогволод) в голодную зиму 1170/71 г. по примеру своего отца совершил обряд освящения язы­ческих камней в надежде на урожай.

Уникальные эпиграфические памятники в дореволю­ционное время разрушались и уничтожались. На Бори­совом камне у д. Высокий Городец местная помещица Каминская приказала запечатлеть свои инициалы и да­ту «1884». Камень «Святополк-Александр» был взорван

8 Орлов А. С. Библиография русских надписей XI—XV вв. — М.—Л., 1936, с. 66.

9 Рыбаков Б. А. Русские датированные надписи XI—XIV вв.,

с. 33. - ■ ■

136

в 1818 г. при очистке русла Западной Двины. Один из самых ценных Рогволодов камень исчез уже в 30-х гг. нашего столетия. По мнению Л. В. Алексеева, он был уничтожен при постройке шоссе Москва —• Минск.

Сохранились Борисовы камни у д. Прорыток, Наков-ники, Болотки, в г. Диене Витебской области10.

В качестве основных писчих материалов на Руси до появления относительно дешевой бумаги использовались пергамент и береста. Первая и пока единственная в Бе­лоруссии берестяная грамота была найдена в Витебске в 1959 г. рабочим Е. Н. Фроловым во время земляных работ на территории Нижнего замка. Он передал гра­моту в Витебский краеведческий музей, где она хранит­ся до настоящего времени. Содержание грамоты таково: «От Степана к Нежилу. Если ты продал одежды, то купи мне на 6 гривен ячменя. А если чего-либо ты не про­дал, то пошли мне в наличности. Если же продал, то сделай милость — купи мне ячменя»1'. Палеографиче­ские особенности грамоты позволяют датировать ее ру­бежом XIII —XIV вв.

Древние надписи, процарапанные остриями на сте­нах зданий, на бытовых предметах, называются графит-ти. Из надписи-графитти XII в. мы узнаем первое некня­жеское имя жителя Полоцка, вероятно купца, оставив­шего свой автограф на стенах Киевской Софии: «Вои-негъ писал, Журяговиць, полоцанин»'2.

В 1971 г. при реставрационных работах Софийского собора в Полоцке были обнаружены надписи на плинфе, сделанные в XI в. древнерусскими мастерами, которые пометили буквами-цифрами количество плинф, имев­шихся в наличии (99).

Е. Ф. Карский упоминает о надписях религиозного характера на стенах Спасской церкви в Полоцке13. Выя­влены древние графитти на внутренних столбах этой церкви, на остатках стен Благовещенской церкви XII в. в Витебске. Буквенными знаками помечены кирпичи

10 Алексеев Л. В. По Западной Двине и Днепру в Белоруссии.— М„ 1974, с. 53.

11 Дроченина И. Н., Рыбаков Б. А. Берестяная грамота из Ви­тебска. — СА, 1960, № 1, с. 282—283.

12 Высоцкий С. А. Древние русские надписи Софии Киевской.— Киев, 1966, вып. 1, с. 59.

13 Карский Е. Ф. Славянская кирилловская палеография. — Л.. 1928, с. 105.

137

Коложской церкви в Гродно (XII в.) и гродненской кре­пости14.

К особой группе предметов с надписями-графитти относятся древнерусские сосуды-амфоры (корчаги). Из древнего Новогрудка происходит фрагмент амфоры с надписью «Олексън» (Алексей), обозначающей имя владельца (экспозиция Госмузея БССР). Новогрудская надпись своеобразна тем, что является второй после гнездовской, сделанной на амфоре определенного типа15. Палеографически надпись датируется первой полови­ной XII в. По начертанию отдельных букв она сходна с надписью на пинской корчаге: «...рополче вино» (Ярополче вино), которая связывается с именем князя Ярополка Георгиевича, справлявшего в Пинске свадь­бу в 1192 г.16

При раскопках Минского замчища был найден фраг­мент большого сосуда с отчетливо читающейся бук­вой «Б»17. Обломок сосуда с буквой «Я» обнаружен в Волковыске, а с буквой «И» в Турове. Буквенные по­метки, служившие обычно знаками собственности, ста­вились также на пряслицах, изделиях из кости и рога. Наиболее многочисленны находки именных пряслиц с надписями. К ним относятся «Бабино праслень» из Витебска конца XI — начала XII в., из Пинска «Наста-сино праслън» второй половины XII в., друцкое прясли­це с надписью «княжинъ» XII — XIII вв. При раскопках детинца древнего Друцка в 1957 г. найдено пряслице розового шифера со словом «ника» — девиз победы православной религии над язычеством. Будучи начер­тан на бытовом предмете, он рассматривается как своеобразный знак собственности18.

Одной из древнейших надписей на колоколах явля­ется рельефная надпись «рабу...» на фрагменте колоко­ла из Нижней церкви в Гродно, которая датируется первой половиной XII в. Надписи на колоколах дела­лись, как правило, значительно позднее, в середи-

14 Воронин Н. Н. Древнее Гродно, с. 87—88.

15 Малевская М. В. Амфора с надписью из Новогрудка. — СА,

1962, № 4, с. 240.

16 Рыбаков Б. А. Русские датированные надписи XI—XIV вв.,

с. 34.

17 Загарульский Э. М. Древний Минск. — Минск, 1963, с. 93.

18 Алексеев Л. В. Еще три шиферных пряслица с надписями. — СА, 1959, № 2, с. 243.

138

не XIV в. Надпись на фрагменте гродненского колокола могла иметь отношение к строителю церкви князю Все-володке19.

Материалы археологических раскопок свидетельст­вуют о том, что жители древнего Гродно владели искус­ством оформления рукописной книги. На литейной фор­мочке для бляшек с изображением птиц и зверей неиз­вестный мастер процарапал сложный плетеный книж­ный орнамент. При украшении алтарной преграды Нижней церкви в Гродно медными золочеными пласти­нами гродненские мастера использовали широко распространенный в древнерусской книжной орнаменти­ке прием «ременного плетения»20. Знакомство ремеслен­ного населения Гродно с письменностью подтверждает­ся и находкой отполированной кости, на которой резчик вырезал ряд кирилловских букв.

Заготовка из лосиного рога с двумя кирилловскими буквами и кость животного со словом «моих» найдены при раскопках Полоцка в слое рубежа XII — XIII вв.21 В Дрогичине обнаружена костяная рукоять ножа с ки­рилловской надписью: «Ежъковъ ножъ, а иже и укра­дет— прокляту бу...» (XII — XIII вв.)22.

Известны надписи-графитти на платежных серебря­ных слитках, резных каменных иконках из Минского замчища, Новогрудка, Волковыска.

О развитии письменности можно судить не только по отдельным эпиграфическим, письменным памятникам, но и по находкам орудий письма. Орудия для письма на бересте и навощеных дощечках — писала — заост­ренные металлические стержни с лопаточкой для загла­живания воска на противоположном конце найдены при раскопках Минска, Новогрудка, Волковыска, Друц­ка, Браслава и других городов23. В этих же городах встречаются оригинальные застежки от книг.

Самшитовый гребень с вырезанной на нем азбукой-кириллицей начала XIII в. служил пособием-букварем для обучающегося грамоте жителя древнего Берестья, при раскопках которого он был обнаружен.

19 Воронин Н. Н. Древнее Гродно, с. 120.

20 Там же, с. 146.

21 Штыхов Г. В. Древний Полоцк. — Минск, 1975, с. 115.

22 Гензель В. Археологические исследования и проблема возник­новения польского государства. — СА, 1959, № 2, с. 95.

23 Медведев А. Ф. Древнерусские писала X—XV вв. — СА, 1960, № 2, с. 66, 67, 69.

139

Данные археологии, таким образом, являются одним из важнейших доказательств распространения грамот­ности среди широких слоев населения западных земель

Руси.

История белорусской письменности начинается с пер­вой половины XIII в., когда появляются первые пись­менные памятники с характерными признаками бело­русского языка. К ним относятся договорная грамота смоленского князя Мстислава с Ригой и Готландом 1229 г., договор неизвестного смоленского князя с Ри­гой около 1230 г., грамота полоцкого князя Изяслава около 1265 г. и др.

В истории белорусской кирилловской письменной графики известно три основных типа письма: устав, полуустав, скоропись, глаголические тексты или надпи­си пока не выявлены. Древнейший рукописный памятник уставного письма, не знающего сокращений, разделения текста на отдельные слова, выносных букв и надстроч­ных знаков, — «Туровское евангелие» XI в. был обнару­жен в XIX в. в Турове (хранится в библиотеке АН Ли­товской ССР).

Уставное письмо письменных памятников западных земель Руси к середине XIII в. приобретает свои па­леографические особенности. Буква е, например, писа­лась широко в начале слова и после гласных. В середи­не слова и после согласных была более узкой. Верхняя часть буквы ж, которая писалась в пять приемов, посте­пенно уменьшалась в размерах. Особенно характерным было написание буквы м, очень широкой с круглой средней петлей, спускающейся ниже линии строки. В букве ю горизонтальная линия шла выше середины.

В памятниках начала XIII в. и (восьмеричное) пи­салось с горизонтальной линией посередине, а в более поздних она поднималась выше. Косая линия буквы м шла от верха левой стороны и обрывалась, не доходя до конца.

При обозначении цифр кирилловскими буквами зна­чок тысячи ставился не как в русском уставе, перед буквой, а после нее.

Наряду со стремлением сохранить традиционные древнерусские приемы письма с течением времени прос­леживается все более отчетливая тенденция к выработ­ке собственных графических приемов.

Во второй половине XIV в. уставное письмо смени-

140

лось старшим полууставом, затем младшим. В белорус­ском полууставе большее количество надстрочных зна­ков по сравнению с русским. Над строкой выносятся не только гласные, но и согласные буквы. Некоторые бук­вы белорусского полуустава напоминают скоропись (а, в, о, ъ). Буквы и, п, т пишутся с меньшим наклоном. Буква е поворачивается влево и как бы лежит. Появля­ется соединительная горизонтальная черта в букве ы, косая черта в ю. Перед гласными обычно пишется и десятеричное {І).

Слитное написание предлогов и союзов с последую­щими словами было впоследствии использовано Ф. Ско-риной в его печатных изданиях. Белорусский полуустав лег в основу старопечатного шрифта, которым печата­лись все скорининские издания, «Евангелие» В. Тя-пинского, книги несвижской типографии.

В XV в. наблюдается постепенный переход к скоро­писи, которая становится основным типом письма в кон­це XVI — начале XVII в. Белорусской скорописью напи­сан самый древний документ из рукописного собрания фондов Госмузея БССР — дарственная грамота князя Острожского Смолевичской церкви (1507).

Белорусская скоропись имела особенности в характе­ре начертания отдельных б}кв: в — гораздо реже писа­лась прямоугольной или квадратной, д — имела длин­ные ножки, загнутые влево, з (зело) — означала боль­шей частью цифру 6, а не 3. Длинные, идущие влево хвосты имели буквы р, ц, щ. Буква е писалась очень маленькой, редко употреблялось у (у). Активно входит в употребление э, з иногда пишется сходно с ла­тинским г.

Особенности белорусской скорописи не служили це­лям ускорения письма и носили чисто декоративный ха­рактер.

Позднейшая или старшая белорусская скоропись от­личается большей связанностью письма, округлостью букв. Этот тип письма послужил образцом для создания особого печатного шрифта виленской типографии брать­ев Мамоничей, которым напечатан «Литовский статут» 1588 г. В шрифт вошло характерное для скорописи на­писание буквы к в виде двух черточек.

В белорусской скорописи ощущается большое вли­яние западной культуры. Часто одному писцу приходи­лось писать по-русски, по-польски и по-латыни.

14!

Имелись некоторые отличия и в форме белорусских письменных памятников. В отличие от столбцовой фор­мы делопроизводства акты писались в форме книг, по западноевропейскому образцу. Грамоты назывались листами, почти всегда на них имелись подписи короля, князя, канцлера. Наличие удостоверяющей части в до­кументе иногда оговаривалось следующим образом: «А

142

на крепость сему, наши печати привесили к сему листу»24.

В задачу палеографического анализа входит изуче­ние рукописного орнамента и миниатюр древних памят­ников письменности. Древнейший рукописный памятник западных земель Руси «Туровское евангелие» XI в. в своем первоначальном виде был богато украшен минн-

24 Карский Е. Ф. Славянская кирилловская палеография, с. 122,

143

атюрами и заставками. Сохранившиеся заглавные бук­вы-инициалы, выполненные в византийском геометриче­ском стиле, свидетельствуют о высоком мастерстве пер­вых художников-оформителей рукописной книги в западных землях Руси. Миниатюрами с портретами евангелистов, заставками и инициалами украшено «Ор­шанское евангелие» XII — XIII вв. В рукописных памят­никах XII — XIII вв. наблюдается постепенный отход от византийских художественных канонов. В растительную орнаментику рукописей проникают мотивы народного искусства. Местные традиции особенно усиливаются с переходом к феодальной раздробленности. Преобладаю­щими цветами для инициалов рукописей были крас­ный, синий, зеленый. В этой цветовой гамме выполнены заглавные буквы «Туровского евангелия». В XV — XVI вв. для украшения инициалов применялись особые угловатые скобки. Наблюдения над эволюцией рукопис­ного орнамента и миниатюры служат установлению правильной датировки рукописей.

История белорусской печатной книги связана с име­нем выдающегося мыслителя, гуманиста, основополож­ника белорусского книгопечатания Франциска Скорины из Полоцка. В 1967 г. отмечалось 450-летие со дня выхо­да в свет первой печатной книги на белорусском языке Библии, изданной Скориной в Праге. За два года суще­ствования пражской кирилловской типографии (1517— 1519), основанной Скориной, было выпущено 23 книги Ветхого завета Библии.

В 20-х гг. XVI в. белорусский первопечатник переез­жает в Вильно, где в доме бургомистра Якуба Бабича создает первую на территории нашей страны типогра­фию. В 1522 г. в виленской типографии Скорина выпу­стил «Малую подорожную книжицу» и в 1525 г. — Апос­тол, завершив на этом свою книгоиздательскую деятель­ность. В авторских предисловиях и комментариях к библейским книгам, переведенным Скориной на родной язык, дается целый ряд исторических и географических сведений, содержится обширная программа овладения науками в духе гуманистического мировоззрения.

С точки зрения типографского искусства, пражские и виленские издания Скорины, отпечатанные четким по­лууставом, с изящной версткой текста, использовани­ем приема двухкрасочного проката, занимают одно из первых мест среди немногих славянских старопечатных

И 4

книг XV—-XVI вз. По праву они считаются шедеврами книгопечатного искусства. Шрифт, которым отпечатаны книги, не был заимствован и «почти никогда не был пре­взойден ни в каких других, как предыдущих, так и поз­днейших славянских изданиях»25. Высокое мастерство Скорины как печатника и оформителя проявилось в украшении текстов декоративными заставками, заг­лавными буквами, исполненными в виде миниатюрных гравюр. Пражские издания Скорины были первыми славянскими книгами, проиллюстрированными гравюра­ми на дереве по примеру лучших западноевропейских изданий того времени. С художественным оформлением книг Скорины можно ознаком-иться по альбому, в кото­ром собран графический и орнаментальный мате­риал его изданий26. Этой теме посвящены отдельные ра­боты М. Щекотихина, В. Стасова, П. Владимирова и других авторов.

Книги белорусского первопечатника хранятся в круп­нейших библиотеках и музеях страны (Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина, Государственная публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина в Ле­нинграде, ГИМ в Москве) и за рубежом — в Польше, Великобритании, США, Франции. В собрании Государ­ственной библиотеки БССР им. В. И. Ленина насчиты­вается 10 книг Скорины, которые приобретены в 1925 г. у ленинградского библиофила Комарницкого в связи с юбилеем белорусского книгопечатания.

Продолжателями традиций Ф. Скорины были С. Буд-ный, В. Тяпинский, соратник И. Федорова П. Мстисла-вец. В XVI в. во многих белорусских городах и местеч­ках— Бресте (1553), Несвиже (1561), Заблудо-ве (1568), Лоске (1574), Слуцке (1580), Тяпине (ок. 1580)—основываются типографии и печатаются книги.

Первая печатная кирилловская книга на территории Белоруссии — Катехизис Симона Будного была написа­на белорусским литературным языком того времени и издана в 1562 г. в несвижской типографии Матвея Ка-вечинского. Типографские работы были поручены печат­нику Даниэлю Ленчицкому, который в поисках образ-

25 Шчакаціхін М. Гравюры і кніжныя аздобы ў выданнях Францішка Скарыны. Чатырохсотлецце беларускага друку. — Мінск, 1926, с. 183.

26 Гравюры Франциска Скорины. — Минск, 1972.

145

цов шрифта обратился к скорининским изданиям. Выпу­стив в том же году еще одно сочинение С. Будного «Об оправдании грешного человека перед богом», нес-вижская типография перешла на печатание польско-ла­тинскими шрифтами. Из двух кирилловских изданий несвижской типографии ныне в немногих экземплярах: известен один Катехизис (Гос. библиотека СССР им. В. И. Ленина, Гос. публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, Гос. библиотека им. М. Горького, МГУ, ГИМ, Пражская королевская библиотека, библиотека Чарторыйских в Кракове)27.

Третьим представителем начального этапа белорус­ского книгопечатания был Василий Тяпинский, основав­ший типографию в своем имении Тяпино, где около 1580 г. отпечатал Евангелие на белорусском языке. Шрифты Евангелия и оформление титульного листа напоминают шрифты и оформление Несвижского Кате­хизиса.

В 1568 г. кирилловская типография была создана в местечке Заблудове около Гродно, куда по приглаше­нию гетмана Ходкевича прибыли первопечатники Иван Федоров и белорус Петр Мстиславец. В 1569 г. они вы­пустили «Евангелие учительное», затем Петр Мстисла­вец был приглашен купцами братьями Мамоничами в Вильно, а Иван Федоров переехал во Львов, где осно­вал первую на украинской земле типографию. Петр Мстиславец основал типографию в виленском доме Лу­ки Мамонича, в которой в 1575 г. отпечатал Евангелие, а в следующем — Псалтырь и Часослов, оформленные в стиле московской печати. Редким и малоисследован­ным изданием Мстиславца является Часослов, наибо­лее полный его экземпляр хранится в Оксфорде28. В виленской типографии Луки и Кузьмы Мамоничей (к. XVI — перв. четв. XVIII в.) печатались важнейшие государственные документы (Литовский статут 1588 г.), ее издания были известны далеко за пределами Вели­кого княжества Литовского.

В 30-х гг. XVII в. в Кутейно, Буйничах, Могилеве ра­ботала частная передвижная типография, принадле-

27 Голенченко Г. Я. Симон Будныіі: Книгоиздательская деятель­ность в Белоруссии. — В сб.: Из истории книги, библиотечного де­ла и библиографии в Белоруссии. Минск, 1970, с. 173.

28 Анушкин А. На заре книгопечатания в Литве. — Вильнюс, 1970, с. 56.

146

жавшая Спиридону Соболю. Она была тесно связана с братским белорусским книгопечатанием. В XVII в. на территории Белоруссии действовали многочисленные братские и протестантские типографии.

Издания могилевской типографии братства Богояв­ления украшались гравюрами талантливого белорус­ского художника-гравера Максима Вощанки, который возглавлял эту типографию до 1711 г.29

Кириллические издания второй половины XVII — ХѴШ в. значительно отличаются от предшествующих: ухудшается качество печати, используются старые изно­шенные доски. Это особенно заметно по изданиям мо­гилевской Богоявленской и Супрасльской типографий первой четверти XVIII в.

В XVIII в. на территории Белоруссии существовало 12 типографий — по три в Гродно и Могилеве, по одной в Минске, Несвиже, Пинске, Полоцке, Слониме и Шкло-ве. Наиболее крупными из них были гродненская (ко­ролевская) (1775 — 1802) и несвижская князей Ра-дзивиллов (1750—1791). 352 книги, вышедшие из этих типографий на протяжении столетия, были отпе­чатаны разными шрифтами на разных языках, в том числе 65 книг на старославянском и 8 на русском30.

Кирилловское книгопечатание, бывшее основным в белорусском книгопечатании начиная с XVI в., просу­ществовало до конца XVIII в. Оно сыграло большую роль в развитии просвещения, становлении националь­ного самосознания белорусского народа и явилось предшественником гражданского книгопечатания, кото­рое применило переработанные кирилловские шрифты.

В изучении белорусских старопечатных книг боль­шую помощь краеведу может оказать «Библиографи­ческий список старопечатных изданий XVII — XVIII вв.», хранящийся в отделе редкой книги фунда­ментальной библиотеки АН БССР им. Я- Коласа31.

Собранием рукописных памятников XVI — XVIII вв. и старопечатных книг располагают фонды Госмузея БССР, в которых насчитывается около 100 старопечат-ных кириллических изданий. Наиболее интересные из

29 Мальдзіс А. I. Кнігадрукавапне Беларусі ў XVIII ст. — В сб.: Книга, библиотечное дело и библиография в Белоруссии. Минск. 1974, с. 133.

30 Там же, с. 136.

31 Голенченко Г. Я. Библиографический список старопечатных изданий XVI—ХѴШ вв. — Минск, 1961.

147

них: «Новый завет с псалтирью» (1580, Острог, типо­графия Ивана Федорова), «Псалтирь и Новый завет» (1596, Вильно, типография Святодуховского братства), Евангелие (1600, Вильно, типография Луки и Кузьмы Мамоничей), «Октоих» (1730, отпечатанный в типогра­фии могилевского Богоявленского братства с 7 гравю­рами В. Вощанки). Редкие издания содержат фонды Ви­тебского, Гомельского областных краеведческих музеев.

При изучении печатных и рукописных текстов, напи­санных на бумаге, важнейшими датирующими призна­ками являются бумажные водяные знаки — филиграни (от лат. Шит — нитка, §гагшт—зерно). Изучение бумажных водяных знаков выделяется в особую от­расль палеографии — филигранологию. По водяному знаку на бумаге можно установить географическое место бумажной мельницы (бел. паперні), приблизи­тельную дату изготовления бумаги, и с помощью этих сведений датировать письменный памятник.

До появления собственных бумажных мельниц ис­пользовалась бумага иностранного производства. Изда­ния Ф. Скорины напечатаны на немецкой бумаге с фи­лигранью, изображающей вепря. Вероятно, на немец­кой бумаге с филигранью тиара написана Супрасльская летопись (к. XV — нач. XVI в.). Несвижский Катехи­зис издан на французской бумаге с водяным знаком дельфина.

В начале XVI в. в Белоруссии и Литве налаживает­ся местное производство бумаги. Первым письменным свидетельством об основании бумажной мельницы в Ве­ликом княжестве Литовском является распоряжение великого князя Литовского Сигизмунда Старого (1524) о принятии из Швейцарии бумажных дел мастера Вер-нарта и основании бумажного «млына» под Вильно. Впоследствии эта мельница перешла Луке Мамоничу32.

В XVI — XVIII вв. часто встречается бумага с водя­ным знаком, на котором изображен герб Радзивиллов, Им принадлежали бумажные мельницы в Слуцке, Лю-банн, Олыке.

Владельцем бумажной мельницы и типографии в Несвижс в 1570 г. был М. Кавечинский. В связи с пере­ездом типографии в Заславль он перевел мельницу в свое имение Узду.

32 Лауцявичус Э. Бумага в Литве. XV—XVIII вв. — Вильнюс» 1967, с. 266.

146

Писчая и печатная бумага в большом количестве производилась на бумажной мельнице П. Сапеги в Гольшанах и распространялась по всей Белоруссии и Литве. Известна также мельница в Сморгони (ок. 1590 г.), в Ружанах (1607), построенная канцлером Л. Сапегой. В м. Дубровно мельница действовала с на­чала XVII в. до 1654 г.

Бумага с гербом Тизенгаузов на водяном знаке вы­пускалась на фабрике, построенной ими в Поставах в 1762 г. Бумажная мельница графов Тышкевичей в Свислочи Волковыского повета производила бумагу с 1780 по 1854 г.

В XVIII в. бумажные мельницы были также в Мон-тавичах Лидского повета, в имении Калачи Вилейского повета, Котлавы Новогцудского воеводства и других го­родах и местечках.

Наиболее полно ознакомиться с историей и техникой производства бумаги с водяными знаками можно по мо­нографии литовского исследователя Э. Лауцявичуса «Бумага в Литве в XV—XVIII вв.» (Вильнюс, 1967 г.). Ценным пособием для историков, палеографов, краеве­дов является изданный в качестве приложения к моно­графии атлас-альбом, в котором воспроизведены рисун­ки 4276 филиграней.

В истории белорусской письменности кроме кирил­ловской известны латинская и арабская графические системы. Первое появление белорусских текстов, напи­санных арабским письмом, относится к середине XVI в. Татары, поселившиеся в Белоруссии с XIV в. (пленные или переселенцы), к XVI—XVII вв. настолько забыли свой родной язык, что в светской литературе и при описании мусульманских религиозных обрядов пользо­вались белорусским, передавая арабской транскрипцией звучание белорусской речи. Эти оригинальные письмен­ные памятники являются ценным дополнением к бело­русской кирилловской письменности. Отрывки из та­тарских рукописных книг впервые были опубликованы в 1857 г. профессором Петербургского университета А. Мухлинским. Научная ценность этих памятников была отмечена в свое время Е. Ф. Карским, М. Горец-ким, А. Шлюбским. Белорусские тексты, написанные по-арабски, более точно, чем официальные кирилличе­ские, передают белорусское произношение XVI —■ XVII вв. В языке этих памятников, близком к народно-

149

разговорному, отражены диалектные особенности бело­русских говоров. Их можно использовать при изучении взаимных бытовых влияний между белорусами и тата­рами. Белорусские тексты, написанные арабским пись­мом,— китабы имеются в библиотеке АН БССР, Исто-рико-этнографическом музее АН Литовской ССР, биб­лиотеке Вильнюсского государственного университета, известны китабы у частных лиц. Двадцать ^ татарских книг XVII — XX вв. описаны А. Антоновичем33.

Чтение белорусских текстов, написанных латинкой, в силу общего уровня образования в нашей стране не требует специальной подготовки.

Древнейшие памятники белорусской письменности — рукописи, старопечатные книги хранятся в библиотеках, архивах, музейных собраниях Минска, Гродно, Москвы, Киева, Ленинграда, Вильнюса, Львова. Они имеются и за рубежом: в Варшаве, Познани, Кракове, Бухаресте, Оксфорде, Лондоне, Упсале, Нью-Йорке и других горо­дах мира. Однако далеко не все письменные памятники выявлены и учтены, многие еще ждут своих исследова­телей. Так, например, уникальный экземпляр «Малой подорожной книжицы» Ф. Скорины был обнаружен в Королевской библиотеке Копенгагена в 1957 г. Эта на­ходка дала возможность ученым отнести начальную да­ту белорусского книгопечатания к 1522 г., а не к 1525, как считалось ранее.

Отдельные письменные памятники находятся в част­ных коллекциях, библиотеках культовых учреждений. Выявление их — одна из важных задач краеведческой работы. Сообщая о выявленном письменном памятнике или уникальной старопечатной книге в научные учреж­дения республики (местный краеведческий музей, Гос­музей БССР, АН БССР), необходимо дать их правиль­ное описание. Определить название памятника, кем он составлен и кому адресован, передать краткое содержа­ние. Необходимо зафиксировать материал (пергамент, бумага), обратить внимание на чернила и краски, ука­зать размер и формат, степень сохранности, особеннос­ти переплета (если он имеется) памятника. Определить тип письма — устав, полуустав, скоропись, печатный шрифт. Проверить водяные знаки на бумаге и зарисо-

33 Антонович А. К- Белорусские тексты, писанные арабским письмом, и их графико-орфографическая система. — Вильнюс, 1968.

150

вать их. Отметить наличие или отсутствие украшений — орнамента, миниатюр, заставок, гравюр, удостовери-тельных частей (подписи, печати). Сопоставив палео­графические признаки, краевед может ориентировочно попытаться определить время и место создания пись­менного памятника.

Выявлению, изучению, взятию на государственный учет и охране подлежат эпиграфические памятники. Вопрос о сохранности предметов прикладного искусст­ва, камней и монументальных сооружений с древними надписями обсуждался еще на I Всебелорусском крае­ведческом съезде, проходившем в 1926 г. в Минске. В резолюциях съезда отмечена необходимость выявления, регистрации и учета этих памятников34.

Надписи на бытовых предметах, пряслицах, сосудах, иконах, изделиях из кости, рога, дерева, как правило, чаще всего обнаруживаются в процессе археологичес­ких раскопок, которые проводятся под руководством научных учреждений. Это гарантирует правильную их фиксацию и определяет условия последующего хране­ния.

Надписи на камнях, плитах, стенах архитектурных сооружений могут быть обнаружены школьниками, сту­дентами, отдельными краеведами.

При обнаружении надписей на камне необходимо описать его форму, попытаться установить, является ли она природной или придана искусственно. Определить породу камня, имеются ли вокруг аналогичные, ука­зать размеры, высоту над землей, подсчитать объем и примерную массу, насколько скрыт землей и степень сохранности надписи. Подробно описать местонахожде­ние предмета с надписью: городище, курган, около ре­ки, у старой дороги, в деревне, на горе, в лесу, поле и т. д. и записать их название. Определить, выровнено ли место для надписи искусственно,или она сделана на природной поверхности. Попытаться установить инстру­мент, при помощи которого она сделана. Указать, нас­колько буквы углублены в материал или рельефно вы­делены на поверхности. Дать текст надписи в том расположении, в каком она имеется на предмете. Сфо­тографировать или зарисовать надпись со всеми под-

34 Першы Усебеларускі краязнаўчы з'езд. — Наш край, 1926, № 2-3 (5-6), с. 86.

151

робностями, измерить буквы, их глубину, ширину. Зари­совки необходимо делать в натуральную величину.

ТОПОНИМИКА

Названия поселений и рек, урочищ и улиц всегда привлекали внимание людей. Человек не только дает названия, но и пытается объяснять их смысл и проис­хождение, особенно тех, которые достались ему в нас­ледство от предшествующих времен и поколений. Историю города или деревни начинают с толкования их названия. Часто в имени ищут ответ на вопрос о пу­ти и причинах появления населенного пункта. Иногда заложенная в названии информация используется для характеристики первоначального состояния поселения, его особенностей и места среди других. Так, название Минска (по древнему произношению Менска) некоторые выводили из глагола «менять». Отсюда делался вывод, что древний город был крупным центром меновой торговли.

И в научной литературе, но куда чаще в обыденной жизни мы встречаемся с неправильным объяснением наз­вания. Наиболее распространенной ошибкой является попытка связать по созвучию то или иное географичес­кое имя с понятным словом и, исходя из его смысла, объяснить название. Именно этот способ может затем породить легенду о возникновении географического или исторического объекта или о событиях, благодаря ко­торым он якобы появился на свет, хотя в действитель­ности ничего подобного не было. При этом часто не задумываются над тем, что форма названия может ме­няться, что первоначально географическое имя звучало иначе и совсем не походило на знакомое слово, с кото­рым связывают его теперь. Более того, название могло относиться к иному языку, могло быть оставлено дру­гой этнической группой. Распространенные легенды, ссылки на авторитет стариков как хранителей местных исторических традиций, получивших их в наследство от своих предшественников, не могут считаться достаточ­но убедительным аргументом для того, чтобы согласить­ся с традиционным объяснением названия. Такая «ме­тодика» толкования географических имен, сколь бы привлекательной она не казалась, как правило, не вы-

152

держивает критики. Например, связывать название р. Уша с органами слуха неверно, несмотря на фонети­ческую близость этих двух терминов. Река Уса тоже не может быть связана с растительностью на лице мужчин, г. Узда — с конской упряжью, а Пропойск (старое наз­вание г. Славгорода) —с большими любителями выпить. В некоторых книгах можно прочесть, что Гомель полу­чил название благодаря тому, что на реке возле места, на котором он позже возник, была мель. Когда по Сожу мимо проплывали корабли, сверху кричали: «Го-го! Мель!» Отсюда — и название Гомеля. Между тем даже относительно недавно, как свидетельствуют русские ле­тописи, Гомель назывался иначе — «Гомий». Никаких намеков на мель в названии города не было. Как видим, механический перевод географического имени на сов­ременный язык не всегда обеспечивает успех. Без зна­ния основных законов образования географических названий установить их происхождение очень часто бы­вает невозможно.

Наука, занимающаяся изучением происхождения и изменения географических имен, называется топоними­кой. Этим же термином называют и всю совокупность географических названий какой-либо территории или языковой принадлежности, а сами названия—топонима­ми. Водные названия выделяют в специальный отдел -топонимики — гидронимику. Названия мелких объектов (улиц, урочищ, озрагов, ручьев) изучает микротопоними­ка. Топонимика — это раздел лингвистики, но она преж­де всего связана с географией, поскольку заключает в себе номенклатуру географических объектов, являющих­ся предметом изучения географией. С другой стороны, географические названия, будучи связаны с историчес­кой жизнью людей и ею обусловленные, заключают в себе ценную историческую информацию и потому позво­ляют рассматривать их как особый вид исторических источников, а самую науку топонимику — в качестве вспомогательной исторической дисциплины. Отсюда следует, что квалифицированный топонимический ана­лиз предполагает наличие у человека, берущегося за этот предмет, специальной лингвистической подготовки, узкого топонимического образования и хорошего знания истории и географии изучаемого региона.

Для того чтобы осознать ценность топонимического материала, возможности и рамки его использования в

153

историко-краеведческом исследовании, необходимо поз­накомиться прежде всего с особенностями возникнове­ния географических названий.

Географические названия (топонимы) — имена соб­ственные. Они давались людьми для различения одного объекта среди других. В основе возникновения названия лежит принцип единичности топонима в данной сфере его обращения. Люди выбирали названия, выражавшие признак, который в тот момент казался им самым важ­ным. Новые названия даются, как правило, на том язы­ке, на котором говорит население. Топонимическая си­стема в значительной степени определяется образом жизни, материальной и духовной культурой людей. Наз­вания давались отдельным природным объектам, что­бы можно было ориентироваться на местности, местам, связанным с хозяйственной деятельностью людей, тер­риториальным владением (родовым, племенным, частно­собственническим, государственным), каким-нибудь событием и т. д.

В самой форме названия часто находят отражение внешний природный признак, особенности географичес­кого окружения, наличие поблизости какого-то необыкно­венного объекта. В Белоруссии достаточно распростра­нены такие названия, как Заболотьс, Залесье, Загорье, Пески. В основе названий Курганы, Закурганье лежит слово курган, может быть целая курганная группа (древний могильник). Этот объект представлялся един­ственным в своем роде признаком. Такое же происхож­дение имели топонимы Городище, Городок. Так их на­звали благодаря расположенным в них или поблизости остаткам древних укрепленных поселений.

Многие топонимы связаны с именем, прозвищем или ■фамилией владельца земельного участка или поселения, с группой однофамильцев, проживающих в поселке. Для различения поселений нередко использовалось название реки, на которой оно возникло. Например, Полоцк наз­ван по имени р. Полота, Пинск — по Пина, Слуцк — по Случь.

Однако проблема образования топонимов не так проста, как это может казаться. Даже в названиях, в ко­торых нашла отражение географическая среда, геогра­фия не может считаться первоосновой. Ни одно из наз­ваний не заложено в объекте самом по себе. Выбор признака (а их может быть множество) всегда зависит

!54

только от людей, от общества. «Каждое географичес­кое название — Виктория или Буковина — история, вы­раженная средствами языка»,— отмечает крупнейший советский топонимист В. А. Никонов35. Причины назва­ний всегда только исторические. Заключенные в назва­нии природно-географические признаки следует рас­сматривать как производные от исторических факторов.

При кажущейся случайности выбранного признака необходимо постоянно иметь в виду, что возникновение названия обусловлено рядом обстоятельств, порождено исторической обстановкой, отражает веяние эпохи. Это дает краеведу основание для увязывания топонима (или системы в целом) с историей, возможность через назва­ния осветить историческую обстановку, либо наоборот, исходя из исторической ситуации, попытаться объяснить возникновение и первоначальный характер того или иного населенного пункта или топонимического типа.

Названия формировались в течение всего историчес­кого времени, каждая эпоха оставляла свою топонимию, каждый период определял ее специфику. Изменялись языки — менялась форма топонимов, приходили новые народы — появлялись иноязычные топонимы, старые названия могли переосмысливаться на новый лад. Одна­ко продолжали действовать законы, определявшие со­держание и форму топонимов. Поэтому в суммарной топонимической картине можно вычленить несколько ис­торических пластов, установить свою стратиграфию.

В глубокой древности люди не различали имен соб­ственных и нарицательных, каждое имя было тем и дру­гим. И первыми топонимами были, по-видимому, нари­цательные (видовые), означавшие географический объ­ект (река, гора). Но разделение имен собственных и на­рицательных произошло очень давно, и будет ошибкой все нарицательные топонимы датировать древнейшим периодом, так как подобные формы названий продол­жали возникать и позже. Топонимисты пока не могут выделить этого древнейшего пласта.

Значительно яснее топонимы отражают обществен­ную структуру и идеологию. Некоторые названия могут быть увязаны с анимическими представлениями людей. Анимичные названия могут быть поздними посвящени­ями объекта божеству Но с топонимами, в основе кото­рых лежит название животного, нужно быть крайне ос-

35 Никонов В. А. Введение в топонимику. — М., 1965, с. 26.

155

торожным, так как происхождение таких названий мо­жет быть объяснено и другими причинами. Анимизм как форма религии в основном характерен для ранних родо­вых обществ, и нам неизвестен язык, на котором гово­рило тогда население, проживавшее на территории Бе­лоруссии.

В период развитого родового строя появляются наз­вания, означавшие общность населения по каким-либо признакам. Сначала ими называли людей, жителей, за­тем термин переносился на местность. С выделением родовой верхушки возникают названия, образованные от личных имен, так называемые патронимнчные топо­нимы, обозначавшие потомков по предку.

Появление частной собственности и классового об­щества сопровождалось возникновением принадлежно-стных названий. Они означали владельца земли или по­селения. В Белоруссии этот топонимический пласт очень хорошо прослеживается, так как с этим временем свя­зано полное господство славянской топонимии в новых образованиях. Названия некоторых городов восходят к именам князей эпохи Древней Руси: Заславль (древний Изяславль), Браслав (древний Брячиславль), Мстис-лавль, Давид-Городок, Борисов. С именами владельцев связаны топонимы Туров (от Тура), Рогачев (от Рога­ча), Киев (от Кия).

В период позднего феодализма и позже распростра­няются названия, отражающие хозяйственную жизнь, занятия людей ремеслом и торговлей, социально-хозяй­ственную принадлежность (Рудня, Огородники, Боб-ровники). Много таких топонимов возникает внутри крупных населенных пунктов для обозначения мест хо­зяйственной деятельности или районов, в которых сели­лись жители, связанные общностью занятий (Гончар­ный и Плотницкий концы в Новгороде, Столешников переулок в Москве, улицы Ствольная, Курковая, Шты­ковая в Туле и т. д.).

Период господства абсолютизма в России оставил память в таких названиях, как Петербург, Павловск, Екатеринослав, Павлодар. В Белоруссии многие новые дороги получили названия «екатерининских шляхов», хотя Екатерина II никогда по ним не ездила.

Некоторые группы топонимов выражают веяния мо­ды или стиля, в основном это иноязычные названия, подражания античности и т. п.

І56

Наконец, топонимия наших дней отражает особенно­сти современной эпохи, победу Октябрьской социалисти­ческой революции и построение социалистического об­щества, память о выдающихся деятелях партии, госу­дарства, науки, техники, искусства, литературы, героев войны и труда. К их числу относятся мемориальные то­понимы (Октябрь, Октябрьский, Красный партизан, Партизанский, Победа, Славгород, Солигорск, Ленинск, Киров и др.).

Найти истинную причину появления и первоначаль­ного значения (этимологии) названия не всегда легко, особенно, когда речь идет о названиях, имеющих за со­бой длительный период функционирования. Топонимы подвержены изменчивости, и чем они старше, тем боль­ше вероятность, что названия дошли до нас в изменен­ном виде. Изменения могут быть многоступенчатыми: каждая историческая эпоха может внести свою лепту. Особенно заметны изменения фонетические. Не только время, но и переход из одного языка в другой, измене­ние в самом языке или нескольких языках, которые пе­режил топоним, ошибки при переводе его в письмен­ную форму и т. д. могут до неузнаваемости изменить первоначальное звучание топонима.

При наличии иноязычного субстратного пласта (исчезнувшего языка) многие названия были переос­мыслены и переделаны на лад «своего» языка. Даже «прозрачные» (понятные) топонимы могут иметь иную первоначальную этимологию. Так, речное название «Сосна», по мнению В. А. Никонова, представляет ско­рее народноэтимологическое искажение субстратного неславянского гидронима, поскольку не соответствует восточнославянской форме образования речного назва­ния. По-русски гидроним звучал бы «река Сосновая»36.

Однако как бы не велики были изменения, в боль­шинстве своем они подчинены строгим законам. «То или иное изменение совершалось только в определенных языках, только в определенное время, только в опреде­ленных условиях. Без понимания этого поиск первона­чальной формы — не наука, а пустая игра, опасная, если ее принимают за науку»37. Первоначальную ре­конструкцию может сделать только квалифицированный

36 Никонов В. А. Введение в топонимику, с. 64—65.

37 Там же, с. 144. »

157

специалист на основании глубокого знания историче­ской фонетики, грамматики, лексики, исторического сло­вообразования и истории вообще. Это не означает, что краеведу не доступен топонимический материал. Топони­мика не сводится к лексическим реконструкциям и даже не всегда — к поиску первоначальной этимологии. Исто­рик-краевед должен привлечь топонимику как источник для решения исторических вопросов, извлечь из нее историческую информацию, может быть единственную в своем роде.

Заниматься топонимикой нужно на базе известной топонимической подготовленности. Предварительно не­обходимо познакомиться с общими работами по топони­мике, из которых основными являются: В. А. Никонов. «Введение в топонимику». М., 1965; А. И. Попов. «Гео­графические названия». М.— Л., 1965; В. А. Жучксвич. «Происхождение географических названий (топонимика) Белоруссии». Минск, 1961; Он же. «Топонимика. Крат­кий географический очерк». Минск, 1965. В указанных книгах систематически и доступно изложены основы и методы топонимического исследования. Конкретно бело­русской топонимике посвящены работы В. А. Жучкеви-ча. Им же составлен «Краткий топонимический словарь Белоруссии» (Минск, 1974), содержащий названия всех белорусских городов, городских поселков и почти всех деревень, являющихся центрами сельсоветов и колхозов. Приведены имена рек, имеющих длину более 30 км, и озер — площадью более 1 кв. км. В статьях, посвящен­ных топонимам, содержится этимология названия, там, где было возможно, приведены изменения в написаниях, которые прослеживаются по различным письменным источникам, указывается языковая принадлежность то­понима. Для краеведа словарь В. А. Жучкевича пред­ставляет незаменимый справочник. Желающие углубить познания в области топонимики найдут в рекомендован­ных работах подробный дополнительный список лите­ратуры.

Источники историко-топонимических исследований Белоруссии достаточно разнообразны. Много материала содержится в исторических публикациях. Важнейшие из них: летописи, изданные в серии Полного собрания рус­ских летописей (Спб., 1889, т. 16; 1907, т. 17); уставные грамоты (в частности, Уставная грамота Смоленской епископии 1136 г.), составленные для определения фео-

158

дальных повинностей; юридические акты о размежева­нии земель, наследовании, частично изданные в сборни­ках «Акты, издаваемые Виленской комиссией для разбора древних актов» (Вильна, 1865—1915, т. 1 — 39); «Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографической комиссией» (Спб., 1846—1853, т. 1—5); «Археографический сбор­ник документов, относящихся к истории Северо-Запад­ной Руси» (Вильна, 1867— 1904, т. 1 — 14); «Акты, от­носящиеся к истории Южной и Западной России, собранные и изданные Археографической комиссией» (Спб., 1863—1892, т. 1 — 15); «Белорусский архив древних грамот» (М., 1824). Очень ценным топонимиче­ским источником являются писцовые книги, ревизии, ин-вентари феодальных, церковных и государственных имений.

В связи с присоединением Белоруссии к России офи­церами Генерального штаба были составлены примеча­ния к топографическим картам, содержащие ценный то­понимический материал38. Можно отметить также такие издания, как «Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба» (Гродненская губерния.— Спб., 1863; Минская губер­ния.— Спб., 1864), «Опыт описания Могилевской губер­нии» (Могилев, 1882—1884, кн. 1 — 3), «Статистика поземельной собственности и населенных мест Евро­пейской России» (Губернии Литовской и Белорусской групп.— Спб., 1882, вып. 5).

Обстоятельная сводка белорусских рек дана в кни­гах П. Л. Маштакова «Список рек Днепровского бассей­на» (Спб., 1913), В. Н. Топорова, О. Н. Трубачева «Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднеп-ровья и Подвинья» (М., 1962). Более доступными крае­веду являются изданные в советское время сборники документов и материалов по истории БССР, в которых также можно найти материалы по топонимике39.

38 Военно-статистическое обозрение Российской империи: Изд. при 1-м отделении департамента Ген. штаба. — Спб., 1848—1852, т. 1—17.

59 Беларускі архіў. В 3-х т. — Мінск, 1927, т. 1; 1928, т. 2; 1930, т. 3; Белоруссия в эпоху феодализма: Сборник документов и материалов: В 3-х т. — Минск; 1959, т. 1; 1960, т. 2; 1961, т. 3; Дакументы і матэрыялы па гісторыі Беларусі: В 3-х т. •— Мінск, 1936, т. 1 (Гісторыя Беларусі ў дакументах і матэрыялах); 1940, т. 2; 1953, т. 3.

159

Богатым источником для краеведа является местный топонимический материал, который собран им самим. Особенно обильно бывают представлены в нем названия мелких объектов (микротопонимы). От многих из них просто веет историей: могила Рогнеды, Борисовы камни, шведские и французские курганы, вал Ивана Грозного, Верхний Замок и пр.

Собранный топонимический материал необходимо сопоставить со всеми возможными другими источниками и прежде всего историческими (в том числе археологи­ческими). Он требует критической обработки. Француз­ские и Шведские курганы в Белоруссии не могут быть связаны с пребыванием на ее территории французских и шведских войск. В большинстве своем они оставлены эпохой Киевской Руси. Это яркий пример ошибочной топонимии. Не нужно проводить раскопок, нужно знать основы археологии БССР, чтобы указать на эту ошибку. Иными словами, только комплексное исследование раз­личных источников является залогом успешного привле­чения топонимического материала в изучении истории края.

О чем же может рассказать топонимика, какие исто­рические сведения можно извлечь из нее?

Выявление и картографирование некоторых принад-лежностных названий объектов, имеющих древние ар­хеологические слои, возможно поможет составить изве­стное представление о топографии феодальных усадеб (замков) эпохи Древней Руси, что очень важно в свете исследования сложной проблемы генезиса феодализма у восточных славян. Принадлежностные топонимы, как правило, имеют патронимические окончания -ов, -ев, -ин (Юрьев, Стрешин, Вищин).

Совместное изучение топонимического и архивного материалов необходимо для установления местонахож­дения и приблизительных размеров владений различных боярских и дворянских семей.

Большую трудность представляет иногда разграни­чение различных типов древних укрепленных поселений. Одни из них могли быть городами, другие — феодальны­ми усадьбами, третьи — военными крепостями. В процессе развития они могли менять свою первоначаль­ную природу. Некоторые поселения, например, возник­нув как феодальные усадьбы (замки), могли впослед­ствии стать городами, центрами ремесла и торговли.

160

Топонимика может оказать существенную помощь в установлении первоначального характера того или ино­го населенного пункта и наметить путь его развития.

Нередко топонимический материал привлекают для поиска места некоторых древних поселений. Так, приоб­рел уже достаточную известность спор о месте древнего Минска. Еще в 30-х гг. нашего столетия академик АН БССР А. Н. Ясинский, исходя из вполне вероятного предположения о том, что Минск (Менск) получил свое имя от реки с корнем «мен», высказал мысль, что город первоначально возник в другом месте, поскольку в пределах современного города такой реки нет. Его вы­вод был поддержан другими исследователями. Более того, было определено даже место, где, по их мнению, располагался летописный Минск. С ним связали остатки укрепленного поселения на маленьком ручье Менке в 12 км к западу от современного города. Подобные проб­лемы имеют сложное решение, и необходимо тщатель­ное изучение всего комплекса источников, в том числе и топонимических.

Прежде, чем декларировать исторический вывод о переносе того или иного поселения, нужно убедиться, что нет никаких других топонимических данных, проти­воречащих данной концепции. В этом плане интересней­ший материал можно почерпнуть в городской микро­топонимике— названиях улиц, отдельных районов и участков города. Микротопонимика Минска, в частнос­ти, дает пример того, с какой осторожностью следует пользоваться топонимическим источником при его исто­рической интерпретации. Средневековые письменные документы упоминают в Минске район под именем «Вер-хмень». В. А. Жучкевич вполне обоснованно делает вы­вод, что данный район располагался в верховье р. Мень. Отсюда следует, что в Минске тоже была когда-то ре­ка, по имени которой получил свое название город. Микротопонимика свидетельствует о том, что Минск воз­ник там, где он находится теперь.

История поселений запечатлевается в названиях их улиц. Их изучение, установление прежних названий позволяют сделать ряд ценнейших исторических наблю­дений, воссоздать историю формирования городской планировки, выявить древнейшие центры городов, наме­тить социальную топографию, установить в отдельных случаях районы, заселенные определенными категория-

7. Зак. 912 161

ми городских жителей, связанных с каким-то родом за­нятий. Выше уже приводились примеры новгородских концов. Известное представление о дифференцирован­ном размещении ремесленно-торгового люда возможно получить по имени старых церквей. Например, покрови­телями кузнецов на Руси рассматривались святые Козь­ма и Демьян, торговцев—Параскева Пятницкая. Можно предположить, что церкви во имя этих святых ставились в районах, населенных этими категориями городских жителей. Козмодемьянская церковь была, например, в Минске.

Почти во всех древних городах Белоруссии имеются микротопонимы с названиями «Замок», «Замковая го­ра», «Замчище», «Замок королевы Боны» и др. Как правило, с ними связаны места, где прежде находилась укрепленная часть города (детинец, кремль), являвшая­ся не только планировочным, но и военно-администра­тивным центром поселения. Во многих городах в связи с бурными историческими событиями, с одной стороны, и интенсивным строительством—с другой, уже не сох­ранились старые центры, исчезли многие улицы. Поэ­тому так важно разыскать и сохранить, привязав ее к точному месту, старую городскую микротопонимику. О том, что это может дать для истории, свидетельствует пример Минска. Нет сейчас в городе ни замка, ни вала, ни глубоких оборонительных рвов. Исчезли, по существу, все признаки, по которым можно найти на местности старый городской центр. Но еще до 50-х гг. нашего сто­летия на берегу Свислочи в районе площади им. 8 Мар­та была небольшая горка, которую называли Замчищем. Рядом с ней проходила улица Замковая, к северу от нее — Подзамковая, к югу — Завальная. Две последние образовывали дугу, внутри которой находился древний Минский кремль. Название улицы Завальной свидетель­ствует, что он был окружен валом. Одна топонимика позволила точно очертить место древнейшего города. По­следующие археологические исследования подтвердили правильность этих выводов. Сохранилось название ули­цы Торговой, выходившей к древнему торгу, который располагался возле крепостного вала. Сама площадь называлась тогда Низким рынком. От древнего цент­ра разбегались улицы Заславская, Раковская, Немиз-ская, переходившая в Койдановский тракт (ныне ул. Мясникова), Лощицкая, Борисовская (начало ул. Горь-

162

кого). Названия не случайны. Улицы формировались на дорогах, которые соединяли Минск с другими населен­ными пунктами. Улицы, возникшие на древних дорогах, составили основу радиального плана города. К Замко­вым воротам вела улица Великая. Названия улиц и пло­щадей позволяют реконструировать древний план горо­да, проследить за его формированием.

В Гродно была улица Курганная. Происхождение названия не вызывает сомнений. Она располагалась за пределами древнего города, около могильника, и это дает некоторое представление об исторической топогра­фии и размерах города к какому-то времени.

В Полоцке главная крепость на Верхнем замке имела башни с такими названиями: Красная (Королевская), Проезжая, Гуська, Рождественская, Башня-фортка, Но­вая, Воеводская, Мощна, Боярская. Одни названия по­зволяют делать выводы о социальной топографии горо­да, расположении главных улиц и некоторых городских объектов, этапах перестройки замковых укреплений и т. д.

Старые названия городских улиц и районов можно разыскать в актовых материалах, а также на историче­ских планах городов. Много таких планов было составле­но уже в XVIII в. Большинство оригиналов хранится в Центральном государственном военно-историческом ар­хиве в Москве. Некоторые из материалов опубликованы в работах, посвященных истории градостроительства (например: Егоров Ю. А. Градостроительство Белорус­сии.—М., 1954).

Представляют исторический интерес топонимы типа Волок, Волочек, Екатерининский шлях. Некоторые из них связаны с древними торговыми путями.

Ценную историческую информацию заключают в се­бе топонимы, обозначающие профессии, категории зем­ледельческого населения: Смерды, Огородники, Бобров-ники и др. Возникновение их исторически обусловлено. Они не могли появиться до того, как появились катего­рии людей, которых они обозначают. Топонимика, сле­довательно, может быть дифференцирована хронологи­чески. Хороший пример датированных топонимов дают названия городов именами князей.

Топонимы типа Столб, Столбцы, Рубежевичи, Край часто бывают связаны с существовавшими во времена их возникновения административными, политическими

163

или землевладельческими границами. Их выяснение и изучение важно для установления более точных границ

, между отдельными территориальными единицами.

\С проблемой этнической истории связаны и топонимы, обозначающие названия этнических групп (этнонимы). В Белоруссии встречаются этнонимы Кривичи, Дуле­бы, Литва. Однако в исторической интерпретации таких топонимов нужно быть очень осторожным, так как из­влекаемые из них этнонимные основы часто оказывают­ся мнимыми. Типичная ошибка — отождествлять ареалы этнонимов с основным центром расселения того или ино* го народа. Выяснено, что этнонимы, как правило, рас­полагаются на пограничье этнических ареалов.

Названия рек более устойчивые и, как правило, бо­лее древние, чем поселений. Гидронимическая номенкла­тура может пережить этнос, и даже не один. Могут ме­няться языки и народы, а гидронимика сохраняется. В результате исследований речных названий в Белоруссии удалось выделить несколько лингвистических пластов, хронологически сменяющих друг друга. Здесь встречают­ся речные названия, связанные с финно-угорскими, иранскими, балтийскими, славянскими языками. Есть названия, которые еще не объяснены и не связаны ни с одним известным языком. Все это свидетельствует о том, что на территории Белоруссии в разное время жили раз­личные этнические группы. Можно даже наметить их последовательную смену. Так, группа неолитических финноязычных племен в эпоху раннего металла была сменена балтоязычным населением, которое позже усту­пило место славянам. Гидронимический материал яв­ляется одним из важнейших исторических источников для выяснения этнической истории Белоруссии, особен­ностей формирования ее населения. Гидронимика может указать на миграции, характер отношений между раз­личными этническими группами. Так, по мнению лингви­стов, сохранение древней гидронимики может свидетельствовать о сосуществовании и культурном взаимодействии различных в языковом отношении этни­ческих массивов, о процессах ассимиляции.

Краеведу, прежде чем обратиться к гидронимическо-му материалу, следует познакомиться с этнической ис­торией Белоруссии, чтобы иноязычные гидронимы не привели его к ложным заключениям. Так, чтобы пра­вильно объяснить происхождение финноязычного гид-

164

ронима Ипуть (приток Сожа), необходимо иметь представление о времени пребывания на территории современной Белоруссии финноязычной этнической груп­пы, регионе, который она занимала.

Незнакомый с основами этнической истории и топо­нимически неподготовленный краевед может ошибочно связать многие балтийские гидронимы с периодом, когда Белоруссия входила в состав Великого княжества Ли­товского. Между тем балтийская гидронимика на терри­тории БССР много старше славянской и возникновение ее относится к эпохе первобытнообщинного строя. Спе­циально гидронимике Белоруссии посвящена одна из лучших топонимических работ В. Н. Топорова и О. Н. Трубачева «Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья» (М., 1962). С основными этапа­ми этнической истории можно познакомиться по книге Э. М. Загорульского «Древняя история Белоруссии (очерки этнической истории и материальной культуры)» (Минск, 1977).

Гидронимический материал особенно часто привле­кается для установления ареалов древних племен и на­родов. Сначала определяется языковая принадлежность топонима, затем картографированием речных названий, относящихся к определенной языковой группе, устанав­ливают область распространения народа, говорившего на языке данной группы и оставившего эти названия. Ар­хеологи, сопоставляя с лингвистическими (гидроними-ческими) ареалами археологические карты, пытаются устанавливать этническую принадлежность носителей конкретных археологических культур. Так это выглядит в общих чертах. Проблема координации топонимических и археологических данных в действительности много сложней и является предметом длительной дискуссии.

В лингвистике получила широкое распространение методика определения этнического характера гидронима по его суффиксу (форманту). Для различных языко­вых групп присущи свои распространенные форманты. Так, с финно-угорскими языками можно связать гидро­нимы с формантами -его, -юга, -ога, -яга и отчасти -ыга. Гидронимы с формантами -ея, -ия, -упля характерны для балтийских названий; славянскими являются гидрони­мы с формантами -ов (-ев), -ин, -ск, -ец, -ица, -ка, -изина (-низина), -ище, -ичи, -овцы (-инцы), -ики, -ники, -еж, -гощ и др.

165

Однако нередки случаи, когда одинаковый формант имеют гидронимы, связанные с разными языками. Поэ­тому механическое деление гидронимов и соотнесение их с конкретными народами по формантам чревато боль­шими ошибками. Необходим лингвистический анализ каждого гидронима в отдельности. Подобную работу может выполнить только специалист. Краеведу лучше использовать уже имеющиеся разработки и попытать­ся найти в них ответ на интересующий его вопрос.

Но даже, имея данные о языковой принадлежности отдельного гидронима или их совокупности и ареалах, исследователь сталкивается со множеством сложнейших проблем в исторической интерпретации топонимическо­го материала, особенно имеющего отношение к древ­ней этнической истории. Так, балтийская и славянская гидронимика встречается на всей территории Белорус­сии. Такое явление могло сложиться или в результате смены одного народа, проживавшего на данной террито­рии, другим, или в условиях одновременного чересполос­ного расселения здесь обоих народов-мигрантов.

Возникает закономерный вопрос, а где обитал народ-мигрант до этого? Если оба народа расселились на данной территории из своей первоначальной прародины, то и здесь возможны варианты: 1) расселение одного произошло раньше другого; 2) расселение шло одновре­менно. Может ли гидронимика решить этот вопрос? В перспективе да. Но только в содружестве с другими от­делами лингвистики, с археологией, иногда с антрополо­гией и этнографией, потому что даже среди самих топо-нимистов нет единого мнения о возможностях топонимического материала ответить на вопрос, как и где следует искать первоначальную область обитания того или иного народа. Одни утверждают, что место ос­новного сосредоточения гидронимов определенной языко­вой принадлежности указывает на прародину народа, носителя данного языка. Другие придерживаются про­тивоположного мнения. Они доказывают, что на терри­тории прародины должны господствовать более древние формы топонимики, оставленные генетическим предшест­венником данного народа. Место же сосредоточения сложившихся форм топонимики, присущей языку опре­деленного народа, следует рассматривать как область его миграции. Есть много оснований склоняться ко вто­рой точке зрения.

166

Внимание историков привлекает вопрос о так назы­ваемых переносах гидронимов. Повторяемость речных названий в различных регионах рассматривается как доказательство миграции. Так, повторяемость гидрони­мов в Посожье и Верхней Подолии послужила В. В. Се­дову основанием высказать предположение о расселении радимичских славян в Посожье из верховьев Днестра и Южного Буга40. Но выяснение первоначальной области обитания народа — это всего лишь один из аспектов проблемы этнической истории, решаемой с привлечением данных гидронимики. Гидронимический анализ позво­ляет наметить диалектное членение внутри гидроними-ческого ареала, принадлежащего одной языковой группе, выделить различные родственные племенные группировки.

Важны для историков лингвохронологические иссле­дования гидронимического материала, позволяющие на­метить хронологические этапы в этнической истории. Гидронимисты, например, заметили, что в славянской гидронимической номенклатуре к северу и югу от При­пяти имеется существенное различие. В области севернее Припяти в водных названиях отсутствуют архаические славянские образования. Это указывает на то, что сла­вяне сначала заселили Правобережье Украины и уже позже — территорию Белоруссии к северу от Припяти.

Большая плотность балтийской гидронимики в бас­сейне Сожа —• свидетельство относительно недавнего пребывания на этой территории балтийских народов. Сравнение по этому показателю с другими областями позволяет составить представление о темпах славяни­зации в различных регионах.

Сосуществование гидронимов, принадлежавших раз­личным языковым группам, является признаком дли­тельного соседства народов. Сохранение иноязычной водной номенклатуры тоже указывает на сосуществова­ние различных в языковом отношении народов и на процессы постепенной ассимиляции прежнего населения.

В условиях распространенности гидронимов, принад­лежащих разным языковым системам, нередки случаи переосмысливания названий, приспособления их к язы­ковой системе говорящего. Это явление называется од­ним из видов адаптации.

Краевед, самостоятельно собирающий топонимиче-

40 Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. — М., 1970, с. 142—143.

167

ский материал, должен хорошо продумать и заранее сос­тавить программу работы. Собранные им материалы впоследствии могут изучаться и лингвистами, и геогра­фами, и археолагами, и этнографами, поэтому желатель­на исчерпывающая информация по тому или иному топониму. Наиболее полным должен быть сбор материа­ла «в поле». Сведения, добываемые методом опроса местных жителей, могут быть единственными в своем ро­де, потому что этот вид информации, к сожалению, претерпевает изменение: меняется состав информаторов, утрачивается сам материал. Другое дело, когда краевед собирает топонимический материал из летописей, древ­них актов, писцовых книг, карт и т. д. К нему можно вернуться еще не раз.

При работе в поле наибольшие возможности открыва­ются в изучении микротопонимики. Нужно записывать точное произношение названия, место ударения, вариан­ты топонимов урочища, луга, сенокоса, поля, лесного участка, небольшой речки, озера, отдельной горки и да­же камня. Следует зарегистрировать по возможности все известные в данной местности географические имена.

Желательно предварительно познакомиться с мест­ными лексическими и фонетическими особенностями, так как географические названия являются частью местной диалектной лексики. Местная форма топонима должна быть зарегистрирована точно. При дальнейшей обработ­ке собранного материала нужно учитывать особенности местного диалекта.

Обязательное условие научного исследования — ис­ключение предвзятости в истолковании языковой при­надлежности географических названий. По этому поводу А. И. Попов справедливо писал: «Если задаться пред­взятой целью объяснять все названия из какого-то опре­деленного языка, то можно быть уверенным, что в конце концов какая-то часть местных имен данного края фор­мально получит желательное объяснение, хотя бы оно и не соответствовало никакой исторической истине»41.

Истории науки известны случаи, когда этимологиче­ские работы даже крупных специалистов оказывались неудачными или попросту ложными. Ничего, кроме вре­да, не даст попытка объяснить все топонимы Белоруссии с позиции славянских языков.