Вторая тема

Тема: «Отчего я такой?» (Обломовка: истоки личности).

Цель: определение мифологических основ в создании образа Обломовки, истоков характера главного героя в укладе обломовской жизни.

Задачи: 1. проанализировать «Сон Обломова», выяснив те аспекты жизни, которые повлияли на формирование двойственной натуры героя (с одной стороны, поэтическое сознание, с другой – бездеятельность, апатия, леность жизни); напомнить учащимся функцию сна в художественном произведении; привести примеры изученных ранее произведений, в которых присутствовал сон; выявить положительные и отрицательные черты жизни обломовцев, которые повлияли на характер Ильи Ильича; 2. развивать исследовательские навыки, способность работать в группе.

Оборудование: подборка репродукций картин русских художников с изображением природы средней полосы России (возможна на этом уроке мультимедийная презентация). Музыка П.И.Чайковского из цикла «Времена года».

Литературоведческая концепция: Сон показывает мечту героя, но её парадоксальность в том, что она устремлена не в будущее, а в прошлое. Герой мечтает об Обломовке, в этом сне создается подчеркнуто идиллический образ «утраченного рая», «золотого века» его жизни. В «Сне Обломова» вся структура повествования проникнута мифологическими мотивами.

По мнению Гончарова, натуру человека питают первые бессознательные детские впечатления. Сон представляет собой детство Обломова, но Гончаров не начинает роман с описания детства, а переносит его в девятую главу, таким образом, нам сначала представляется личность героя, а затем лишь раскрываются истоки, ее сформировавшие.

Человек и природа. Одноцветье Петербурга сменяется при описании Обломовки разнообразием красок, ярких, несущих свет, ласкающих: «благословенный уголок земли», «чудесный край», «живописные этюды», «утро великолепное», «благотворный летний дождь», «грозы благотворны в этом краю». Атмосферу этого мира создает свет, но не бьющий в глаза, а мягкий: «ясные дни», «лучи солнца», «звезды так приветливо, так дружески мигают с небес».

И в характерах людей такая природа отпечатывает прежде всего неторопливость, покой: «тихо и счастливо», «тишина и спокойствие», «счастливые люди», «ему легко и весело», «затрепетал от радости, от жаркой любви к матери», «следы поцелуев», «осыпать ласками и похвалами», «мать осыпала его страстными поцелуями», обращение к незнакомцу «брат». Обломовцы «боялись как огня увлечения страстей». В сне Обломова природа не просто фон повествования, а естественная основа человеческой жизни, человеческий и природный мир нераздельны, поэтому один из основных приемов выразительности – олицетворение: солнце оборачивается назад, чтобы взглянуть еще раз на любимое место; река бежит весело, шаля и играя; зима как неприступная холодная красавица.

Природа Обломовки становится символом Дома как особой атмосферы, которую человек носит в себе всю жизнь. Образ матери (матери-женщины и матери-природы) объединяет все элементы главы и создает образ родного пространства, где всё согрето материнской любовью и заботой. Небо сравнивается с родительской кровлей, уберегающей избранный уголок от всяких невзгод. Обломовка – мир изобилия; мир вечного тепла, солнца; мир, где всем ясно, что труд – Божье наказание за излишнюю любознательность.

Модель мира как противостояние Космоса и Хаоса. Модель мира, созданная в «Сне», биполярна так же, как в мифологии: полюса мира, его антиномичные состояния воплощаются в Хаосе и Космосе, то есть, с одной стороны, мире, враждебном человеку, с другой – дружественном.

Подобно мифологическому сознанию, в котором Хаос «конкретизируется как мрак или ночь, как пустота или зияющая бездна, как вода или неорганизованное взаимодействие воды и огня» (Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. – М., 1995), в «Сне» Хаос определяется как «море», «пропасти», «гроза». Описание природы строится как антитеза: с одной стороны, ласковая и нежная природа Обломовки, с другой – дикая, неукротимая, грозная, хоть и по-своему прекрасная, но все же пугающая человека природа «морей», «высоких гор», «скал и пропастей», «дремучих лесов» - все это становится синонимом грандиозного, дикого и угрюмого Хаоса. Хаос пробуждает в человеке тревогу и ощущение своей незначительности, бессилия, полного одиночества перед лицом всепобеждающей стихии: «Бессилен рев зверя перед этими воплями природы, ничтожен и голос человека, и сам человек так мал, слаб, так незаметно исчезает в мелких подробностях широкой картины». Экспрессивное сравнение гор и пропастей с «когтями и зубами дикого зверя» не случайно: хаос порождает угрозу и смерть, в то время как Космос благостен и гармоничен, обещает защиту и жизнь. Горы и пропасти «слишком живо напоминают нам бренный состав наш и держат в страхе и тоске за жизнь. И небо там, над скалами и пропастями, кажется таким далеким и недосягаемым, как будто оно отступилось от людей».

Описание Космоса Обломовки начинается с «отрицания Хаоса»: «не таков мирный уголок, где вдруг очутился наш герой». Хаос не столько побежден, сколько вытеснен, ограничен Космосом. Хаос «где-то» существует, напоминая о себе, но где-то за пределами «благословенного уголка» «верст на пятнадцать или на двадцать вокруг». В Космосе Обломовки «все сулит покойную, долговременную жизнь до желтизны волос и незаметную, сну подобную смерть», «ни страшных бурь, ни разрушений не слыхать в том краю».

Воплощением Хаоса в человеческой жизни оказываются, в восприятии обломовцев, не только «грабежи, убийства, страшные случайности», но и «сильные страсти», «отважные предприятия»: «Зачем им разнообразие перемены, случайности, на которые напрашиваются другие? Пусть же другие и расхлебывают эту чашу, а им, обломовцам, ни до чего и дела нет… Ведь случайности, хоть бы и выгоды какие-нибудь, беспокойны, они требуют хлопот, забот, беготни, не посиди на месте, торгуй или пиши, - словом, поворачивайся, шутка ли!» Таким образом, само течение человеческой жизни – не обломовской, а другой, с ее неожиданностями, заботами, страстями и случайностями, - в восприятии обломовцев уже есть Хаос.

Семья как часть обломовского Космоса. Одухотворенным и теплым Космосом становится для Илюши прежде всего семья, Дом. Душа этого Дома – мать, именно ей отданы самые вдохновенные строки. Образ матери навсегда отождествился в сознании Обломова с гармонией, счастьем, семьёй, любовью, вероятно, поэтому и в мечтах Обломова о его возможном «золотом рае», его семье в центре тоже женщина, жена, мать: «За самоваром сидит царица всего окружающего, его божество… Женщина! Жена!»

Хранитель обломовского Космоса - отец Илюши Илья Иванович, однако не случайно Гончаров описывает это «сохранение порядка» комически: явно чувствуется несоответствие серьезности указаний и незначительности их содержания. «Эй, Игнашка! Что несешь?.. Ну неси, неси… Эй, баба! Баба, куда ходила? Ну иди, иди! Да смотри не пролей молоко-то. А ты, Захарка, куда опять бежишь? Вот я тебе дам бегать! Уж я вижу, что ты это в третий раз бежишь». Не случайно этот «порядок» Обломовки включает и шатающееся крыльцо, и рухнувшую часть галереи, и плетень, который сам Илья Иванович «укрепил» двумя жердями, и мостик, который «починили», настлав на него «три новые доски». Порядок Обломовки оказывается внутренне дисгармоничным, хаотичным, неустойчивым, а потому обреченным.

Пространственная организация мира. В мифологии существуют две пространственные модели мира - вертикальная и горизонтальная. Центральной фигурой вертикальной космической модели является мировое древо, горизонтальная модель строится на противопоставлении «обитаемой средней земли тому, что находится вне ее ограды, в сфере враждебной и культурно не освоенной» (Е.М.Мелетинский). В сне Обломова – горизонтальная модель мироздания, центром которого является сама Обломовка. Интересы ее жителей были сосредоточены на них самих, не перекрещивались и не соприкасались ни с чьими. «Они знали, что в восьмидесяти верстах от них была губерния, что есть губернский город; потом знали, что подальше, там, Саратов или Нижний; слыхали, что есть Москва и Питер, что за Питером живут французы или немцы, а дальше уже начинался для них, как для древних, темный мир, неизвестные страны, населенные чудовищами, людьми о двух головах, великанами; там следовал мрак – и, наконец, все оканчивалось той рыбой, которая держит на себе землю». Границей между обломовским Космосом и Хаосом был овраг как самое страшное место в околотке, в овраге предполагались «разбойники, и волки, и разные другие существа, которых или в том краю, или совсем на свете не было». Неподалеку от оврага находится березняк. «Там, говорят, и лешие, и разбойники, и страшные звери водятся».

Незнакомая жизнь, которая окружает Обломовку, - воспринимается ими как Хаос. Пересечение границы обломовского дома всегда было для Илюши болезненно – будь то учеба в Верхлёво или отъезд в Петербург. Если Верхлёво было своеобразным продолжением обломовской жизни, то Петербург оказался миром Хаоса, не случайно Обломов попытался закрыться в своей квартире – маленьком островке Обломовки – от этого чуждого ему мира. «Злые духи» карьеризма, зависти, сплетен, суеты все же время от времени врывались в его кабинет («парад гостей»), однако не смогли проникнуть в душу Обломова – его «внутренний Космос».

Временная организация мира. Представление о времени в мифе тождественно представлению о природном цикле. В рассказах няни встает описание прошлого, которое можно сравнить с мифологическим временем, абсолютным прошлым вне конкретных границ. Это время былинных богатырей, время той русской жизни, когда «человек еще не ладил с опасностями и тайнами природы и жизни, когда он трепетал и перед оборотнем, и перед лешим, и у Алеши Поповича искал защиты от окружавших его бед, когда и в воздухе, и в воде, и в лесу, и в поле царствовали чудеса». Абсолютное прошлое воспринимается временем, когда царил Хаос: «Страшна и неверна была жизнь тогдашнего человека; опасно было ему выйти за порог дома: его, того гляди, запорет зверь, зарежет разбойник, отнимет у него все злой татарин, или пропадет человек без вести, без всяких следов».

Настоящее – это уже обустроенный, упорядоченный Космос, в котором само время ритмично, осмыслено и одухотворено человеком. «Они вели счет времени по праздникам, по временам года, по разным семейным и домашним случаям, не ссылаясь никогда ни на месяцы ни на числа». Движение времени – это движение календарного круга.

Вся жизнь и природы и людей этого края «вписана» в своеобразный круг. Круг времен года: «правильно и невозмутимо совершается там годовой круг»; круг дня: утро – полдень – сумерки – ночь; круг жизни: «родины, свадьба, похороны»; круг поколений, полностью повторяющих себя в потомках: «Норма жизни была готова и преподана им родителям, а те приняли её, тоже готовую, от дедушки, а дедушка от прадедушки», «как это делалось и при отце Ильи Ильича», «потом уже начинались повторения: рождение детей, обряды, пиры...одни лица уступают место другим...так жизнь по этой программе тянется беспрерывной однообразной тканью». Жизнь тянется беспрерывной однообразною тканью, незаметно обрываясь у самой могилы. В этом и состоит суть обломовщины – остановка жизни, ее замирание, отсутствие желаний и стремлений. «Каких целей добиваться? Ничего не нужно…» Не случайно в описании Обломовки образы сна и смерти не только бесконечно повторяются, но и приравниваются друг к другу, ибо покой и тишина служат характеристиками обоих «близнецов», как назвал эти состояния человеческой души Ф.И.Тютчева («Есть близнецы – для земнородных/Два божества – то смерть и Сон,/ Как брат с сестрою дивно сходных,/Она угрюмей, кротче он...»): «Тихо и сонно все в деревне... напрасно станешь кликать громко: мертвое молчание будет ответом», «сонная жизнь её, которая без того, может быть, угасла бы...», «в доме воцарилась мертвая тишина. Наступил час всеобщего послеобеденного сна», «это был какой-то всепоглощающий, ничем непобедимый сон, истинное подобие смерти». Обломовцы и не хотели другой жизни, «их загрызет тоска, если завтра не будет похоже на сегодня, а послезавтра на завтра».

Один из наиболее значимых кругов - круг замкнутости мира Обломовки на самом себе, отъединенности от остального: «Интересы их были сосредоточены на них самих, не перекрещивались и не соприкасались ни с чьими», «уголок их был почти непроезжий, неоткуда было почерпать новейших известий о том, что делается на белом свете», «счастливые люди жили, думая, что и все другие живут точно так же и что жить иначе – грех», «случайности всякого рода были весьма редки». Поместье затеряно где-то в глуши, удалено и от уездного, и от губернских городов и замкнуто в своем сонном существовании. Всё «другое» для обломовцев чуждое, далекое, таящее явную или скрытую угрозу (не случайно слово «другой», произнесенное Захаром, вызвало в Обломове бурю негодования: «Вот ты до чего договорился! Я теперь буду знать, что я для тебя всё равно что «другой»»). Понятие «другие» связано в сознании обломовцев с Хаосом и разрушением. По законам мифологической оппозиции «свой – чужой («другой»)» выстраивается сцена встречи обломовцев с отставшим от артели человеком. «Мальчишки первые заметили его и с ужасом прибежали в деревню с вестью о каком-то страшном змее или оборотне, который лежит в канаве». С одной стороны, этот «чужой» мужик вызывает неподдельный страх («Куда вас несет? – унимали старики. – Аль шея-то крепка? Чего вам надо? Не замайте»), а с другой – желание задобрить: «Эй! Ты, брат! Чего тебе тут?» «Нездешний» означает «опасный», а потому лучше от него отдалиться в обустроенный и упорядоченный Космос Обломовки: «И все ушли назад, в деревню, рассказав старикам, что там лежит нездешний, ничего не бает, и Бог его ведает, что он там…»

Подобное потрясение тишины и покоя вызывает письмо, присланное в Обломовку, как позже оказалось, Филиппом Матвеевичем с просьбой о высылке рецепта изготовления пива: «Все обомлели: хозяйка даже изменилась немного в лице; глаза у всех устремились и носы вытянулись по направлению к письму».

«Чужой» мир, лежащий за пределами Обломовки, всегда отождествляется с неведомым, угрожающим, а значит, разрушительным. Известие Штольца об устройстве в Верхлеве пристани и шоссе, отчего и Обломовка окажется недалеко от большой дороги, приводит Обломова в ужас: «Ах, боже мой! Этого еще недоставало! Обломовка была в таком затишье, в стороне, а теперь ярмарка, большая дорога! Всё пропало! Беда!»

Трудность взросления. Для мифологического сознания характерно придавать особую значимость переходу человека в течение жизни в иное состояние – взросление (обряд инициации: перехода юноши из группы детей в группу взрослых мужчин)), брак, смерть. Важнейшим жизненным испытанием в мифе становится странствие – часть обряда инициации. Непременное содержание странствия – испытания, которым человек подвергается в другой стране, населенной злыми духами и чудовищами. Такой «дорогой странствий» оказался для Илюши еженедельный отъезд в Верхлево на обучение к Штольцу. Именно на этой дороге, по мнению любящих родителей, ребенка поджидали всевозможные опасности и болезни. Учеба для Илюши была в какой-то степени посвящением во взрослую жизнь, однако подлинного взросления не произошло: испытание взрослой жизнью было сглажено безмерной родительской опекой и жалостью, желанием замедлить переход Илюши во взрослую жизнь, вероятно, именно поэтому настоящая взрослая жизнь оказалась для Обломова драматичным препятствием: не преодолевший «обряда инициации», герой навсегда остается за чертой детства. Сама жизнь навсегда стала для Ильи Ильича непреодолимым испытанием, тайной, которую может полностью открыть лишь тот, кто не испугался ее движения, в свое время преодолел «посвящение» в новую сущность взрослого человека.

Обломовка – символический образ, во многом образ самой России. Это уклад русской жизни не только с отрицательными, но и поэтическими ее сторонами. Гончаров многое в этом укладе не принимает: ленивое переползание изо дня в день, бездеятельность, отсутствие жизненных целей, упование на «авось», на «как-нибудь», труд как наказание, боязнь любых перемен, сон и еда как главное содержание жизни. Именно Обломовка, с её замиранием жизни, заразила Илью Ильича неумением жить: «Началось с неумения надевать чулки, и кончилось неумением жить». Неумение жить (угасание жизни) и умение любить, безграничная нежность (свет в душе) – истоки этого именно в мире Обломовки. Однако, с другой стороны, Обломовке Гончаров придал черты христианского образ Эдема, рая, поэтому мы не можем сомневаться в авторских симпатиях, обращенных к миру Обломовки.