Рецензия на рассказ л. Петрушевской «Лабиринт»

Известный прозаик А. Битов дал название «другая проза» литературе, отказавшейся от следования сложившимся стереотипам, от всякого учительства, морализаторства. В «другой прозе» царит случайность, она изображает разрушенный быт, «тихое безумие реальности» (С. Чупринин), возведенное в норму существования. Среди произведений «другой прозы» творчество Петрушевской - заметное явление. Человеческая жизнь в ее рассказах оказывается как бы усеченной до существования, отягощенного материальной нищетой и влекущего за собой оскудение духа, но писательница стремится обнаружить в темных лабиринтах обыденного сознания хотя бы какие-то проблески света. Петрушевская пытается прорваться к пониманию причин дегуманизации человека XX века.

Знакомство с новыми произведениями одного из признанных мастеров современной женской прозы Л. Петрушевской, опубликованными в журнале «Октябрь», позволяет сказать: автор по-прежнему верна своей теме и находит все новые и новые неожиданные повороты в ней. Так правдиво о женской жизни никто больше не писал. В центре внимания писательницы в цикле ее новых рассказов под названием «Лабиринт», как и прежде, русские женщины, отмеченные, как всегда у Петрушевской, печатью какой-то ущербности. Это и туберкулезная девочка в одной калоше («Незрелые ягоды крыжовника»), и наркоманка Настя («К прекрасному городу»), и алкоголичка донна Анна Печной горшок (героиня одноименного рассказа), и хромоногая Лека («Новые Гамлеты»), и «стареющая девушка» Д. («Лабиринт»). Их окружают еще с десяток дочерей, матерей, бабушек, теток, подруг - и ни одной счастливой или хотя бы благополучной женской судьбы! В этом «лабиринте» сплошь тупики: туберкулезные санатории, коммуналки, притоны наркоманов - и вместе с тем так явственно ощутимы мечта о доме, потребность любить - безотчетно и бескорыстно.

Петрушевская пишет рассказы. Это не миниатюры, не этюды или зарисовки, это рассказы, которые короткими-то и не назовешь, если учесть объем входящего в них жизненного материала. Рассказы столь необычны, что после первого их прочтения могут вызвать недоумение: неясно, о чем они написаны.

Рассказ «Лабиринт» замыкает цикл и дает ему название, отнюдь не веселое, как уже было отмечено. Здесь автор «Новых Робинзонов» снова противопоставляет город и деревню. Мир города пропитан насквозь пошлостью; городская квартира - «заколдованный тесный круг... двух комнат», невыносимый для девушки Д., стареющей библиотечной «крысы». Другой мир - это мир земли и травы, мир свободы и покоя, где светит полным светом месяц. Мир «городского вонючего тепла» - и мир светлых небес, соловьиного пения, где «кулема» Д. становится прекрасной «незнакомкой».

Петрушевская - лирик, хотя описываемые ею жизненные перипетии далеки от того, что принято считать поэтическим. Но поэзия не только в средствах выражения и предмете речи, а в характере отношения к нему. Необычная манера Петрушевской - это синтез поэзии и прозы. По выражению одного из критиков, это не столько лирическая проза, сколько прозаическая лирика.

Лирическая взволнованность прорывается в постоянном нарушении автором литературных норм. Было отмечено, что ее проза представляет собой сказ особого вида, с характерными чертами внелитературного рассказчика. Эта внелитературность видна в нарочитой примитивности синтаксиса, на первый взгляд, случайном, хаотичном сочетании различных языковых пластов. «В тот момент, когда земля задышала, месяц выступил как бледная чешуйка на еще светлом небе, а трава уже была тут как тут, то есть апрельским вечером девушка Д. наконец пришла на садовые участки садоводческого товарищества «Лабиринт», раскинувшего свои домики среди плодовых деревьев, уже тоже окутанных зеленым туманом». Так начинается рассказ. Канцеляризмы и штампы: «в тот момент», «то есть», «садовые участки садоводческого товарищества», «плодовые деревья» соседствуют здесь с тропами: «земля задышала», «месяц выступил как бледная чешуйка на еще светлом небе», «окутанных зеленым туманом» и разговорной речью: «тут как тут». Причем любопытно, что не деревья растут среди домиков, а домики «раскинулись» среди деревьев.

На одном из таких домиков, затерявшихся в лабиринте, где «можно ходить параллельно месяцами», фокусируется взгляд. Вначале в описании дома ощущается оценка его с точки зрения пригодности для жилья: «вполне крепкий», «было на чем есть и спать», «имелись газовое отопление и плита». Однако в словах «домик сиял» слышится уже нечто иное - предвестие того преображения, которое случится здесь с героиней: «Д. пила чай на свободе на теткином завещанном раздолье, за чистыми стеклами сиял негаснущий апрельский закат».

В небольшой рассказ поместилась вся жизнь немолодой и очень одинокой Д.: «семейный круговорот, теплый, густой, как суп», с его атмосферой «полной правды в выражениях», несостоявшееся замужество и «незавязавшийся ребенок», однообразная работа («заполняла формуляры... расписывала газеты и журналы по тематике»). Но было и детское воспоминание о кукле-мальчике Пирамидоне, каких-то непонятных стихах - о том, что было связано с теткой, завещавшей ей не только свой домик, но и вручившей подарок, показавший путь уйти от этого мира.

В «Лабиринте» существует «параллельный мир», пропуск в который - серебряное колечко со светло-коричневым камушком. Этот сказочный мотив кольца, открывающего другой мир, органично входит в сюжет, и появление Блока среди стеклянных банок с крупами, варений и солений, каких-то «старозаветных» вещей не кажется странным. Удивительно другое: «трагический тенор эпохи», по выражению Анны Ахматовой, как будто не нужен в этом мире никому, кроме «старых девушек». А, может быть, по-другому: он приходит к тем, кому он действительно нужен?

Странный прохожий!... Тонкая палочка, как трость слепого, светлые, какие-то неземные глаза. Почти старик. Блок предстает как бы в своем посмертном образе. Он такой же неприкаянный, как и героиня рассказа, хотя она так непохожа на него: румяная, здоровая, с толстой косой. Благородная худоба, неуловимая грация движений, безукоризненно белые обшлага рубашки - это он. Большая тетина полотняная рубаха с кружевцами у воротника; коса на груди, теплые носки - это она. И у обоих - на безымянном пальце правой руки «прозрачный темный камень». Оттенки смыслов происходящего так же тонки и неуловимы, как игра орехово-коричневого кристалла. «Несостоявшаяся судьба открылась». «Александр Александрович... пропал, заблудился... он все-таки вышел к своему дому на земле».

В начале рассказа между строк высказана мысль о том, что «тексты - это опыт чужих ошибок, лазейка в лабиринте, наука дуракам и т.д.».

Перед нами рассказ Петрушевской. Текст. Что это? Наука дуракам, опыт чужих ошибок, лазейка в лабиринте?

Задания.

1. Каковы требования к рецензии на произведение современного писателя и отвечает ли им работа?

2. Какие особенности творчества Л. Петрушевской отмечены автором рецензии?

Составитель

Щербина Ирина Васильевна

Сочинение-рецензия